Преподобный Зиновий (Мажуга) (в схиме Серафим), Тетрицкаройский Митрополит

Мит­ро­по­лит Зи­но­вий, иерарх Гру­зин­ской Церк­ви (в ми­ру За­ха­рий Иоаки­мо­вич Ма­жу­га), на­чи­нал свою ду­хов­ную жизнь в Глин­ской пу­сты­ни. Ро­дил­ся он неда­ле­ко от оби­те­ли, в г. Глу­хо­ве 14 сен­тяб­ря 1898 г. На­зва­ли маль­чи­ка За­ха­ри­ей. Он ра­но ли­шил­ся ро­ди­те­лей. Отец умер, ко­гда ему бы­ло 3 го­да, а мать ко­гда ис­пол­ни­лось 11 лет. При­шлось жить у род­ствен­ни­ков. Жи­ли бед­но, но ос­но­вы бла­го­че­стия – ве­ру и лю­бовь к Бо­гу, за­ло­жен­ные по­кой­ной ма­те­рью, маль­чик бе­рег все­гда. Сест­ра его, уже имея свою се­мью, и при­няв­шая млад­ше­го бра­та, вско­ре устро­и­ла его в по­ши­воч­ную ма­стер­скую при Глин­ской пу­стыне. Это бы­ло для него ве­ли­кой ра­до­стью: он бе­гал в оби­тель и рань­ше, знал неко­то­рых на­сель­ни­ков, жалев­ших оси­ро­те­ло­го маль­чи­ка, с теп­лом и уча­сти­ем от­но­сив­ших­ся к нему. Ко­гда ему ис­пол­ни­лось 16 лет, его за­чис­ли­ли в Глин­скую пу­стынь по­слуш­ни­ком. Обыч­но вновь по­сту­пив­ших опре­де­ля­ли сра­зу же в го­сти­ни­цу, чтобы на­учить слу­жить лю­дям – на пол­го­да, по­том – в пра­чеч­ную, чтобы не бо­ял­ся в бу­ду­щем ни­ка­ких тру­дов – на год или два. По­сле это­го, смот­ря по усер­дию и склон­но­сти к опре­де­лен­ным тру­дам, по­сы­ла­ли на кух­ню, в пе­кар­ню, в пе­ре­плет­ную или швей­ную и дру­гие ма­стер­ские, ес­ли яв­но бы­ла склон­ность к ино­че­ской жиз­ни. Ес­ли ее не за­ме­ча­ли в юно­ше, то со­ве­то­ва­ли вер­нуть­ся до­мой.

У За­ха­рии бы­ло все хо­ро­шо с пер­вы­ми по­слу­ша­ни­я­ми, а на спе­ци­аль­ных – не ла­ди­лось. Стар­шие без кон­ца жа­ло­ва­лись на него на­сто­я­те­лю, его пе­ре­во­ди­ли с ме­ста на ме­сто… Он очень пе­ре­жи­вал, мо­лил­ся изо всех сил, бо­ясь, что его от­пра­вят до­мой. Жа­лел его и ста­рал­ся под­дер­жи­вать лишь один стро­гий схи­мо­нах Ге­ра­сим, ко­то­ро­му его по­ру­чи­ли. Ста­рец ре­шил ис­пы­тать мо­ло­до­го по­слуш­ни­ка, стал гроз­но вы­го­нять и да­же обе­щал по­бить, но огор­чен­ный юно­ша ре­ши­тель­но за­явил, что он ни­ку­да не уй­дет, как бы ста­рец к нему не от­но­сил­ся. С тех пор За­ха­рия стал ду­хов­ным сы­ном стро­го­го мо­на­ха, ко­то­рый при­учал его к про­дол­жи­тель­ным мо­лит­вам, стро­го­му огра­ни­че­нию в пи­ще, воз­дер­жа­нию в сло­вах. По­сте­пен­но на­ла­ди­лось де­ло и с по­слу­ша­ни­я­ми. По­сла­ли его при­смат­ри­вать за ло­шадь­ми. Их он бо­ял­ся, бо­ял­ся и то­го, что, не спра­вив­шись с этим по­слу­ша­ни­ем то­же, его вы­го­нят. Од­на­ко, ско­ро при­вык и по­лю­бил их. Де­ло пошло на лад.

В 1914 г. на­ча­лась 1-ая ми­ро­вая вой­на, а в 1916 г. За­ха­рию вме­сте с дру­ги­ми мо­ло­ды­ми по­слуш­ни­ка­ми взя­ли на во­ен­ную служ­бу. Про­во­дил его ста­рец Ге­ра­сим, пред­ска­зав воз­вра­ще­ние в оби­тель и то, что боль­ше они не уви­дят­ся. За­ве­щал ста­рец при по­след­нем сви­да­нии усерд­но мо­лить­ся и во всем по­ла­гать­ся на во­лю Бо­жию. Бу­ду­щий мо­нах мо­лил Бо­га о том, чтобы его на­зна­чи­ли на та­кое ме­сто, где он мог бы ни­ко­го не уби­вать, и Бог дал ему: его за­чис­ли­ли в ро­ту кон­во­и­ров и в во­ен­ных дей­стви­ях он не участ­во­вал. Удер­жи­вать по­зи­ции, тес­ни­мые нем­ца­ми, рус­ским вой­скам (где был За­ха­рия) при­шлось в Пин­ских бо­ло­тах в Бе­ло­рус­сии. По­сто­ян­ная сы­рость этих мест при­ве­ла к за­боле­ва­ни­ям, ко­то­рые му­чи­ли его в те­че­нии всей жиз­ни – эк­зе­ме и тром­бо­фле­би­ту.

Ко­гда За­ха­рию де­мо­би­ли­зо­ва­ли, он вер­нул­ся в Глин­скую пу­стынь, где в 1917 г. Был по­стри­жен в день Бла­го­ве­ще­ния Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы с име­нем Зи­но­вий в честь свя­щен­но­му­че­ни­ка Зи­но­вия, епи­ско­па Эгей­ско­го. Ста­рец Ге­ра­сим, как и пред­ска­зы­вал, к это­му вре­ме­ни умер. Но­во­по­стри­жен­но­го мо­на­ха вру­чи­ли стар­цу иерос­хи­мо­на­ху Ни­ко­лаю. На­сто­я­тель оби­те­ли ар­хи­манд­рит Нек­та­рий бла­го­сло­вил мо­на­ху Зи­но­вию ез­дить на мо­на­стыр­скую мель­ни­цу в г. Пу­тивль (это в 40 км от мо­на­сты­ря на ре­ке Сейм), от­во­зить ту­да зер­но, а в мо­на­стырь при­во­зить му­ку. Ес­ли учи­ты­вать, что это вре­мя – го­ды граж­дан­ской вой­ны – осо­бен­но от­ли­ча­лось на­си­ли­ем, гра­бе­жа­ми, убий­ства­ми, то мож­но пред­ста­вить, с ка­ким риском бы­ло со­пря­же­но та­кое по­слу­ша­ние. По ми­ло­сти Бо­жи­ей, обо­зы при­хо­ди­ли це­лы­ми. Мо­нах Зи­но­вий знал, что на­сто­я­тель, бла­го­слов­ляя на та­кое по­слу­ша­ние, мо­лил­ся за него, но и сам про­сил Бо­га, чтобы бла­го­по­луч­но вы­пол­нять по­ру­чен­ное.

Учась на де­ле от­се­че­нию сво­ей во­ли и сми­ре­нию, мо­на­ху Зи­но­вию при­шлось ис­пы­тать нема­ло тре­вож­ных ми­нут. Од­на­жды его по­зва­ли к на­сто­я­те­лю, ве­ле­ли сесть на стул, и ке­лей­ник, не го­во­ря ни сло­ва, остриг во­ло­сы, при этом ни­че­го не объ­яс­няя. Он то­же ни о чем не спра­ши­вал, но в мыс­лях недо­уме­вая, по­че­му так и к че­му это… По­сле че­го ему ве­ле­ли ид­ти в ке­лью и ждать. Че­го? Опять все мол­чат. По­зва­ли ве­че­ром, сня­ли мо­на­ше­скую одеж­ду, да­ли по­ме­рить ко­стюм. Все это мол­ча, ни­че­го ему не го­во­ря. По­сле это­го, по­ло­жив­шись на во­лю Бо­жию, он по­шел за­пря­гать ло­ша­дей, как бы­ло ве­ле­но. По­до­гнал по­воз­ку к на­сто­я­тель­ско­му кор­пу­су, во­шел к на­сто­я­те­лю. Тот мо­лил­ся, по­том, по­вер­нув­шись, ска­зал, что он в нем не ошиб­ся и по­ру­ча­ет ему труд­ное де­ло: тай­но от­вез­ти од­но­го че­ло­ве­ка, не при­вле­кая к се­бе вни­ма­ния (для то­го и нуж­но бы­ло из­ме­нить внеш­ний об­лик). На до­ро­гах за­ни­ма­лись гра­бе­жа­ми все­воз­мож­ные бан­ды, и спа­стись от них бы­ло не так-то про­сто. Ока­за­лось, мо­нах Зи­но­вий вез ар­хи­ерея. Про­ща­ясь, тот ска­зал: «Ты спас ар­хи­ерея, сле­до­ва­тель­но, быть те­бе ар­хи­ере­ем». Это ис­пол­ни­лось через 35 лет.

В 1922 г. Глин­скую пу­стынь за­кры­ли и вско­ро­сти ра­зо­ри­ли. Мо­нах Зи­но­вий взял с со­бой один из ан­ти­мин­сов, на ко­то­ром впо­след­ствии со­вер­ша­ли бо­го­слу­же­ния под от­кры­тым небом. На­пра­вил­ся он в Гру­зию, где то­гда бы­ло спо­кой­нее. В Дран­дов­ском Успен­ском мо­на­сты­ре его ру­ко­по­ло­жи­ли во иеро­ди­а­ко­на, а в 1925 г. епи­скоп Су­хум­ский Ни­кон ру­ко­по­ло­жил во иеро­мо­на­ха. Недол­го жи­ли мо­на­хи и там. В 1927 г. мо­на­стырь за­кры­ли. Отец Зи­но­вий стал на­сто­я­те­лем церк­ви ве­ли­ко­му­че­ни­ка Ге­ор­гия, по­том слу­жил в Ни­коль­ском хра­ме г. Су­ху­ми. Вско­ре и это ста­ло невоз­мож­но. Ре­шил под­нять­ся в го­ры, устро­ив неболь­шой скит. И там не да­ли спо­кой­но по­жить. При­шлось о. Зи­но­вию жить в гре­че­ских по­се­ле­ни­ях, пе­ре­хо­дя с ме­ста на ме­сто. Бла­го­да­ря при­об­ре­тен­но­му в Глин­ской пу­стыне ре­ме­с­лу он бес­плат­но шил мест­ным жи­те­лям все, что про­си­ли, за это они его кор­ми­ли и устра­и­ва­ли на ноч­лег. Об­ща­ясь с гре­ка­ми, о. Зи­но­вий вы­учил гре­че­ский язык и мог сво­бод­но го­во­рить на нем. Поз­же он рас­ска­зал об од­ном уди­ви­тель­ном слу­чае тех лет. Но­чуя в од­ном се­ле­нии, он узнал от хо­зя­и­на, что на­ме­ча­ет­ся про­вер­ка. Он, ко­неч­но, там не про­пи­сан. На­до ухо­дить, чтобы ни­ко­го не под­ве­сти и се­бе не при­чи­нить непри­ят­но­сти. Ушел в лес, на­шел под­хо­дя­щее ме­стеч­ко, буд­то кто-то устро­ил се­бе жи­ли­ще, раз­вел ко­стер, стал мо­лить­ся свя­ти­те­лю Ни­ко­лаю, ведь эта ночь как раз под празд­ник «веш­не­го Ни­ко­лы» 22 мая. Вско­ре он услы­шал тя­же­лые ша­ги, хруст ве­ток. Кто-то ло­мил­ся через ку­сты пря­мо к нему. Отец Зи­но­вий под­бро­сил хво­ро­сту в ко­стер, стал сту­чать… Ша­ги стих­ли, но раз­дал­ся рев. Мед­ведь! Еще ог­ня при­ба­вил, еще усерд­нее стал мо­лить­ся… Неза­мет­но за­снул. Проснул­ся от то­го, что его раз­бу­дил маль­чик, сы­ниш­ка хо­зя­и­на, ко­то­рый при­шел его по­звать до­мой, при­не­ся с со­бой мо­ло­ко для под­креп­ле­ния сил. Отец Зи­но­вий встал, обо­шел свое убе­жи­ще – ку­сты по­мя­ты, вид­но, что по кру­гу, об­хо­дя свою бер­ло­гу, хо­дил мед­ведь. У хо­зя­и­на до­ма за зав­тра­ком о. Зи­но­вий рас­ска­зал о ноч­ном по­се­ти­те­ле, но тот не по­ве­рил, ре­шив, что это со стра­ху при­сни­лось от­шель­ни­ку. Хо­зя­ин был охот­ни­ком, знал по­вад­ки зве­рей, знал, что в их кра­ях во­дят­ся ги­ма­лай­ские мед­ве­ди, ко­то­рые ни­ко­гда не усту­пят сво­ей бер­ло­ги. Ре­ши­ли схо­дить на это ме­сто, чтобы убе­дить­ся, уви­деть все днем. Уви­де­ли по­ло­ман­ные ку­сты, сле­ды мед­ве­жьих лап, по­мет. Охот­ник ска­зал: «Да, о. Зи­но­вий, те­бя спас свя­ти­тель Ни­ко­лай». Это очень ред­кий слу­чай, ко­гда мед­ведь ушел, не на­ка­зав обид­чи­ка.

Не на­хо­дя воз­мож­но­сти для слу­же­ния о. Зи­но­вий уехал в г.Ро­стов-на-До­ну, где стал слу­жить в Со­фи­ев­ском хра­ме.В 1936 г. его аре­сто­ва­ли. В след­ствен­ном изо­ля­то­ре он за­ра­зил­ся ма­ля­ри­ей, что бы­ло для него ми­ло­стью Бо­жи­ей, так как один мо­ло­дой врач, стал до­ка­зы­вать сво­им кол­ле­гам, что та­ко­го боль­но­го нель­зя от­прав­лять в Сред­нюю Азию, ку­да со­би­ра­лись пе­ре­во­дить пар­тию за­клю­чен­ных, из-за это­го его от­пра­ви­ли на Урал, а че­тыр­на­дцать свя­щен­но­слу­жи­те­лей – в Таш­кент. Отец Зи­но­вий пе­ре­жи­вал, что его ис­клю­чи­ли, хо­тел ехать со все­ми вме­сте. Поз­же, уже на стро­и­тель­стве Бе­ло­мор­ка­на­ла, он узнал, что все, от­прав­лен­ные в Таш­кент умер­ли. Уте­ше­ни­ем ему бы­ла крат­кая встре­ча в Ро­стов­ском рас­пре­де­ли­те­ле с бу­ду­щи­ми Глин­ски­ми стар­ца­ми – о. Се­ра­фи­мом (Ро­ман­цо­вым) и о. Ан­д­ро­ни­ком (Лу­ка­шом).

По при­бы­тию на ме­сто за­клю­че­ния о. Зи­но­вий раз­дал все, что имел. Так по­сту­пил и один из его по­пут­чи­ков. Дру­гой сме­ял­ся над ни­ми: «Зав­тра-то, что есть бу­де­те?». Ко­гда же ве­че­ром все вер­ну­лись в ба­рак, то уви­де­ли, что на кро­ва­ти о. Зи­но­вия и его спут­ни­ка, по­сле­до­вав­ше­го его при­ме­ру, ле­жа­ли их ве­щи, а у на­смеш­ни­ка укра­ли все, да­же мат­рас. Обыч­но свя­щен­ни­ков по­ме­ща­ли вме­сте с уго­лов­ни­ка­ми. Так бы­ло и здесь. Од­на­жды но­чью в ка­ме­ру при­ве­ли мо­ло­до­го пар­ня. Мест сво­бод­ных не бы­ло. Он со­би­рал­ся уже по­сте­лить га­зе­ту и лечь на бе­тон­ный пол. Отец Зи­но­вий и его спут­ник раз­ре­за­ли свои оде­я­ла и да­ли вновь по­сту­пив­ше­му. Утром он ска­зал о. Зи­но­вию: «Отец, по­ка я здесь, вас ни­кто не тронет». Он ока­зал­ся од­ним из ав­то­ри­те­тов в уго­лов­ном ми­ре и их, дей­стви­тель­но, за­щи­щал от мно­гих непри­ят­но­стей, неиз­беж­ных при об­ще­нии с пред­ста­ви­те­ля­ми пре­ступ­но­го ми­ра. В тюрь­ме о. Зи­но­вий, пом­нив­ший на­изусть ча­сто упо­треб­ля­е­мые служ­бы, ис­по­ве­до­вал всех, кто про­сил, мо­лил­ся с же­ла­ю­щи­ми, но боль­ше лю­бил и мо­лить­ся один, ко­гда поз­во­ля­ли усло­вия. Как-то, на Ура­ле, ко­гда за­клю­чен­ные стро­ем воз­вра­ща­лись в ба­рак по­сле ра­бо­ты, о. Зи­но­вий, как са­мый ма­лень­кий по ро­сту, идя в кон­це ко­ло­ны, за­ме­тил в сне­гу, в 50 гра­дус­ный мо­роз све­же­со­рван­ную гроздь ви­но­гра­да. Он по­до­брал ее, при­нес в ба­рак и раз­дал каж­до­му зэку по ви­но­гра­дин­ке, как яв­ное Бо­жье чу­до и уте­ше­ние. Ра­бо­тать ему при­хо­ди­лось на­равне со все­ми. Ни­кто не счи­тал­ся с тем, что он был физи­че­ски сла­бее мно­гих, к то­му же еще со вре­мен 1-ой ми­ро­вой вой­ны он стра­дал за­боле­ва­ни­ем ног. Ко­гда его по­сла­ли гру­зить меш­ки, он на­до­рвал­ся. Врач хо­да­тай­ство­вал о пе­ре­во­де его на бо­лее лег­кую ра­бо­ту. Хо­тя это бы­ло ред­ким яв­ле­ни­ем, но, его все-та­ки, пе­ре­ве­ли в порт­няж­ную ма­стер­скую. А там ма­стер ста­рал­ся ему до­са­дить, так как на­ме­ре­вал­ся взять на это ме­сто сво­е­го че­ло­ве­ка. Неожи­дан­но ма­сте­ра сме­ни­ли, а но­вый ма­стер про­ве­рил оформ­ле­ния на­ря­дов (где бы­ли на­ме­рен­ные ис­ка­же­ния), и вос­ста­но­вил все, как на­до бы­ло в со­от­вет­ствии с ре­аль­ным вы­пол­не­ни­ем нор­мы. Бла­го­да­ря это­му о. Зи­но­вий ока­зал­ся в чис­ле пе­ре­до­ви­ков и за­слу­жил до­сроч­ное осво­бож­де­ние, про­быв 4 го­да и 8 мес. вме­сто 5-ти лет по при­го­во­ру.

Мно­го при­шлось вы­тер­петь за эти го­ды, но и не раз убе­дить­ся, что Гос­подь не остав­ля­ет без Сво­ей по­мо­щи упо­ва­ю­щих на Него. Осво­бо­ди­ли о. Зи­но­вия на празд­ник Успе­ния Ма­те­ри Бо­жи­ей, ре­а­би­ли­ти­ро­ва­ли. По­ехал он в Су­ху­ми, но там не ста­ли его про­пи­сы­вать. Ре­шил по­ехать под­ле­чить­ся в Тби­ли­си, но там у него укра­ли день­ги и до­ку­мен­ты. Как бес­пас­порт­но­го при­ве­ли в ми­ли­цию. Обыс­кав, на­шли чет­ки. На­чаль­ник ми­ли­ции ска­зал сво­им со­труд­ни­кам: «Пре­ступ­ни­ков на­до ло­вить, а это мо­нах. Ко­го вы при­ве­ли?». От­ца Зи­но­вия от­пу­сти­ли, но при­шлось ждать, по­ка вос­ста­но­вят до­ку­мен­ты. Ожи­дая свои до­ку­мен­ты, о. Зи­но­вий стал хо­дить в Си­он­ский со­бор, где его уви­дел пат­ри­арх Кал­ли­страт, ко­то­рый пред­ло­жил ему быть вне­штат­ным свя­щен­ни­ком со­бо­ра. Пат­ри­арх очень ува­жал о. Зи­но­вия и по­это­му про­сил, на­хо­дясь на смерт­ном од­ре, сво­е­го преем­ни­ка, чтобы он до­бил­ся епи­скоп­ской хи­ро­то­нии для о. Зи­но­вия. Это бы­ло очень непро­сто, так как гру­зи­ны не хо­те­ли ви­деть сре­ди сво­е­го епи­ско­па­та рус­ско­го че­ло­ве­ка.

В го­ды Оте­че­ствен­ной вой­ны – с 1942 по 1945 го­ды – о. Зи­но­вий слу­жил в Си­он­ском со­бо­ре и был ду­хов­ни­ком Оль­гин­ско­го мо­на­сты­ря в Мц­хе­те. В 1945 г. его пе­ре­ве­ли в с. Ки­ро­во Сте­па­нов­ско­го рай­о­на Ар­ме­нии. С 1947 и по 1950 го­ды на­сто­я­тель Свя­то-Ду­хов­ской церк­ви г. Ба­ту­ми. При­хо­ды где он слу­жил, ожи­ва­ли, ре­ста­ври­ро­ва­лись хра­мы, лю­ди на­чи­на­ли тя­нуть­ся к Бо­гу.

В по­сле­во­ен­ные го­ды от­но­ше­ния меж­ду дву­мя брат­ски­ми Церк­ва­ми усер­ди­ем пат­ри­ар­ха Кал­ли­стра­та, смяг­чи­лись, вос­ста­но­ви­лось мо­лит­вен­ное об­ще­ние. Пат­ри­арх Кал­ли­страт по­ста­вил о. Зи­но­вия бла­го­чин­ным рус­ских при­хо­дов Гру­зии и Ар­ме­нии, ко­то­рые вхо­ди­ли преж­де в юрис­дик­цию пат­ри­ар­ха Мос­ков­ско­го. На­зна­че­ние о. Зи­но­вия спо­соб­ство­ва­ло дру­же­ствен­но­му при­ми­ре­нию, зна­ком ко­то­ро­го бы­ла пе­ре­да­ча этих при­хо­дов в юрис­дик­цию Гру­зин­ско­го Пат­ри­ар­ха­та. Отец Зи­но­вий мно­гое сде­лал для то­го, чтобы не воз­ни­ка­ли кон­флик­ты меж­ду рус­ски­ми и гру­зи­на­ми. Он лю­бил Гру­зию, знал ее ис­то­рию, чтил свя­тых Гру­зин­ской Церк­ви, не де­лал раз­ли­чия меж­ду людь­ми раз­ных на­цио­наль­но­стей, ува­жая в каж­дом об­ра­щав­шем­ся к нему об­раз Бо­жий.

Ста­рец Зи­но­вий, то­гда ар­хи­манд­рит, как член Си­но­да Гру­зин­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в 1950-е го­ды од­на­жды был участ­ни­ком встре­чи пред­сто­я­те­ля Алек­сан­дрий­ской Церк­ви, при­е­хав­ше­го с ви­зи­том в Гру­зию. Вы­со­кую де­ле­га­цию со­про­вож­дал епи­скоп Пи­мен (Из­ве­ков; впо­след­ствии Пат­ри­арх Мос­ков­ский и всея Ру­си). По­сле ли­тур­гии в од­ном из тби­лис­ских хра­мов де­ле­га­ции вы­стро­и­лись для вза­им­ных при­вет­ствий. Вне­зап­но ста­рец Зи­но­вий по­до­шел к пред­сто­я­те­лю Алек­сан­дрий­ской Церк­ви и по­про­сил его усту­пить ему ме­сто, при­чем очень на­стой­чи­во. (Позд­нее вла­ды­ка вспо­ми­нал, что дей­ство­вал в этот мо­мент не по сво­ей во­ле и вполне по­ни­мал ка­жу­щу­ю­ся неумест­ность сво­е­го по­ве­де­ния.) Это чрез­вы­чай­но всех уди­ви­ло, но, учи­ты­вая об­ста­нов­ку, не ста­ли вы­яс­нять при­чи­ны, а под­чи­ни­лись его тре­бо­ва­нию. Про­шло ка­кое-то вре­мя, вдруг из од­но­го из верх­них ря­дов ико­но­ста­са вы­па­ла ико­на и упа­ла точ­но на го­ло­ву от­ца Зи­но­вия. Удар был очень силь­ным, и кло­бук на по­стра­дав­шем был весь разо­рван. Сам ста­рец Зи­но­вий от­де­лал­ся лег­ким об­мо­ро­ком без ка­ких-ли­бо ослож­не­ний. Оче­вид­ца­ми это­го со­бы­тия бы­ли все при­сут­ство­вав­шие в хра­ме. Воз­му­ще­ние и недо­воль­ство го­стей ар­хи­манд­ри­том сме­ни­лось ис­крен­ним ува­же­ни­ем и при­зна­тель­но­стью: все по­ни­ма­ли, что бла­го­да­ря от­цу Зи­но­вию уда­лось из­бе­жать боль­ших непри­ят­но­стей. Ни­кто из при­сут­ство­вав­ших не со­мне­вал­ся в чу­дес­но­сти про­ис­шед­ше­го. Сам вла­ды­ка Зи­но­вий го­во­рил по­сле, что Про­мысл Бо­жий и ан­гел-хра­ни­тель через него обез­опа­си­ли жизнь гла­вы Алек­сан­дрий­ской Церк­ви.

В 1956 г. со­сто­я­лась хи­ро­то­ния ар­хи­манд­ри­та Зи­но­вия во епи­ско­па через год он был на­зна­чен ви­ка­ри­ем пат­ри­ар­ха Мел­хи­се­де­ка III с ти­ту­лом «епи­скоп Сте­па­нов­ский». При пат­ри­ар­хе Еф­ре­ме вла­ды­ка Зи­но­вий в 1960 г. стал епи­скоп Тет­риц­ка­рой­ским. В 1972 г. его воз­ве­ли в сан мит­ро­по­ли­та. В этом же го­ду он тя­же­ло за­бо­лел. Кон­си­ли­ум вра­чей опре­де­лил: он бо­лее 2-х дней не про­жи­вет. Вла­ды­ка Зи­но­вий ле­жал и мо­лил­ся Гос­по­ду и Ма­те­ри Бо­жи­ей пе­ред Ее ико­ной «Це­ли­тель­ни­ца». Поз­же близ­ким ска­зал, что Ма­терь Бо­жия по­се­ти­ла его и бла­го­сло­ви­ла, по­сле че­го, во­пре­ки всем про­гно­зам, стал по­прав­лять­ся и пе­ре­жил всех вра­чей, пред­рек­ших ему близ­кую кон­чи­ну.

Знав­шие близ­ко Вла­ды­ку от­зы­ва­лись о нем с удив­ле­ни­ем и ува­же­ни­ем, так как в его ли­це со­че­та­лось ве­ли­чие иерар­ха со сми­ре­ни­ем мо­на­ха. Пе­ре­жив мно­го труд­но­стей, ли­ше­ний, мно­го бо­лея (прак­ти­че­ски всю жизнь), он был сер­деч­ным, ра­душ­ным, го­сте­при­им­ным. Всех ему хо­те­лось уте­шить, ду­хов­но укре­пить, во­оду­ше­вить. Го­во­рил он обыч­но ма­ло, ста­рал­ся преж­де вы­слу­шать, по­том от­ве­тить, ес­ли на­до. Не все­гда сра­зу же опре­де­лен­но от­ве­чал, ино­гда в об­щем раз­го­во­ре вы­ска­зы­вал свое мне­ние, и тот, ко­го оно ка­са­лось, де­лал для се­бя вы­во­ды. Мно­гие, встре­чая вни­ма­ние, доб­ро­же­ла­тель­ность, счи­та­ли, что Гос­подь на­де­лил об­ла­да­те­ля та­ких ка­честв да­ром про­зор­ли­во­сти. Го­во­рить об этом труд­но, по­то­му что име­ю­щие та­кие да­ро­ва­ния тща­тель­но скры­ва­ли их от окру­жа­ю­щих, а о том, что встре­ча с че­ло­ве­ком Бо­жи­им мо­жет из­ме­нить жизнь го­во­рить вполне воз­мож­но. Так не раз бы­ва­ло с те­ми, кто об­щал­ся с вла­ды­кой Зи­но­ви­ем. На­при­мер, хи­рург Г.А.Гзи­ри­шви­ли вспо­ми­нал: «Пред­ки мои бы­ли пра­во­слав­ны­ми, но я, к со­жа­ле­нию, был некре­ще­ным. Зна­ком­ство с Вла­ды­кой про­бу­ди­ло во мне огром­ное же­ла­ние быть кре­ще­ным, тем бо­лее, что Вла­ды­ка сам пред­ло­жил быть мо­им крест­ным от­цом. Так и со­вер­ши­лось мое вто­рое рож­де­ние, т.е. кре­ще­ние, в де­каб­ре 1957 г. Мне бы­ло то­гда 30 лет. Он стал мо­им крест­ным от­цом и са­мым близ­ким че­ло­ве­ком. По­сле кре­ще­ния моя лич­ная жизнь из­ме­ни­лась, я стал со­всем дру­гим че­ло­ве­ком. Ина­че стал смот­реть на жизнь, на бо­гат­ство, на лю­дей и да­же на боль­ных. Са­мые слож­ные хи­рур­ги­че­ские опе­ра­ции уда­ва­лось де­лать весь­ма успеш­но, с хо­ро­шим ре­зуль­та­том. Пом­ню боль­ную в тя­же­лом со­сто­я­нии, ко­то­рая бы­ла про­опе­ри­ро­ва­на мною по по­во­ду ра­ка поч­ки и вы­здо­ро­ве­ла. Она и вся ее се­мья не зна­ли, как бла­го­да­рить ме­ня. Они бы­ли рус­ские, и я их на­пра­вил в цер­ковь к Вла­ды­ке со сло­ва­ми: «Мои успе­хи за­ви­сят от Бо­га и от мо­ей ве­ры». Вла­ды­ке Зи­но­вию я обя­зан по­ни­ма­ни­ем че­ло­ве­че­ской ду­ши, стра­да­ний, пе­ре­жи­ва­ний боль­но­го че­ло­ве­ка, и ес­ли я стал хо­ро­шим вра­чом, то в этом боль­шая за­слу­га Вла­ды­ки…».

А вот что пи­шет в сво­ей кни­ге «Глин­ская пу­стынь в Тби­ли­си» Ва­ле­рий Ля­лин:

«В Тби­ли­си я сел на ав­то­бус и по­ехал в Ка­хе­тию по­кло­нить­ся мо­щам свя­той рав­ноап­о­столь­ной Ни­ны и на­ве­стить сво­е­го ду­хов­но­го от­ца – пу­стын­ни­ка Ха­ра­лам­пия. Про­быв там день, я к ве­че­ру вер­нул­ся в Тби­ли­си. Бы­ло уже до­воль­но позд­но, и мне при­шлось за­но­че­вать у зна­ко­мых осе­тин. Утром на трам­вае быст­ро до­брал­ся до со­бо­ра. Здесь все бы­ло как в Рос­сии. Во­круг со­бо­ра хо­ди­ли, си­де­ли в ожи­да­нии на­ча­ла служ­бы ис­тин­но рус­ские лю­ди. Я и рань­ше об­ра­щал вни­ма­ние, что чем даль­ше от ком­му­ни­сти­че­ских цен­тров, тем яс­нее, спо­кой­нее и при­ят­нее ли­ца, тем про­ще и есте­ствен­нее лю­ди оде­ты, тем спо­кой­нее их раз­го­во­ры, и нет в них хму­рой на­пря­жен­но­сти. А со­бор-то ка­кой бла­го­дат­ный, пря­мо как буд­то его пе­ре­нес­ли из Шуи или Му­ро­ма. Эх, ду­маю, вот она, Русь-ма­туш­ка!

На­до бы по­спра­ши­вать на­род: где бы по­ви­дать вла­ды­ку Зи­но­вия?

Ви­жу, у цер­ков­ной огра­ды сто­ит ста­рый мо­на­шек, сто­ит и раз­го­ва­ри­ва­ет со ста­руш­ка­ми в бе­лых пла­точ­ках. Пой­ду – рас­спро­шу. Под­хо­жу бли­же: мо­на­шек су­хой, ста­рень­кий. Одет неваж­но: на го­ло­ве по­но­шен­ная ску­фья, ря­са се­рень­кая, по­тер­тая, на но­гах лап­ти. Сто­ит, опи­ра­ет­ся обе­и­ми ру­ка­ми на по­сох.

Эх, ду­маю, ка­кой-то пу­стын­ник с гор из бед­но­го ски­та. Слу­шаю, пе­ре­би­вать неудоб­но. Раз­го­вор шел за жизнь. Ста­руш­ка жа­ло­ва­лась, что зять пьет горь­кую и ее оби­жа­ет. Ста­ри­чок-мо­нах на­став­лял ее, как при­нять­ся за де­ло, чтобы от­ва­дить зя­тя от при­стра­стия к хмель­но­му. Я до­ждал­ся окон­ча­ния раз­го­во­ра и об­ра­тил­ся к мо­наш­ку:

– Про­сти­те, Хри­ста ра­ди, где мне най­ти мит­ро­по­ли­та Зи­но­вия?

Ста­ри­чок по­смот­рел на ме­ня лас­ко­во сво­и­ми яс­ны­ми доб­ры­ми гла­за­ми и ти­хо ска­зал:

– Мит­ро­по­лит Зи­но­вий – это я.

Ну, я так чуть не по­ва­лил­ся от удив­ле­ния!

– Вла­ды­ка, это Вы?

Я ви­дел на­ших сто­лич­ных мит­ро­по­ли­тов в чер­ных шел­ко­вых ря­сах, в бе­лых кло­бу­ках, с ал­маз­ны­ми кре­ста­ми, с дра­го­цен­ны­ми по­со­ха­ми в ру­ках, как их с по­чте­ни­ем при­ни­ма­ли из чер­ной ла­ки­ро­ван­ной ма­ши­ны, ве­ли под ру­ки в храм со сла­вой ко­ло­коль­но­го зво­на, через строй по­до­бо­страст­но скло­нив­ших­ся свя­щен­ни­ков, а они ми­ло­сти­во, обе­и­ми ру­ка­ми, раз­да­ва­ли на­ро­ду бла­го­сло­ве­ние. А тут бед­ный, ста­рень­кий мо­на­шек с по­со­хом и в лап­тях. Это был ста­рец-свя­ти­тель Зи­но­вий-мит­ро­по­лит. Это про него ска­зал Пат­ри­арх Гру­зии Илия II: «Вла­ды­ка Зи­но­вий яв­ля­ет­ся ве­ли­ким свя­ти­те­лем Пра­во­сла­вия, но­си­те­лем Бо­же­ствен­ной бла­го­да­ти, и ис­то­ча­ю­ще­е­ся от­сю­да не зем­ное, а небес­ное теп­ло, со­би­ра­ет во­круг него столь­ко ду­хо­вен­ства, столь­ко ве­ру­ю­щих…»

Вла­ды­ка Зи­но­вий все де­лал ос­но­ва­тель­но, не спе­ша. Не раз он по­се­щал и Моск­ву, и Тро­и­це-Сер­ги­е­ву Лав­ру, бы­вал в Пюх­тиц­ком жен­ском мо­на­сты­ре и мно­гих дру­гих ме­стах. Так в се­ре­дине 60-х го­дов вме­сте с епи­ско­пом Чер­ни­гов­ским Вла­ди­ми­ром (Са­бо­да­ном)(ныне Бла­жен­ней­ший мит­ро­по­лит Ки­ев­ский и всея Укра­и­ны, свя­щен­но­ар­хи­манд­рит Глин­ской пу­сты­ни) по­се­тил свою род­ную ра­зо­рен­ную «кра­са­ви­цу Глин­скую». По­се­ща­ли и его мно­гие ар­хи­ереи с офи­ци­аль­ны­ми ви­зи­та­ми, и то­гда, ко­гда ну­жен был со­вет, или про­си­ли его мо­литв.

Все 35 лет сво­е­го слу­же­ния в Алек­сан­дро-Нев­ском хра­ме в Тби­ли­си вла­ды­ка Зи­но­вий про­жил в скром­ном до­ми­ке око­ло хра­ма. Все его «по­кои» со­став­ля­ла од­на ком­на­та-ке­лья, где по­ме­стил­ся лишь стол, кро­вать и два шка­фа книг. Пат­ри­арх Да­вид V пред­ло­жил ему по­стро­ить ре­зи­ден­цию, ко­то­рая да­ва­ла бы воз­мож­ность по­се­щать храм все­гда, ко­гда он мо­жет и хо­чет. Вла­ды­ка Зи­но­вий от­ка­зал­ся. Ему при­выч­нее и про­ще бы­ло в его ке­лье. Каж­дый день утром и ве­че­ром вла­ды­ка Зи­но­вий ста­рал­ся при­хо­дить на бо­го­слу­же­ние. В празд­нич­ные дни слу­жил или вы­хо­дил на мо­ле­бен. Ес­ли же его не бы­ло в хра­ме, зна­чит, он был бо­лен. В хра­ме все де­ла­лось по бла­го­сло­ве­нию Вла­ды­ки. Он поль­зо­вал­ся ду­хов­ным ав­то­ри­те­том у иерар­хов, свя­щен­но­слу­жи­те­лей, мо­на­ше­ству­ю­щих, у ми­рян и у всех, кто бы к нему ни об­ра­щал­ся. Бо­лее все­го он ста­рал­ся, чтобы все жи­ли в ми­ре, мо­лил­ся обо всех, при­учал все­гда пом­нить о Гос­по­де и, глав­ное, ни­ко­гда не счи­тать се­бя чем-то зна­чи­тель­ным, спо­соб­ным на тру­до­вые и мо­лит­вен­ные по­дви­ги. Все мо­жет че­ло­век, ес­ли Бог даст ему со­вер­шить что-то, во­оду­ше­вив и укре­пив Сво­ей бла­го­да­тью. «Без Бо­га, – как го­во­рит рус­ская по­сло­ви­ца, – ни до по­ро­га». По­ка че­ло­век это­го не по­ни­ма­ет, все его успе­хи мо­гут быть не толь­ко бес­по­лез­ны для ду­ши, но да­же очень вред­ны, так как умно­жа­ют са­мо­мне­ние. Вла­ды­ка учил это­му и сло­вом, и лич­ным при­ме­ром. Он по­сто­ян­но чи­тал, чтобы быть в кур­се со­бы­тий, так как при­хо­ди­ли лю­ди раз­ных воз­рас­тов, про­фес­сий, взгля­дов, об­ра­зо­ва­ния, на­цио­наль­но­стей. Для всех, по сло­ву Апо­сто­ла, на­до быть всем, чтобы спа­сти хо­тя бы неко­то­рых. И глав­ное, при­во­дить не к се­бе, а к Бо­гу. Ес­ли неко­то­рые нера­зум­но при­вя­зы­ва­лись, на­де­ясь най­ти в нем опо­ру и по­сто­ян­ную по­мощь, от­ка­зы­ва­лись от лич­ных уси­лий, то Вла­ды­ка об­ли­чал та­ких, на­по­ми­ная: «не на­дей­ся на кня­зи, ни на сы­ны че­ло­ве­че­ские, в них же несть спа­се­ния». Ко­гда про­си­ли бла­го­сло­ве­ния и мо­литв, и Гос­подь по­мо­гал яв­но, то вла­ды­ка Зи­но­вий объ­яс­нял это с ве­рой про­сив­ших: «По ве­ре ва­шей бу­дет вам». Вме­сте с тем Вла­ды­ка вну­шал се­рьез­но от­но­сить­ся к бла­го­сло­ве­нию: «Ес­ли спра­ши­вать ме­ня, так и слу­шать, а ес­ли не слу­шать, так неза­чем при­хо­дить ко мне за бла­го­сло­ве­ни­ем». Ко­гда на­до бы­ло, ко­гда яв­но име­лась в ви­ду поль­за ду­шев­ная, Вла­ды­ка мог быть и стро­гим. Од­на­ко стро­гость не бы­ла вы­ра­же­ни­ем раз­дра­жи­тель­но­сти или гне­ва. Бо­лее все­го учил Вла­ды­ка усерд­ной мо­лит­ве, ду­хов­но­му рас­суж­де­нию и дол­го­тер­пе­нию. Со­ве­ты свои он да­вал, имея ос­но­ва­ни­ем не соб­ствен­ное мне­ние, а уче­ние свя­тых от­цов. Сам он учил­ся это­му при­ме­ра­ми стар­цев Глин­ской пу­сты­ни, ко­то­рую все­гда пом­нил и лю­бил.

Ко­гда в 1958 г. умер о. Се­ра­фим (Аме­лин), на­сто­я­тель Глин­ской пу­сты­ни, вла­ды­ка Зи­но­вий при­ез­жал на по­хо­ро­ны. По­сле вто­рич­но­го за­кры­тия Вла­ды­ка опе­кал мо­на­хов оби­те­ли, ко­то­рые тя­ну­лись к нему, зная, что он яв­ля­ет­ся но­си­те­лем тех ду­хов­ных тра­ди­ций, ко­то­рые бы­ли за­ло­же­ны еще в до­ре­во­лю­ци­он­ной пу­сты­ни, бла­го­да­ря ко­то­рым дер­жа­лись стар­цы в го­ды вос­со­зда­ния мо­на­сты­ря из ру­ин в се­ре­дине ми­нув­ше­го ве­ка. Жи­вой свя­зью с Глин­ской пу­сты­нью, вновь ра­зо­рен­ной в 1961 г. бы­ло об­ще­ние с о. Ан­д­ро­ни­ком, к ко­то­ро­му еха­ли ото­всю­ду и те, кто бы­вал в Глин­ской пу­сты­ни, и те, кто толь­ко слы­шал о ней.

Вла­ды­ка Зи­но­вий, все­гда окру­жен­ный людь­ми, ко­то­рых стре­мил­ся уте­шить, вра­зу­мить, на­ста­вить, вы­нуж­ден был мно­гих вы­слу­ши­вать и ве­сти с ни­ми мно­го­ча­со­вые бе­се­ды. Это его очень утом­ля­ло, но ни­ко­гда не раз­дра­жа­ло, не ли­ша­ло внут­рен­не­го ми­ра и со­бран­но­сти. По­треб­ность в мо­лит­ве он мог осу­ще­ствить толь­ко в ноч­ные ча­сы. Се­бе не де­лал по­слаб­ле­ния, но дру­гим, вклю­чая и ке­лей­ни­ков, он не да­вал стро­гих пра­вил. Вста­вал на мо­лит­ву в час или два но­чи и про­сил толь­ко, чтобы ему не ме­ша­ли, ес­ли кто-ли­бо, жа­лея его, уго­ва­ри­ва­ли лечь спать. Счи­тая мо­лит­ву ба­ро­мет­ром ду­хов­ной жиз­ни, Вла­ды­ка Зи­но­вий стре­мил­ся и при­хо­дя­щих к нему на­стро­ить на се­рьез­ное и вни­ма­тель­ное от­но­ше­ние к мо­лит­ве цер­ков­ной и до­маш­ней.

От при­хо­дя­щих к нему за ду­хов­ным со­ве­том, о. Зи­но­вий тре­бо­вал по­слу­ша­ния: «Ес­ли спра­ши­ва­ешь, то­гда слу­шай­ся, – го­во­рил он. – А ес­ли не ис­пол­нишь, то­гда за­чем идешь за бла­го­сло­ве­ни­ем».

Од­на­жды он не раз­ре­шил при­ча­щать­ся м. Ан­ге­лине, игу­ме­нье Оль­гин­ско­го мо­на­сты­ря за то, что она осуж­да­ла свя­щен­ни­ков.

Об этом из­вра­щен­но до­ло­жи­ли рус­ско­му пат­ри­ар­ху Алек­сею I, как буд­то о. Зи­но­вий хо­тел за­крыть этот рус­ский мо­на­стырь. По­лу­чил­ся кон­фликт. Впо­след­ствии пат­ри­арх Алек­сей I, со­жа­лея о воз­ник­шем непо­ни­ма­нии, по­жерт­во­вал церк­ви св. Алек­сандра Нев­ско­го ико­ну в се­реб­ря­ном окла­де.

О. Зи­но­вий очень лю­бил пат­ри­ар­ха Илью II. Пе­ред смер­тью он ска­зал о. Ви­та­лию (Си­до­рен­ко) и м. Се­ра­фи­ме: «Ваш ду­хов­ник – пат­ри­арх Илья. Он мой ду­хов­ный сын и хо­ро­ший че­ло­век. Будь­те с ним ря­дом».

Неза­дол­го до пе­ре­хо­да в веч­ность, вла­ды­ка Зи­но­вий со­вер­шил мо­на­ше­ский по­стриг Ми­ха­и­ла По­та­по­ва, бу­ду­ще­го ста­ро­чер­кас­ско­го ар­хи­манд­ри­та Мо­де­ста, и при этом про­из­нес та­кие сло­ва: «На Мо­де­сте все мое за­кон­чи­лось».

Неумо­ли­мые го­ды при­бли­жа­ли вре­мя кон­чи­ны. Вла­ды­ка ре­же вы­хо­дил в храм, но ни­че­го не ме­нял в сво­ей жиз­ни до кон­ца. Ка­за­лось, его не бу­дет – это­го неиз­беж­но­го кон­ца жиз­ни. Го­то­вясь к нему, Вла­ды­ка при­нял схи­му с име­нем Се­ра­фим в честь пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма Са­ров­ско­го. По­след­нюю ли­тур­гию Вла­ды­ка от­слу­жил в день пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма Са­ров­ско­го 1-ого ав­гу­ста 1984 г. и по­чув­ство­вал, что но­ги от­ка­зы­ва­ют. А 19 де­каб­ря, в день па­мя­ти свя&sh