Исповедник Параскева (Матиешина)

Пре­по­доб­но­ис­по­вед­ни­ца Па­рас­ке­ва ро­ди­лась 28 ок­тяб­ря 1888 го­да в се­ле Пес­ча­ное Ка­ме­нец-По­доль­ско­го уез­да По­доль­ской гу­бер­нии в кре­стьян­ской се­мье Фе­до­ра и Мат­ро­ны Ма­ти­е­ши­ных.
Се­мья бы­ла ре­ли­ги­оз­ной, бла­го­че­сти­вой и пат­ри­ар­халь­ной. «По ве­че­рам мы не зна­ли дру­го­го вре­мя­пре­про­вож­де­ния, как чте­ние Свя­щен­но­го Пи­са­ния или жи­тий свя­тых, и не пред­став­ля­ли, что мо­жет быть ина­че», – вспо­ми­на­ла ма­туш­ка. Еще в мла­ден­че­ском воз­расте она пе­ре­жи­ла пер­вое зна­чи­тель­ное со­бы­тие ду­хов­ной жиз­ни. Ей бы­ло три го­да, ко­гда ее ста­ли при­учать к по­сту. Сна­ча­ла де­воч­ка не хо­те­ла по­ве­рить, что Ве­ли­ким по­стом нуж­но от­ка­зать­ся от лю­би­мо­го мо­ло­ка, про­си­ла его, ка­приз­ни­ча­ла. Но через день силь­но за­бо­ле­ла и по­чув­ство­ва­ла связь меж­ду бо­лез­нью и неже­ла­ни­ем со­блю­дать пост, по­ня­ла, что пост – это се­рьез­но. То­гда она да­ла свое пер­вое обе­ща­ние Бо­гу: по­стом ни­ко­гда не пить мо­ло­ка. Через два дня она по­пра­ви­лась и с это­го вре­ме­ни все­гда лег­ко и с ра­до­стью по­сти­лась.
При­мер­но в том же воз­расте про­яви­лась в де­воч­ке лю­бовь к бо­го­слу­же­нию и цер­ков­но­му пе­нию. Од­на­жды в церк­ви Ве­ли­ким по­стом на нее осо­бен­ное, глу­бо­кое впе­чат­ле­ние про­из­ве­ло пе­ние «Ал­ли­лу­иа». Ко­гда оно за­кон­чи­лось, Па­рас­ке­ва за­пла­ка­ла. Вер­нув­шись до­мой, она про­пе­ла его ма­те­ри по па­мя­ти и за­пом­ни­ла на всю жизнь.
Гра­мо­те ее вы­учил дед Ам­вро­сий по Биб­лии. Впо­след­ствии она очень хо­ро­шо зна­ла Свя­щен­ное Пи­са­ние, но осо­бен­но лю­би­ла чи­тать по­сла­ния Апо­сто­лов и Еван­ге­лие от Иоан­на Бо­го­сло­ва. Она на­зы­ва­ла его неви­ди­мым пер­вым ру­ко­во­ди­те­лем в ду­хов­ной жиз­ни: «Во вре­мя его чте­ния так де­ла­лось слад­ко и хо­ро­шо на ду­ше, и я за­бы­ва­ла о зем­ле и о зем­ном. Я да­же вы­ра­зить не умею, как мне бы­ло хо­ро­шо».
Ко­гда Па­рас­ке­ве ис­пол­ни­лось во­семь лет, умер­ла мать, за нею де­душ­ка и млад­шая сест­рен­ка. По­сле от­ца Па­рас­ке­ва ста­ла глав­ной ра­бот­ни­цей в до­ме. От­прав­ля­ясь вме­сте на ра­бо­ту, они лю­би­ли по до­ро­ге петь псал­мы.
У от­ро­ко­ви­цы ра­но по­яви­лось же­ла­ние пой­ти в мо­на­стырь. Ба­буш­ка не поз­во­ля­ла ей об этом и ду­мать. На­шел­ся и же­них. Но Па­рас­ке­ва лас­ко­во объ­яс­ни­ла мо­ло­до­му че­ло­ве­ку, что за­муж не пой­дет, по­то­му что со­би­ра­ет­ся в мо­на­стырь. Мо­ло­дой че­ло­век по­сле­до­вал ее при­ме­ру, уехал на Афон и при­нял мо­на­ше­ский по­стриг.
Ба­буш­ка го­во­ри­ла Па­рас­ке­ве, что ей не вы­не­сти труд­но­стей мо­на­стыр­ской жиз­ни. Де­вуш­ка ста­ла уси­лен­но по­стить­ся и ра­бо­тать над со­бой, чтобы при­го­то­вить се­бя к ли­ше­ни­ям. Она еще и му­чи­ла се­бя: на­при­мер, вкла­ды­ва­ла в обувь щеп­ки, чтобы при­учить­ся тер­петь боль. На­ко­нец, ба­буш­ка раз­ре­ши­ла ей уй­ти в мо­на­стырь, убе­див­шись, что жизнь в ми­ру поль­зы внуч­ке не при­не­сет.
Узнав адрес мис­си­о­нер­ско­го мо­на­сты­ря, в ко­то­рый при­ни­ма­ли без вне­се­ния де­неж­но­го вкла­да, Па­рас­ке­ва на­пи­са­ла ту­да пись­мо и, по­лу­чив со­гла­сие на при­езд, вме­сте с по­дру­гой ушла из до­ма. Это бы­ло в 1907 го­ду. По­чти без де­нег, лег­ко оде­тые, под­час го­лод­ные, пре­тер­пев мно­го ли­ше­ний, де­вуш­ки чу­дом до­бра­лись до Тео­лин­ско­го Спа­со-Пре­об­ра­жен­ско­го мо­на­сты­ря Ав­гу­стов­ско­го уез­да Су­валк­ской гу­бер­нии, рас­по­ло­жен­но­го в 25 вер­стах от стан­ции Грод­но, и бы­ли при­ня­ты по­слуш­ни­ца­ми.
Еще до по­ступ­ле­ния в мо­на­стырь Па­рас­ке­ва про­си­ла у Гос­по­да ука­за­ния, ку­да ей пой­ти. Од­на­жды уви­де­ла она во сне ико­ну Бо­жи­ей Ма­те­ри, си­яв­шую осле­пи­тель­ным све­том, сто­яв­шую уг­лом на со­лее и окру­жен­ную си­ней лен­той, на ко­то­рой бы­ла над­пись: «В этом мо­на­сты­ре ты бу­дешь жить». Но в Тео­лин­ском мо­на­сты­ре она не на­шла ни­че­го по­доб­но­го.
Через несколь­ко лет Па­рас­ке­ва от­про­си­лась на по­быв­ку до­мой. По до­ро­ге за­еха­ла в Тур­ко­вич­ский мо­на­стырь Вар­шав­ско-Холм­ской епар­хии, где бы­ла чу­до­твор­ная ико­на Бо­жи­ей Ма­те­ри. До­ро­га бы­ла труд­ная, она из­му­чи­лась и за­бо­ле­ла. При­шлось за­дер­жать­ся в мо­на­сты­ре. И здесь, ко­гда чти­мую ико­ну пе­ре­нес­ли в зим­ний храм и по­ста­ви­ли на­ис­ко­сок на со­лею, Па­рас­ке­ва, вой­дя в цер­ковь, узна­ла уви­ден­ное во сне. В 1912 го­ду ее при­ня­ли в чис­ло се­стер Тур­ко­вич­ской оби­те­ли.
В 1914 го­ду, при за­ня­тии нем­ца­ми Поль­ши, мо­на­стырь эва­ку­и­ро­вал­ся в Моск­ву, за­тем в Дмит­ров. В 1918 го­ду, по­сле окон­ча­ния вой­ны, мо­на­стырь воз­вра­тил­ся в Тур­ко­ви­чи, а по­слуш­ни­ца Па­рас­ке­ва бы­ла остав­ле­на для от­прав­ки мо­на­стыр­ско­го иму­ще­ства вслед за уехав­ши­ми. Од­на­ко вско­ре Тур­ко­вич­ский мо­на­стырь пре­кра­тил свое су­ще­ство­ва­ние, и Па­рас­ке­ва оста­лась в Дмит­ро­ве, сня­ла квар­ти­ру на окра­ине го­ро­да в се­ле Под­ли­пи­чье и при­слу­жи­ва­ла в мест­ном хра­ме Ка­зан­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри.
Один кре­стья­нин по­про­сил Па­рас­ке­ву обу­чить свою дочь цер­ков­но­му пе­нию. К ней при­со­еди­ни­лись дру­гие. Хор де­во­чек стал быст­ро рас­ти, его чис­лен­ность до­стиг­ла 60 че­ло­век, и ста­ло два хо­ра. Па­рас­ке­ва не толь­ко пре­по­да­ва­ла пе­ние, но на­став­ля­ла уче­ниц в За­коне Бо­жи­ем, объ­яс­ня­ла, как жить по-хри­сти­ан­ски. Она счи­та­ла не нуж­ной из­лиш­нюю неж­ность в вос­пи­та­нии, по­то­му что это рас­слаб­ля­ет ду­шу, бы­ла внешне несколь­ко су­ро­ва к сво­им уче­ни­цам, но лю­би­ла их, как род­ных до­че­рей.
В 1920 го­ду Па­рас­ке­ва по­зна­ко­ми­лась с Дмит­ров­ским епи­ско­пом Се­ра­фи­мом (Звез­дин­ским) и ста­ла его ду­хов­ной до­че­рью. Вла­ды­ка су­ро­во вел ее в ду­хов­ной жиз­ни, но дру­гим го­во­рил о ней с ува­же­ни­ем. В днев­ни­ке ма­туш­ки со­хра­ни­лась та­кая за­пись: «Мо­лит­ва­ми свя­то­го стар­ца мо­е­го, доб­ро­го окор­ми­те­ля и муд­ро­го во­ди­те­ля на мно­го­вол­нен­ном пу­ти жи­тей­ско­го мо­ря, я те­перь бла­го­ду­ше­ствую и пою: утвер­ди­ся серд­це мое во Гос­по­де. Те­перь Гос­подь по­ка­зал мне, как муд­ро вел ме­ня от тьмы к све­ту отец мой. Ра­ду­юсь и бла­го­да­рю Бо­га, дав­ше­го мне столь муд­ро­го ав­ву, бла­го­да­рю стар­ца сво­е­го, что вел ме­ня так, а не ина­че, хо­тя при­зна­юсь, весь­ма бы­ло труд­но и бо­лез­нен­но, ко­гда гос­по­дин мой ста­рец так бес­по­щад­но ли­шал пи­щи мое са­мо­лю­бие. Сколь­ко му­ки и борь­бы то­гда бы­ло в мо­ем бес­по­кой­ном, са­мо­лю­би­вом и лу­ка­вом серд­це. Те­перь я опы­том по­зна­ла, как тя­же­ла и упор­на бит­ва, ко­гда бо­рют­ся са­мо­лю­бие и лю­бовь. И те­перь я ра­дост­ным взо­ром смот­рю, как лю­бовь и пре­дан­ность стар­цу низ­ло­жи­ли са­мо­лю­бие, са­мо­жа­ле­ние и са­мо­цен, и ви­жу сих без­душ­ных ис­ту­ка­нов раз­би­ты­ми, ко­то­рым так недав­но я все еще по­кло­ня­лась. Я со мно­ги­ми сле­за­ми бла­го­дар­ным серд­цем мно­го­крат­но ло­бы­заю сто­пы мо­е­го муд­ро­го стар­ца, это­го вто­ро­го крот­ко­го Да­ви­да, так про­сто и мет­ко по­ра­зив­ше­го во гла­ву мо­е­го Го­лиа­фа. Те­перь я смот­рю, как труд­но остать­ся вер­ным ча­дом от­цу сво­е­му, ду­хов­но­му окор­ми­те­лю, ко­гда он с кор­нем вы­ры­ва­ет са­мо­лю­бие, ко­гда он рас­пи­на­ет или умерщ­вля­ет вет­хо­го че­ло­ве­ка: на этом пу­ти не вы­дер­жит ни один пад­ший сын Ада­мов, ес­ли не под­дер­жит Дес­ни­ца свы­ше мо­лит­ва­ми стар­ца».
Епи­скоп Се­ра­фим в 1921 го­ду по­стриг Па­рас­ке­ву в ря­со­фор, не пе­ре­ме­нив ей име­ни, и опре­де­лил в Спа­со-Влахерн­ский мо­на­стырь.
По­сле по­стри­га ино­ки­ня Па­рас­ке­ва по­се­ли­лась в Спа­со-Влахерн­ском мо­на­сты­ре, а вско­ре на имя вла­ды­ки по­сту­пи­ло про­ше­ние при­хо­жан Ка­зан­ской церк­ви се­ла Под­ли­пи­чье вер­нуть ино­ки­ню Па­рас­ке­ву в Дмит­ров для про­дол­же­ния обу­че­ния де­тей их при­хо­да чте­нию и пе­нию. Они обе­ща­ли обес­пе­чить ее квар­ти­рой и про­до­воль­стви­ем. 25 июля 1921 го­да епи­скоп Се­ра­фим на­пи­сал ре­зо­лю­цию: «Со­глас­но уси­лен­ной прось­бе кре­стьян, в це­лях укреп­ле­ния ве­ры и Сло­ва Бо­жия, ино­ки­ня Спа­со-Влахерн­ско­го мо­на­сты­ря Па­рас­ке­ва Ма­ти­е­ши­на за свя­тое по­слу­ша­ние вы­зы­ва­ет­ся из оби­те­ли для мис­си­о­нер­ской ра­бо­ты в де­ревне, чис­лясь в то же вре­мя в чис­ле се­стер Спа­со-Влахерн­ско­го мо­на­сты­ря. На­де­юсь и уве­рен, что ма­туш­ка игу­ме­нья и сест­ры от­пу­стят ино­ки­ню Па­рас­ке­ву из оби­те­ли без те­ни ка­ко­го-ли­бо ро­по­та или недо­воль­ства и с ра­до­стию бла­го­сло­вят ее на ве­ли­кое Бо­жие де­ло, па­мя­туя тяж­кое вре­мя неве­рия, ныне пе­ре­жи­ва­е­мое, па­мя­туя, как пре­по­доб­ный Сер­гий из сво­ей оби­те­ли от­пу­стил двух ино­ков на за­щи­ту Церк­ви Свя­той от на­па­де­ния вра­же­ско­го...»
27 но­яб­ря 1921 го­да ино­ки­ня Па­рас­ке­ва бы­ла по­свя­ще­на вла­ды­кой по древ­не­му чи­ну в диа­ко­нис­сы, на ал­тар­ное слу­же­ние. С это­го вре­ме­ни она ста­ла при­слу­жи­вать в Ка­зан­ской церк­ви се­ла Под­ли­пи­чье, в ко­то­рой очень ча­сто слу­жил епи­скоп Се­ра­фим и воз­ле ко­то­рой он жил. Ве­дя Па­рас­ке­ву к ду­хов­но­му со­вер­шен­ство­ва­нию пу­тем стро­гим, муд­рый ста­рец счи­тал ее од­ной из близ­ких сво­их ду­хов­ных до­че­рей.
«Не умею вы­ра­зить сло­вом, как мно­го­по­лез­на, уте­ши­тель­на моя по­след­няя по­езд­ка к мо­е­му гос­по­ди­ну стар­цу, – пи­са­ла в днев­ни­ке ино­ки­ня Па­рас­ке­ва. – Мир, ра­дость, спо­кой­ная со­весть, осво­бож­ден­ная от плен­ниц гре­ха, про­свет­ле­ние ума и серд­ца, пе­ре­ме­на во всем су­ще­стве мо­ем, слов­но я дру­гая. Гос­по­ди, ка­кое бла­го да­ро­ва­но пад­ше­му – по­ка­я­ние. Ка­кая ве­ли­кая власть да­на свя­тым апо­сто­лам вя­зать и ре­шить. Бла­го­сло­вен тот час и день, ко­гда Гос­подь при­во­дит пред­сто­ять чест­ней­ше­му ли­цу свя­то­го стар­ца и при­ни­мать столь непо­сти­жи­мые Тай­ны. О, глу­би­на пре­муд­ро­сти! О, без­дна ми­ло­сер­дия! Я, ма­лень­кая пес­чин­ка, те­ря­юсь в этой без­дне: ни­чтож­ная, сквер­ная, пре­ступ­ная, опле­ван­ная, изу­ве­чен­ная, из­ну­рен­ная и из­мож­ден­ная гре­хом, рас­тер­зан­ная и из­мож­ден­ная сво­им нера­зу­ми­ем, опять ожив­лен­ная, успо­ко­ен­ная, ис­це­лен­ная, под­ня­тая, очи­щен­ная, оде­тая. Ви­дя та­кие да­ры, туне да­ва­е­мые лишь по еди­но­му ми­ло­сер­дию Бо­жию, что мож­но ска­зать или как воз­бла­го­да­рить? Нет слов. Тут брен­ные уста смы­ка­ют­ся. Да мол­чит вся­кая плоть и да сто­ит со стра­хом и тре­пе­том. О, ес­ли бы и все­гда пред оча­ми Бо­жьи­ми хо­дить со стра­хом и тре­пе­том, но как груст­но, обид­но, но вме­сте и пре­ступ­но, по­лу­чая та­кие да­ры и та­кую ми­лость, па­ки опу­ты­вать­ся плен­ни­ца­ми гре­ха, как страш­но, как страш­но за свою немощь и непо­сто­ян­ство. Бо­же мой, Бо­же мой, как же мне быть: я так сла­ба, так непо­сто­ян­на, так гре­хо­лю­би­ва. О, под­дер­жи, под­кре­пи, не дай мне пасть, за­тво­ри хля­би гре­ха и по­ло­жи пре­дел, да не про­гнев­ляю Тя боль­ше и да хо­жду во Ис­тине Тво­ей мо­лит­ва­ми стар­ца мо­е­го и всех свя­тых».
Мно­го тру­дов по­ло­жи­ла ма­туш­ка Па­рас­ке­ва в Дмит­ро­ве, со­зи­дая и цер­ков­ный хор, и ду­ши сво­их уче­ниц. В 1924 го­ду она бы­ла вы­зва­на в ОГПУ, где ей при­ка­за­ли пре­кра­тить за­ня­тия. Но и по­сле это­го, не имея воз­мож­но­сти учить де­ву­шек, она не оста­ви­ла по­пе­че­ния о них и ру­ко­вод­ства хо­ром. В 1928 го­ду, спу­стя де­сять лет по­сле ос­но­ва­ния хо­ра, она на­пи­са­ла сло­во к сво­им пев­чим: «Сла­ва Бо­гу за все, как все­гда в скор­би и ра­до­сти го­во­рил ве­ли­кий иерарх свя­ти­тель Иоанн Зла­то­уст. Ска­жем же и мы от всей ду­ши эти сло­ва в де­ся­тую го­дов­щи­ну на­ше­го пе­ния: вот, сла­ва Бо­гу, де­сять лет про­ка­ти­лось с то­го дня, ко­гда мы впер­вые на­ча­ли на­ше пе­ние, на­ше сла­во­сло­вие в выш­них Бо­гу, Твор­цу неба и зем­ли, От­цу све­тов, от Ко­то­ро­го вся­кое да­я­ние и всяк дар ис­хо­дят… Вся­кое ды­ха­ние и вся тварь да хва­лит Гос­по­да, как го­во­рит­ся в од­ной мо­лит­ве цер­ков­ной; Те­бе по­ет солн­це, Те­бе сла­вит лу­на, Те­бе хва­лит вся тварь. И ка­кое же сча­стье нам да­ро­вал Гос­подь, и мы, ма­лень­кие лю­ди, то­же по­ем, сла­вим и хва­лим Твор­ца... Да, де­точ­ки мои во Хри­сте, род­ные, ми­лые, ве­ли­кое сча­стье сла­вить, петь, хва­лить Гос­по­да. Но огля­нем­ся мы на­зад и про­смот­рим на­ши про­тек­шие го­ды и по­ду­ма­ем, до­стой­но ли мы сла­ви­ли, хва­ли­ли, бла­го­слов­ля­ли и бла­го­да­ри­ли Гос­по­да? Все­гда ли ис­пол­ня­ли этот чест­ный долг пе­ния с лю­бо­вью, со вни­ма­ни­ем, с ми­ром и бла­го­го­ве­ни­ем? Не пе­ли ли мы ино­гда недо­стой­ны­ми усты, с до­са­дою в серд­це, с него­до­ва­ни­ем, невни­ма­ни­ем, огор­че­ни­ем и озлоб­ле­ни­ем? Увы, о го­ре, с гру­стью и со­жа­ле­ни­ем на­до