Священномученик Владимир Мощанский Пресвитер

Свя­щен­но­му­че­ник Вла­ди­мир ро­дил­ся 15 июня 1866 го­да в се­ле За­бо­ро­вье Выш­не­во­лоц­ко­го уез­да Твер­ской гу­бер­нии. Отец его, про­то­и­е­рей Дмит­рий Кон­стан­ти­но­вич Мо­щан­ский, слу­жил сна­ча­ла в За­бо­ро­вье, а по­след­ние го­ды сво­ей жиз­ни – в Ильин­ской церк­ви на Пят­ниц­ком клад­би­ще в Выш­нем Во­лоч­ке. Мать, Ан­на, бы­ла до­че­рью свя­щен­ни­ка, слу­жив­ше­го в го­ро­де Ста­ри­це. Она ра­но оста­лась вдо­вой; бу­дучи очень на­бож­ной, она кор­ми­ла всех бед­ных и ни­щих, и ко­гда умер­ла, все они при­шли ее хо­ро­нить, и то­гда ста­ло вид­но, сколь мно­гим она бла­го­де­тель­ство­ва­ла.
Вла­ди­мир Дмит­ри­е­вич окон­чил Твер­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию. Же­нил­ся на до­че­ри свя­щен­ни­ка Иоан­на Дмит­ри­ев­ско­го, Ев­до­кии, и вско­ре был ру­ко­по­ло­жен в сан диа­ко­на ко хра­му в се­ле Ро­га­че­ве Ржев­ско­го уез­да Твер­ской гу­бер­нии. У о. Вла­ди­ми­ра и Ев­до­кии Ива­нов­ны ро­ди­лись дочь Оль­га и три сы­на – Вла­ди­мир, Алек­сандр[1] и Ни­ко­лай. При рож­де­нии по­след­не­го ре­бен­ка Ев­до­кия Ива­нов­на умер­ла, оста­вив о. Вла­ди­ми­ра с ма­лень­ки­ми детьми, вос­пи­ты­вать ко­то­рых по­мо­га­ла ее неза­муж­няя сест­ра Алек­сандра Ива­нов­на.
Сле­ду­ю­щим ме­стом слу­же­ния о. Вла­ди­ми­ра был Успен­ский храм в се­ле Спас­ском Ка­шин­ско­го уез­да, ку­да он был ру­ко­по­ло­жен иере­ем. Через неко­то­рое вре­мя он был воз­ве­ден в сан про­то­и­е­рея. В этом се­ле о. Вла­ди­мир слу­жил до го­не­ний от без­бож­ных вла­стей.
За от­зыв­чи­вость к нуж­дам лю­дей, кро­тость и ми­ло­сер­дие при­хо­жане лю­би­ли его как по­пе­чи­тель­но­го пас­ты­ря и от­ца. Несмот­ря на ску­дость средств, он все­гда бла­го­тво­рил нуж­да­ю­щим­ся, от­да­вая ино­гда по­след­нее. Ко­гда о. Вла­ди­мир шел в цер­ковь, ни­щие под­хо­ди­ли к нему, и он всех оде­лял день­га­ми, так что уже и Алек­сандра Ива­нов­на го­во­ри­ла ему: "Отец, ты все раз­да­ешь, у нас уже и у са­мих по­чти нет ни­че­го, а ты раз­да­ешь". Пе­ре­ехав впо­след­ствии в Выш­ний Во­ло­чек, он жил по со­сед­ству с фаб­рич­ны­ми ра­бо­чи­ми. Бы­ва­ло, они по­лу­чат зар­пла­ту и в три дня ее про­гу­ля­ют, а меж­ду тем у них бы­ли се­мьи – и идут за­ни­мать день­ги к от­цу Вла­ди­ми­ру. Алек­сандра Ива­нов­на ска­жет: "Отец, они же те­бе не от­да­дут". Но о. Вла­ди­мир, зная это, да­вал все рав­но – его доб­рое серд­це ни­ко­му не мог­ло от­ка­зать.
Жизнь о. Вла­ди­мир про­во­дил мо­лит­вен­ную и пост­ни­че­скую. По утрам, ес­ли не бы­ло цер­ков­ных служб, по­дол­гу мо­лил­ся, а сво­бод­ное вре­мя по­свя­щал чте­нию Свя­щен­но­го Пи­са­ния. В по­сты он ста­рал­ся по­стить­ся по­стро­же. По­след­ние го­ды жиз­ни о. Вла­ди­мир тя­же­ло бо­лел, и ему про­пи­са­ли ле­кар­ство, ко­то­рое нуж­но бы­ло при­ни­мать с мо­ло­ком, од­на­ко он пред­по­чи­тал не при­ни­мать его в сре­ду и пят­ни­цу, но не на­ру­шить пост.
В 1924 го­ду вла­сти за­кры­ли храм в се­ле Спас­ском и кон­фис­ко­ва­ли цер­ков­ный дом, в ко­то­ром жил о. Вла­ди­мир с се­мьей. Бы­ло со­вер­ше­но по­след­нее бо­го­слу­же­ние, во вре­мя ко­то­ро­го храм был по­лон мо­ля­щи­ми­ся, все сто­я­ли на ко­ле­нях, мно­гие пла­ка­ли. До бли­жай­ше­го го­ро­да Ка­ши­на свя­щен­ни­ка про­во­жал весь при­ход – шли трид­цать ки­ло­мет­ров пеш­ком. Из Ка­ши­на о. Вла­ди­мир пе­ре­ехал в Выш­ний Во­ло­чек и по­се­лил­ся в до­ме сво­е­го от­ца, к то­му вре­ме­ни уже умер­ше­го.
Го­не­ния все уси­ли­ва­лись, и де­ти о. Вла­ди­ми­ра ста­ли про­сить его, чтобы он не слу­жил в хра­ме, по­сколь­ку это гро­зит пре­сле­до­ва­ни­я­ми как для него, так и для них. Но о. Вла­ди­мир не со­гла­сил­ся. В Выш­нем Во­лоч­ке он слу­жил в Зим­нем со­бо­ре и хо­дил по го­ро­ду в ря­се. В то вре­мя в го­ро­де еще бы­ли от­кры­ты все церк­ви. По втор­ни­кам слу­жи­ли ака­фист в Ка­зан­ском со­бо­ре, в сре­ду ака­фист ве­ли­ко­му­че­ни­ку це­ли­те­лю Пан­те­ле­и­мо­ну в Тро­иц­кой церк­ви, в чет­верг ака­фист Ни­ко­лаю чу­до­твор­цу в Ни­коль­ской церк­ви. Отец Вла­ди­мир не про­пус­кал ни од­но­го из этих бо­го­слу­же­ний. По­чти каж­дый день свя­щен­ник был в хра­ме. Толь­ко в по­след­нее вре­мя, ко­гда воз­раст стал под­хо­дить к се­ми­де­ся­ти го­дам и под­сту­пи­ли бо­лез­ни, ему при­хо­ди­лось оста­вать­ся в буд­ние дни до­ма. И то­гда он вы­хо­дил с внуч­кой Оль­гой на ули­цу и, стоя воз­ле до­ма, с бла­го­го­ве­ни­ем и теп­ло­той в го­ло­се го­во­рил: "Это зво­нят в Ка­зан­ском со­бо­ре к обедне, а это в Тро­иц­кой церк­ви, а это у Ни­ко­лая чу­до­твор­ца, а это Ер­ма­ков­ская цер­ковь, а это Зим­ний со­бор".
Отец Вла­ди­мир вос­пи­ты­вал внуч­ку Оль­гу, ко­то­рая пе­ре­еха­ла к нему по­сле смер­ти ма­те­ри, ко­гда ей бы­ло во­семь лет. Пер­вое вре­мя он обу­чал ее сам по всем пред­ме­там, но преж­де все­го обу­чил мо­лит­вам. Учил по ста­рым до­ре­во­лю­ци­он­ным учеб­ни­кам, но луч­ше все­го она за­по­ми­на­ла, ко­гда рас­ска­зы­вал свя­щен­ник. Ко­гда в шко­ле взя­лись про­ве­рять ее зна­ния, то сра­зу при­ня­ли в пя­тый класс. Но ре­бен­ка все­му мож­но на­учить в шко­ле. И ей ве­ле­ли вы­учить ча­стуш­ку: "Нын­че в цер­ковь не хо­ди­ла и не ка­я­лась по­пу, я та­ко­го кро­ко­ди­ла да­же ви­деть не хо­чу!" При­дя до­мой, она с дет­ским про­сто­ду­ши­ем про­чла эту ча­стуш­ку де­душ­ке. Алек­сандра Ива­нов­на толь­ко ах­ну­ла и ска­за­ла: "Да что же это та­кое!" А о. Вла­ди­мир про­мол­чал, вни­ма­тель­но по­смот­рел на внуч­ку и ска­зал: "А ты по­ду­ма­ла, Оля, что твой де­душ­ка – свя­щен­ник?" И та­кое у нее бы­ло рас­ка­я­ние, что она упа­ла на ко­ле­ни и по­про­си­ла про­ще­ния.
Ко­гда здо­ро­вье о. Вла­ди­ми­ра не поз­во­ля­ло ему слу­жить, он при­хо­дил в храм мо­лить­ся, кре­стил мла­ден­цев, от­пе­вал по­кой­ни­ков, слу­жил па­ни­хи­ды на Пят­ниц­ком клад­би­ще, где в Ильин­ской церк­ви слу­жил ко­гда-то его отец и где за ал­та­рем бы­ло се­мей­ное за­хо­ро­не­ние Мо­щан­ских. На Пят­ниц­кое клад­би­ще он при­хо­дил во все ро­ди­тель­ские суб­бо­ты, ча­ще все­го с род­ствен­ни­ка­ми. Бы­ва­ло, что вся се­мья со­би­ра­лась у ро­до­вых мо­гил Мо­щан­ских и дол­го жда­ла о. Вла­ди­ми­ра, по­то­му что, преж­де чем прий­ти сю­да, он шел в дру­гое ме­сто, где то­гда не бы­ло за­хо­ро­не­ний, и слу­жил па­ни­хи­ду и мо­лил­ся здесь, как буд­то ему бы­ло от­кры­то, что не в ро­до­вой, а в тю­рем­ной мо­ги­ле ему суж­де­но быть по­гре­бен­ным. Ино­гда уже и Алек­сандра Ива­нов­на уко­риз­нен­но ска­жет: "Ну что ты, отец, так дол­го, мы все те­бя за­жда­лись". Он ни­че­го не от­ве­чал, но в сле­ду­ю­щий раз, ко­гда шел слу­жить на клад­би­ще, за­хо­дил по­мо­лить­ся на ме­сто сво­е­го бу­ду­ще­го по­гре­бе­ния.
При­шло вре­мя бес­по­щад­ных го­не­ний 1937 го­да. Пе­ред празд­ни­ком Сре­те­ния, 13 фев­ра­ля 1938 го­да, око­ло его до­ма оста­но­ви­лась ма­ши­на, от­ку­да вы­шли трое со­труд­ни­ков НКВД. Они предъ­яви­ли до­ку­мент на обыск и арест; пе­ре­во­ро­ши­ли пись­мен­ный стол и все ве­щи; за­бра­ли пять руб­лей се­реб­ром со­вет­ских де­нег, один бу­маж­ный ни­ко­ла­ев­ский рубль, шесть сто­ло­вых и че­тыр­на­дцать чай­ных се­реб­ря­ных ло­жек, кар­ман­ные ча­сы с це­поч­кой, зо­ло­той брас­лет, зо­ло­той кре­стик кре­стиль­ный и на­перс­ный се­реб­ря­ный крест. В тюрь­ме врач об­сле­до­вал со­сто­я­ние здо­ро­вья се­ми­де­ся­ти­двух­лет­не­го свя­щен­ни­ка и вы­пи­сал справ­ку: скле­роз серд­ца, стар­че­ская дрях­лость; го­ден к физи­че­ско­му тру­ду тре­тьей ка­те­го­рии[2].
В са­мый день аре­ста сле­до­ва­тель до­про­сил некую сви­де­тель­ни­цу, она по­ка­за­ла: "Мо­щан­ско­го Вла­ди­ми­ра Дмит­ри­е­ви­ча я знаю с 1937 го­да... как слу­жи­те­ля куль­та в про­шлом вре­ме­ни, а в на­сто­я­щее вре­мя он про­во­дит служ­бы ис­клю­чи­тель­но в боль­шие ду­хов­ные празд­ни­ки и при­чем не за­ре­ги­стри­ро­ван в со­от­вет­ству­ю­щих ор­га­нах со­вет­ской вла­сти... Из раз­го­во­ров ве­ру­ю­щих мне из­вест­но, что Мо­щан­ский при­был из Ка­шин­ско­го рай­о­на в го­род Выш­ний Во­ло­чек. Мо­щан­ский на­стро­ен к су­ще­ству­ю­ще­му строю и ме­ро­при­я­ти­ям пар­тии и со­вет­ской вла­сти враж­деб­но, си­сте­ма­ти­че­ски вы­ска­зы­ва­ет сре­ди ве­ру­ю­щих контр­ре­во­лю­ци­он­ные ан­ти­со­вет­ские взгля­ды, на­прав­лен­ные на под­рыв со­вет­ской вла­сти, на­но­сит оскорб­ле­ния со­вет­ской кон­сти­ту­ции, го­во­ря, что это об­ман и сво­бо­да боль­ше­ви­ков толь­ко на бу­ма­ге. Ле­том 1937 го­да Мо­щан­ский, вы­хо­дя из церк­ви по­сле служ­бы, ска­зал вы­шед­шим ве­ру­ю­щим: "Вы, ве­ру­ю­щие, мо­ли­тесь Гос­по­ду Бо­гу, Он даст вам сча­стье, а эти... без Бо­га про­па­дут, да и вы са­ми ви­ди­те, что у них жизнь идет все ху­же и ху­же с каж­дым днем, в го­ро­де нет ни­че­го, а в де­ревне от кол­хоз­ной жиз­ни кол­хоз­ни­ки пла­чут". 1 де­каб­ря 1937 го­да Мо­щан­ский, идя по на­прав­ле­нию к Пят­ниц­ко­му клад­би­щу сов­мест­но со слу­жи­те­лем куль­та Успен­ским Вла­ди­ми­ром Ва­си­лье­ви­чем, вел раз­го­вор по по­во­ду пред­сто­я­щих вы­бо­ров в Вер­хов­ный Со­вет. Мо­щан­ский ска­зал: "Да что там ид­ти го­ло­со­вать, это толь­ко фор­маль­ность, боль­ше­ви­ки дав­но их вы­бра­ли, так что мы здесь в го­ло­со­ва­нии иг­ра­ем ма­лень­кую роль..." Так­же в боль­шие ду­хов­ные празд­ни­ки Мо­щан­ский де­лал об­ход мо­гил умер­ших и вме­сте с этим об­хо­дом на­но­сил оскорб­ле­ния су­ще­ству­ю­ще­му строю, го­во­ря: "Рань­ше при ца­риз­ме как жи­ли все хо­ро­шо, а те­перь сво­бод­ная стра­на до­ве­ла ду­хо­вен­ство до то­го, что хо­ди по мо­гил­кам да огля­ды­вай­ся, а то по­дой­дут и аре­сту­ют, ведь неза­кон­ных аре­стов ду­хо­вен­ства мно­го, да чуть ли и не все, а всё кри­чат – сво­бо­да сло­ва, сво­бо­да пе­ча­ти, у нас де­мо­кра­тия"[3].
На сле­ду­ю­щий день сле­до­ва­тель до­про­сил за­ве­ду­ю­ще­го кон­то­рой Со­ю­зу­тиль, он по­ка­зал: "Знаю Мо­щан­ско­го Вла­ди­ми­ра Дмит­ри­е­ви­ча с 1931 го­да как со­се­да. Мо­щан­ский все вре­мя слу­жил в Зим­нем со­бо­ре свя­щен­ни­ком. Мо­щан­ский контр­ре­во­лю­ци­он­но на­стро­ен, ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию про­во­дил сре­ди жи­те­лей го­ро­да Выш­не­го Во­лоч­ка в от­кры­той фор­ме под раз­ны­ми пред­ло­га­ми, вос­хва­лял жизнь до­ре­во­лю­ци­он­но­го вре­ме­ни, от­кры­то вы­сту­пал про­тив со­вет­ских за­ко­нов, рас­про­стра­нял про­во­ка­ци­он­ные слу­хи оскор­би­тель­но­го ха­рак­те­ра по адре­су со­вет­ских уче­ных... Осе­нью 1937 го­да пе­ред вы­бо­ра­ми в Вер­хов­ный Со­вет в раз­го­во­ре с ним на во­прос, по­че­му он... стал слу­жить, Мо­щан­ский стал угро­жать, го­во­ря: "Что вам на­до, по­че­му вы так враж­деб­но от­но­си­тесь к ре­ли­гии?" И от ме­ня ушел. На вто­рой день по­сле это­го раз­го­во­ра с Мо­щан­ским же­на ме­ня ста­ла ру­гать, что я так от­но­шусь к свя­щен­ни­ку, то есть Мо­щан­ский су­мел за это вре­мя убе­дить мою же­ну, ко­то­рая вы­сту­пи­ла в за­щи­ту свя­щен­ни­ка. 23 но­яб­ря... в при­сут­ствии уче­ни­ков вось­мых-де­вя­тых клас­сов Мо­щан­ский про­во­дил контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию, на­прав­лен­ную на рас­про­стра­не­ние про­во­ка­ци­он­ных слу­хов оскор­би­тель­но­го ха­рак­те­ра про­тив на­ших уче­ных, го­во­ря: "Уче­ный Пав­лов пе­ред смер­тью за­ве­щал, чтобы име­ю­щи­е­ся цер­ков­ные зда­ния не ло­мать и не за­ни­мать под му­зеи, вот ви­ди­те, и уче­ные за­сту­па­ют­ся за ре­ли­гию". На во­прос, от­ку­да вы это узна­ли, Мо­щан­ский за­мол­чал. Ле­том 1937 го­да Мо­щан­ский свою контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию про­во­дил в по­ле на вы­гоне ско­та сре­ди от­ста­лых жен­щин, име­ю­щих ко­ров"[4].
В тот же день со­труд­ник Вышне-Во­лоц­ко­го НКВД до­про­сил свя­щен­ни­ка:
– Ко­гда вы при­бы­ли в го­род Выш­ний Во­ло­чек и от­ку­да?
– В го­род Выш­ний Во­ло­чек я при­был из се­ла Спас­ско­го Ка­шин­ско­го рай­о­на.
– На­зо­ви­те, ко­го вы зна­е­те из ду­хо­вен­ства Выш­не­го Во­лоч­ка.
– Из ду­хо­вен­ства я знаю Все­во­ло­да Фе­до­ро­ви­ча Зо­си­мов­ско­го, свя­щен­ни­ка со­бо­ра, Алек­сандра Алек­се­е­ви­ча Ко­ба­ро­ва, свя­щен­ни­ка со­бо­ра, Ива­на Ни­ки­ти­ча Во­рон­цо­ва, свя­щен­ни­ка со­бо­ра, Вла­ди­ми­ра Ва­си­лье­ви­ча Успен­ско­го, на­сто­я­те­ля хра­ма.
– Вы об­ви­ня­е­тесь в контр­ре­во­лю­ци­он­ной ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции, дай­те по это­му во­про­су прав­ди­вые по­ка­за­ния.
– Се­бя я в этом ви­нов­ным не при­знаю и по­ка­за­ний или при­ме­ров по дан­но­му во­про­су дать не мо­гу[5].
16 фев­ра­ля сле­до­ва­тель про­дол­жил до­прос "де­жур­ных сви­де­те­лей". Как по­чти все­гда по де­лам о пра­во­слав­ных свя­щен­ни­ках, та­ки­ми сви­де­те­ля­ми бы­ли об­нов­лен­цы, вы­пол­няв­шие за­ча­стую роль "су­деб­ных убийц". Об­нов­лен­че­ский свя­щен­ник хра­ма на клад­би­ще по­ка­зал: "Знаю Вла­ди­ми­ра Дмит­ри­е­ви­ча Мо­щан­ско­го с ян­ва­ря 1938 го­да. Он то­же слу­жи­тель куль­та, толь­ко ти­хо­нов­ско­го по­ряд­ка. Мо­щан­ский контр­ре­во­лю­ци­он­но на­стро­ен. Контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию Мо­щан­ский про­во­дил от­кры­то и си­сте­ма­ти­че­ски, под вся­ки­ми пред­ло­га­ми. Кро­ме то­го, Мо­щан­ский фор­маль­но от­ка­зал­ся от слу­же­ния, но на са­мом де­ле яв­ля­ет­ся ак­тив­ным про­вод­ни­ком ан­ти­со­вет­ских раз­го­во­ров и уже тем со­вер­ша­ет пре­ступ­ле­ние, ко­гда неле­галь­но кре­стит мла­ден­цев и участ­ву­ет в служ­бах. 28 ян­ва­ря 1938 го­да Мо­щан­ский от­кры­то стал го­во­рить: "Но­во­об­ряд­цы – это пре­да­те­ли пра­во­слав­ной зем­ли, они ее про­да­ли ан­ти­хри­стам-ком­му­ни­стам". В про­дол­же­нии раз­го­во­ра Мо­щан­ский за­явил: "За на­ми идет вся мас­са ве­ру­ю­щих, а за ва­ми ни­кто". Кро­ме то­го, Мо­щан­ский яв­ля­ет­ся ак­тив­ным ор­га­ни­за­то­ром встре­чи Но­во­го го­да в церк­ви по-ста­ро­му... 3 фев­ра­ля 1938 го­да я за­шел в Зим­ний со­бор, где служ­бу вел свя­щен­ник Мо­щан­ский. По­сле служ­бы Мо­щан­ский по­до­шел к цер­ков­но­му ста­ро­сте, и ему пред­се­да­тель два­дцат­ки стал что-то го­во­рить; на это ему Мо­щан­ский стро­го от­ве­тил: "По­ти­ше, здесь есть шпи­о­ны"[6].
19 мар­та со­труд­ник НКВД, имея пе­ред со­бой про­то­ко­лы до­про­сов "де­жур­ных сви­де­те­лей", при­сту­пил с во­про­са­ми к о. Вла­ди­ми­ру.
– Вы об­ви­ня­е­тесь в контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции. Дай­те по­дроб­ные по­ка­за­ния.
– Контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции я не про­во­дил и ви­нов­ным се­бя в этом не при­знаю.
– За­чи­ты­ваю по­ка­за­ния сви­де­те­ля о про­ве­де­нии ва­ми контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции. При­зна­е­те ли се­бя ви­нов­ным?
– Счи­таю по­ка­за­ния сви­де­те­ля неправ­до­по­доб­ны­ми и их ка­те­го­ри­че­ски от­ри­цаю.
– За­чи­ты­ваю по­ка­за­ния сви­де­те­ля о рас­про­стра­не­нии ва­ми кле­вет­ни­че­ских слу­хов оскор­би­тель­но­го ха­рак­те­ра по адре­су со­вет­ских уче­ных. При­зна­е­те вы это?
– Да, дей­стви­тель­но, та­кой раз­го­вор имел ме­сто, но я не го­во­рил с це­лью про­ве­де­ния контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции, этот раз­го­вор ка­сал­ся толь­ко од­но­го уче­но­го, про ко­то­ро­го я и сей­час оста­юсь при сво­ем мне­нии.
– Что вас за­ста­ви­ло встать на этот контр­ре­во­лю­ци­он­ный путь?
– По­сколь­ку я свя­щен­ник, то ме­ня мо­ло­дежь ста­ра­лась втя­нуть в раз­го­вор, но я все­гда ста­рал­ся это­го из­бе­гать и боль­ше мол­чать, но этот раз­го­вор я не мог про­пу­стить ми­мо, не стер­пел и дал от­вет.
– Вы след­ствию го­во­ри­те неправ­ду. След­ствие на­ста­и­ва­ет дать прав­ди­вые по­ка­за­ния. Что вас за­ста­ви­ло встать на этот контр­ре­во­лю­ци­он­ный путь?
– Я след­ствию го­во­рю толь­ко прав­ду, ни­ка­ких дру­гих при­чин не бы­ло[7].
На сле­ду­ю­щий день сле­до­ва­тель вы­вел пре­ста­ре­ло­го свя­щен­ни­ка на оч­ную став­ку с "де­жур­ным сви­де­те­лем".
– Хо­ро­шо пом­ню, – по­ка­зы­вал сви­де­тель, – в ок­тяб­ре 1937 го­да Мо­щан­ский в при­сут­ствии ве­ру­ю­щих на од­ной из мо­гил ска­зал: "Вот при­шло вре­мя, нас, ду­хо­вен­ство, пре­сле­ду­ют за ре­ли­гию, ведь рань­ше это­го царь не де­лал, а те­перь сво­бод­ная стра­на, и арест за аре­стом, а по­смот­реть, ко­го аре­сто­вы­ва­ют, так мож­но сме­ло ска­зать – неви­нов­ных лю­дей". В ян­ва­ре 1938 го­да Мо­щан­ский око­ло Пят­ниц­кой церк­ви ска­зал: "Со­ста­ви­ли все­на­род­ную кон­сти­ту­цию, вы­бра­ли тай­ным го­ло­со­ва­ни­ем пра­ви­тель­ство, а на де­ле про­во­дят дру­гое, враз­рез всем сво­им за­ко­нам, но это­му на­род не ве­рит, а толь­ко боль­ше озлоб­ля­ет­ся на со­вет­скую власть".
Сле­до­ва­тель, об­ра­ща­ясь к свя­щен­ни­ку, ска­зал:
– Об­ви­ня­е­мый Мо­щан­ский Вла­ди­мир Дмит­ри­е­вич, вы об­ви­ня­е­тесь в про­ве­де­нии ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции. Под­твер­жда­е­те ли вы по­ка­за­ния сви­де­те­ля?
– Ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции я не про­во­дил и ви­нов­ным се­бя в этом не при­знаю. Так­же от­ри­цаю по­ка­за­ния сви­де­те­ля.
– Об­ви­ня­е­мый Мо­щан­ский Вла­ди­мир Дмит­ри­е­вич, вы го­во­ри­те неправ­ду, след­ствие на­ста­и­ва­ет дать прав­ди­вые по­ка­за­ния о про­во­ди­мой ва­ми контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции.
– Я го­во­рю толь­ко прав­ду, что контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию я ни­ко­гда не про­во­дил[8].
22 мар­та сле­до­ва­тель про­вел оч­ную став­ку свя­щен­ни­ка со сле­ду­ю­щим сви­де­те­лем, ко­то­рый ска­зал:
– 23 но­яб­ря 1937 го­да в при­сут­ствии несколь­ких уче­ни­ков вось­мых-де­вя­тых клас­сов Мо­щан­ский про­во­дил контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию, на­прав­лен­ную на рас­про­стра­не­ние про­во­ка­ци­он­ных слу­хов оскор­би­тель­но­го ха­рак­те­ра про­тив на­ших уче­ных, за­яв­ляя: "Уче­ный Пав­лов пе­ред смер­тью за­ве­щал, чтобы име­ю­щи­е­ся цер­ков­ные зда­ния не ло­мать и не за­ни­мать под му­зеи, вот ви­ди­те, и уче­ные идут за ре­ли­ги­ей".
– Об­ви­ня­е­мый Мо­щан­ский Вла­ди­мир Дмит­ри­е­вич, под­твер­жда­е­те ли вы по­ка­за­ния сви­де­те­ля?
– Да, под­твер­ждаю по­ка­за­ния сви­де­те­ля[9].
27 ап­ре­ля бы­ло со­став­ле­но об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние и при­ня­то ре­ше­ние пе­ре­дать де­ло в суд для за­слу­ши­ва­ния его в за­кры­том за­се­да­нии. 27 июня 1938 го­да к де­ся­ти ча­сам утра свя­щен­ни­ка до­ста­ви­ли в зда­ние на­род­но­го су­да для слу­ша­ния де­ла. Да­же для ви­дав­ших вся­кое су­дей вид немощ­но­го стар­ца, ко­то­ро­го пред­по­ла­га­лось при­го­во­рить к се­ми го­дам за­клю­че­ния в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вой ла­герь с по­сле­ду­ю­щим по­ра­же­ни­ем в пра­вах, вы­звал недо­уме­ние. Пред­се­да­тель су­да за­чи­тал об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние и спро­сил, все ли свя­щен­ни­ку в нем по­нят­но. Отец Вла­ди­мир от­ве­тил:
– В чем ме­ня об­ви­ня­ют – это мне по­нят­но. Ви­нов­ным се­бя при­знаю в том, что я го­во­рил, но толь­ко не с це­лью аги­та­ции; я ска­зал, что лю­ди уче­ные то­же ве­рят в Бо­га. Боль­ше я ни­че­го не го­во­рил. Ви­нов­ным се­бя в ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции не при­знаю[10].
По­сле это­го бы­ли вы­зва­ны сви­де­те­ли, да­вав­шие по­ка­за­ния на пред­ва­ри­тель­ном след­ствии. Один из них ска­зал, что свя­щен­ник за­яв­лял, что "рань­ше жи­лось луч­ше, все бы­ло, сво­бо­да сло­ва, а те­перь хо­ди меж­ду мо­гил­ка­ми да огля­ды­вай­ся, а то аре­сту­ют..." Дру­гой сви­де­тель на су­де по­яс­нил: "Осе­нью 1937 го­да в раз­го­во­ре с Мо­щан­ским о но­вой кон­сти­ту­ции он мне ска­зал: "Что вы ко мне так от­но­си­тесь враж­деб­но, раз­ве ре­ли­гия это по­зор?"[11] 23 де­каб­ря 1937 го­да, как за­пи­сал сек­ре­тарь су­да, вед­ший сте­но­грам­му за­се­да­ния, сви­де­тель по­ка­зал, что "свя­щен­ник... го­во­рил, что Бог есть и что, ко­гда ака­де­мик Пав­лов уми­рал, он го­во­рил, чтобы в Ле­нин­гра­де не за­кры­ва­ли ни од­ной церк­ви, так как Пав­лов сам ве­рил в Бо­га". По­след­ним да­вал по­ка­за­ния свя­щен­ник-об­нов­ле­нец; он ска­зал, что Мо­щан­ский на­стро­ен ан­ти­со­вет­ски, он на­па­дал на об­нов­лен­цев, на­зы­вал их ан­ти­хри­ста­ми, го­во­рил, что они пре­да­ли ве­ру.
Отец Вла­ди­мир, вы­слу­шав все об­ви­не­ния, вы­дви­ну­тые про­тив него, воз­ра­зил, что ес­ли ко­гда что и го­во­рил, то не с це­лью аги­та­ции.
На этом су­деб­ное за­се­да­ние за­кон­чи­лось; судьи ушли, чтобы вы­не­сти при­го­вор – семь лет за­клю­че­ния с по­сле­ду­ю­щим по­ра­же­ни­ем в из­би­ра­тель­ных пра­вах на три го­да.
Отец Вла­ди­мир по­дал жа­ло­бу, про­ся пе­ре­смот­реть неспра­вед­ли­вый при­го­вор. На вре­мя, по­ка суд рас­смат­ри­вал жа­ло­бу, о. Вла­ди­ми­ра вер­ну­ли в Выш­не­во­лоц­кую тюрь­му. Все ка­ме­ры здесь бы­ли пе­ре­пол­не­ны, за­клю­чен­ным по­чти круг­ло­су­точ­но при­хо­ди­лось сто­ять и да­же на по­лу не бы­ло ме­ста при­лечь. Ко­гда над­зи­ра­тель от­кры­вал дверь, то лю­ди непро­из­воль­но вы­ва­ли­ва­лись в ко­ри­дор. Отец Вла­ди­мир в тюрь­ме стро­го по­стил­ся и по­чти все по­сыл­ки, ко­то­рые пе­ре­да­ва­ла ему Алек­сандра Ива­нов­на, раз­да­вал со­ка­мер­ни­кам. В за­клю­че­нии про­то­и­е­рею Вла­ди­ми­ру ис­пол­ни­лось семь­де­сят два го­да. Со­сто­я­ние его здо­ро­вья ста­но­ви­лось все ху­же и ху­же, а тю­рем­ная адми­ни­стра­ция мед­ли­ла при­ни­мать ка­кие бы то ни бы­ло ме­ры, так что в кон­це кон­цов за­клю­чен­ные в ка­ме­ре воз­му­ти­лись, ста­ли сту­чать в же­лез­ную дверь и кри­чать: "За что вы му­ча­е­те ста­ро­го свя­щен­ни­ка? В чем он ви­но­ват? Мы то­же ве­рим в Бо­га".
16 ав­гу­ста 1938 го­да Спе­ци­аль­ная Кол­ле­гия Вер­хов­но­го су­да, рас­смот­рев де­ло, по­ста­но­ви­ла, что при­го­вор под­ле­жит от­мене "на том ос­но­ва­нии, что та­кой важ­ный до­ку­мент, как про­то­кол су­деб­но­го за­се­да­ния, пред­се­да­тель­ству­ю­щим не под­пи­сан", по­ка­за­ния од­но­го из сви­де­те­лей за­пи­са­ны пу­та­но, ука­за­но, что не Мо­щан­ский вел ан­ти­со­вет­ские раз­го­во­ры, а этот сви­де­тель. На этом ос­но­ва­нии при­го­вор су­да под­ле­жит от­мене, а де­ло пе­ре­да­че в тот же суд со ста­дии су­деб­но­го след­ствия[12].
Адми­ни­стра­ция тюрь­мы не улуч­ши­ла по­ло­же­ние свя­щен­ни­ка, оста­вив его в об­щей ка­ме­ре. Не вы­не­ся тя­же­лых усло­вий за­клю­че­ния, про­то­и­е­рей Вла­ди­мир Мо­щан­ский скон­чал­ся 7 сен­тяб­ря 1938 го­да[13]. 15 сен­тяб­ря ко­пии опре­де­ле­ния Спец­кол­ле­гии Вер­хов­но­го су­да бы­ли пе­ре­сла­ны на­чаль­ни­ку Выш­не­во­лоц­кой тюрь­мы для пе­ре­да­чи од­ной из них свя­щен­ни­ку, но вру­чить ко­пию бы­ло уже невоз­мож­но.
За­клю­чен­ные са­ми сде­ла­ли гроб. От­ца Вла­ди­ми­ра оде­ли в чи­стое бе­лье, ко­то­рое он хра­нил в тюрь­ме на слу­чай смер­ти. Гроб по­ста­ви­ли на те­ле­гу и по­вез­ли на Пят­ниц­кое клад­би­ще ми­мо до­ма свя­щен­ни­ка.
Алек­сандра Ива­нов­на не зна­ла, что о. Вла­ди­мир скон­чал­ся, и еще несколь­ко дней но­си­ла в тюрь­му пе­ре­да­чи. По­сле смер­ти о. Вла­ди­ми­ра его об­раз стал яв­лять­ся на­чаль­ни­ку хо­зяй­ствен­ной ча­сти тюрь­мы. Ку­да бы он ни шел, чтобы ни де­лал, пе­ред его взо­ром сто­ял ста­рый свя­щен­ник. Это про­дол­жа­лось и но­чью, так что он со­всем по­те­рял сон. И вот на рас­све­те де­вя­то­го дня с мо­мен­та кон­чи­ны о. Вла­ди­ми­ра, ед­ва рас­се­я­лись су­мер­ки, он по­шел по ули­це в сто­ро­ну клад­би­ща. Он не знал адре­са его близ­ких, но непро­из­воль­но, по вну­ше­нию Бо­жию, оста­но­вил­ся пе­ред до­мом свя­щен­ни­ка и по­сту­чал в ок­но. Алек­сандра Ива­нов­на от­кры­ла фор­точ­ку и спро­си­ла, что ему нуж­но. "Вый­ди­те, одень­тесь, ваш де­душ­ка умер, я по­ка­жу вам мо­гил­ку". Алек­сандра Ива­нов­на вы­шла, и он от­вел ее на клад­би­ще и по­ка­зал мо­ги­лу о. Вла­ди­ми­ра, где еще при жиз­ни он слу­жил па­ни­хи­ды. Впо­след­ствии на этом ме­сте был по­став­лен крест и по­гре­бе­ны сын и дочь свя­щен­ни­ка – Вла­ди­мир и Оль­га.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Му­че­ни­ки, ис­по­вед­ни­ки и по­движ­ни­ки бла­го­че­стия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви ХХ сто­ле­тия. Жиз­не­опи­са­ния и ма­те­ри­а­лы к ним. Кни­га 3». Тверь. 2001. С. 151-163

При­ме­ча­ния

[1] Алек­сандр Вла­ди­ми­ро­вич ро­дил­ся в 1894 го­ду, окон­чил Твер­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию, но свя­щен­ни­ком не стал, был учи­те­лем. Во вре­мя Оте­че­ствен­ной вой­ны он с се­мьей по­пал в зо­ну немец­кой ок­ку­па­ции; нем­цы со­чли, что он по­хож на ев­рея, и несколь­ко раз со­би­ра­лись его по­ве­сить. В тре­тий раз на шею уже бы­ла на­ки­ну­та пет­ля, и в этот мо­мент он дал обет, что, ес­ли оста­нет­ся жив, то по­свя­тит жизнь слу­же­нию Бо­гу. За него за­сту­пил­ся свя­щен­ник мест­ной церк­ви, где Алек­сандр Вла­ди­ми­ро­вич слу­жил пса­лом­щи­ком. Сра­зу же по­сле окон­ча­ния вой­ны Алек­сандр Вла­ди­ми­ро­вич по­спе­шил ис­пол­нить обет, и в 1946 го­ду был ру­ко­по­ло­жен в сан свя­щен­ни­ка. Сна­ча­ла он слу­жил в Твер­ской епар­хии, за­тем во Вла­ди­мир­ском со­бо­ре в Санкт-Пе­тер­бур­ге, а в по­след­ние го­ды в Вы­риц­кой церк­ви под Пе­тер­бур­гом. Скон­чал­ся о. Алек­сандр в 1981 го­ду. Отец Алек­сандр Мо­щан­ский был же­нат на до­че­ри свя­щен­ни­ка Из­ма­и­ла Рож­де­ствен­ско­го, Ев­ге­нии. Ее отец слу­жил в хра­ме неда­ле­ко от Выш­не­го Во­лоч­ка во все вре­мя го­не­ний до на­ча­ла трид­ца­тых го­дов. Во вре­мя по­след­не­го кро­ва­во­го го­не­ния 1937 го­да он был уже на­столь­ко стар и немо­щен, что по­чти не под­ни­мал­ся с по­сте­ли. В 1937 го­ду его при­шли аре­сто­вы­вать. Он в это вре­мя ле­жал на пе­чи. Во­шли трое незна­ко­мых лю­дей, и о. Из­ма­ил, по­гля­дев на них, по­нял, что это при­шли за ним. Скло­нив­шись с пе­чи, он ска­зал лас­ко­во: “Ма­туш­ка, со­грей са­мо­вар. Ви­дишь, как они за­мерз­ли”. Стар­ший из при­шед­ших по­гля­дел, по­мол­чал, еще по­гля­дел на свя­щен­ни­ка и ска­зал: “По­шли, ре­бя­та, тут нам уже де­лать нече­го”. И не ста­ли его аре­сто­вы­вать. Отец Из­ма­ил скон­чал­ся спу­стя пол­то­ра ме­ся­ца.
[2] Ар­хив УФСБ РФ по Твер­ской обл. Арх. № 1077-С. Л. 4-5, 8.
[3] Там же. Л. 13-14.
[4] Там же. Л. 16.
[5] Там же. Л. 10.
[6] Там же. Л. 20.
[7] Там же. Л. 11.
[8] Там же. Л. 20-21.
[9] Там же. Л. 23.
[10] Там же. Л. 35.
[11] Там же. Л. 39.
[12] Там же. Л. 11.
[13] Там же. Л. 54.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru