Мученик Стефан Наливайко

Му­че­ник Сте­фан ро­дил­ся в 1898 го­ду в се­ле Кон­стан­ти­нов­ка Ме­ли­то­поль­ско­го уез­да Хер­сон­ской гу­бер­нии в бла­го­че­сти­вой кре­стьян­ской се­мье Пи­ме­на и Ев­фро­си­нии На­ли­вай­ко. Боль­шое нрав­ствен­ное вли­я­ние на маль­чи­ка име­ла его мать Ев­фро­си­ния Ро­ма­нов­на, уси­ли­я­ми ко­то­рой он по­лу­чил хо­ро­шее цер­ков­ное вос­пи­та­ние, пре­крас­но знал Свя­щен­ное Пи­са­ние и по­лю­бил чи­тать ду­хов­ные кни­ги.
По­сле уста­нов­ле­ния со­вет­ской вла­сти, ко­гда на­ча­лись го­не­ния на Пра­во­слав­ную Цер­ковь, Ев­фро­си­ния Ро­ма­нов­на ста­ла хо­дить по со­сед­ним се­лам с про­по­ве­дя­ми. Вла­сти пре­ду­пре­ди­ли ее: «Баб­ка, кон­чай про­по­ве­до­вать, а то ина­че по­са­дим». Но не по­слу­ша­лась их Ев­фро­си­ния. В кон­це кон­цов зи­мой 1927 го­да при­шли ее аре­сто­вы­вать. Она на­де­ла ко­жух и, по­ка­зы­вая на дру­гой ко­жух, ска­за­ла пар­ню, ко­то­ро­му бы­ло по­ру­че­но ее аре­сто­вать:
— Ты бе­ри два ко­жу­ха.
— Да за­чем мне? — ска­зал он.
— Да те­бе еще при­дет­ся ме­ня об­рат­но вез­ти.
— Баб­ка, мно­го ты зна­ешь, — над­мен­но от­ве­тил тот и ко­жух не взял.
По­сле до­про­са Ев­фро­си­нию Ро­ма­нов­ну сра­зу же от­пу­сти­ли до­мой, и тот же па­рень по­вез ее в се­ло Кон­стан­ти­нов­ку, жа­лея уже, что не взял вто­рой ко­жух, ко­то­рый бы ему те­перь при­го­дил­ся.
Скон­ча­лась она в род­ном се­ле в сво­ем до­ме в 1929 го­ду.
Ко­гда Сте­па­ну ис­пол­ни­лось де­вять лет, ро­ди­те­ли от­да­ли его в цер­ков­но­при­ход­скую шко­лу, в ко­то­рой он про­учил­ся три го­да, по­сле че­го по­сту­пил в учи­ли­ще при Гри­го­рие-Би­зю­ко­вом мо­на­сты­ре, где учил­ся два го­да. В это вре­мя на­сто­я­те­лем мо­на­сты­ря был ар­хи­епи­скоп Та­ври­че­ский Ди­мит­рий (Аба­шид­зе) и мо­на­стырь сла­вил­ся бла­го­че­сти­ем ино­ков и мис­си­о­нер­ской де­я­тель­но­стью. Вре­мя, про­ве­ден­ное в Гри­го­рие-Би­зю­ко­вом мо­на­сты­ре, ока­за­ло на Сте­па­на весь­ма бла­го­твор­ное вли­я­ние и ска­за­лось по­том на всей его жиз­ни.
Здесь Сте­пан по­чув­ство­вал серд­цем, сколь ве­ли­ка по­э­ти­че­ская кра­со­та и ду­хов­ная глу­би­на пра­во­слав­но­го бо­го­слу­же­ния. Он стал по­се­щать по­чти все служ­бы, и его бла­го­сло­ви­ли при­слу­жи­вать во вре­мя бо­го­слу­же­ния. В мо­на­сты­ре он ощу­тил, что пред­став­ля­ет из се­бя та под­лин­но ду­хов­ная ат­мо­сфе­ра, ко­гда лю­ди все­це­ло устрем­ле­ны ко спа­се­нию; в мо­на­сты­ре он ос­но­ва­тель­но озна­ко­мил­ся с цер­ков­ным пре­да­ни­ем, в осо­бен­но­сти чи­тая жи­тия свя­тых. Ни­ка­кой по­двиг, ни­ка­кое му­же­ство, ни­ка­кой труд, ни­ка­кая нрав­ствен­ная и ду­хов­ная кра­со­та, ни­ка­кая мир­ская муд­рость не мо­гут срав­нить­ся с по­дви­гом, му­же­ством, тру­дом, нрав­ствен­ной и ду­хов­ной кра­со­той и муд­ро­стью свя­то­го. Весь мир с его пред­став­ле­ни­я­ми о со­вер­шен­стве и по­дви­гах по­мерк в гла­зах маль­чи­ка и пред­стал, как блед­ная тень под­лин­ной жиз­ни и под­лин­ной це­ли. Неот­ра­зи­мо пре­крас­ный хри­сти­ан­ский иде­ал и жаж­да до­стиг­нуть его по­се­ли­лись в ду­ше Сте­па­на и не остав­ля­ли за­тем в те­че­ние всей его жиз­ни. Осо­бен­но его по­ра­зи­ло, как и мно­гих ве­ру­ю­щих рус­ских под­рост­ков, жи­тие свя­то­го пра­вед­но­го Алек­сия, че­ло­ве­ка Бо­жия.
Ко­гда маль­чи­ку ис­пол­ни­лось че­тыр­на­дцать лет, он вер­нул­ся до­мой и стал по­мо­гать от­цу по хо­зяй­ству. Его отец, Пи­мен Кон­стан­ти­но­вич, был из бед­ных кре­стьян, сво­ей зем­ли не имел и арен­до­вал от пя­ти до де­ся­ти де­ся­тин — ко­гда сколь­ко бы­ло по си­лам об­ра­бо­тать; имел двух ло­ша­дей и ко­ро­ву. Но не к хо­зяй­ству скло­ня­лись ум и серд­це Сте­па­на, и в 1914 го­ду, ко­гда ему ис­пол­ни­лось шест­на­дцать лет, он уехал в го­род Ге­ни­ческ, по­се­лил­ся на мо­на­стыр­ском по­дво­рье и был при­нят пев­чим в мо­на­стыр­ский хор. Здесь он по­чув­ство­вал недо­ста­ток цер­ков­но­го об­ра­зо­ва­ния, в ос­нов­ном в зна­нии цер­ков­но­го уста­ва, и в те­че­ние двух ме­ся­цев уси­лен­но за­ни­мал­ся изу­че­ни­ем уста­ва в Кор­сун­ско-Бо­го­ро­диц­ком мо­на­сты­ре. По­сле это­го, вер­нув­шись в род­ное се­ло, он по­сту­пил пев­чим в цер­ковь, где на­сто­я­те­лем то­гда был свя­щен­ник Па­вел Бу­цин­ский, рас­стре­лян­ный впо­след­ствии боль­ше­ви­ка­ми. Од­новре­мен­но Сте­пан по­мо­гал от­цу по хо­зяй­ству.
В фев­ра­ле 1917 го­да Сте­пан был мо­би­ли­зо­ван в дей­ству­ю­щую ар­мию. По­сле трех ме­ся­цев обу­че­ния в го­ро­де Ека­те­ри­но­слав­ле он был на­прав­лен на Ру­мын­ский фронт. В июле 1917 го­да нем­цы, поль­зу­ясь про­ис­шед­шей в Рос­сии ре­во­лю­ци­ей и свя­зан­ной с ней дез­ор­га­ни­за­ци­ей ар­мии, пе­ре­шли на Ру­мын­ском фрон­те в на­ступ­ле­ние, в ре­зуль­та­те ко­то­ро­го ча­сти 134-го Фе­о­до­сий­ско­го пол­ка, где слу­жил Сте­пан На­ли­вай­ко, по­па­ли в плен. На­хо­дясь в пле­ну, Сте­пан око­ло двух ме­ся­цев ра­бо­тал в при­фрон­то­вой по­ло­се, а за­тем был за­клю­чен в конц­ла­герь «Лам­сдорф», где про­был до ян­ва­ря 1918 го­да, ко­гда адми­ни­стра­ция ла­ге­ря от­пра­ви­ла его на граж­дан­ские ра­бо­ты в по­се­лок. К то­му вре­ме­ни Укра­и­на по Брест-Ли­тов­ско­му до­го­во­ру ото­шла к Гер­ма­нии и бы­ла за­ня­та гер­ман­ски­ми вой­ска­ми. Мать Сте­па­на, Ев­фро­си­ния Ро­ма­нов­на, об­ра­ти­лась к ок­ку­па­ци­он­ным вла­стям с прось­бой раз­ре­шить сы­ну вер­нуть­ся из пле­на до­мой. Осе­нью 1918 го­да раз­ре­ше­ние бы­ло по­лу­че­но, и Сте­пан сно­ва был за­клю­чен в конц­ла­герь «Лам­сдорф», на этот раз для от­прав­ки на ро­ди­ну. В это вре­мя в Гер­ма­нии про­изо­шла ре­во­лю­ция, и усло­вия со­дер­жа­ния во­ен­но­плен­ных в конц­ла­ге­ре на­столь­ко ухуд­ши­лись, что им ста­ла гро­зить го­лод­ная смерть. И Сте­пан бе­жал из конц­ла­ге­ря. До­мой в Рос­сию ему при­шлось ид­ти пеш­ком и днем и но­чью, в пу­ти пе­ре­но­ся го­лод и хо­лод. Он про­шел часть Гер­ма­нии, Ав­стрию, Вен­грию, пе­ре­пра­вил­ся через рос­сий­скую гра­ни­цу, до­брал­ся до Хер­со­на и на­ко­нец при­шел в свой уезд­ный го­род Алёш­ки, где по­лу­чил до­ку­мен­ты, сви­де­тель­ству­ю­щие, что он сол­дат, вер­нув­ший­ся из пле­на до­мой. До род­но­го до­ма Сте­пан до­брал­ся за че­ты­ре дня до Рож­де­ства Хри­сто­ва.
Он устро­ил­ся в храм пса­лом­щи­ком и ра­бо­тал в сво­ем до край­но­сти бед­ном по тем ме­стам хо­зяй­стве. Отец к то­му вре­ме­ни со­ста­рил­ся, мать бы­ла тя­же­ло боль­на, за ней неко­му бы­ло уха­жи­вать, и Сте­пан ра­ди это­го ре­шил же­нить­ся. Де­вуш­ку взял круг­лую си­ро­ту из то­го же се­ла, Ха­ри­ти­ну Дмит­ри­ев­ну Се­ва­стья­но­ву. Через год у них ро­ди­лась дочь Ра­и­са.
Со­стра­да­ние к угне­тен­но­му на­ро­ду и к но­вым вла­стям, пред­ста­ви­те­ли ко­то­рых ядом без­бо­жия отрав­ля­ли и гу­би­ли свои и чу­жие ду­ши, — все на­тал­ки­ва­ло на мысль, по­мо­лив­шись, по­нять, как хоть сколь­ко-ни­будь об­лег­чить об­щее го­ре и най­ти уто­ле­ние со­ве­сти, го­лос ко­то­рой яв­ствен­но зву­чал в ду­ше Сте­па­на и при­зы­вал дей­ство­вать. Чи­стая ду­ша не при­ни­ма­ла и не со­гла­ша­лась со злом, во­ца­рив­шим­ся в рус­ском ми­ре буд­то по пра­ву. Это­го, счи­тал он, быть не долж­но, по­то­му что мир оси­ял свет Хри­стов, ко­то­рый, вхо­дя в ду­ши, при­зван их пре­об­ра­зить и обо­жить. И Сте­пан на­чал усерд­но мо­лить­ся Бо­гу, чтобы Гос­подь ука­зал ему, как по­сту­пить. И в сно­ви­де­нии по­сле мо­лит­вы ему бы­ло воз­ве­ще­но, что он дол­жен от­пра­вить­ся в Моск­ву, где ему бу­дет ска­за­но, что на­до де­лать. И в на­ча­ле ап­ре­ля 1923 го­да он оста­вил дом, же­ну, дочь и хо­зяй­ство и на­пра­вил свой путь в Моск­ву. Пу­те­ше­ствие до сто­ли­цы за­ня­ло бо­лее со­ро­ка дней.
Преж­де чем вый­ти на об­ще­ствен­ное по­при­ще, Сте­пан при­го­то­вил ду­шу, по­по­стив­шись и по­мо­лив­шись, ис­по­ве­дав­шись в Дон­ском и Да­ни­ло­вом мо­на­сты­рях и при­ча­стив­шись Свя­тых Хри­сто­вых Та­ин.
В пе­ри­од пре­бы­ва­ния Сте­па­на в Москве скон­чал­ся пат­ри­ар­ший ар­хи­ди­а­кон Кон­стан­тин Ро­зов. От­пе­ва­ние и по­хо­ро­ны бы­ли на­зна­че­ны на 3 июня в три ча­са дня на Ва­гань­ков­ском клад­би­ще. На­ро­ду со­бра­лось мно­же­ство. Ко­гда гроб с те­лом по­чив­ше­го был вне­сен в цер­ковь, две­ри хра­ма за­кры­ли и к ожи­дав­шей тол­пе вы­шел свя­щен­ник и со­об­щил, что по­хо­ро­ны ар­хи­ди­а­ко­на пе­ре­но­сят­ся на утро сле­ду­ю­ще­го дня вви­ду то­го, что не успе­ли при­го­то­вить мо­ги­лу и не при­бы­ли бли­жай­шие род­ствен­ни­ки.
Лю­ди еще не разо­шлись, ко­гда на воз­вы­ше­ние взо­шел Сте­пан и ска­зал про­ник­но­вен­ное сло­во о по­чив­шем ар­хи­ди­а­коне, а за­тем, об­ра­ща­ясь к на­ро­ду, при­ба­вил:
— Вре­мя сей­час очень труд­ное, тя­же­лое, но это вре­мя из­бав­ле­ния на­ро­да от гре­ха, по­это­му про­шу вас — не за­бы­вай­те Бо­га. Кре­сти­те де­тей. Не жи­ви­те невен­чан­ны­ми. А глав­ное, жи­ви­те по со­ве­сти. На­станет вре­мя, ко­гда пра­во­слав­ные хри­сти­ане вос­пря­нут, Бог этих бо­го­не­на­вист­ни­ков свергнет.
Во вре­мя его ре­чи ми­ли­ция по­пы­та­лась аре­сто­вать про­по­вед­ни­ка, но на­род сто­ял сте­ной и не до­пус­кал. То­гда был вы­зван на­ряд ми­ли­ции, Сте­пан был аре­сто­ван и на про­лет­ке от­ве­зен в от­де­ле­ние ми­ли­ции. Дорóгой ми­ли­ци­о­нер спро­сил Сте­па­на, из ка­кой он гу­бер­нии. Сте­пан от­ве­тил:
— Гу­бер­нии все мои.
— Как ва­ше имя и сколь­ко вам лет? — спро­сил ми­ли­ци­о­нер.
— Мне два­дцать че­ты­ре го­да. Фа­ми­лия моя На­ли­вай­ко Сте­фан Пиме­но­вич.
— Где ва­ши до­ку­мен­ты? — спро­сил ми­ли­ци­о­нер.
Сте­пан рас­стег­нул на гру­ди ру­баш­ку и, по­ка­зы­вая на тя­же­лый оло­вян­ный крест, ска­зал:
— Вот мои до­ку­мен­ты. Боль­ше у ме­ня нет ни­че­го.
В от­де­ле­нии ми­ли­ции он от­ка­зал­ся от­ве­чать на во­про­сы и был от­ве­зен в ОГПУ. Здесь ему пред­ло­жи­ли за­пол­нить ан­ке­ту. Сте­пан на во­прос, к ка­ко­му он при­над­ле­жит го­су­дар­ству, на­пи­сал: «Но­во­му Иеру­са­ли­му». А для неосве­дом­лен­но­го сле­до­ва­те­ля по­яс­нил: «Схо­дя­ще­му с небес». На во­прос о про­фес­сии на­пи­сал: «Жнец». О ра­бо­те: «Сви­де­тель сло­ва Бо­жия, про­по­вед­ник». На во­про­сы, где ра­бо­тал, на ка­кие сред­ства жил и вла­дел ли ка­ким недви­жи­мым иму­ще­ством, на­пи­сал: «По во­ле Иису­са Хри­ста всем тем, что по­да­вал Иисус Хри­стос». На во­прос о во­ин­ском зва­нии от­ве­тил: «Во­ин Иису­са Хри­ста». На во­прос ан­ке­ты об иму­ще­ствен­ном по­ло­же­нии Сте­пан на­пи­сал: «Веч­ное Еван­ге­лие внут­ри ме­ня». На во­прос о по­ли­ти­че­ских убеж­де­ни­ях от­ве­тил: «Ис­тин­но пра­во­слав­ный хри­сти­а­нин». На во­прос, чем за­ни­мал­ся и где слу­жил, от­ве­тил сло­ва­ми, пол­ны­ми скор­би и го­ре­чи: «Не пом­ню, но знаю, что в Рос­сии, то­гда еще Рос­сия бы­ла, а те­перь я вам не бу­ду о Рос­сии го­во­рить, по­то­му что ее не су­ще­ству­ет».
7 июня со­сто­ял­ся до­прос.
— Где вы жи­ли по при­хо­де в Моск­ву? — спро­сил сле­до­ва­тель.
— Жил я в эти дни на сре­дине го­ро­да Ва­ви­ло­на.
— Как ока­за­лись на Ва­гань­ков­ском клад­би­ще?
— По­пал я на Ва­гань­ков­ское клад­би­ще во­ди­мый Ду­хом, дан­ным мне от Бо­га, с це­лью сви­де­тель­ство­вать сло­во Бо­жие. На клад­би­ще бы­ло мно­го на­ро­да, к ко­то­ро­му я об­ра­тил­ся с ре­чью и ука­зал, что на­ста­ет вре­мя из­бав­ле­ния от гре­ха.
— Как вы от­но­си­тесь к со­вет­ской вла­сти?
— Я на­сто­я­щую власть не одоб­ряю, по­то­му что она не при­зна­ет Бо­га. Я по­слан бо­роть­ся с этой вла­стью, но борь­ба моя не во­ин­ским ору­жи­ем, а сло­вом прав­ды Свя­щен­но­го Пи­са­ния.
На этом до­прос окон­чил­ся. Сле­до­ва­тель, вни­ма­тель­но про­чи­тав от­ве­ты Сте­па­на, через два дня сно­ва вы­звал его и спро­сил:
— По­че­му не су­ще­ству­ет те­перь Рос­сии?
— Рос­сия бы­ла то­гда, ко­гда сто­я­ли у вла­сти пра­во­слав­ные, а те­перь го­род Ва­ви­лон, то есть го­род без­за­ко­ния, — от­ве­тил Сте­пан.
— Вы при­ни­ма­ли уча­стие в граж­дан­ской войне?
— В граж­дан­ской войне я уча­стия не при­ни­мал. Спо­соб из­бав­ле­ния от гре­хов без­за­ко­ния — это об­ра­ще­ние лю­дей к прав­де, то есть при­зна­ние Иису­са Хри­ста Сы­ном Бо­жи­им. Я не мо­гу при­дер­жи­вать­ся этой вла­сти, по­то­му что ни­кто не мо­жет уго­дить двум гос­по­дам. Эта власть вред­на, по­то­му что она идет про­тив Бо­га. Я же­лаю власть ту, ко­то­рая все­це­ло по­ви­ну­ет­ся Иису­су Хри­сту, Сы­ну Бо­жию.
Эта власть — тьма, а при той вла­сти лю­ди хо­ди­ли бы в све­те.
Через два дня сле­до­ва­тель сно­ва вы­звал Сте­па­на на до­прос и спро­сил:
— Вы со­вет­скую власть при­зна­е­те?
— Как ее не при­знать? Как мож­но не при­знать власть, ко­гда она су­ще­ству­ет? Вот вы ска­же­те — это чер­ниль­ни­ца, и вы спро­си­те ме­ня — это чер­ниль­ни­ца? И я от­ве­чу — ко­неч­но, чер­ниль­ни­ца. Как я мо­гу ска­зать, что ее нет? Власть, ко­неч­но, есть. Но мно­гие взгля­ды с ней на ре­ли­гию я не раз­де­ляю. Ес­ли бы не бы­ло го­не­ний на Цер­ковь, то я бы раз­де­лял с ней свои взгля­ды. Ес­ли бы власть не разо­ря­ла церк­ви, не уби­ва­ла и не вы­сы­ла­ла свя­щен­ни­ков, то я бы ее при­вет­ство­вал, а так — нет, при­вет­ство­вать я ее не мо­гу и не хо­чу о том врать.
В тюрь­ме ОГПУ Сте­пан пер­вое вре­мя си­дел в об­щей ка­ме­ре, и его при­сут­ствие здесь ста­ло боль­шим уте­ше­ни­ем для уз­ни­ков. Он сра­зу ска­зал, что хо­тя и аре­сто­ван за аги­та­цию про­тив со­вет­ской вла­сти, но и те­перь, ли­шен­ный сво­бо­ды, не бо­ит­ся от­кры­то го­во­рить сле­до­ва­те­лям прав­ду. Ос­но­ва­ние со­вет­ской вла­сти воз­двиг­ну­то на пес­ке. Не бой­тесь и не тос­куй­те, вре­мя из­бав­ле­ния близ­ко.
В се­ре­дине июня Сте­па­на пе­ре­ве­ли из тюрь­мы ОГПУ в об­щую ка­ме­ру Бу­тыр­ской тюрь­мы. 25 июня он на­пра­вил сле­до­ва­те­лю ОГПУ за­яв­ле­ние, об­ра­щен­ное к вла­стям: «Пра­ви­те­ли Рус­ской зем­ли, про­шу об­ра­тить вни­ма­ние на свой на­род, как он стонет под игом са­мо­го се­бя; жа­лост­но смот­рит на пра­ви­те­ля — а пра­ви­тель смот­рит на на­род. Рас­су­ди каж­дый, не страх ли вла­де­ет че­ло­ве­ком? И этот страх есть страх неправ­ды. Неуже­ли неправ­да силь­нее прав­ды? — Ни в ко­ем слу­чае, по­то­му что неправ­да над че­ло­ве­ком власт­ву­ет, по­ку­да че­ло­век су­ще­ству­ет на этой зем­ле, а уми­ра­ет че­ло­век — и неправ­да так­же уми­ра­ет. Об­ра­тим­ся к прав­де, ка­ко­ва си­ла прав­ды. Ес­ли жи­вет че­ло­век прав­дою, то го­ним ли он, ху­лим ли, угне­та­ем ли, на­силь­ству­ем ли кем-ли­бо, бо­лен ли... и, на­ко­нец, уми­ра­ет ли, об­ра­ти­те свой взор на него, с ка­кою ра­до­стью пе­ре­жи­ва­ет все это! По­че­му так? По­то­му что прав­да, ко­то­рой он жил, не уми­ра­ет. Прав­да по­беж­да­ет и смерть, по­то­му что име­ет Цар­ство и си­лу преж­де всех век и во ве­ки ве­ков. Аминь.
Вре­мя близ­ко к осу­ществ­ле­нию прав­ды, и она не прой­дет ми­мо, ибо на­сту­па­ет час жат­вы, пред­ска­зан­ный Иису­сом Хри­стом...
А по­се­му про­шу вас, пра­ви­те­ли Рус­ской зем­ли, до­воль­но по­беж­дать свою зем­лю... Об­ра­ти­тесь ко Хри­сту и по­знай­те в Нем жизнь...»
31 ав­гу­ста 1923 го­да Сте­пан был вы­зван сле­до­ва­те­лем Ка­зан­ским на до­прос. На за­дан­ные во­про­сы Сте­пан от­ве­тил: «По при­хо­де мо­ем в Моск­ву, я по пу­ти свер­нул в Да­ни­лов мо­на­стырь, где про­был все­го несколь­ко дней; здесь ис­по­ве­до­вал­ся, не пом­ню у ко­го. Неко­то­рые при­хо­жане, ко­то­рых я не знаю, при­гла­ша­ли ме­ня к се­бе ино­гда за­ку­сить, ино­гда пе­ре­но­че­вать. Был так­же в Дон­ском мо­на­сты­ре, где так­же ис­по­ве­до­вал­ся, у ко­го — не пом­ню. При пре­бы­ва­нии мо­ем в Москве я слы­шал от лю­дей о смер­ти ар­хи­ди­а­ко­на Ро­зо­ва и пред­сто­я­щих его по­хо­ро­нах на Ва­гань­ков­ском клад­би­ще, что и за­ста­ви­ло ме­ня от­пра­вить­ся на клад­би­ще. Боль­ше по мо­е­му де­лу по­ка­зать ни­че­го не имею и по­ка­зы­вать не бу­ду».
22 сен­тяб­ря со­труд­ник 6-го от­де­ле­ния сек­рет­но­го от­де­ла ОГПУ со­ста­вил за­клю­че­ние по «де­лу». «Спро­шен­ный в ка­че­стве об­ви­ня­е­мо­го граж­да­нин На­ли­вай­ко, — пи­сал он, — по­ка­зал, что, вы­сту­пая с ан­ти­пра­ви­тель­ствен­ной ре­чью, он лишь вы­пол­нил мис­сию про­по­вед­ни­ка, вы­пол­няя по­ве­ле­ние Бо­жие об­ли­чать пра­ви­те­лей, дан­ное ему в сно­ви­де­нии; что при­ми­рить­ся с су­ще­ству­ю­щей непра­во­слав­ной вла­стью он не мо­жет и впредь бу­дет бо­роть­ся с нею, но не ору­жи­ем, а сло­вом. Со­дер­жась под стра­жей, граж­да­нин На­ли­вай­ко на­пра­вил два за­яв­ле­ния сле­до­ва­те­лю, пол­ные упре­ков со­вет­ской вла­сти за яко­бы боль­шое при­тес­не­ние на­ро­да и пред­ска­зы­вая близ­кое ее па­де­ние... По­ла­гаю: при­знать На­ли­вай­ко эле­мен­том со­ци­аль­но опас­ным и, ру­ко­вод­ству­ясь де­кре­том ВЦИК от 10.8.22 го­да, под­верг­нуть его вы­сыл­ке в адми­ни­стра­тив­ном по­ряд­ке в Ар­хан­гель­скую гу­бер­нию сро­ком на три го­да».
«На три го­да в ла­герь», — ис­пра­вил на­чаль­ник 6-го от­де­ле­ния сек­рет­но­го от­де­ла ОГПУ Туч­ков.
26 ок­тяб­ря 1923 го­да Ко­мис­сия НКВД по адми­ни­стра­тив­ным вы­сыл­кам при­го­во­ри­ла Сте­па­на «к за­клю­че­нию в Со­ло­вец­кий конц­ла­герь сро­ком на три го­да».
В ла­ге­ре ему при­шлось нелег­ко: он за­бо­лел цин­гой и у него от­ня­лись но­ги. Узнав о тя­же­лом по­ло­же­нии Сте­па­на, его мать, Ев­фро­си­ния Ро­ма­нов­на, от­пра­ви­лась к нему в Со­ло­вец­кий ла­герь на сви­да­ние. С со­бою она взя­ла бе­лье и про­дук­ты. Со­сто­я­ние здо­ро­вья Сте­па­на бы­ло кри­ти­че­ским — на сви­да­ние его вы­нес­ли на но­сил­ках. На вре­мя сви­да­ния сы­ну и ма­те­ри вы­де­ли­ли от­дель­ную ком­на­ту, где они про­бы­ли несколь­ко дней.
Через три го­да, по окон­ча­нии сро­ка, пред­ста­ви­те­ли ОГПУ вы­зва­ли Сте­па­на и спро­си­ли:
— Ну как, вы из­ме­ни­ли свои убеж­де­ния?
— Нет, не из­ме­нил.
— То­гда по­лу­чи­те еще три го­да ссыл­ки.
Ссыл­ку он от­бы­вал в Ка­зах­стане, в го­ро­де Тур­ке­стане. Ко­гда про­шли и эти три го­да, ему да­ли еще три го­да ссыл­ки, слов­но же­лая, чтобы он остал­ся здесь на всю жизнь. В ссыл­ке он на­учил­ся раз­но­го ро­да ре­мес­лам, в ко­то­рых про­явил недю­жин­ный та­лант, — мог сде­лать и лод­ку, и ман­до­ли­ну, и ги­та­ру, а ес­ли нуж­но, то и фа­э­тон. Сте­пан снял в арен­ду дом с са­дом и при­гла­сил к се­бе же­ну с до­че­рью.
Дочь Ра­и­са долж­на бы­ла пой­ти в шко­лу, но ко­гда ей ис­пол­ни­лось семь лет, Сте­пан на­пи­сал из ссыл­ки: «Ни в ко­ем слу­чае не от­да­вай­те в шко­лу». Он пом­нил и свое цер­ков­ное обу­че­ние, и за­ве­ты свя­тых от­цов, та­ких как свя­ти­тель Ва­си­лий Ве­ли­кий, ко­то­рый го­во­рил, что луч­ше во­об­ще остать­ся без свет­ско­го язы­че­ско­го об­ра­зо­ва­ния, чем, по-мир­ски об­ра­зо­вав­шись, по­вре­дить сво­ей ду­ше. До­маш­ние по­слу­ша­лись Сте­па­на, ко­то­рый поль­зо­вал­ся и до­ма, и в се­ле боль­шим ав­то­ри­те­том, и не от­да­ли де­воч­ку в шко­лу. Учи­те­ля при­хо­ди­ли к ним до­мой и при­нуж­да­ли от­дать ее в шко­лу, но ро­ди­те­ли Сте­па­на дер­жа­лись в этом от­но­ше­нии твер­до. Уже при­шла к ним и дочь их, Та­тья­на, и ста­ла уго­ва­ри­вать от­ца:
— Па­па, я слы­ша­ла в сель­со­ве­те, что ес­ли ты внуч­ку не от­дашь в шко­лу, то к те­бе при­дут и за­бе­рут ко­ня.
Тя­же­ло бы­ло ста­ри­ку слу­шать, что он мо­жет по­те­рять сво­е­го ра­бо­че­го по­мощ­ни­ка, ло­шадь, он уже и не знал, что де­лать, а тут вско­ре при­шли учи­те­ля. Встре­ти­ла их Ев­фро­си­ния Ро­ма­нов­на и ска­за­ла: «Да на что она ей, шко­ла-то? Она и так уже гра­мот­ная».
Учи­те­ля про­дол­жа­ли уго­ва­ри­вать, но де­воч­ку так и не от­да­ли в шко­лу, а тут вско­ре Сте­пан по­звал же­ну с до­че­рью к се­бе. Де­воч­ка ни букв, ни аз­бу­ки со­вер­шен­но не зна­ла. Здесь, в Ка­зах­стане, она уже все­му на­учи­лась и по­лу­чи­ла на­чаль­ное об­ра­зо­ва­ние. Изу­чи­ла За­кон Бо­жий, ариф­ме­ти­ку, ис­то­рию. Од­но тя­же­ло бы­ло в ссыл­ке — цер­ковь бы­ла толь­ко об­нов­лен­че­ская, и се­мья ту­да не хо­ди­ла.
Изу­чая За­кон Бо­жий, Ра­и­са до­шла до по­вест­во­ва­ния о том, что Де­ва Бо­го­ма­терь ро­ди­ла Иису­са Хри­ста и, од­на­ко, оста­лась Де­вой, и бы­ло ей это сму­ти­тель­но — как та­кое мо­жет быть. И она по­ве­да­ла о сво­ем недо­уме­нии от­цу:
— Я не по­ни­маю. Или тут ошиб­ка ка­кая?
Сте­пан, вы­слу­шав ее, от­ве­тил:
— Пра­виль­но ты го­во­ришь: Бо­го­ма­терь ро­ди­ла Иису­са Хри­ста и оста­лась Де­вой. Те­перь вспом­ни — сколь­ко чу­дес бы­ло при Мо­и­сее, как бы­ло раз­де­ле­но Черм­ное мо­ре, вспом­ни о неопа­ли­мой ку­пине, как про­зяб жезл Ааро­нов, вспом­ни чу­де­са, ко­то­рые бы­ли со­вер­ше­ны про­ро­ком Или­ей. Что это та­кое? Чу­де­са? Да, чу­де­са! Это то, что со­вер­ше­но си­лою Бо­жи­ею во­пре­ки зем­но­му по­ряд­ку ве­щей. Тво­рец и За­ко­но­да­вец Гос­подь Сам, ес­ли по­же­ла­ет, да­ет но­вый за­кон или, во­пре­ки уста­нов­лен­но­му Им за­ко­ну, со­вер­ша­ет де­я­ние сверхъ­есте­ствен­ное, ко­то­рое на­ми, людь­ми, вос­при­ни­ма­ет­ся как чу­до, — со­вер­ша­ет, чтобы че­ло­век ви­дел ру­ку Твор­ца и по­ни­мал, Кто есть под­лин­ный За­ко­но­да­вец и ми­ра Тво­рец.
На­сту­пил 1931 год, под­хо­дил к кон­цу тре­тий срок. Ев­фро­си­ния Ро­ма­нов­на к то­му вре­ме­ни уже умер­ла, Пи­мен Кон­стан­ти­но­вич был очень стар и стал со­всем немощ­ным, и при­шлось жене Сте­па­на Ха­ри­тине с до­че­рью уехать в Кон­стан­ти­нов­ку, чтобы по­мочь ста­ри­ку убрать хлеб, там они и оста­лись до ре­ше­ния вла­стя­ми даль­ней­шей уча­сти Сте­па­на. Ро­ди­те­ли ре­ши­ли, что дочь по­лу­чи­ла до­ста­точ­ное ре­ли­ги­оз­ное вос­пи­та­ние и на­чаль­ное пред­став­ле­ние о Бо­ге, о Церк­ви, о все­мир­ной ис­то­рии и об ис­то­рии Рос­сии и для нее уже не бу­дет нрав­ствен­но опас­ным обу­че­ние в без­бож­ной шко­ле; они от­да­ли ее учить­ся в шко­лу, и впо­след­ствии она по­лу­чи­ла выс­шее об­ра­зо­ва­ние.
Сте­пан был че­ло­ве­ком об­щи­тель­ным, с ним вся­ко­му бы­ло ин­те­рес­но бе­се­до­вать, но о чем бы ни шел раз­го­вор, он все­гда пе­ре­во­дил его на бе­се­ду о глав­ном — о Бо­ге. Мно­гие жи­те­ли го­род­ка хо­ди­ли к нему до­мой, хо­ди­ли и вы­со­кие чи­ны ОГПУ. И он спро­сил их од­на­жды:
— Ну зна­е­те что, дру­зья, вы со­би­ра­е­тесь ме­ня осво­бож­дать или нет? Ни­че­го на мой счет нет?
— Нет, — от­ве­ти­ли те.
— Я то­гда на­пи­шу в Моск­ву, — ска­зал Сте­пан.
И он на­пи­сал вла­стям в Моск­ву. Про­шло сколь­ко-то вре­ме­ни, он при­шел к на­чаль­ни­ку ОГПУ и по­вто­рил свой во­прос.
— Сте­пан Пиме­но­вич, — ска­зал тот, — ва­ше осво­бож­де­ние ле­жит у ме­ня под сук­ном, но мы вас не хо­тим от­пус­кать. По­слу­шай­те ме­ня. Вы ко­гда при­е­де­те на ро­ди­ну, то мест­ные вла­сти со­бе­рут на вас ком­про­ме­ти­ру­ю­щие ма­те­ри­а­лы, вас аре­сту­ют и опять по­са­дят. По­ез­жай­те, за­бе­ри­те сво­е­го от­ца, се­мью и опять при­ез­жай­те. За­чем вам уез­жать? Вас все рав­но аре­сту­ют и опять вы­шлют — та­кая ве­дет­ся по­ли­ти­ка. За­би­рай­те от­ца, се­мью и воз­вра­щай­тесь.
Сте­пан не со­гла­сил­ся с на­чаль­ни­ком ОГПУ, взял справ­ку об осво­бож­де­нии и в сен­тяб­ре 1932 го­да уехал на ро­ди­ну.
В се­ле Кон­стан­ти­нов­ке уже пять лет как храм был за­крыт, свя­щен­ни­ка не бы­ло. Ко­гда при­е­хал Сте­пан, к нему сра­зу же по­тя­ну­лись лю­ди. В се­ле бы­ло в то вре­мя де­вять­сот дво­ров, и ста­ли его про­сить од­но­сель­чане, чтобы он от­хло­по­тал, по­мог им от­крыть храм. Сте­пан знал, что за­кон­ным об­ра­зом храм за­крыть не мог­ли. Он со­брал цер­ков­ную об­щи­ну из два­дца­ти че­ло­век и по­ехал с бу­ма­га­ми к вла­стям в Хер­сон, от­ку­да сра­зу же вер­нул­ся со свя­щен­ни­ком. Жив­шая в се­ле мо­на­хи­ня Ев­до­кия ста­ла пса­лом­щи­цей, Сте­пан стал управ­лять цер­ков­ным хо­ром, ко­то­рый он быст­ро со­брал, от­бою не бы­ло от же­ла­ю­щих петь на кли­ро­се.
При­шла Пас­ха. Сте­пан ли­ко­вал. Три дня он под­ни­мал­ся на ко­ло­коль­ню и с вдох­но­ве­ни­ем и вос­тор­гом зво­нил в ко­ло­ко­ла. Пас­халь­ное на­стро­е­ние и ве­ли­кая ра­дость ца­ри­ли в ду­ше Сте­па­на и в ду­шах жи­те­лей Кон­стан­ти­нов­ки.
Ста­ли вла­сти под­би­рать­ся к нему:
— Иди в кол­хоз!
Он то­гда ра­бо­тал ма­ля­ром по най­му.
— Что я бу­ду де­лать в кол­хо­зе? — от­ве­тил Сте­пан. — Дай­те мне пас­порт, и я уеду.
Но пас­пор­та вла­сти не да­ли, и на­ча­лись пре­сле­до­ва­ния и мы­тар­ства. В 1934 го­ду умер отец Сте­па­на; зем­ля, быв­шая в его хо­зяй­стве, оста­лась неза­се­ян­ной, и в ав­гу­сте 1934 го­да Сте­па­на при­влек­ли к от­вет­ствен­но­сти за непо­сад сво­е­го хле­ба на пло­ща­ди од­но­го гек­та­ра и осу­ди­ли на пять лет за­клю­че­ния в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вых ла­ге­рях. Он на­пи­сал жа­ло­бу, де­ло бы­ло пе­ре­смот­ре­но, и он, не до­е­хав до конц­ла­ге­ря, был осво­бож­ден и вер­нул­ся до­мой. Од­на­ко пре­сле­до­ва­ния не пре­кра­ти­лись. Вла­сти ста­ли тре­бо­вать от Сте­па­на упла­ты то од­них на­ло­гов, то дру­гих. Ото­бра­ли быч­ка, ко­ро­ву, ло­шадь, из жив­но­сти оста­лись од­ни толь­ко ку­ры, но упла­ты на­ло­гов тре­бо­ва­ли как с пол­но­го хо­зяй­ства — и мо­ло­ком, и мя­сом, и шку­ра­ми. И не ста­ло ему чем пла­тить. В ап­ре­ле 1935 го­да со­сто­ял­ся суд над Сте­па­ном. Су­дья Ку­ро­пат­кин при­го­во­рил Сте­па­на к трем го­дам ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вых ла­ге­рей и к двум го­дам по­ра­же­ния в пра­вах. Сте­па­на по­са­ди­ли в тюрь­му, где он про­был до фев­ра­ля 1937 го­да, а за­тем был от­прав­лен эта­пом во Вла­ди­во­сток. Он на­пи­сал жа­ло­бу вла­стям в Моск­ву, от­ку­да через неко­то­рое вре­мя при­шел от­вет: оправ­дать со сня­ти­ем су­ди­мо­сти, про­тив судьи и про­ку­ро­ра воз­бу­дить уго­лов­ное де­ло.
Тем вре­ме­нем его же­на и дочь пе­ре­еха­ли в Сим­фе­ро­поль, и ле­том 1937 го­да Сте­пан при­е­хал к ним и устро­ил­ся ра­бо­тать ма­ля­ром. Мо­лить­ся он хо­дил в храм на клад­би­ще, и на­сто­я­тель хра­ма, свя­щен­ник Ни­ко­лай Швец, в ав­гу­сте 1940 го­да по­про­сил его вы­пол­нить ра­бо­ту для хра­ма — вы­кра­сить кры­шу. В это же вре­мя на­сто­я­тель со­бо­ра пред­ло­жил Сте­па­ну стать ре­ген­том хо­ра. Здесь, на служ­бе, Сте­пан сно­ва на­шел свое ме­сто — не бы­ло для него ни­че­го до­ро­же, чем цер­ковь. И ко­неч­но, бе­се­дуя с ве­ру­ю­щи­ми, он не скры­вал ре­ли­ги­оз­ных взгля­дов — как, по его мне­нию, Свя­щен­ное Пи­са­ние смот­рит на совре­мен­ные во­про­сы че­ло­ве­че­ской жиз­ни. Так воз­ник­ло его по­след­нее «де­ло».
25 ок­тяб­ря 1940 го­да бы­ло вы­пи­са­но по­ста­нов­ле­ние на арест Сте­па­на. Через три дня на­сто­я­тель хра­ма отец Ни­ко­лай при­гла­сил Сте­па­на к се­бе до­мой в свя­зи с окон­ча­ни­ем ра­бо­ты по хра­му. Сте­пан ска­зал то­гда жене:
— Ха­ри­ти­на, отец Ни­ко­лай с ма­туш­кой при­гла­ша­ют нас на чаш­ку чая.
Же­на от­ка­за­лась, и в го­сти по­шел он один. До­мой Сте­пан вер­нул­ся око­ло один­на­дца­ти ча­сов ве­че­ра. При­шел и ска­зал:
— У от­ца Ни­ко­лая брат был, при­е­хал от­ку­да-то из Цен­траль­ной Рос­сии. По­ели, вы­пи­ли чаю, немно­го по­го­во­ри­ли.
Бы­ло позд­но и на­до бы­ло укла­ды­вать­ся спать, но в два ча­са но­чи раз­дал­ся стук в дверь. От­кры­ли. На по­ро­ге сто­я­ли со­труд­ни­ки НКВД, они предъ­яви­ли ор­дер на обыск в квар­ти­ре и арест Сте­па­на. Сте­пан их спро­сил, что они со­би­ра­ют­ся ис­кать; те от­ве­ти­ли, что до­ку­мен­ты, не объ­яс­няя ка­кие. За­бра­ли пас­порт, Биб­лию 1904 го­да из­да­ния и Еван­ге­лие 1903 го­да. На­ко­нец на­шли справ­ку об осво­бож­де­нии Сте­па­на. И ко­гда на­шли, ска­за­ли ему:
— Возь­ми­те оде­я­ло, по­душ­ку и пой­дем­те с на­ми.
Так он был аре­сто­ван. Дочь во все вре­мя на­хож­де­ния от­ца под след­стви­ем до­би­ва­лась у на­чаль­ства тюрь­мы раз­ре­ше­ния на пе­ре­да­чу про­дук­тов, но ей от­ка­зы­ва­ли. Она ста­ла тре­бо­вать. Ви­дя ее неот­ступ­ность, со­труд­ник НКВД от­вел ее в от­дель­ную ком­на­ту и спро­сил:
— Что вы мо­же­те ска­зать о сво­ем от­це? Ка­кой он был как отец?
— Вам бы не сле­до­ва­ло за­да­вать та­кие во­про­сы до­че­ри. Да­же ес­ли бы был отец пло­хой, то как же я мог­ла бы ска­зать, что мой отец плох. Но та­кой отец, как у ме­ня, — луч­ше та­ко­го, как он, нет.
Ее от­пу­сти­ли, но пе­ре­да­чу не при­ня­ли, и не при­ни­ма­ли во все вре­мя след­ствия в те­че­ние по­лу­го­да.
До­про­си­ли Сте­па­на сра­зу же в день аре­ста.
— За что вы бы­ли осуж­де­ны в 1923 го­ду и вы­сла­ны? — спро­сил сле­до­ва­тель.
— В 1923 го­ду я был осуж­ден за то, что, бу­дучи ре­ли­ги­оз­ным че­ло­ве­ком, про­по­ве­до­вал в го­ро­де Москве на Ва­гань­ков­ском клад­би­ще о том, что хри­сти­ан­ское уче­ние есть един­ствен­но пра­виль­ное уче­ние. За про­по­ве­ди ме­ня осу­ди­ли и вы­сла­ли.
— Ка­кое уче­ние вы счи­та­е­те пра­виль­ным?
— Не имея по­ня­тия о ком­му­ни­сти­че­ском уче­нии, я не счи­тал ком­му­ни­сти­че­ское уче­ние пра­виль­ным или непра­виль­ным уче­ни­ем и про­по­ве­до­вал хри­сти­ан­ское уче­ние.
— На­зо­ви­те фа­ми­лии лиц из пра­во­слав­но­го ду­хо­вен­ства, с ко­то­ры­ми вы име­ли связь в го­ро­де Сим­фе­ро­по­ле.
— По­се­щая клад­би­щен­скую цер­ковь, я встре­чал­ся со свя­щен­ни­ком Ни­ко­ла