Преподобный Пимен Угрешский (Мясников) Архимандрит

Краткое житие преподобного Пимена Угрешского

Пре­по­доб­ный Пи­мен (в ми­ру Петр Дмит­ри­е­вич Мяс­ни­ков) ро­дил­ся 10 ав­гу­ста 1810 го­да в го­ро­де Во­лог­де. Ро­ди­те­ли его, Дмит­рий Афа­на­сье­вич и Ав­до­тья Пет­ров­на про­ис­хо­ди­ли из тор­го­во­го со­сло­вия. Ко­гда Пет­ру бы­ло лет де­сять-один­на­дцать, он при­нял­ся за чте­ние Биб­лии. Отец его был цер­ков­ным ста­ро­стой в сво­ем при­хо­де, и Петр ча­сто бы­вал в церк­ви.

До­стиг­нув сем­на­дца­ти­лет­не­го воз­рас­та, Петр до­стал кни­гу "Ал­фа­вит Ду­хов­ный" и, про­чи­тав ее, окон­ча­тель­но утвер­дил­ся в мыс­ли от­ка­зать­ся от ми­ра. В июне 1832 го­да Петр по­сту­пил в Но­во­е­зер­ский Ки­рил­лов мо­на­стырь. В 1833 го­ду по­слуш­ник Ни­ко­ло-Уг­реш­ско­го мо­на­сты­ря Петр пе­ре­шел в Свя­то-Вве­ден­скую Оп­ти­ну Пу­стынь, где стал ке­лей­ни­ком иеро­мо­на­ха Ила­рия. В 1834 го­ду иеро­мо­нах Ила­рий был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Ни­ко­ло-Уг­реш­ско­го мо­на­сты­ря Мос­ков­ской епар­хии. От­бы­вая на свое но­вое ме­сто слу­же­ния, взял с со­бой по­слуш­ни­ка Пет­ра. 26 мар­та 1838 го­да игу­мен Ила­рий по­стриг по­слуш­ни­ка Пет­ра в ман­тию и на­рек ему имя Пи­мен в честь ве­ли­ко­го по­движ­ни­ка мо­на­ше­ства. В фев­ра­ле 1839 го­да мо­нах Пи­мен был хи­ро­то­ни­сан в сан иеро­ди­а­ко­на, а 25 ап­ре­ля 1840 го­да – в иеро­мо­на­ха. 16 ок­тяб­ря 1853 го­да иеро­мо­нах Пи­мен был воз­ве­ден в сан игу­ме­на и на­зна­чен на­сто­я­те­лем оби­те­ли вви­ду то­го, что игу­мен Ила­рий по­дал про­ше­ние об уволь­не­нии на по­кой.

24 ав­гу­ста 1858 го­да за вы­да­ю­щи­е­ся за­слу­ги по устро­е­нию мо­на­сты­ря мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Фила­рет воз­вел игу­ме­на Пи­ме­на в сан ар­хи­манд­ри­та. За это вре­мя тру­да­ми от­ца Пи­ме­на бы­ло вы­стро­е­но в мо­на­сты­ре пять церк­вей: Ни­ко­ла­ев­ский со­бор в 1843 го­ду, цер­ковь пре­по­доб­ной Ма­рии Еги­пет­ской в 1851 го­ду, Успен­ская в 1852 го­ду и в 1860 го­ду – Скор­бя­щен­ская и Пет­ро­пав­лов­ская скит­ская. Все они бы­ли освя­ще­ны мит­ро­по­ли­том Мос­ков­ским Фила­ре­том. В 1869 го­ду ар­хи­манд­рит Пи­мен был на­зна­чен бла­го­чин­ным об­ще­жи­тель­ных мо­на­сты­рей Мос­ков­ской епар­хии. Пра­вед­ная кон­чи­на ар­хи­манд­ри­та Пи­ме­на по­сле­до­ва­ла 17 ав­гу­ста 1880 го­да.

Полное житие преподобного Пимена Угрешского 

Пре­по­доб­ный Пи­мен (в ми­ру Петр Дмит­ри­е­вич Мяс­ни­ков) ро­дил­ся 10 ав­гу­ста 1810 го­да в го­ро­де Во­лог­де. Ро­ди­те­ли его, Дмит­рий Афа­на­сье­вич и Ав­до­тья Пет­ров­на, бы­ли лю­ди бла­го­че­сти­вые, чест­ные и до­ста­точ­ные и про­ис­хо­ди­ли из тор­го­во­го со­сло­вия.
Ко­гда Пет­ру ми­ну­ло семь лет, его ста­ли учить гра­мо­те. На­род­ных учи­лищ в то вре­мя в Во­лог­де не бы­ло, и де­ти лю­дей сред­не­го клас­са учи­лись гра­мо­те, где при­дет­ся. Непо­да­ле­ку от до­ма Мяс­ни­ко­вых жи­ла од­на ста­руш­ка – Кры­ло­ва, из ду­хов­но­го зва­ния, зы­рян­ка из го­ро­да Ни­коль­ска. Ста­руш­ка эта име­ла неболь­шой до­мик и за­ни­ма­лась пе­че­ни­ем сдоб­ных ва­тру­шек; у нее бы­ли три до­че­ри немо­ло­дых уже лет – стар­шая, Пе­ла­гея Его­ров­на, бы­ла порт­ни­ха, а обе млад­шие – баш­мач­ни­цы и неуго­мон­ные пе­ву­ньи. Пе­ла­гее Его­ровне вы­па­ло на до­лю быть пре­по­да­ва­тель­ни­цей гра­мо­ты маль­чи­ку Пет­ру. Он и его то­ва­рищ, по име­ни Ан­дрю­ша, еже­днев­но хо­ди­ли к этой учи­тель­ни­це.

Но, ве­ро­ят­но, уче­ная порт­ни­ха не в рав­ной ме­ре об­ла­да­ла спо­соб­но­стью шить и спо­соб­но­стью пре­по­да­вать; про­шло два го­да, что маль­чи­ки учи­лись, а все еще чи­тать по­ряд­ком не уме­ли. То­гда уче­ни­ков от Пе­ла­геи Его­ров­ны взя­ли. Ан­дрю­шу от­да­ли в мед­ни­ки, а Пет­ру­шу по­ме­сти­ли к крест­но­му от­цу, ко­то­рый и до­вер­шил об­ра­зо­ва­ние сво­е­го крест­ни­ка, до­учив его гра­мо­те. Впро­чем, и тут успех был непол­ный: чи­тать крест­ник вы­учил­ся хо­ро­шо и бой­ко, но что ка­са­ет­ся чи­сто­пи­са­ния – эта на­у­ка ему во­все не да­лась, и он усво­ил се­бе по­черк мел­кий и ма­ло­раз­бор­чи­вый.

Ко­гда Пет­ру бы­ло уже лет де­сять-один­на­дцать и он мог сво­бод­но чи­тать, он при­нял­ся за чте­ние Биб­лии круп­ной и чет­кой пе­ча­ти ели­за­ве­тин­ских вре­мен, быв­шей в ро­ди­тель­ском до­ме. Чте­ние бо­же­ствен­ной кни­ги име­ло на него боль­шое вли­я­ние и оста­ви­ло в уме от­ро­ка неиз­гла­ди­мые сле­ды: он охла­дел ко все­му вре­мен­но­му и, по­мыш­ляя бо­лее о небес­ном. неже­ли о зем­ном, на­чал ду­мать, как бы ему по­сту­пить в мо­на­стырь. Отец его был цер­ков­ным ста­ро­стой в сво­ем при­хо­де, и Петр, ко­гда толь­ко мог, непре­мен­но бы­вал в церк­ви. Он ча­сто так­же хо­дил в Ду­хов мо­на­стырь и, встре­ча­ясь там с од­ним по­движ­ни­ком, по­зна­ко­мил­ся с ним. Он был че­ло­ве­ком бла­го­че­сти­вым и, кро­ме хра­ма Бо­жье­го, по­чти ни­где не бы­вал. Жил он в уеди­нен­ной ке­лей­ке, ко­то­рую для него вы­стро­и­ли у се­бя на дво­ре все­ми ува­жа­е­мые в Во­лог­де по­жи­лые де­ви­цы Ачя­бье­вы. Этот по­движ­ник, к ко­то­ро­му Петр на­чал хо­дить, под­дер­жи­вал в юно­ше его бла­го­че­сти­вое на­стро­е­ние.

До­стиг­нув сем­на­дца­ти­лет­не­го воз­рас­та, Петр до­стал се­бе кни­гу "Ал­фа­вит Ду­хов­ный" и, про­чи­тав ее, окон­ча­тель­но утвер­дил­ся в мыс­ли от­ка­зать­ся от ми­ра.

