Житие преподобного Алексия Зосимовского не имеет особой динамики внешних событий. Господь укрыл его от тюрем, ссылок и лагерей. Но количества внутренних скорбей, которые претерпел старец, хватило бы не на одну жизнь.

Преподобный Алексий, иеросхимонах Зосимовой пустыни (в миру Фёдор Алексеевич Соловьёв) родился 17 января 1846 года в Москве в многодетной семье протоиерея Алексея Петровича Соловьёва, настоятеля храма во имя преподобного Симеона Столпника, что за Яузой. Личность отца и его образ жизни были основой нравственного и духовного становления великого старца.

Мальчика при Крещении нарекли в честь великомученика Феодора Тирона. Крёстным отцом был его дядя, протоиерей М. Д. Глаголев, а крёстной матерью – бабушка Анна Андреевна. Начальной грамоте он учился у своего будущего тестя, диакона соседнего храма, отца Павла Смирнова. Когда малыша везли на санках к учителю, ему давали с собой бутылочку с чаем и конфетку. Чай Федя выпивал сам, а конфетку всегда отдавал Аннушке, маленькой дочке отца Павла, на которой потом, по воле Божией, и женился.

С малых лет мальчик отличался серьёзностью, не шалил, уклонялся от весёлого общества и шумных развлечений, был очень привязан к отцу, заботился о нём. Дети в спорах часто обращались к нему, чтобы он их рассудил. Фёдор любил музыку и, научившись играть на рояле, исполнял церковные песнопения и пел в хоре. Самыми любимыми песнопениями у него были ирмосы канона «Яко по суху пешешествовав Израиль», и он всегда плакал от умиления, слушая их.

Крест скорбей он начал нести уже с самого юного возраста. По неосторожности Фёдор в восемь лет получил удар языком колокола в висок, после чего у него перестал видеть правый глаз. В 17 лет у юноши случился первый сердечный приступ, после которого болезнь не покидала его до конца жизни. Это не помешало ему получить семинарское образование по первому разряду (1866 г.), вторым в списке выпускников. После семинарии Фёдор не пошёл в Духовную Академию, потому что не чувствовал в себе особого призвания к богословской науке. Он хотел служить Господу в скромном звании приходского диакона в кругу «домашней церкви».

В 1867 году друзья детства Фёдор Алексеевич и Анна Павловна (дочь друга их семьи – священника храма во имя святого Климента на Варварке) повенчались. Его супруга отличалась живым и веселым характером. Всегда радостная и светлая, кроткая и добрая, ее никто никогда не видел унывающей. После рукоположения в диакона митрополит Московский Филарет (Дроздов, память 19 ноября) назначил отца Феодора в храм святителя Николая в Толмачах, которому он покровительствовал. Особенностью храма было то, что большую часть его прихожан составляли образованные и уважаемые люди: Третьяковы, Сологубы, Самарины, Аксаковы, семьи известных русских славянофилов. Общение с этими людьми оказало существенное влияние на душу молодого диакона.

В 1870 году родился сын Михаил. В январе 1872 года, провалившись в сугроб снега, Анна заболела скоротечной чахоткой и через шесть недель умерла, оставив на руках Федора малолетнего сына. Очень тяжело переживал будущий старец потерю горячо любимой жены. Когда отпевали супругу, у отца Феодора не было сил служить. Он стоял рядом с гробом, неотрывно смотрел на любимое лицо, и слезы катились по его щекам.

После смерти жены отцу Федору было сложно одновременно справляться и с обязанностями по храму, и с воспитанием малолетнего сына. Опеку над его ребенком взяла на себя прислуга Матрена, которая ухаживала и за умирающей Анной. Сердобольная женщина любила эту семью и заботилась о них, но был у нее один недостаток – склонность к пьянству. Нередко, приходя домой из храма, отцу Федору представлялась неутешительная картина: сын, заплаканный и грязный, ползает по полу, а напившаяся Матрена спит на кровати. Но он не смел сказать даже укоризненного слова, чтобы не обидеть ее.

Очень большое влияние на духовное совершенствование отца Федора оказали священники храма, в котором он служил, – протоиерей Василий Нечаев (впоследствии епископ Виссарион) и протоиерей Димитрий Касицын. В их лице молодой диакон увидел, каким должен быть «добрый пастырь». Отец Димитрий боялся даже одним неловким словом кого-то смутить. Всегда сдержанный, интеллигентный, очень тактичный и щедрый, он больше всего ненавидел грех осуждения. Среди таких райских цветов проходило становление личности будущего великого старца.

Сам диакон Федор уже тогда отличался огромным смирением, простотой и любовью к людям. Нищие всей округи знали, когда у него будет зарплата, и спешили в этот день к храму, потому что он никогда не отказывал в подаянии. Бывало, ему приходилось раздавать не только все полученные деньги, но и верхнюю одежду и даже обувь.

Уже тогда окружающие видели, что дьякон Федор часто уходил в себя и не замечал присутствия людей вокруг. В это время его ум был погружен в умную Иисусову молитву. Позже, будучи старцем, он всем без исключения, монахам и мирянам, советовал практиковать Иисусову молитву, признавая в ней лучшее средство для борьбы с помыслами и соединения с Богом.

В мае 1895 года Феодор Алексеевич Соловьёв после 28-летнего служения покинул Николо-Толмачёвский приход, а в июне 1895 года отец Феодор был рукоположен в пресвитера и определён в штат Кремлёвского Успенского собора – главного собора России, хранящего великие святыни: Владимирскую чудотворную икону Божией Матери, мощи святителей-чудотворцев: митрополитов Петра, Ионы, Филиппа и Гермогена. Главной причиной назначения были замечательные вокальные данные отца Феодора – у него был, как говорили, «бархатный бас».

Отец Феодор служил, как всегда, благоговейно, истово и не спеша, часто внеочерёдно, за других. После Литургии охотно служил заказанные молебны и панихиды. Если служил другой клирик, он молился в алтаре, в нише. Утром, войдя в собор, отец Феодор первым делом подходил к образу Владимирской иконы Божией Матери и молился, затем шёл в алтарь. После Литургии он с радостью служил молебны перед великой иконой, а вечером, покидая собор и, по своему обычаю, обходя с молитвой и поклонами все святыни, обязательно задерживался перед любимым образом Владимирской, прося Богородицу о помощи и заступничестве.

Отец Феодор пользовался в соборе всеобщей любовью и уважением. Уже через два года по принятии им священнического сана он был единогласно избран духовником соборного причта, а ещё через год, незадолго до ухода в монастырь, стал протопресвитером. После того, как его сын окончил Московское техническое училище и женился на дочери богатого лесопромышленника Мотова, путь в монастырь для батюшки, давно тяготившимся мирской суетой, был открыт. И в октябре 1898 года протопресвитер Феодор Соловьёв ушёл из Успенского собора, прослужив в нём 3 года и 4 месяца, и поступил в Смоленскую Зосимову пустынь, находящуюся к северу от Москвы на железнодорожной станции Арсаки.

30 ноября 1898 года отец Феодор был пострижен игуменом Зосимовой Пустыни отцом Германом (Гомзиным), учредившим в обители старческое окормление и позднее ставшим духовником преподобномученицы великой княгини Елисаветы Феодоровны, в иеромонаха с именем Алексий, в честь святителя Алексия, митрополита Московского. День его Ангела празднуется 12 февраля. Это был и день их венчания с женой.

Отец Герман, принимая в свою обитель протопресвитера Успенского собора, всеми уважаемого отца Феодора, очень опасался, что у того могли появиться ростки гордости и самомнения. Игумен с первых же дней стал очень круто обходиться с новым пострижеником, решив как следует обтесать утонченно-интеллигентного и образованного пресвитера. Потому отец Алексий встретил и грубую брань, и всевозможные унижения. Его разве что не били, хотя бывали случаи, когда игумен с силой толкал батюшку, прилюдно оскорбляя его. Сложно представить, что тогда происходило в душе отца Алексия. После возвышенных и мудрых бесед с образованными людьми Толмачевского и Успенского храма, после разговоров с известными философами-славянофилами, после общения с лучшими пастырями того времени, людьми тактичными, с аристократичными манерами, он попал в совершенно другою, непривычную для себя, обстановку. А ведь отцу Алексию к тому времени было уже 52 года.

Как бы там ни было, но в этой огненной печи искушений стал формироваться дух великого старца. Его смирение, терпение, благодарность за все претерпеваемое были потрясающими. Отсекая свою волю, он во всем полагался на волю Божию и волю своего игумена. Если старца в чем-то обличала совесть, если он чувствовал, что с недостаточным смирением принял то или иное поношение, он даже среди ночи шел к обидчику и со слезами, на коленях просил прощения. Его доброта, милосердие и любовь были безграничными. Даже клопов, которые не давали ему покоя, он не убивал, а собирал и выносил на улицу. А когда келейник зимой выбросил клопов за окно, старец переживал: «Как же они там на морозе теперь будут…».

Первыми послушаниями его были клиросное пение и совершение богослужений. Обращались с ним сурово, ставили во время службы ниже братии, облачения давали самые плохие. Правда, его определили духовником и освободили от тяжёлых физических работ. Регентом хора тогда был иеромонах Нафанаил, бывший артист оперы, окончивший консерваторию и Синодальное училище, хороший музыкант, но нервный и беспокойный человек. Отец Алексий стал петь на клиросе по-соборному. Отец Нафанаил прервал его и резким тоном стал выговаривать: «Это не Успенский собор, вы не забывайтесь, здесь реветь нельзя». «У меня был хороший голос, – рассказывал отец Алексий об этом случае, – и мне хотелось его показать, но я должен был слушаться своего духовного сына, который был моим наставником в этом деле». Отец Алексий стал смиренно, от всей души просить прощения у отца Нафанаила. Тот долгие годы вспоминал это смирение с умилением. Размолвки с отцом Нафанаилом повторялись и доставляли отцу Алексию истинное мучение. После одной такой размолвки отец Алексий был настолько неспокоен духом, что ночью пришёл будить отца Нафанаила, чтобы просить у него прощения.

Даже став духовником отца Алексия, отец Герман исповедовал его до конца жизни. Он скоро узнал высокие душевные качества инока, его искреннее смирение и богатый опыт священнослужителя, понял его светлую душу. Настороженность сменилась уважением, а затем и большой любовью. Отец Алексий отвечал ему взаимностью. Увеличивалось и число исповедников у отца Алексия, его духовными детьми стали многие молодые монахи. Через несколько лет его духовным сыном стал и сам отец игумен Герман. Клиросное послушание ему отменили и поручили учить молодых монахов Закону Божию.

Через смирение и терпение в отца Алексия входила благодать Божия с дарами прозорливости и чудотворений. К нему стали все чаще приходить за советом люди, прося его молитвенной помощи. Сначала это были паломники, потом монахи и духовенство, а далее епископы и высокопоставленные сановники. Слава от нем как о молитвеннике и чудотворце начала распространяться по всей стране.

А причин к тому было множество. По молитвам старца стали исцеляться неизлечимо больные люди. Приходя на исповедь, человек мог услышать, как старец во всех подробностях, с указанием места и времени, перечислял все его грехи, начиная с семи лет. Он прозревал судьбы людей, которые к нему приходили, но раскрывал их лишь в редких случаях и только для духовной пользы исповедника.

Чтобы узнать о человеке все, старцу нужно было посмотреть ему в глаза. Казалось, именно так, смотря в глаза собеседника, отец Алексий в какое-то мгновение прочитывал в них и прошлое, и будущее, и настоящее. Но, пожалуй, самым большим даром старца был дар любви. Так пожалеть и приголубить, как это делал отец Алексий, мог только он один. Самые жесткие и твердые сердца таяли, только услышав обращение старца: «Дитятко мое». А когда он обнимал человека или гладил по голове, казалось, что это не человек, а ангел небесный вливает благодать мира и тишины в страждущую душу.

С каждым вновь входящим старец говорил как с единственным и первым. А ведь к нему за день приходило по несколько сотен человек. Он принимал страждущий народ с 5 утра и до 12 ночи. Если не успевал принять всех, то, бывало, в полночь просил, чтобы ему дали немного отдохнуть, а через полчаса, с половины первого, снова принимал людей. Только благодать Божия давала старцу силы нести такой тяжелый крест.

В России прошла революция 1905 года, назревал переворот 1917-го. Страна стояла на пороге страшной катастрофы, которая унесет жизни сотен тысяч людей и искалечит миллионы судеб. Люди искали помощи, утешения и ответов на множество волновавших их вопросов. И они знали, что в Зосимовой пустыни есть человек Божий, который сможет им помочь.

Старец рекомендовал своим духовым чадам в обязательном порядке читать Новый Завет и практиковать Иисусову молитву. За Советскую власть благословлял молиться в надежде на то, что Бог просветит их разум. Вести себя вызывающе по отношению к богоборцам и раздражать их запрещал. Но если нужно за веру пострадать и стать мучеником или исповедником – благословлял принимать это как самый великий дар из рук Божьих.

Твердое исповедание веры в любых обстоятельствах жизни отец Алексий вменял в обязанность каждому христианину. Он обличал тех, кто стеснялся своей веры и пытался ее «спрятать» и как бы раствориться среди неверующих. Вообще вера в Бога, молитва и верность Матери-Церкви были для него главными условиями спасения, соблюдать которые старец вменял всем в обязанность.

В 1906 году, Великим постом, постоянно осаждаемый исповедниками, он стал изнемогать, здоровье его пошатнулось, и он тяжко захворал воспалением лёгких. Положение было настолько серьёзно, что доктор Мамонов, лечивший его, открыто говорил, что отец Алексий может умереть. То помещение, где он жил, было сырым и холодным, и его перенесли в игуменские покои. Когда его переносили, ударили в колокол к богослужению... Вся братия плакала. В Великий Четверг отца Алексия соборовали. После соборования, когда иноки подходили по очереди прощаться батюшкой, он тихо сказал одному: «Молись, я надеюсь на Бога, ради ваших святых молитв Господь дарует мне здоровье». После этого отец Алексий стал поправляться.

Летом 1906 года отец Алексий перебрался жить в небольшую избушку. Мало-помалу главным делом батюшки в монастыре стало старчество и духовничество. 17 февраля 1906 года скончался преподобный Варнава из Гефсиманского скита, и сразу же многие из его духовных чад обратились за помощью и поддержкой к отцу Алексию.

Время пребывания отца Алексия в полузатворе (1908-1916 годы) было хотя и особенно трудно, но вместе с тем и многоплодно. К нему, как к свету, стремились отовсюду люди: архиереи, государственные деятели, священнослужители, монахи, военные, врачи, чиновники, учителя, профессора и студенты, рабочие и крестьяне. Среди духовных детей старца к этому времени были и такие известные деятели Русской Православной Церкви, как преподобномученица великая княгиня Елисавета Феодоровна, матушка Фамарь, которая по благословению отца Алексия в 1908 году основала ставший скоро известным Серафиме-Знаменский скит под Москвой. Зосимову пустынь часто посещали и члены известного в те годы в Москве религиозно-философского кружка, основанного в начале века М.А. Новосёловым. Отец Алексий привлекал всех этих людей как праведник, молитвенник, нежный целитель душ, прозорливец и замечательный духовник, чуждый корысти и гордости, лицеприятия и человекоугодия.

Иногда отцу Алексий приходилось принимать народ почти безвыходно по многу часов. Можно было удивляться, как его больное сердце выдерживало это огромное напряжение. Конечно, то было чудо – в немощи совершалась сила Божия. Со временем пришлось ввести специальные билеты для исповедников: 110 билетов на два дня. Когда на исповедь пускали выборочно, батюшка был недоволен. «Я, – скажет, – не на лицо, а на человека должен смотреть».

Глубина смирения отца Алексия была так велика, что при всякой своей ошибке сознавал её, каялся и просил прощения. Так, он упал в ноги отцу Макарию за то, что не досмотрел самовар.

Всероссийская скорбь начавшейся войны 1914 года глубоко поразила открытое всем скорбям любящее сердце отца Алексия. В июне 1915 (по другим данным – 1916) года старец серьёзно заболел: у него был сильный сердечный приступ. Болел он долго и тяжело, и потому ушел в затвор. Только в конце августа старец почувствовал себя лучше и снова стал принимать посетителей.

15 июля 1917 года в Троице-Сергиевой Лавре открылся предсоборный монашеский съезд Московской иерархии. По личной просьбе святителя Тихона старец Алексий принимал в нём участие и был избран членом Всероссийского Поместного Собора. В августе старец прибыл в Москву и был помещён в митрополичьи покои Чудова монастыря, где его с любовью принял его духовный сын – молодой наместник архимандрит Серафим (Звездинский, будущий священномученик). На следующий день, 15 августа, состоялось торжественное открытие Всероссийского Поместного Собора в храме Христа Спасителя.

После тех серьёзных событий, которые произошли в России в конце октября 1917 года, было решено безотлагательно восстановить на Руси патриаршество. Избрание патриарха было назначено на воскресенье 5 ноября в храме Христа Спасителя. 30 октября были избраны три кандидата в патриархи: архиепископ Харьковский и Ахтырский Антоний (он получил в качестве кандидата наибольшее число голосов), архиепископ Новгородский и Старорусский Арсений и митрополит Московский Тихон. Избрание патриарха должно было решиться жребием. Вынуть жребий поручили старцу-затворнику Зосимовой пустыни иеромонаху Алексию.

По окончании Божественной Литургии после совершения особого молебна митрополит Владимир на глазах у всех молящихся распечатал ковчежец и открыл его. Старец Алексий, во время молебна стоявший в мантии перед чудотворной иконой Божией Матери и горячо молившийся о том, чтобы достойно исполнить волю Божию, принял благословение митрополита, трижды осенил себя крестным знамением и вынул из ковчежца один из трёх жребиев, в котором было имя митрополита Тихона.

В праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, в Успенском соборе Кремля состоялась торжественная интронизация святейшего патриарха Тихона. 28 февраля 1919 года иеромонах Алексий был пострижен в схиму. Имя у него осталось то же, но день Ангела стал праздноваться не 12 февраля, а 17 марта – в день святого праведного Алексия, человека Божия.

В октябре 1919 года от сыпного тифа скончался сын старца – Михаил Фёдорович. Батюшка очень просил, чтобы его отпустили на похороны, но ему как затворнику сделать этого не разрешили, о чём старец весьма скорбел.

В январе 1923 года мирно почил отец игумен Герман. Сразу же на следующий день после погребения игумена Смоленской Зосимовой пустыни из Александрова приехала комиссия для выполнения большевицкого декрета о ликвидации всех монастырей и уездов. Началось жестокое уничтожение мирной обители. Официально уездные власти закрыли пустынь 8 мая 1923 года. Первым делом выгнали всех её насельников, предварительно изъяв у них серебряные ризы с личных икон и другие ценные вещи. Все они разъехались кто куда. Отец Алексий со своим келейником отцом Макарием отправился в Сергиев Посад. Два дня пожив в гостинице, они нашли приют в маленьком домике духовной дочери старца Веры Верховцевой, которая покидала Сергиев Посад, чтобы поселиться в Сарове, где ещё продолжалась монашеская жизнь.

До 1925 года старец Алексий ещё немного ходил по комнаткам, несколько раз добирался до храма. После он больше сидел в кресле, а потом уже полулежал на кровати. Старец из последних сил старался вычитывать все дневные службы, исключая Литургию, которую он в келье никогда не совершал, так как не имел антиминса. Когда он уже не мог стоять, то вычитывал службы сидя. Однажды, когда отец Алексий лежал от недомогания в постели, его приехал навестить патриарх Тихон. Батюшка был глубоко тронут вниманием святейшего и чувствовал себя крайне неловко, оттого что встречал его и беседовал лёжа. Он несколько раз пытался встать, но святейший снова укладывал его на кровать. После 1927 года отец Алексий уже только лежал, с трудом поднимая голову, и шевелил пальцами правой руки. Принимал только своих близких духовных чад и монахов, и то не всех. Есть свидетельства о существовании завещания старца Алексея – поминать предержащия власти и не отходить от митрополита Сергия.

Почил старец Алексий 19 сентября (2 октября н. ст.) 1928 года в Сергиевом Посаде. Чин отпевания в Петро-Павловском храме был совершён архиепископом Бийским Иннокентием (Соколовым) с многочисленным сонмом клириков и иерархов. На похороны старца собралось множество народа. Когда его хоронили, вокруг процессии собрались активисты из числа воинствующих безбожников, выкрикивая ругательства в адрес старца. Это была последняя бессмысленная месть дьявола. Верующие на все эти ругательства отвечали пением Трисвятаго и старались ближе прижаться к гробу своего духовного отца, который, они точно знали, стоит у Престола Божия и молится о каждой страждущей и любящей Господа душе. Погребён был старец в Сергиевом Посаде на Кокуевском кладбище у алтаря (позже, по закрытии кладбища, прах перенесён на новое городское кладбище).

В июле 1994 года мощи старца иеросхимонаха Алексия перенесли со Всесвятского (Кукуевского) кладбища во вновь открывшийся собор Смоленско-Зосимовой пустыни. А на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года преподобного Алексия Зосимовского причислили к лику святых.