Пре­по­доб­но­му­че­ник Пан­те­лей­мон ро­дил­ся 29 июня 1872 го­да в де­ревне За­ли­па­ев­ка Фе­до­ров­ской во­ло­сти Ма­ло-Ар­хан­гель­ско­го уез­да Ор­лов­ской гу­бер­нии в се­мье кре­стья­ни­на Ти­мо­фея Ар­жа­ных и в кре­ще­нии был на­ре­чен Пав­лом. Хо­зяй­ство се­мьи Ар­жа­ных бы­ло бед­ным, и, чтобы под­дер­жать хоть ка­кое-то бла­го­со­сто­я­ние, от­цу при­хо­ди­лось мно­го ра­бо­тать. С две­на­дца­ти­лет­не­го воз­рас­та Па­вел по­мо­гал от­цу: был пас­ту­хом в де­ревне, ра­бо­тал у по­ме­щи­ка, под­ра­ба­ты­вал у кре­стьян. Ко­гда уда­ва­лось, он от­прав­лял­ся мо­лить­ся в Оп­ти­ну Пу­стынь. В 1894 го­ду Па­вел был при­зван на дей­стви­тель­ную во­ен­ную служ­бу и за­чис­лен ря­до­вым в Кам­чат­ский полк. По­сле го­да служ­бы он был от­прав­лен на фельд­шер­ские кур­сы, по окон­ча­нии ко­то­рых на­зна­чен рот­ным фельд­ше­ром.
В 1898 го­ду Па­вел был уво­лен из ар­мии. Он по­сту­пил фельд­ше­ром в Жи­то­мир­скую гу­берн­скую боль­ни­цу и од­новре­мен­но учил­ся в Во­лын­ской фельд­шер­ской шко­ле. Окон­чив шко­лу, Па­вел Ти­мо­фе­е­вич вер­нул­ся в род­ную де­рев­ню. Пол­го­да он про­жил до­ма, раз­ду­мы­вая над тем, ка­ким ему пу­тем ид­ти даль­ше, тем бо­лее что и воз­раст уже был та­ков, ко­гда се­рьез­ных оши­бок мож­но и нуж­но бы­ло из­бе­гать. Се­мьи у него не бы­ло, а жи­тей­ско­го опы­та, сло­жив­ше­го­ся из на­блю­де­ний окру­жа­ю­щей жиз­ни во вре­мя служ­бы в ар­мии и ра­бо­ты фельд­ше­ром в гу­берн­ской боль­ни­це, бы­ло до­ста­точ­но. Вспом­ни­лись то­гда по­се­ще­ния и мо­лит­вы в Оп­ти­ной Пу­сты­ни. Стро­гая жизнь в мо­на­сты­ре не пу­га­ла: за че­ты­ре го­да ар­мей­ской служ­бы он при­вык к дис­ци­плине.
В 1900 го­ду Па­вел Ти­мо­фе­е­вич на­пра­вил­ся в Оп­ти­ну и про­был там по­слуш­ни­ком око­ло се­ми лет, по­сле че­го на­сто­я­тель мо­на­сты­ря, ар­хи­манд­рит Ксе­но­фонт, по­стриг его в ман­тию с име­нем Пан­те­ле­и­мон в честь ве­ли­ко­му­че­ни­ка и це­ли­те­ля Пан­те­ле­и­мо­на, учи­ты­вая его зем­ную про­фес­сию вра­ча, пред­ва­ряя его бу­ду­щее как му­че­ни­ка. 15 мар­та 1909 го­да епи­скоп Ка­луж­ский и Бо­ров­ский Ве­ни­а­мин (Му­ра­тов­ский) ру­ко­по­ло­жил мо­на­ха Пан­те­ле­и­мо­на во иеро­ди­а­ко­на. В 1911 го­ду иеро­ди­а­кон Пан­те­ле­и­мон был ру­ко­по­ло­жен во иеро­мо­на­ха. В мо­на­сты­ре он нес по­слу­ша­ние фельд­ше­ра в мо­на­стыр­ской боль­ни­це.
В 1914 го­ду отец Пан­те­ле­и­мон был вы­бран на долж­ность каз­на­чея мо­на­сты­ря, в этой долж­но­сти он со­сто­ял до за­кры­тия оби­те­ли без­бож­ни­ка­ми в 1918 го­ду. Неко­то­рое вре­мя он ра­бо­тал в об­ра­зо­ван­ном вла­стя­ми на тер­ри­то­рии мо­на­сты­ря плем­хо­зе и му­зее, а за­тем слу­жил в хра­мах в Лих­вине, Ме­щов­ске и Одо­е­ве. В 1925 го­ду он при­е­хал в Ко­зельск и стал слу­жить в Ни­коль­ской церк­ви. 26 июня 1926 го­да епи­скоп Ма­ло­я­ро­сла­вец­кий, ви­ка­рий Ка­луж­ской епар­хии Иоасаф (Шиш­ков­ский-Дрылев­ский) воз­вел иеро­мо­на­ха Пан­те­ле­и­мо­на во игу­ме­на, на­зна­чив его на­сто­я­те­лем Ме­щев­ско­го Ге­ор­ги­ев­ско­го мо­на­сты­ря, но, по­сколь­ку мо­на­стырь в это вре­мя был со­вет­ской вла­стью за­крыт, отец Пан­те­ле­и­мон вер­нул­ся в Ко­зельск и слу­жил в Ни­коль­ской церк­ви.
В Ко­зель­ске то­гда жи­ло око­ло сот­ни мо­на­хов и мо­на­хинь из за­кры­тых мо­на­сты­рей – Оп­тин­ско­го и Ша­мор­дин­ко­го. Они об­ра­зо­ва­ли мо­на­стырь без стен, рас­се­ян­ный по го­ро­ду, где в квар­ти­рах-ке­льях обос­но­ва­лось по несколь­ку мо­на­хов, со­би­рав­ших­ся в храм на бо­го­слу­же­ния, ко­то­рые ма­ло чем от­ли­ча­лись от мо­на­стыр­ских.
На Ду­хов день, 9 июня 1930 го­да, в Ко­зель­ске по тра­ди­ции со­сто­я­лась яр­мар­ка, на ко­то­рую съе­ха­лось несколь­ко ты­сяч че­ло­век. В этот день про­изо­шло столк­но­ве­ние кре­стьян с ми­ли­ци­ей, во вре­мя ко­то­ро­го был убит кре­стья­нин. Вла­сти ре­ши­ли вос­поль­зо­вать­ся слу­чив­шим­ся и аре­сто­вать часть мо­на­хов, об­ви­нив их в под­стре­ка­тель­стве к мя­те­жу. 18 ав­гу­ста 1930 го­да бы­ло аре­сто­ва­но со­рок че­ло­век – мо­на­хов и ми­рян, и сре­ди них игу­мен Пан­те­ле­и­мон; его об­ви­ни­ли в ру­ко­вод­стве «мо­на­ше­ско-мо­нар­хи­че­ской» груп­пой, ко­то­рая буд­то бы ста­ви­ла сво­ей за­да­чей ре­став­ра­цию мо­нар­хи­че­ско­го строя. Все аре­сто­ван­ные бы­ли от­прав­ле­ны в тюрь­му в Су­хи­ни­чи.
По­сле предъ­яв­ле­ния сле­до­ва­те­лем об­ви­не­ния игу­мен Пан­те­ле­и­мон ска­зал: «Ор­га­ни­за­то­ром и ру­ко­во­ди­те­лем как под­поль­но­го мо­на­сты­ря, так и контр­ре­во­лю­ци­он­ной мо­нар­хи­че­ской груп­пы го­ро­да Ко­зель­ска я не был. По этой ли­нии ни­ка­ких ука­за­ний и ди­рек­тив ни­ко­му не да­вал и ни­ка­ко­го уча­стия в этой де­я­тель­но­сти не при­ни­мал. Ра­бо­ты, на­прав­лен­ной про­тив со­вет­ской вла­сти, ни­ко­гда не вел... В Ко­зель­ске под­поль­но­го мо­на­сты­ря нет и не бы­ло... Чем вы­зва­на кон­цен­тра­ция мо­на­ше­ству­ю­щих в го­ро­де Ко­зель­ске, мне неиз­вест­но, но ду­маю, что непо­сред­ствен­ная бли­зость мо­на­сты­рей Оп­ти­на Пу­стынь и Ша­мор­дин­ско­го по­сле их лик­ви­да­ции вы­ну­ди­ла мо­на­хов по­се­лить­ся в Ко­зель­ске. Из дру­гих же го­ро­дов и мо­на­сты­рей при­ез­жа­ли про­сто по­то­му, что в Ко­зель­ске жи­ли стар­цы схи­мо­на­хи, а не по­то­му, что кто-то этим во­про­сом умыш­лен­но за­ни­мал­ся и пред­на­ме­рен­но стя­ги­вал мо­на­ше­ству­ю­щих в Ко­зельск»[1].
27 но­яб­ря 1930 го­да трой­ка ОГПУ при­го­во­ри­ла игу­ме­на Пан­те­ле­и­мо­на к де­ся­ти го­дам за­клю­че­ния, но за­тем срок был со­кра­щен до пя­ти лет, и отец Пан­те­ле­и­мон был от­прав­лен сна­ча­ла в Ви­шер­ский ла­герь, а за­тем в ссыл­ку в го­род Елец. По окон­ча­нии сро­ка, в 1935 го­ду, он устро­ил­ся пса­лом­щи­ком во Вве­ден­ском хра­ме в Ель­це.
Здесь его за­ста­ло бес­по­щад­ное го­не­ние 1937 го­да. Игу­мен Пан­те­ле­и­мон был аре­сто­ван 16 сен­тяб­ря 1937 го­да, за­клю­чен в ли­пец­кую тюрь­му и на сле­ду­ю­щий день до­про­шен.
– Вы при­зна­е­те се­бя ви­нов­ным в предъ­яв­лен­ном вам об­ви­не­нии? – спро­сил его сле­до­ва­тель.
– Ви­нов­ным в предъ­яв­лен­ном мне об­ви­не­нии я се­бя не при­знаю, – от­ве­тил свя­щен­ник.
30 ок­тяб­ря сле­до­ва­тель до­про­сил де­жур­ных сви­де­те­лей, один из ко­то­рых по­ка­зал, буд­то бы отец Пан­те­ле­и­мон жа­ло­вал­ся, что «кре­стья­нам в кол­хо­зе ста­ло жить невоз­мож­но... па­хать не на чем – ло­ша­ди все по­дох­ли с го­ло­ду... се­ять нечем, так как в кол­хо­зе нет се­мян; лю­ди мрут с го­ло­да и... едят пав­ших ло­ша­дей, в ско­ром бу­ду­щем всем гро­зит го­лод­ная смерть, вот до че­го до­ве­ли ком­му­ни­сты и со­вет­ская власть. Где ни по­смот­ришь, всю­ду об­ман при этой вла­сти, об­ман­ным пу­тем со­гна­ли кре­стьян в кол­хо­зы, обе­ща­ли, что да­дут им бо­га­тую жизнь, а вме­сто это­го да­ли им го­лод, ра­зо­ре­ние, ни­ще­ту и му­ки»[2].
Дру­гой сви­де­тель по­ка­зал, что, идя с ра­бо­ты до­мой, он за­шел 14 мая 1937 го­да во Вве­ден­скую цер­ковь. Шла ве­чер­ня. В кон­це служ­бы игу­мен Пан­те­ле­и­мон вы­сту­пил с про­по­ве­дью, в ко­то­рой ска­зал, что «се­го­дняш­ний день – день скор­би, день, ко­то­рый мы по­свя­ща­ем на­ше­му до­ро­го­му и лю­би­мо­му ве­ли­ко­му­че­ни­ку Пет­ру Кру­тиц­ко­му, по­гиб­ше­му от ру­ки вра­га – за­му­чен­но­му в ссыл­ке тяж­ки­ми му­ка­ми – на­ши­ми злей­ши­ми вра­га­ми, вра­га­ми Рус­ской Церк­ви и ве­ры Пра­во­слав­ной... ко­то­рые ве­дут че­ло­ве­че­ство в ад на ра­дость ан­ти­хри­сту. Этот че­ло­век по­ка­зал нам, как дол­жен жить и бо­роть­ся ис­тин­ный хри­сти­а­нин – за ве­ру Пра­во­слав­ную в та­кое смут­ное вре­мя, ка­кое про­те­ка­ет у нас на Ру­си. За что же его за­му­чи­ли и каз­ни­ли? Его за­му­чи­ли вра­ги ве­ры Пра­во­слав­ной, по­то­му что чув­ство­ва­ли его пре­вос­ход­ство над со­бой, пре­вос­ход­ство ре­ли­гии над ком­му­низ­мом. Спер­ва они уго­ва­ри­ва­ли его от­ка­зать­ся от Бо­га и от ве­ры Пра­во­слав­ной, пе­рей­ти на их сто­ро­ну, на служ­бу к ан­ти­хри­сту, но ко­гда мит­ро­по­лит Кру­тиц­кий от это­го от­ка­зал­ся, то вра­ги на­ши ста­ли его му­чить и за­му­чи­ли. Несмот­ря ни на ка­кие пыт­ки, ни на ка­кие му­че­ния, мит­ро­по­лит Петр Кру­тиц­кий от­ка­зал­ся пой­ти на служ­бу к са­тане и остал­ся ве­рен Бо­гу и ве­ре Пра­во­слав­ной. Я вас при­зы­ваю, пра­во­слав­ные, быть та­ки­ми же твер­ды­ми, ка­ким был он, так же бо­роть­ся с вра­га­ми ве­ры Пра­во­слав­ной, как бо­рол­ся он...»[3]
По­сле этих по­ка­за­ний сви­де­те­лей сле­до­ва­тель сно­ва вы­звал на до­прос игу­ме­на Пан­те­ле­и­мо­на и сно­ва спро­сил, при­зна­ет ли тот се­бя ви­нов­ным в контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти, на что отец Пан­те­ле­и­мон от­ве­тил, что не при­зна­ет, контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­стью он не за­ни­мал­ся.
15 но­яб­ря 1937 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла от­ца Пан­те­ле­и­мо­на к рас­стре­лу. Игу­мен Пан­те­ле­и­мон (Ар­жа­ных) был рас­стре­лян 29 но­яб­ря 1937 го­да и по­гре­бен в об­щей без­вест­ной мо­ги­ле.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Оп­ти­ной пу­сты­ни». Вве­ден­ский став­ро­пи­ги­аль­ный муж­ской мо­на­стырь Оп­ти­на пу­стынь. 2008 год. Стр. 103–112

При­ме­ча­ния

[1] УФСБ Рос­сии по Ка­луж­ской обл., Д. П-13910. Л. 437.
[2] УФСБ Рос­сии по Ли­пец­кой обл., Д. 2266. Л. 7.
[3] Там же. Л. 11.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru