Христианское паломничество как духовное путешествие

«...И если и после этого я останусь в живых, то или расскажу любви вашей лично, если Господь сподобит, о всех местах, которые я увижу, или, если суждено иначе, то напишу обо всем. Вы же, дорогие сестры, будьте милостивы и поминайте меня, умру ли я или останусь в живых», – пишет в одном из дошедших до наших дней писем христианская паломница IV века. Сегодня в паломнических путешествиях редко кто умирает, да и риск подвергнуться в них опасности теперь гораздо меньше, чем в первые века христианства. И все же, как говорит древняя мудрость, никто не возвращается из путешествия таким, каким был до него. Это утверждение особенно верно, если речь идёт о путешествии духовном — паломничестве.  Обычай в особое время отправляться в отдаленные места для поклонения святыням гораздо старше христианства. Писание сохранило свидетельства о том, как иудеи, жившие вдали от Иерусалима, устремлялись в Святой Город, чтобы оказаться в нем к празднику пасхи. Сам Спаситель за несколько дней до иудейской пасхи въехал в окружении апостолов в Иерусалим — и люди, ликуя, устилали их путь пальмовыми ветвями, которые принесли с собой в руках. От тех самых ветвей и произошло латинское слово palmarius, буквально — «человек, несущий пальмовую ветвь», де-факто обозначающее именно паломника. В начале прошлого века для наименования таких людей существовало и другое слово — поклонник. Сегодня у него иное значение, а тогда оно указывало на религиозно настроенного человека, направляющегося для поклонения святыне. В отличии от другого русского явления — странничества, которое было образом жизни некоторых людей — паломничество как духовное путешествие всегда предполагало цель.

   

 Цель, конечно же, не только географическую, в виде точки на карте мира, которой необходимо достичь. С самых ранних пор в христианской традиции сложилось представление о том, что, взяв на себя подвиг паломничества,  человек преодолевает последствия греха или другие нежелательные состояния — например, омертвение сердца, когда в повседневной жизни ничто не радует и отсутствует даже желание к чему-либо стремиться… Прикосновение к святыне проникает в самую глубину человеческой сути и имеет мощнейшее очищающее, освобождающее действие: не будет преувеличением сказать, что оно внутренне, а иногда и внешне преображает человека. Но почему подвиг? Велик ли подвиг сесть, скажем, на корабль и отправиться за несколько сотен или тысяч километров? Сегодня о паломничество как о подвиге говорят мало. Но с первых веков христианства и вплоть до новейшего времени, когда привычное нам международное право не действовало, путешествие, скажем, на Афонскую гору, а тем более — в Святую Землю, было сопряжено со множеством опасностей, с риском лишиться здоровья, а то и  самой жизни.




 Но даже не это главное. Люди прошлых веков, от благочестивого крестьянина или мастерового до богатого купца и аристократа, часто совершали паломничество, не имея при себе ничего кроме смены одежды в суме за спиной и посоха в руках. Отправляясь в духовное путешествие в Киев, на Афон или в Иерусалим, они всецело полагались на промысел Божий, каждым днём своего пути как бы утверждая: «Да будет воля Твоя». Странноприимные дома, конечно, были и тогда, как были и люди, готовые приютить, обогреть, накормить путешествующих — но никакой гарантии встречи с ними у паломников не было. Главное, что было у них — это абсолютное доверие к Творцу, и вот оно-то действительно было подвигом.

   

 Люди нашего века паломничают иначе. Комфортабельные в большей или меньшей степени самолеты, поезда, корабли и автобусы доставляют паломников к цели за много километров — а к их встрече уже заранее готовы гостиницы, трапезные, гостевые кельи при монастырях. Всё заранее оплачено и согласованно, серьёзные накладки в пути хоть и возможны, но маловероятны, за своевременное попадание в конечную точку маршрута берет на себя ответственность туроператор или паломнический отдел епархии. Обесценивает ли такой подход саму суть паломничества? Всё-таки нет. Современный человек внутренне слабей и прихотливей своих предков, однако благодаря паломнической поездке и у него появляется возможность преодоления себя. Миллионы наших современников годами, а то и десятилетиями живут по привычной схеме: работа, дом, на выходные — поход в церковь, поездка на дачу, общение с друзьями и родственниками. При таком монотонном ритме жизни и неизменном круге общения не трудно быть «хорошим» — во всяком случае, в своих собственных глазах. А вот в паломническом путешествии привычный строй жизни нарушается. Вокруг появляется множество незнакомых лиц и характеров, с которым, хочет того человек или нет, ему приходится как-то взаимодействовать и уживаться во время всей поездки. Незнакомые доселе места, как оказывается, имеют свои обычаи и порядки, которые требуется понять и принять хотя бы на время. Наконец, доступ к желанным святыням, как знают те, кто бывал в Святой Земле, может, паче чаяния, вдруг оказаться закрытым — и тогда придется терпеливо ждать, просить, договариваться… Выходит, что и современное, относительно удобное паломничество для человека XXI столетия в значительной мере оказывается преодолением себя. Прежде, чем приложиться к святыне, современного человека ждет встреча с самим собой — таким, каким он себя либо не знал, либо совершенно забыл. И даже если паломничество, как это часто бывает, совершается по данному человеком обету — возвращается он из него другим, чем был прежде — обладая знанием о тех сторонах своей личности, которые нуждаются в исправлении молитвой и покаянием. По большому счету, их виденье и есть уже начало исправления.




 Особенно непросто человеку воцерковленному бывает в поездках к святыням, организуемых светскими туристическими компаниями. Контингент в них подбирается самый разный, подчас имеющий слабое представление о том, что именуется христианской этикой — и среднестатистическому прихожанину по нескольку раз на день приходится собирать в кулак всю свою волю и всё смирение, чтобы остаться в приличных человеку верующему рамках. Это непросто — и в то же время такой опыт очень важен. Для души он подчас имеет значение не меньшее, чем сам момент приобщения к святыне. Да это и невозможно разделить — ведь паломничество как путь начинается с первого шага за родной порог, и прикосновение к святыне незримо происходит раньше, чем человек к ней приложится физически. Так что и современное паломничество, повторимся, есть пусть не подвиг, но серьёзная духовная практика. И учителями для человека здесь выступают не только другие люди, но и он сам, наблюдающий за собой и искренне желающий своего исправления. Искушений вдали от дома встречается особенно много, и нередко они имеют вид вполне благочестивых мыслей и порывов — но то лишь на первый взгляд. Плохо ли помнить о том, что обещал родственникам и друзьям привезти из Иерусалима освященную иконку, масло из лампады, горящей у Камня Миропомазания, нательный крестик или набор благовоний со Святой Земли? Вроде бы, помнить об этом и выполнить обещания и хорошо, и правильно. Но почему-то такие мысли могут начать обуревать человека в самый неподходящий момент — например, в очереди в Кувуклию в храме Гроба Господня, накануне того момента, когда он, возможно, единственный в жизни раз приложится к святому святых для каждого христианина — месту Воскресения Господа и Бога нашего Иисуса Христа… «Всему свое время, и время всякой вещи под небом», сказал Екклезиаст (3:1). Умение всецело переживать каждый отдельный миг бытия, не уносясь мысленно ни в прошлое, ни в будущее, очень важно для христианина. А в паломничестве это качество приобретает особое значение, позволяя сохранить в сердце каждое мгновение нового опыта и не пропустить то, что пропустить попросту нельзя.

 Нужно сказать, что практика паломнических путешествий в России, Украине, Белоруссии и других республиках бывшего СССР не прерывалась даже в безбожное время. Тайно, под видом поездок по собственным нуждам люди отправлялись в Киево-Печерскую Лавру, в места, где протекало подвижническое служение преподобного Серафима Саровского, туда, где втайне от властей проходил среди тайги Великорецкий крестный ход, участников которого каждый год ловила милиция… Было ли подвижничеством то паломничество? Несомненно да. И, что так же важно, участники тех запретных путешествий передали нам послание: выполнить дело Божье —  много важнее, чем угодить другим людям или мирской власти, и правильно расставленные здесь приоритеты дороже благополучия, спокойствия, общественного одобрения… Не потому ли на экваторе Перестройки, после празднования Тысячелетия Крещения Руси, когда вдруг стало ясно, что мрачное прошлое уже не вернется, тысячи, десятки тысяч людей устремились в паломничества к христианским святыням, находящимся как в нашей стране, так и за рубежом. В зависимости от чередования тучных и не очень лет нашей новейшей истории количество паломничающих было то большим, то меньшим — но  при этом совершенно очевидно одно: паломничество как христианская практика на полных правах вернулось в нашу жизнь, и отношение к нему у людей, включая миллионы наших невоцерковленных соотечественников — самое серьёзное. В конце XIX века корреспондент одного из французских изданий, ставший свидетелем молитвы русских паломников в Иерусалиме, написал: «Народ, умеющий так молиться, имеет великое будущее». И пускай между тем временем и нынешним в истории нашей страны пролегают десятилетия безбожной эпохи, сегодня, когда большинство наших соотечественников снова считают себя христианами, хочется верить, что  журналисту, чье подлинное призвание — глубже проникать в суть вещей, удалось тогда разглядеть сквозь время нечто важное, свидетелями которого, возможно станем и мы с вами. В. Сергиенко