Зная кру­той и несго­вор­чи­вый ха­рак­тер сво­е­го от­ца, не слиш­ком рас­по­ло­жен­но­го к мо­на­ше­ству, Петр весь­ма опа­сал­ся от­крыть­ся ему, пред­ви­дя с его сто­ро­ны силь­ное со­про­тив­ле­ние. К сча­стью, две из его млад­ших се­стер от­про­си­лись у от­ца всту­пить в Го­риц­кий Тро­иц­кий мо­на­стырь. Это об­лег­чи­ло и Пет­ру объ­яс­не­ние с от­цом, и тот, хо­тя и не весь­ма охот­но и не вдруг, од­на­ко со­гла­сил­ся не ме­шать бла­го­че­сти­во­му юно­ше по­сле­до­вать при­ме­ру се­стер.

Юный по­слуш­ник Петр на­хо­дил­ся на по­слу­ша­нии в ке­лар­ной, по­мощ­ни­ком ке­ла­ря. Не без поль­зы про­вел он вре­мя сво­е­го но­во­на­ча­лия в Но­во­е­зер­ском мо­на­сты­ре и по про­ше­ствии мно­гих лет, вспо­ми­ная о сво­ем там жи­тель­стве, рас­ска­зы­вал мно­гие по­дроб­но­сти ви­ден­но­го им и раз­лич­ные об­сто­я­тель­ства та­мош­не­го жи­тья, глу­бо­ко вре­зав­ши­е­ся в его па­мять.

По­сле кон­чи­ны ар­хи­манд­ри­та Фе­о­фа­на, по­сле­до­вав­шей 3 де­каб­ря 1833 го­да, Петр про­жил еще несколь­ко ме­ся­цев в Но­во­е­зер­ском мо­на­сты­ре, а в июне от­пра­вил­ся на ро­ди­ну, в Во­лог­ду, хло­по­тать о сво­ем уволь­не­нии от об­ще­ства.

Отец Иг­на­тий (Брян­ча­ни­нов), быв­ший в то вре­мя игу­ме­ном Ло­по­то­ва мо­на­сты­ря, снаб­дил Пет­ра дву­мя пись­ма­ми, из ко­то­рых од­но бы­ло адре­со­ва­но из­вест­но­му Оп­тин­ско­му стар­цу и учи­те­лю, от­цу Лео­ни­ду (На­гол­ки­ну), дру­гое – к от­цу Ила­рию млад­ше­му, жив­ше­му ко­гда-то в Свир­ском мо­на­сты­ре вме­сте с Брян­ча­ни­но­вым.

Бла­го­да­ря этим двум пись­мам Петр был ра­душ­но при­нят в Оп­ти­ной пу­сты­ни.

Иеро­мо­нах Ила­рий, к ко­то­ро­му Петр так­же имел пись­мо от от­ца Иг­на­тия, был в Оп­ти­ной пу­сты­ни риз­ни­чим, и так как, кро­ме него, был еще и дру­гой Ила­рий, то в от­ли­чие от то­го этот на­зы­вал­ся млад­шим.

По ре­ко­мен­да­ции игу­ме­на Иг­на­тия (Брян­ча­ни­но­ва) в 1834 го­ду иеро­мо­нах Ила­рий был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Ни­ко­ло-Уг­реш­ско­го мо­на­сты­ря Мос­ков­ской епар­хии с воз­ве­де­ни­ем в сан игу­ме­на, и, от­бы­вая на свое но­вое ме­сто слу­же­ния, взял с со­бой по­слуш­ни­ка Пет­ра в ка­че­стве сво­е­го ке­лей­ни­ка.

При по­ступ­ле­нии сво­ем на Уг­ре­шу Петр был со­вер­шен­ный юно­ша, и хо­тя от ро­ду ему шел уже два­дцать чет­вер­тый год, он ка­зал­ся на вид несрав­нен­но мо­ло­же; неболь­шо­го ро­ста, креп­ко­го те­ло­сло­же­ния, но не слиш­ком плот­ный, с жи­вы­ми, про­ни­ца­тель­ны­ми гла­за­ми, ко­то­рые все ви­де­ли, все за­ме­ча­ли; с тем­ны­ми ши­ро­ки­ми бро­вя­ми и гу­сты­ми, как шелк, тем­но-каш­та­но­вы­ми во­ло­са­ми; бо­ро­ды и усов не бы­ло еще и при­зна­ков.