ска­зать, что за эти де­сять лет мно­го недо­стат­ков и мно­го гру­бых оши­бок ви­жу я преж­де все­го в се­бе. Все вы­ше­упо­мя­ну­тые гре­хи име­ли ши­ро­кий про­стор в мо­ем гре­хо­лю­би­вом серд­це; и, ви­дя се­бя столь негод­ной, я все­гда тре­пе­та­ла от стра­ха, не за­ра­зить бы мне эти­ми гре­ха­ми ва­ши юные ду­ши, ибо зна­ла я по соб­ствен­но­му опы­ту и из книг Свя­щен­но­го Пи­са­ния, что гре­хи и стра­сти, как зло­вон­ная за­ра­за, как про­ка­за, за­ра­зи­тель­но и раз­ру­ши­тель­но дей­ству­ют на ду­шу ближ­не­го. Вот я все­гда и бо­я­лась, дабы не со­блаз­нить еди­но­го из ма­лых сих, ибо зна­ла страш­ный при­го­вор со­блаз­ни­те­лям, что луч­ше бы обе­си­ти ему жер­нов­ный ка­мень и по­то­пить в глу­бине мор­ской, неже­ли со­блаз­нить од­но­го из ма­лых сих. Те­перь де­сять лет, как я жи­ву и вра­ща­юсь сре­ди вас, и бла­го­да­рю все­гда Бо­га, что Он умуд­рил вас по­крыть лю­бо­вью все мои немо­щи, все мои недо­стат­ки, ибо од­на лишь лю­бовь все по­кры­ва­ет и ни­ко­гда не от­па­да­ет. Она все­гда вер­на: так и вы, де­точ­ки, го­ря­щие лю­бо­вью Хри­сто­вой, пре­бы­ли со мною вер­ны во всех мо­их скор­бях и на­па­стях, зло­клю­че­ни­ях и го­не­ни­ях. Не по­ко­ле­ба­ли ва­шей вер­но­сти и люб­ви ни кле­ве­та, на ме­ня воз­ве­ден­ная, ни по­но­ше­ния, ко­то­рые ча­сто па­да­ли из‑за ме­ня и на вас. Все это я ви­де­ла и чув­ство­ва­ла, хо­тя ни­ко­гда вам об этом не го­во­ри­ла. А не го­во­ри­ла по­то­му, что знаю и твер­до ве­рю, что есть Все­ви­дя­щее Око, Ко­то­рое ви­дит все и воз­даст за все. Бла­го­да­рю вас, де­воч­ки, за все: за лю­бовь, по­кор­ность, за сми­ре­ние и тер­пе­ние, за по­сто­ян­ство и труд и мо­лю Гос­по­да, дабы утвер­дил Он вас в пра­вой ве­ре и бла­го­че­стии и дабы бы­ло бес­смерт­но ва­ше пе­ние, воз­но­си­лось бы веч­но от уст и сер­дец ва­ших веч­ное сла­во­сло­вие во ве­ки ве­ков».
За­кры­тие в 1928 го­ду Спа­со-Влахерн­ско­го мо­на­сты­ря не из­ме­ни­ло жиз­ни ма­туш­ки. Она про­дол­жа­ла при­слу­жи­вать в Ка­зан­ской церк­ви. «Па­рас­ке­ва – пят­ни­цу стра­да­ний Хри­сто­вых помни», – пи­сал ей вла­ды­ка. Па­мя­туя бла­го­сло­ве­ние сво­е­го ав­вы в ночь вос­по­ми­на­ния свя­тых спа­си­тель­ных Стра­стей Хри­сто­вых чи­тать 150 раз мо­лит­ву «От­че наш», ма­туш­ка в Ве­ли­кую Пят­ни­цу 20 ап­ре­ля 1929 го­да всю ночь про­ве­ла в мо­лит­ве, вы­чи­ты­вая еще раз всю служ­бу с раз­мыш­ле­ни­ем и за­тем пра­ви­ло, на­зна­чен­ное вла­ды­кой. И то­гда пер­вый раз в жиз­ни по­ня­ла, что «куп­ле­на Це­ною, что все чле­ны мои на­зна­ме­но­ва­ны пе­ча­тью стра­да­ний Хри­ста».
27 мая 1931 го­да ино­ки­ня Па­рас­ке­ва бы­ла аре­сто­ва­на. На во­про­сы сле­до­ва­те­ля она от­ве­ча­ла: «Я ли­ше­на из­би­ра­тель­ных прав как мо­на­хи­ня. В мо­на­стырь я по­сту­пи­ла в 1912 го­ду в Холм­ской гу­бер­нии... Про­бы­ла до 1914 го­да, по­том нас всех мо­на­шек пе­ре­вез­ли в Моск­ву, где мы и на­хо­ди­лись до 1918 го­да. В 1918 го­ду я при­е­ха­ла в Дмит­ров. Сня­ла квар­ти­ру в Под­ли­пец­кой сло­бо­де и при­слу­жи­ва­ла в церк­ви. Участ­во­ва­ла в хо­ре, обу­ча­ла де­тей цер­ков­но­му пе­нию. В 1924 го­ду ме­ня вы­зва­ли в ОГПУ и вос­пре­ти­ли обу­чать де­ву­шек цер­ков­но­му пе­нию. С тех пор я кон­чи­ла за­ня­тия с де­вуш­ка­ми и бы­ла хо­ру как ру­ко­во­ди­тель­ни­ца. Се­бя я в ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти ви­нов­ной не при­знаю».
28 июня 1931 го­да трой­ка ОГПУ при­го­во­ри­ла ино­ки­ню Па­рас­ке­ву к 5 го­дам ссыл­ки в Ка­зах­стан. Пе­ред отъ­ез­дом ма­туш­ка спо­до­би­лась ви­де­ния свя­тых апо­сто­лов Пет­ра и Пав­ла, ко­то­рые бла­го­сло­ви­ли ее и ее спут­ни­ков.
Па­рас­ке­ву при­вез­ли сна­ча­ла в Ал­ма-Ату, а за­тем опре­де­ли­ли на ра­бо­ту непо­да­ле­ку от го­ро­да: она бы­ла по­ва­ри­хой в боль­шой ра­бо­чей ар­те­ли, со­сто­яв­шей из ссыль­ных. За про­яв­ля­е­мые ею к ра­бо­чим за­бо­ту и со­стра­да­ние они на­зы­ва­ли ее сест­рой. Спу­стя неко­то­рое вре­мя ино­ки­ню пе­ре­ве­ли в Ал­ма-Ату. На го­судар­ствен­ную ра­бо­ту устра­и­вать­ся не ста­ла, по­сколь­ку за несколь­ко ме­ся­цев, про­ве­ден­ных в ар­те­ли, бы­ла ис­то­ще­на – пи­та­лась чем при­дет­ся.
В Ал­ма-Ате ма­туш­ка неожи­дан­но встре­ти­лась со сво­им ду­хов­ным от­цом, епи­ско­пом Се­ра­фи­мом, на­прав­лен­ным ту­да в ссыл­ку в ав­гу­сте 1932 го­да. Он про­жил в го­ро­де три ме­ся­ца, и ма­туш­ка мог­ла в это вре­мя уте­шать­ся сов­мест­ны­ми мо­лит­ва­ми и ду­хов­ны­ми со­ве­та­ми сво­е­го ав­вы.
Вско­ре ее пе­ре­ве­ли в го­род Ба­ра­бинск. Пи­та­лась она боль­шей ча­стью ле­пеш­ка­ми, ко­то­рые ссыль­ные пек­ли из му­ки соб­ствен­но­го по­мо­ла, из­го­тов­лен­ной из зе­рен ко­лос­ков, по­до­бран­ных в по­ле по­сле убор­ки уро­жая.
