Две картины Рубенса в Ирбитском музее

Сакраментальное выражение о снаряде, который якобы не попадает дважды в одно и то же место, верно не всегда. С интервалом в несколько лет в музее изобразительного искусства провинциального городка на Урале были обнаружены две картины Питера Пауля Рубенса, написанные на евангельские темы: сперва «Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой», а затем — «Положение во гроб».



Рубенс. Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой В один из последних дней июня 2019 года новостные ленты ресурсов, так или иначе связанных с культурой, спешили сообщить своим читателям о сенсации: в городе Ирбит Свердловской области обнаружен подлинник картины Питера Рубенса «Положение во гроб», написанной им в самом начале XVII века, в период его работы при дворе герцога Мантуи Винченцо I Гонзага. Переданная провинциальному музею в семидесятых годах как копия, картина оказалась оригиналом, что уже подтвердили — правда, пока устно — эксперты Государственного Эрмитажа. Официальное же заключение о подлинности будет дано в августе. Именно тогда состоится и презентация картины. Директор ирбитского музея Валерий Карпов, вдохновенный собиратель живописи и графики, говорит, что он давно подозревал: в музее находится не копия, а оригинал работы Рубенса— и теперь его предположение подтвердилось. Что же, бывают такие приятные открытия. На этом можно было бы поставить точку, если бы не одно обстоятельство. Семь лет назад в том же самом музее был обнаружен оригинал другой картины Рубенса — более поздней, но тоже религиозного содержания: «Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой» — и также переданной в дар Эрмитажем! В начале нынешнего десятилетия её находка породила серьёзные сомнения в подлинности картины, считающейся оригиналом и находящейся в музее Вены.  На полотне двухметровой высоты великий фламандец в свойственное ему манере, сочетающей мазки и движения кисти, изобразил двух женщин из всем известного евангельского сюжета. Невероятно живые глаза сестёр, наполненные слезами, примененные мастером эффекты света и тени, поразительная детализация костюмов создают на полотне особый драматизм образов. Особенно глаза: так, как писал их Рубенс, больше не мог никто — разве что его ученик Ван Дейк и англичанин Томас Гейнсборо, живший в восемнадцатом веке, смогли хоть сколько-нибудь приблизиться к технике фламандского мастера, натуральным образом творившего на полотне чудеса выразительности.

  


Рубенс. Положение во гроб Откуда же взялся ирбитский Рубенс, уже официально и безоговорочно признанный подлинным? Доподлинно известная история этой картины начинается в конце XIX века, когда именитый столичный врач, профессор медицины Александр Якобсон, большой ценитель искусства, приобрел её для своей личной коллекции. Кроме глубоких познаний в области отоларингологии Якобсон обладал ещё двумя замечательными умениями: лечить интимные болезни и хранить чужие тайны, что, собственно и сделало его  человеком состоятельным — настолько, что он вполне мог позволить себе приобрести картину Рубенса или другого мастера, которые в его коллекции было немало. После революции собственность, принадлежавшая Якобсону — дом в Петербурге, грандиозная сочинская дача в стиле модерн и коллекция произведений искусства — оказались в полном распоряжении советского государства. Тогда ли или ещё раньше на шедевр Рубенса кто-то добавлял собственные штрихи и мазки — неизвестно; так или иначе, шкатулка у ног Марфы, небо в углу полотна и цвета юбок сестёр претерпели серьёзные изменения. Якобсоновская «Мария и Марфа» была на 25 сантиметров в высоту меньше той, что хранится в Вене — очевидно, по этой самой причине в 1931 году она и попала в запасники Эрмитажа как копия. Там она пребывала долгих 44 года, пока не была с десятью другими картинами передана Валерию Карпову для экспозиции ирбитского музея, пополнить коллекцию которого он и прибыл в Эрмитаж в 1975 году.

  


 В 2012 году в музее Ирбита готовилась экспозиция «Дары Эрмитажа». По поручению директора реставратор из Нижнего Тагила Антонина Наседкина извлекла «Марфу и Марию» из хранилища, чтобы освежить потускневшее от времени полотно и снять с него позднейшие слои краски. Сперва она укрепила края картины с помощью специального рыбьего клея, а затем стала снимать лак. Как только открылись глаза Марфы, директор музея Валерий Карпов понял: это Рубенс, ошибки быть не может. Ведь повторить подобное просто нельзя: никакие технологии тут не помогут. «Это как уникальный автограф, как отпечаток пальца. Никто такого больше сделать не мог», — рассказывал директор музея корреспонденту екатеринбургского портала I’MC (It’s My City). Картину освобождали от всего лишнего, слой за слоем. Приехавший вскоре в Ирбит главный реставратор Эрмитажа Виктор Коробов внимательно изучил открывшиеся лица сестёр и подтвердил: да, это подлинник. Затем нити от холста, фрагменты грунта и образцы красок отправили для экспертизы  Московский государственный научно-исследовательский институт реставрации. Экспертиза длилась около полугода и подтвердила авторство Рубенса. Фламандский мастер уже при жизни был легендой, поэтому его творческий путь довольно хорошо документирован — известно не только, какими красками он пользовался, но даже где и в каких количествах он их покупал.

  


А год спустя главный хранитель фламандской живописи Государственного Эрмитажа Наталья Грицай пролила свет на обстоятельства создания картины. По её словам, в написании ирбитской «Марии и Марфы» принимали участие два лучших ученика великого фламандца: Антонис ван Дейк написал лицо одной из сестёр, а Якоб Йорданс тщательно прописал всю её остальную фигуру, включая сложенные руки — вдвоём они завершили картину, начатую Рубенсом. Таким образом, у картины не один, а трое авторов. Этот вариант, как считают эксперты, более ранний, а то, что находится в Художественно-историческом музее Вены и который широко известен с XVIII века — поздний. Но вот как могла картина Рубенса, каждый рисунок и эскиз которого изучен историками искусства, оставаться неизвестной вплоть до конца XIX века — по-прежнему остается загадкой. Теперь же, когда подлинником признано и «Положение во гроб» из ирбитского музея, загадок стало ещё больше. В. Сергиенко
Поделиться:
Две картины Рубенса в Ирбитском музее Две картины Рубенса в Ирбитском музее Сакраментальное выражение о снаряде, который якобы не попадает дважды в одно и то же место, верно не всегда. С интервалом в несколько лет в музее изобразительного искусства провинциального городка на Урале были обнаружены две картины Питера Пауля Рубенса, написанные на евангельские темы: сперва «Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой», а затем — «Положение во гроб». Рубенс. Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой В один из последних дней июня 2019 года новостные ленты ресурсов, так или иначе связанных с культурой, спешили сообщить своим читателям о сенсации: в городе Ирбит Свердловской области обнаружен подлинник картины Питера Рубенса «Положение во гроб», написанной им в самом начале XVII века, в период его работы при дворе герцога Мантуи Винченцо I Гонзага. Переданная провинциальному музею в семидесятых годах как копия, картина оказалась оригиналом, что уже подтвердили — правда, пока устно — эксперты Государственного Эрмитажа. Официальное же заключение о подлинности будет дано в августе. Именно тогда состоится и презентация картины. Директор ирбитского музея Валерий Карпов, вдохновенный собиратель живописи и графики, говорит, что он давно подозревал: в музее находится не копия, а оригинал работы Рубенса— и теперь его предположение подтвердилось. Что же, бывают такие приятные открытия. На этом можно было бы поставить точку, если бы не одно обстоятельство. Семь лет назад в том же самом музее был обнаружен оригинал другой картины Рубенса — более поздней, но тоже религиозного содержания: «Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой» — и также переданной в дар Эрмитажем! В начале нынешнего десятилетия её находка породила серьёзные сомнения в подлинности картины, считающейся оригиналом и находящейся в музее Вены.  На полотне двухметровой высоты великий фламандец в свойственное ему манере, сочетающей мазки и движения кисти, изобразил двух женщин из всем известного евангельского сюжета. Невероятно живые глаза сестёр, наполненные слезами, примененные мастером эффекты света и тени, поразительная детализация костюмов создают на полотне особый драматизм образов. Особенно глаза: так, как писал их Рубенс, больше не мог никто — разве что его ученик Ван Дейк и англичанин Томас Гейнсборо, живший в восемнадцатом веке, смогли хоть сколько-нибудь приблизиться к технике фламандского мастера, натуральным образом творившего на полотне чудеса выразительности.    Рубенс. Положение во гроб Откуда же взялся ирбитский Рубенс, уже официально и безоговорочно признанный подлинным? Доподлинно известная история этой картины начинается в конце XIX века, когда именитый столичный врач, профессор медицины Александр Якобсон, большой ценитель искусства, приобрел её для своей личной коллекции. Кроме глубоких познаний в области отоларингологии Якобсон обладал ещё двумя замечательными умениями: лечить интимные болезни и хранить чужие тайны, что, собственно и сделало его  человеком состоятельным — настолько, что он вполне мог позволить себе приобрести картину Рубенса или другого мастера, которые в его коллекции было немало. После революции собственность, принадлежавшая Якобсону — дом в Петербурге, грандиозная сочинская дача в стиле модерн и коллекция произведений искусства — оказались в полном распоряжении советского государства. Тогда ли или ещё раньше на шедевр Рубенса кто-то добавлял собственные штрихи и мазки — неизвестно; так или иначе, шкатулка у ног Марфы, небо в углу полотна и цвета юбок сестёр претерпели серьёзные изменения. Якобсоновская «Мария и Марфа» была на 25 сантиметров в высоту меньше той, что хранится в Вене — очевидно, по этой самой причине в 1931 году она и попала в запасники Эрмитажа как копия. Там она пребывала долгих 44 года, пока не была с десятью другими картинами передана Валерию Карпову для экспозиции ирбитского музея, пополнить коллекцию которого он и прибыл в Эрмитаж в 1975 году.     В 2012 году в музее Ирбита готовилась экспозиция «Дары Эрмитажа». По поручению директора реставратор из Нижнего Тагила Антонина Наседкина извлекла «Марфу и Марию» из хранилища, чтобы освежить потускневшее от времени полотно и снять с него позднейшие слои краски. Сперва она укрепила края картины с помощью специального рыбьего клея, а затем стала снимать лак. Как только открылись глаза Марфы, директор музея Валерий Карпов понял: это Рубенс, ошибки быть не может. Ведь повторить подобное просто нельзя: никакие технологии тут не помогут. «Это как уникальный автограф, как отпечаток пальца. Никто такого больше сделать не мог», — рассказывал директор музея корреспонденту екатеринбургского портала I’MC (It’s My City). Картину освобождали от всего лишнего, слой за слоем. Приехавший вскоре в Ирбит главный реставратор Эрмитажа Виктор Коробов внимательно изучил открывшиеся лица сестёр и подтвердил: да, это подлинник. Затем нити от холста, фрагменты грунта и образцы красок отправили для экспертизы  Московский государственный научно-исследовательский институт реставрации. Экспертиза длилась около полугода и подтвердила авторство Рубенса. Фламандский мастер уже при жизни был легендой, поэтому его творческий путь довольно хорошо документирован — известно не только, какими красками он пользовался, но даже где и в каких количествах он их покупал.    А год спустя главный хранитель фламандской живописи Государственного Эрмитажа Наталья Грицай пролила свет на обстоятельства создания картины. По её словам, в написании ирбитской «Марии и Марфы» принимали участие два лучших ученика великого фламандца: Антонис ван Дейк написал лицо одной из сестёр, а Якоб Йорданс тщательно прописал всю её остальную фигуру, включая сложенные руки — вдвоём они завершили картину, начатую Рубенсом. Таким образом, у картины не один, а трое авторов. Этот вариант, как считают эксперты, более ранний, а то, что находится в Художественно-историческом музее Вены и который широко известен с XVIII века — поздний. Но вот как могла картина Рубенса, каждый рисунок и эскиз которого изучен историками искусства, оставаться неизвестной вплоть до конца XIX века — по-прежнему остается загадкой. Теперь же, когда подлинником признано и «Положение во гроб» из ирбитского музея, загадок стало ещё больше. В. Сергиенко
Сакраментальное выражение о снаряде, который якобы не попадает дважды в одно и то же место, верно не всегда. С интервалом в несколько лет в музее изобразительного искусства провинциального городка на Урале были обнаружены две картины Питера Пауля Рубенса, написанные на евангельские темы: сперва «Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой», а затем — «Положение во гроб». Рубенс. Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой В один из последних дней июня 2019 года новостные ленты ресурсов, так или иначе связанных с культурой, спешили сообщить своим читателям о сенсации: в городе Ирбит Свердловской области обнаружен подлинник картины Питера Рубенса «Положение во гроб», написанной им в самом начале XVII века, в период его работы при дворе герцога Мантуи Винченцо I Гонзага. Переданная провинциальному музею в семидесятых годах как копия, картина оказалась оригиналом, что уже подтвердили — правда, пока устно — эксперты Государственного Эрмитажа. Официальное же заключение о подлинности будет дано в августе. Именно тогда состоится и презентация картины. Директор ирбитского музея Валерий Карпов, вдохновенный собиратель живописи и графики, говорит, что он давно подозревал: в музее находится не копия, а оригинал работы Рубенса— и теперь его предположение подтвердилось. Что же, бывают такие приятные открытия. На этом можно было бы поставить точку, если бы не одно обстоятельство. Семь лет назад в том же самом музее был обнаружен оригинал другой картины Рубенса — более поздней, но тоже религиозного содержания: «Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой» — и также переданной в дар Эрмитажем! В начале нынешнего десятилетия её находка породила серьёзные сомнения в подлинности картины, считающейся оригиналом и находящейся в музее Вены.  На полотне двухметровой высоты великий фламандец в свойственное ему манере, сочетающей мазки и движения кисти, изобразил двух женщин из всем известного евангельского сюжета. Невероятно живые глаза сестёр, наполненные слезами, примененные мастером эффекты света и тени, поразительная детализация костюмов создают на полотне особый драматизм образов. Особенно глаза: так, как писал их Рубенс, больше не мог никто — разве что его ученик Ван Дейк и англичанин Томас Гейнсборо, живший в восемнадцатом веке, смогли хоть сколько-нибудь приблизиться к технике фламандского мастера, натуральным образом творившего на полотне чудеса выразительности.    Рубенс. Положение во гроб Откуда же взялся ирбитский Рубенс, уже официально и безоговорочно признанный подлинным? Доподлинно известная история этой картины начинается в конце XIX века, когда именитый столичный врач, профессор медицины Александр Якобсон, большой ценитель искусства, приобрел её для своей личной коллекции. Кроме глубоких познаний в области отоларингологии Якобсон обладал ещё двумя замечательными умениями: лечить интимные болезни и хранить чужие тайны, что, собственно и сделало его  человеком состоятельным — настолько, что он вполне мог позволить себе приобрести картину Рубенса или другого мастера, которые в его коллекции было немало. После революции собственность, принадлежавшая Якобсону — дом в Петербурге, грандиозная сочинская дача в стиле модерн и коллекция произведений искусства — оказались в полном распоряжении советского государства. Тогда ли или ещё раньше на шедевр Рубенса кто-то добавлял собственные штрихи и мазки — неизвестно; так или иначе, шкатулка у ног Марфы, небо в углу полотна и цвета юбок сестёр претерпели серьёзные изменения. Якобсоновская «Мария и Марфа» была на 25 сантиметров в высоту меньше той, что хранится в Вене — очевидно, по этой самой причине в 1931 году она и попала в запасники Эрмитажа как копия. Там она пребывала долгих 44 года, пока не была с десятью другими картинами передана Валерию Карпову для экспозиции ирбитского музея, пополнить коллекцию которого он и прибыл в Эрмитаж в 1975 году.     В 2012 году в музее Ирбита готовилась экспозиция «Дары Эрмитажа». По поручению директора реставратор из Нижнего Тагила Антонина Наседкина извлекла «Марфу и Марию» из хранилища, чтобы освежить потускневшее от времени полотно и снять с него позднейшие слои краски. Сперва она укрепила края картины с помощью специального рыбьего клея, а затем стала снимать лак. Как только открылись глаза Марфы, директор музея Валерий Карпов понял: это Рубенс, ошибки быть не может. Ведь повторить подобное просто нельзя: никакие технологии тут не помогут. «Это как уникальный автограф, как отпечаток пальца. Никто такого больше сделать не мог», — рассказывал директор музея корреспонденту екатеринбургского портала I’MC (It’s My City). Картину освобождали от всего лишнего, слой за слоем. Приехавший вскоре в Ирбит главный реставратор Эрмитажа Виктор Коробов внимательно изучил открывшиеся лица сестёр и подтвердил: да, это подлинник. Затем нити от холста, фрагменты грунта и образцы красок отправили для экспертизы  Московский государственный научно-исследовательский институт реставрации. Экспертиза длилась около полугода и подтвердила авторство Рубенса. Фламандский мастер уже при жизни был легендой, поэтому его творческий путь довольно хорошо документирован — известно не только, какими красками он пользовался, но даже где и в каких количествах он их покупал.    А год спустя главный хранитель фламандской живописи Государственного Эрмитажа Наталья Грицай пролила свет на обстоятельства создания картины. По её словам, в написании ирбитской «Марии и Марфы» принимали участие два лучших ученика великого фламандца: Антонис ван Дейк написал лицо одной из сестёр, а Якоб Йорданс тщательно прописал всю её остальную фигуру, включая сложенные руки — вдвоём они завершили картину, начатую Рубенсом. Таким образом, у картины не один, а трое авторов. Этот вариант, как считают эксперты, более ранний, а то, что находится в Художественно-историческом музее Вены и который широко известен с XVIII века — поздний. Но вот как могла картина Рубенса, каждый рисунок и эскиз которого изучен историками искусства, оставаться неизвестной вплоть до конца XIX века — по-прежнему остается загадкой. Теперь же, когда подлинником признано и «Положение во гроб» из ирбитского музея, загадок стало ещё больше. В. Сергиенко