Он при­е­хал из Во­лог­ды в под­ряс­ни­ке из тол­сто­го чер­но­го сук­на "оп­тин­ско­го" по­кроя и в ко­жа­ном по­я­се из тю­ле­ня, из­вест­ном под на­зва­ни­ем "со­ло­вец­ких" по­я­сов. Та­кое оде­я­ние по­ка­за­лось очень стран­ным уг­реш­ской бра­тии; мно­го над ним тру­ни­ли; го­во­ри­ли, что в штат­ном мо­на­сты­ре так не оде­ва­ют­ся; на­зы­ва­ли его ко­жу­хом, од­на­ко Петр ни­сколь­ко этим не оби­жал­ся и, не об­ра­щая вни­ма­ния на то, что го­во­рят дру­гие, и хо­ро­шею ли, дур­ною ли на­хо­дят его одеж­ду, про­дол­жал но­сить свой под­ряс­ник, по­ка он ему го­дил­ся.

Неде­ли через две по при­ез­де он по­дал про­ше­ние о сво­ем при­ня­тии в брат­ство мо­на­сты­ря.

При на­сто­я­тель­ских кел­ли­ях для ке­лей­ни­ка осо­бой ка­мор­ки не бы­ло, а в пе­ред­ней был от­го­ро­жен угол с ок­ном, и здесь про­жил Петр пер­вые пять лет сво­е­го пре­бы­ва­ния на Уг­ре­ше.

26 мар­та 1838 го­да игу­мен Ила­рий по­стриг по­слуш­ни­ка Пет­ра в ман­тию и на­рек ему имя Пи­мен в честь ве­ли­ко­го по­движ­ни­ка мо­на­ше­ства, как бы пред­ве­щая ему, что и его имя в совре­мен­ном мо­на­ше­стве бу­дет чти­мо и оста­нет­ся прис­но­па­мят­ным. По­сле то­го он це­лую неде­лю неис­ход­но пре­бы­вал в Успен­ской церк­ви, где был по­стри­жен, и в ско­ром вре­ме­ни, уво­лен­ный от долж­но­сти ке­лей­ни­ка, по­лу­чил от­дель­ную кел­лию.

Все преж­ние его по­слу­ша­ния оста­лись за ним, а вме­сто ке­лей­но­го он по­лу­чил по­слу­ша­ние цер­ков­ное.

В фев­ра­ле 1839 го­да мо­нах Пи­мен был хи­ро­то­ни­сан в сан иеро­ди­а­ко­на.

Уг­реш­ский каз­на­чей отец Се­ра­фим, очень хо­ро­ший мо­нах и че­ло­век спо­соб­ный, в на­ча­ле 1839 го­да был пе­ре­ве­ден мит­ро­по­ли­том Мос­ков­ским Фила­ре­том (Дроз­до­вым) в Мос­ков­ский Зна­мен­ский мо­на­стырь, а на его ме­сто был на­зна­чен ис­прав­ля­ю­щим долж­ность иеро­ди­а­кон Пи­мен. Несмот­ря на то, что ему бы­ло ед­ва трид­цать лет и в мо­на­сты­ре бы­ли иеро­мо­на­хи го­раз­до стар­ше его ле­та­ми, но ни на ко­го из них не пал вы­бор вла­ды­ки. Ме­нее чем через год на­сто­я­те­лю мо­на­сты­ря бы­ло пред­пи­са­но от­пра­вить иеро­ди­а­ко­на Пи­ме­на к ви­ка­рию Мос­ков­ско­му для по­свя­ще­ния во иеро­мо­на­ха. 25 ап­ре­ля 1840 го­да иеро­ди­а­кон Пи­мен был ру­ко­по­ло­жен в сан иеро­мо­на­ха. 26 фев­ра­ля 1844 го­да – утвер­жден в долж­но­сти каз­на­чея.

Игу­мен Ила­рий ма­ло вхо­дил в ве­ще­ствен­ные нуж­ды оби­те­ли, по­мыш­ляя бо­лее о ду­хов­ном ее строе. Иеро­мо­на­ху Пиме­ну при­хо­ди­лось иметь по­пе­че­ние о ее бла­го­со­сто­я­нии, и на нем ле­жа­ли все тя­го­ты управ­ле­ния. Ма­ло-по­ма­лу он осва­и­вал­ся с ни­ми и неза­мет­ным об­ра­зом под­го­тов­лял­ся к той мно­го­сто­рон­ней де­я­тель­но­сти, ка­кой по­тре­бо­ва­ла от него впо­след­ствии мно­го­люд­ная и об­шир­ная оби­тель, бла­го­да­ря ему про­цвет­шая и про­сла­вив­ша­я­ся.

16 ок­тяб­ря 1853 го­да ста­ра­ни­я­ми от­ца Пи­ме­на и при под­держ­ке мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го Фила­ре­та Ни­ко­ло-Уг­реш­ский мо­на­стырь был пре­об­ра­зо­ван из штат­но­го в об­ще­жи­тель­ный, а иеро­мо­нах Пи­мен был воз­ве­ден в сан игу­ме­на и на­зна­чен на­сто­я­те­лем оби­те­ли вви­ду то­го, что игу­мен Ила­рий по­дал про­ше­ние об уволь­не­нии на по­кой.

От­но­си­тель­но нрав­ствен­ных ка­честв от­ца Пи­ме­на мож­но ска­зать, что для се­бя он не был ни ко­ры­сто­лю­бив, ни стя­жа­те­лен, ни ве­ще­лю­бив. Имея в ру­ках де­сят­ки и сот­ни ты­сяч, он не сбе­рег соб­ствен­но для се­бя ни од­но­го руб­ля и все, что бы­ло у него де­нег, ве­лел за­пи­сать мо­на­стыр­ски­ми. Но, не бу­дучи стя­жа­те­лен для се­бя лич­но, нель­зя ска­зать, чтобы он был во­все чужд стя­жа­тель­но­сти для оби­те­ли. На­про­тив то­го, он по­сто­ян­но по­мыш­лял о том и при­ла­гал все свое ста­ра­ние, чтобы уве­ли­чить и упро­чить ве­ще­ствен­ное бла­го­со­сто­я­ние Уг­ре­ши, и ра­до­вал­ся, ко­гда де­ла­лось что-ни­будь для оби­те­ли, и скор­бел, ес­ли же­ла­е­мое им не осу­ществ­ля­лось или бы­ло за­мед­ля­е­мо. Но и при всей сво­ей пре­дан­но­сти ин­те­ре­сам мо­на­стыр­ским и при все­гдаш­нем и неусып­ном о нем по­пе­че­нии, он преж­де все­го па­мя­то­вал свое мо­на­ше­ское зва­ние и по­то­му с ве­ли­кой осто­рож­но­стью де­лал каж­дый шаг, опа­са­ясь по­дать по­вод к невы­год­но­му от­зы­ву о мо­на­ше­стве, и с ве­ли­кой осмот­ри­тель­но­стью при­ни­мал пред­ла­га­е­мое бла­го­тво­ри­те­ля­ми.

Бу­дучи в от­но­ше­нии к бра­тии весь­ма взыс­ка­те­лен, он, ко­гда тре­бо­ва­лось уте­шить ко­го-ни­будь, на­гра­дить, по­мочь, не стес­нял­ся и да­вал пол­ною ме­рою. Стар­шим из бра­тии, ко­гда от­пус­кал их по­бы­вать в Москве, да­вал по пя­ти, по де­ся­ти руб­лей и бо­лее, а ко­гда по про­ше­ствии мно­гих лет жи­тель­ства в мо­на­сты­ре кто-ни­будь из иеро­мо­на­хов от­пра­ши­вал­ся на бо­го­мо­лье в Ки­ев или на ро­ди­ну, и это бы­ло да­ле­ко, он да­вал зна­чи­тель­ное, до­ста­точ­ное с из­быт­ком для пу­те­ше­ствия ко­ли­че­ство де­нег, со­об­ра­зу­ясь с по­треб­но­стя­ми каж­до­го, и бы­ли слу­чаи, что он да­вал и по несколь­ко сот руб­лей. Он умел тре­бо­вать, умел взыс­ки­вать и, на­ка­зы­вая стро­го, лю­бил и уте­шить че­ло­ве­ка до­стой­но­го из бра­тии и умел щед­ро и не стес­ня­ясь на­гра­дить и по­ощ­рить. Он все­гда но­сил в кар­мане мно­же­ство се­реб­ря­ных монет, и ко­гда при встре­че с ним про­сил у него про­хо­жий, ни­щий, по­го­ре­лый, ра­бо­чий или стран­ник, он не от­ка­зы­вал ни­ко­гда и, опу­стив ру­ку в кар­ман и смот­ря по то­му, кто был про­ся­щий, да­вал ему столь­ко, сколь­ко по­чи­тал нуж­ным и до­ста­точ­ным.

Он не от­ка­зы­вал по­слуш­ни­кам, жи­ву­щим в мо­на­сты­ре и хо­ро­шо се­бя ве­ду­щим, пла­тил за них по­да­ти или об­рок, хо­тя бы это со­став­ля­ло и несколь­ко де­сят­ков руб­лей. "Он тру­дит­ся для мо­на­сты­ря и бра­тии, – го­во­рил отец Пи­мен, – по­че­му же мо­на­сты­рю и не по­мочь ему?"

В пост­ные дни и во вре­мя по­ло­жен­ных по­стов отец Пи­мен, со­глас­но с уста­вом, уме­рен­но упо­треб­лял над­ле­жа­щую пи­щу и в про­дол­же­ние Ве­ли­кой Че­ты­ре­де­сят­ни­цы, хо­тя и стро­го воз­дер­жи­вал­ся от ры­бы, но не удру­чал се­бя чрез­мер­ным воз­дер­жа­ни­ем, а го­ва­ри­вал: "Дай Бог со­блю­сти в точ­но­сти и то, что нам по­ло­же­но по уста­ву, не мудр­ство­вать, а в про­сто­те ис­пол­нять".

Отец Пи­мен был все­гда усер­ден к цер­ков­но­му бо­го­слу­же­нию и, глу­бо­ко про­ник­ну­тый ду­хом мо­на­ше­ства, стро­го при­дер­жи­вал­ся уста­ва цер­ков­но­го и не доз­во­лял ни­ка­ких от­ступ­ле­ний ни в са­мой служ­бе, ни в ча­сах бо­го­слу­же­ния, ко­то­рые, од­на­жды уста­нов­лен­ные, ни­ко­гда не бы­ли из­ме­ня­е­мы. Сам он, по­ка доз­во­ля­ло ему здо­ро­вье, все­гда при­хо­дил к утрене, на­чи­нав­шей­ся в три ча­са по буд­ням, а в вос­крес­ные и в празд­нич­ные дни ча­сом или по­лу­ча­сом ра­нее; сам на­зна­чал, ко­му из иеро­мо­на­хов или иеро­ди­а­ко­нов чи­тать Ше­сто­псал­мие, вы­би­рал из Про­ло­га чте­ние по ше­стой пес­ни и оста­вал­ся до кон­ца, но на ран­нюю обед­ню мо­лить­ся не оста­вал­ся, а при­хо­дил к позд­ней. Весь­ма ча­сто в буд­ни он сам чи­тал ка­физ­мы или ка­нон, не очень гром­ко, но так внят­но и яв­ствен­но, что во всей церк­ви слы­ша­лось каж­дое его сло­во.

Чте­ние его от­ли­ча­лось про­сто­той и плав­но­стью: он не по­ни­жал и не воз­вы­шал го­ло­са, чи­тал мер­но и неспеш­но. Он не одоб­рял тех, ко­то­рые при чте­нии, как он вы­ра­жал­ся, ви­ля­ют го­ло­сом. "Чи­тай про­сто и внят­но, а го­ло­сом не ви­ляй; сло­во Бо­же­ствен­ное име­ет свою соб­ствен­ную си­лу и не тре­бу­ет, чтобы мы ста­ра­лись сво­им го­ло­сом при­да­вать ему вы­ра­же­ние; я по­чи­таю это да­же за са­мо­мне­ние, буд­то я мо­гу сво­им чте­ни­ем про­из­ве­сти бо­лее впе­чат­ле­ния, чем смысл то­го, что Цер­ковь по­ло­жи­ла чи­тать; сло­во Бо­жие бо­лее по­дей­ству­ет, чем наш го­лос".

Он был глу­бо­ко и ис­крен­но бла­го­че­стив, не су­е­мудр­ствуя и не со­мне­ва­ясь в уче­ни­ях Свя­той Церк­ви или свя­тых отец. Ему ча­сто слу­ча­лось го­во­рить ми­ря­нам в от­вет на ка­кое-ни­будь со­мне­ние или на из­ви­не­ние, что они не ис­пол­ня­ют в стро­го­сти уста­ва Церк­ви: "Нам тут со­мне­вать­ся не в чем, это­му учит Свя­тая Цер­ковь, и из­ви­нять се­бя не мо­жем сво­и­ми мудр­ство­ва­ни­я­ми; по­чи­тай­те-ка, что об этом го­во­рят свя­тые от­цы, вот и уви­ди­те, а они Бо­гу уго­ди­ли, да и по­ум­нее бы­ли мно­гих ва­ших те­пе­реш­них уче­ных ум­ни­ков, ко­то­рые толь­ко мудр­ству­ют и са­ми за­блуж­да­ют­ся, и дру­гих вво­дят в со­блазн и в грех. От сво­их дел ни­кто из нас не оправ­дит­ся, а ес­ли чув­ству­ешь, что де­ла­ешь от­ступ­ле­ния, так не оправ­ды­вай се­бя, а сми­ряй­ся, со­зна­вай, что ты со­гре­шил и жи­вешь ху­до, не так, как сле­ду­ет, не по Бо­же­ствен­но­му сло­ву, и при­бе­гай к ми­ло­сер­дию Бо­жье­му, а не го­во­ри: экая важ­ность, что я это де­лаю или это­го не де­лаю. Очень ве­ли­ка важ­ность; ты не хо­тел знать, что об этом го­во­ри­ли свя­тые от­цы, про­слав­лен­ные угод­ни­ки Бо­жии, ко­то­рые бы­ли не нам че­та, ты де­лал за­ве­до­мо от­ступ­ле­ния от уста­ва Церк­ви, ста­ло быть, ты от­ступ­ник и не ис­пол­нил за­кон Хри­стов, ста­ло быть, ты по­ви­нен че­му? Зна­ешь ли? Ни мно­го ни ма­ло, толь­ко ге­енне ог­нен­ной. Так кай­ся, а не оправ­ды­вай­ся. Со­знай свою сла­бость, про­си про­ще­ния у Бо­га, а не смей го­во­рить: экая важ­ность! Су­губ грех има­ши. Так-то, су­да­рик, боль­ше Церк­ви, вы­ше свя­тых не бу­дешь".

И в этом ду­хе отец Пи­мен очень ча­сто го­ва­ри­вал мир­ским лю­дям, ни­сколь­ко не стес­ня­ясь зна­чи­тель­но­стью ли­ца.

"Ес­ли мы го­во­рить не бу­дем, кто же ска­жет? Не спра­ши­ва­ют – не на­вя­зы­вай сво­их убеж­де­ний, не лезь с непро­ше­ны­ми со­ве­та­ми; а ес­ли спро­си­ли те­бя, да­ли те­бе по­вод го­во­рить, же­ла­ют услы­шать сло­во на поль­зу, тут нече­го стес­нять­ся и де­ли­кат­ни­чать; го­во­ри де­ло, как есть, не на ли­цо зря­ще. Гос­подь с те­бя же взы­щет: мог ска­зать прав­ду, предо­сте­речь бра­та тво­е­го от гре­ха и по­ги­бе­ли и не сде­лал это­го из пу­сто­го, глу­по­го мир­ско­го уго­жде­ния. Двум гос­по­дам слу­гой не бу­дешь: слу­жи Бо­гу, а не че­ло­ве­ку; а рас­сер­дит­ся на те­бя за прав­ду, что те­бе от это­го? И он че­ло­век та­кой же, как ты; дур­но ему, а не нам, мы ска­за­ли сло­во ис­ти­ны, не че­ло­ве­ко­угод­ство­ва­ли".

24 ав­гу­ста 1858 го­да за вы­да­ю­щи­е­ся за­слу­ги по устро­е­нию мо­на­сты­ря мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Фила­рет воз­вел игу­ме­на Пи­ме­на в сан ар­хи­манд­ри­та. За это вре­мя тру­да­ми от­ца Пи­ме­на бы­ло вы­стро­е­но в мо­на­сты­ре пять церк­вей; Ни­ко­ла­ев­ский со­бор в 1843 го­ду, цер­ковь пре­по­доб­ной Ма­рии Еги­пет­ской в 1851 го­ду, Успен­ская в 1852 го­ду и 1860 го­ду – Скор­бя­щен­ская и Пет­ро­пав­лов­ская скит­ская. Все они бы­ли освя­ще­ны мит­ро­по­ли­том Мос­ков­ским Фила­ре­том.

К 1866 го­ду от­но­сит­ся со­бы­тие, весь­ма важ­ное для Уг­реш­ско­го мо­на­сты­ря, при­нес­шее ве­ли­кую честь от­цу Пиме­ну и за­слу­жив­шее ему все­гдаш­нюю, нескон­ча­е­мую бла­го­дар­ность ты­сяч лю­дей – это учре­жде­ние и от­кры­тие мо­на­стыр­ско­го на­род­но­го учи­ли­ща.

В 1869 го­ду ар­хи­манд­рит Пи­мен был на­зна­чен бла­го­чин­ным об­ще­жи­тель­ных мо­на­сты­рей Мос­ков­ской епар­хии. К нему под на­ча­ло по­сту­пи­ли сле­ду­ю­щие муж­ские мо­на­сты­ри: Тро­иц­кий Ко­ло­мен­ский Но­во-Го­лутвин, Ни­ко­ло-Уг­реш­ский, Ни­ко­ло-Пеш­нош­ский, Ста­ро-Го­лутвин Ко­ло­мен­ский, Боб­ре­нев, Бе­ло­пе­соц­кий, Ни­ко­ло-Бер­лю­ков­ский, Спа­со-Гус­лиц­кий, Да­вы­дов­ская пу­стынь, Ека­те­ри­нин­ская пу­стынь и жен­ские: Бо­ро­дин­ский, Ано­син-Бо­ри­со­глеб­ский, Спа­со-Влахерн­ский, Кре­сто­воз­дви­жен­ский-Лу­кин­ский и Оди­гит­ри­ев­ская-Зо­си­мо­ва пу­стынь.

Над от­цом Пиме­ном ис­пол­ни­лось сло­во Хри­ста Спа­си­те­ля: "Аще кто Мне слу­жит, по­чтит его Отец Мой". Во всю свою жизнь отец Пи­мен непре­стан­но па­мя­то­вал свое мо­на­ше­ское зва­ние и с этой точ­ки зре­ния смот­рел на каж­дый свой шаг, на все свои дей­ствия, преж­де все­го за­да­вая се­бе во­прос: "При­лич­но ли сие для мо­на­ха или предо­су­ди­тель­но?" Он свя­то хра­нил ино­че­ские обе­ты нрав­ствен­ной чи­сто­ты и це­ло­муд­рия, нес­тя­жа­тель­но­сти и по­слу­ша­ния, лю­бил мо­на­ше­ство, глу­бо­ко был про­ник­нут его ду­хом и, же­лая быть сам ис­тин­ным мо­на­хом, ста­рал­ся во­дво­рить этот дух не толь­ко в Уг­реш­ской оби­те­ли, им управ­ля­е­мой, но и во всех об­ще­жи­тель­ных мо­на­сты­рях, под­чи­нен­ных его ве­де­нию как бла­го­чин­но­му.

Его це­ни­ли, ува­жа­ли и чти­ли три свя­ти­те­ля, мит­ро­по­ли­ты Мос­ков­ские, при ко­то­рых он управ­лял вос­со­здан­ной им оби­те­лью; при пер­вом из них он толь­ко на­чал воз­рас­тать, он скла­ды­вал­ся, раз­ви­вал­ся, креп, со­зре­вал и, про­ник­ну­тый бла­го­твор­ным вли­я­ни­ем его несо­кру­ши­мо­го ду­ха, ока­зал­ся до­стой­ным де­ла­те­лем его вре­ме­ни, со­хра­нив на се­бе неиз­гла­ди­мые его сле­ды; вто­ро­му он пред­ста­ет уже как муж зре­лый, со­вет­ник ра­зум­ный и опыт­ный, опо­ра цер­ков­ный вла­сти, про­ни­ца­тель­ное и бди­тель­ное око, блю­сти­тель и рев­ни­тель бла­гих ино­че­ских пре­да­ний, хра­ни­тель стро­гих пра­вил вы­со­кой нрав­ствен­но­сти, чи­сто­ты ду­хов­ной и нес­тя­жа­тель­но­сти ве­ще­ствен­ной; тре­тий при вос­хож­де­нии сво­ем уви­дел в нем со­зрев­ший и от пол­но­ты сво­ей до­лу пре­кло­нив­ший­ся ко­лос.

Пра­вед­ная кон­чи­на ар­хи­манд­ри­та Пи­ме­на по­сле­до­ва­ла 17 ав­гу­ста 1880 го­да. По­чи­та­ние ар­хи­манд­ри­та Пи­ме­на на­ча­лось сра­зу же по­сле его бла­жен­ной кон­чи­ны, мно­же­ство па­лом­ни­ков при­хо­ди­ло к ме­сту его по­гре­бе­ния. Ча­сов­ня над мо­ги­лой от­ца Пи­ме­на ни­ко­гда не бы­ва­ла без­люд­ной, мно­гие при­но­си­ли ему свои мо­лит­вы, воз­ды­ха­ния, скор­би и ра­до­сти.

Воз­об­нов­ле­ние по­чи­та­ния ар­хи­манд­ри­та Пи­ме­на про­изо­шло вме­сте с от­кры­ти­ем оби­те­ли в 1990 го­ду.

Ар­хи­ерей­ский Со­бор Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви опре­де­лил при­чис­лить к ли­ку об­ще­цер­ков­ных свя­тых и вклю­чить в Ме­ся­це­слов Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви пре­по­доб­но­го Пи­ме­на Уг­реш­ско­го (Мяс­ни­ко­ва; 1810–1880; па­мять 17/30 ав­гу­ста), ра­нее про­слав­лен­но­го как мест­но­чти­мо­го свя­то­го Мос­ков­ской епар­хии.

Дни па­мя­ти: 17 ав­гу­ста, Со­бор Мос­ков­ских свя­тых.

По ма­те­ри­а­лам: http://ioannpredtecha.ru/