Ссыл­ка окон­чи­лась в 1935 го­ду, и ма­туш­ка, силь­но осла­бев­шая и боль­ная, по­се­ли­лась в Аст­ра­ха­ни, а за­тем пе­ре­бра­лась в го­род Кир­са­нов Там­бов­ской об­ла­сти. Узнав о бо­лез­нях ино­ки­ни Па­рас­ке­вы, вос­пи­тан­ни­цы по­зва­ли ее в Дмит­ров, по­бли­же к род­ным ме­стам. Здесь ее за­ста­ла вой­на и свя­зан­ный с нею го­лод. Ма­туш­ка за­бо­ле­ла аб­сцес­сом лег­ких и тяж­ко стра­да­ла. Ле­кар­ства не по­мо­га­ли, со­сто­я­ние ее счи­та­ли без­на­деж­ным. Она уже го­то­ви­лась к смер­ти, но од­на­жды но­чью во вто­рой раз спо­до­би­лась ви­де­ния свя­тых апо­сто­лов Пет­ра и Пав­ла. Апо­стол Петр обе­щал ей вы­здо­ров­ле­ние и, по­да­вая клю­чи, быв­шие у него в ру­ках, ска­зал: «Ты еще бу­дешь эти­ми клю­ча­ми от­во­рять цер­ков­ные две­ри в Под­ли­пи­чье». С это­го дня, во­пре­ки ожи­да­ни­ям вра­чей, ма­туш­ка ста­ла по­прав­лять­ся. Окреп­нув, она по­еха­ла на Укра­и­ну к род­ным, ко­то­рые при­ня­ли ее очень ра­душ­но. По­пра­вив­шись, она вер­ну­лась в Дмит­ров, где вновь ста­ла тру­дить­ся в Ка­зан­ской церк­ви Под­ли­пи­чья, от­пи­ра­ла ее по утрам, чи­та­ла, пе­ла и управ­ля­ла сво­им хо­ром. Сна­ча­ла ей на­шли ком­на­ту неда­ле­ко от церк­ви. Но вско­ре при­шлось най­ти дру­гое жи­лье, даль­ше от хра­ма. Ма­туш­ке каж­дый день при­хо­ди­лось по до­ро­ге в цер­ковь под­ни­мать­ся в го­ру. Со вре­ме­нем это для нее ста­но­ви­лось все труд­нее.
Во все го­ды ее жиз­ни к ино­кине Па­рас­ке­ве тя­ну­лись ду­ши, ищу­щие Бо­га. Ма­туш­ка тер­пе­ли­во вы­слу­ши­ва­ла при­хо­див­ших и за­тем да­ва­ла от­вет.
Со вре­ме­нем здо­ро­вье ма­туш­ки вновь по­шат­ну­лось. Воз­об­но­вил­ся аб­сцесс лег­ко­го. При­ба­ви­лись арт­рит, фу­рун­ку­лез. Она со сми­ре­ни­ем ста­ра­лась ле­чить­ся. На вре­мя ей ста­ло лег­че, но бо­лезнь не про­шла. В цер­ковь уда­ва­лось хо­дить все ре­же и ре­же. Она по­те­ря­ла квар­ти­ру в го­ро­де, и при­шлось пе­ре­ехать в де­рев­ню Бир­ло­во. Боль­ная нуж­да­лась в ухо­де, ко­то­рый там ни­кто не мог ей обес­пе­чить. С ней слу­чил­ся па­ра­лич, и она ста­ла со­всем бес­по­мощ­ной. Стра­да­ния ма­туш­ки бы­ли очень ве­ли­ки, осо­бен­но от на­ры­вов и про­леж­ней.
Ино­ки­ня Па­рас­ке­ва скон­ча­лась в день празд­ни­ка Вве­де­ния во храм Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы 4 де­каб­ря 1953 го­да и бы­ла по­гре­бе­на на клад­би­ще го­ро­да Дмит­ро­ва.
Всю свою мно­госкорб­ную жизнь она осу­ществ­ля­ла то, че­му бы­ла на­уче­на и че­му всех по­сто­ян­но учи­ла: «Будь­те сми­рен­ны, Хри­сту Спа­су по­доб­ны».
11 сен­тяб­ря 2001 го­да бы­ли об­ре­те­ны свя­тые мо­щи пре­по­доб­но­ис­по­вед­ни­цы Па­рас­ке­вы. 30 сен­тяб­ря со­сто­я­лось их тор­же­ствен­ное пе­ре­не­се­ние из Бо­ри­со-Глеб­ско­го Дмит­ров­ско­го мо­на­сты­ря в Спа­со-Влахерн­ский жен­ский мо­на­стырь в се­ле Де­де­не­во Дмит­ров­ско­го рай­о­на.

Про­то­и­е­рей Мак­сим Мак­си­мов

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка Мос­ков­ской епар­хии. Но­ябрь». Тверь, 2003 год, стр. 202–212.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru