Нина Кузнецова

Ве­ли­кая сия тай­на есть – как вы­би­ра­ет че­ло­век путь жиз­ни ду­хов­ной, как об­ре­та­ет ду­ша пу­ти к ре­кам во­ды жи­вой, те­ку­щим в жизнь веч­ную, и, ис­пив из их чи­стых ис­точ­ни­ков, уже не же­ла­ет вер­нуть­ся к при­зрач­ным цен­но­стям ми­ра се­го. Толь­ко здесь, в Пра­во­слав­ной Церк­ви, у Кре­ста Хри­сто­ва, под по­кро­вом Ма­те­ри Бо­жи­ей ду­ша об­ре­та­ет под­лин­ный мир, ис­тин­ное из­ме­ре­ние всех цен­но­стей и ка­честв, ко­гда она мо­жет обо всем ми­ре су­дить, не осуж­дая. «Ду­шев­ный че­ло­век не при­ни­ма­ет то­го, что от Ду­ха Бо­жия, по­то­му что он по­чи­та­ет это безу­ми­ем; не мо­жет ра­зу­меть, по­то­му что о сем на­доб­но су­дить ду­хов­но. Но ду­хов­ный су­дит о всем, а о нем су­дить ни­кто не мо­жет» (1Кор.2:14-15).
Се­вер­ная Русь за­во­е­вы­ва­лась и утвер­жда­лась не доб­ле­стью во­ин­ской, а бла­го­дат­ной си­лой по­движ­ни­ков. Вме­сте с по­движ­ни­ка­ми-мо­на­ха­ми там про­си­я­ли свя­тые пра­вед­ные свя­щен­ни­ки, как Лео­нид Усть­не­дум­ский, мо­щи ко­то­ро­го по­ко­ят­ся в го­ро­де Лаль­ске, и по­движ­ни­ки-ми­ряне, как свя­той пра­вед­ный Про­ко­пий в Ве­ли­ком Устю­ге. На­сто­я­щая, под­лин­ная ис­то­рия Ру­си – это ис­то­рия ее по­движ­ни­ков, без них она бес­со­дер­жа­тель­на и пу­ста, как про­ход­ной двор для раз­лич­ных на­ро­дов, не име­ю­щий са­мо­сто­я­тель­ной ис­то­рии.
В ХХ ве­ке мно­гие му­че­ни­ки, преж­де укра­ше­ния му­че­ни­че­скими вен­ца­ми, яви­ли се­бя боль­ши­ми по­движ­ни­ка­ми, под­ви­за­ясь иные в пост­ни­че­стве, иные в юрод­стве, иные в стран­но­при­им­че­стве и де­лах ми­ло­сер­дия.
Му­че­ни­ца Ни­на ро­ди­лась 28 де­каб­ря 1887 го­да в за­штат­ном го­ро­де Лаль­ске[1] Во­ло­год­ской гу­бер­нии в бла­го­че­сти­вой се­мье уряд­ни­ка Алек­сея Куз­не­цо­ва и же­ны его Ан­ны. Она бы­ла един­ствен­ным ре­бен­ком, и ро­ди­те­ли лю­би­ли ее до чрез­вы­чай­но­сти. Они меч­та­ли вы­дать дочь за­муж, но Ни­на с дет­ства лю­би­ла толь­ко мо­лит­ву, мо­на­сты­ри и ду­хов­ные кни­ги. Хра­мов то­гда бы­ло нема­ло, в од­ном толь­ко Лаль­ске – во­семь, хо­тя в те го­ды это бы­ло все­го лишь неболь­шой го­род с чис­лом жи­те­лей, не пре­вы­шав­шим ты­ся­чу че­ло­век. По­смот­рел отец на тя­го­те­ние до­че­ри к ду­хов­но­му и счел нера­зум­ным на­ста­и­вать на вы­бо­ре до­ро­ги се­мей­ной и пре­пят­ство­вать ее ду­хов­ным устрем­ле­ни­ям, – от­дал ей под ке­лью ам­бар, в ко­то­ром сам сма­сте­рил пол­ки, и стал при­гля­ды­вать по мо­на­сты­рям и цер­ков­ным лав­кам и по­ку­пать для нее ду­хов­ные кни­ги. Так у Ни­ны со­бра­лась бо­га­тая биб­лио­те­ка, и не бы­ло для нее боль­ше­го уте­ше­ния, чем чте­ние книг. Она мно­го мо­ли­лась, мно­гие мо­лит­вы зна­ла на­изусть, на па­мять чи­та­ла Псал­тирь. В по­сто­ян­ной мо­лит­ве и тру­дах ду­ша ее воз­рас­та­ла и укреп­ля­лась в чи­сто­те и доб­ро­де­те­лях и устрем­ля­лась к со­вер­шен­ству. То­гда же она ста­ла при­ни­мать, по еван­гель­ско­му за­ве­ту, стран­ни­ков и лю­дей обез­до­лен­ных. Ро­ди­те­ли при­ми­ри­лись с вы­бран­ным ею жиз­нен­ным по­при­щем, да и са­ми уже ви­де­ли, что на­сту­пи­ло вре­мя го­не­ний, – и уж ка­кая те­перь счаст­ли­вая се­мей­ная жизнь, ко­гда хри­сти­ан по­все­мест­но на­чи­на­ют пре­сле­до­вать, му­чить и уби­вать.
В 1932 го­ду вла­сти аре­сто­ва­ли Алек­сея и Ан­ну; они бы­ли уже в пре­клон­ных ле­тах и, не вы­дер­жав тя­гот за­клю­че­ния, вско­ре скон­ча­лись. Вла­сти со­би­ра­лись аре­сто­вать вме­сте с ни­ми и Ни­ну, но во вре­мя аре­ста ро­ди­те­лей ее раз­бил па­ра­лич, и они оста­ви­ли Ни­ну до­ма. До кон­ца жиз­ни по­том она с тру­дом пе­ре­дви­га­лась и по­чти не вла­де­ла пра­вой ру­кой: ко­гда нуж­но бы­ло пе­ре­кре­стить­ся, она все­гда по­мо­га­ла се­бе ле­вой ру­кой. По при­чине ее тя­же­лой бо­лез­ни ей оста­ви­ли дом и иму­ще­ство, ко­то­ры­ми она рас­по­ря­ди­лась как нель­зя луч­ше. Дом был боль­шой, пя­ти­стен­ный, с огром­ной кух­ней, где на по­ла­тях уме­ща­лось до два­дца­ти че­ло­век, да на пе­чи пять; бы­ла еще боль­шая ком­на­та, ко­то­рая вся за­ни­ма­лась на­ро­дом, в ос­нов­ном жен­щи­на­ми, у ко­то­рых бы­ли аре­сто­ва­ны му­жья, а иму­ще­ство ото­бра­но. Все они шли к Нине, у ко­то­рой на­хо­ди­ли при­ют и про­пи­та­ние.
По­сле за­кры­тия в на­ча­ле ре­во­лю­ции Ко­ря­жем­ско­го мо­на­сты­ря бра­тия его пе­ре­бра­лась в Лальск, и здесь об­ра­зо­вал­ся мо­на­стырь из две­на­дца­ти мо­на­хов. Под хра­мом, в быв­шем склад­ском по­ме­ще­нии, они сло­жи­ли печь, про­ру­би­ли два окош­ка, пе­ре­го­ро­ди­ли склад на­двое, и у них по­лу­чи­лось две ке­льи. Здесь они жи­ли, а слу­жи­ли в лаль­ском со­бо­ре и в сво­ей жиз­ни, и в цер­ков­ной служ­бе со­хра­няя мо­на­стыр­ский устав и мо­на­ше­ское бла­го­че­стие. На­сто­я­те­лем мо­на­сты­ря стал игу­мен Па­вел (Хо­те­мов). Ро­дом он был из зы­рян, из глу­хой де­рев­ни непо­да­ле­ку от Усть-Сы­соль­ска[2]. Гра­мо­те его обу­чил бла­го­де­тель учи­тель, ко­то­рый пре­по­да­вал в го­ро­де, но каж­дое ле­то, воз­вра­ща­ясь до­мой, про­хо­дил через де­рев­ню, где жил маль­чик с ро­ди­те­ля­ми. Учи­тель объ­яс­нял ему урок, да­вал за­да­ние на ле­то и ухо­дил, а на об­рат­ном пу­ти про­ве­рял вы­пол­нен­ное, де­лал свои за­ме­ча­ния и да­вал но­вое за­да­ние – и так маль­чик обу­чил­ся гра­мо­те. На всю жизнь отец Па­вел со­хра­нил бла­го­дар­ность к сво­е­му учи­те­лю и по­ми­нал его за каж­дой ли­тур­ги­ей. Но еще боль­ше он был бла­го­да­рен тем, кто про­бу­дил в нем ин­те­рес к гра­мо­те ду­хов­ной, лю­бовь ко Хри­сту и мо­на­ше­ской жиз­ни. Был он под­рост­ком, ко­гда де­ре­вен­ские жен­щи­ны, со­брав­шись ид­ти пеш­ком на бо­го­мо­лье в Ки­ев, пред­ло­жи­ли его ро­ди­те­лям взять его с со­бой. Он на­столь­ко по­спеш­но со­брал­ся, что да­же шап­ки не взял, а пу­те­ше­ствие за­ня­ло год. Вот то­гда, у мо­щей пре­по­доб­ных в пе­ще­рах Ки­е­во-Пе­чер­ско­го мо­на­сты­ря, он толь­ко и от­крыл для се­бя, что это та­кое – спа­си­тель­ный мо­на­ше­ский путь. «Я за тех жен­щин, кто ме­ня в Ки­ев во­дил, каж­дый день мо­люсь, – го­во­рил отец Па­вел. – Ес­ли бы не по­пал я то­гда в Ки­ев, то не стал бы мо­на­хом, а не стал бы мо­на­хом, то не спас­ся бы». – «А те­перь, ба­тюш­ка, спа­сешь­ся?» – спра­ши­вал его по­слуш­ник Ан­дрей Ме­лен­тьев[3]. «А как не спа­сусь?! Бе­сы ме­ня по­та­щат в ад, так я вот так ру­ки рас­став­лю да ска­жу: я хри­сти­а­нин! Нет вам до ме­ня де­ла!»
Отец Па­вел был боль­шим по­движ­ни­ком. Он пом­нил на па­мять боль­ше ше­сти­сот имен лю­дей, за ко­то­рых все­гда мо­лил­ся за ли­тур­ги­ей. Чтобы иметь воз­мож­ность по­мя­нуть всех, он при­хо­дил в храм за несколь­ко ча­сов до на­ча­ла обед­ни, со­вер­шал про­ско­ми­дию и мо­лил­ся за каж­до­го че­ло­ве­ка. Ко­гда его спра­ши­ва­ли, что та­кое мо­на­стырь, он от­ве­чал: «Мо­на­стырь – это сем­на­дца­тая ка­физ­ма и кис­лая ка­пу­ста каж­дый день», – в про­сто­те сво­е­го серд­ца вы­де­ляя для во­про­шав­ше­го глав­ное – мо­лит­ву и пост. Сам он по­стил­ся весь­ма су­ро­во. Бы­ва­ло, при­не­сет ему кто-ни­будь до­маш­не­го пе­че­нья или ва­тру­шек вкус­ных. Отец Па­вел по­смот­рит, по­щу­па­ет и эдак ска­жет со сме­хом: «Ой, ой, силь­но хо­ро­шие, да жал­ко». И уй­дет. Эти ва­труш­ки по­том так и ле­жат, по­ка не за­сох­нут. Ни­на за­би­ра­ла их уже су­ха­ря­ми, раз­ма­чи­ва­ла в ков­ше с во­дой и ела. Это и бы­ла вся пи­ща по­движ­ни­цы в те­че­ние мно­гих лет.
По­сле то­го как и этот мо­на­стырь в Лаль­ске был вла­стя­ми за­крыт, часть бра­тии, и сре­ди них игу­ме­ны Па­вел и Ни­фонт, на­шли при­ют в до­ме бла­жен­ной Ни­ны.
По­движ­ни­че­ский «устав» бла­жен­ная со­блю­да­ла стро­го. Спа­ла она че­ты­ре ча­са в сут­ки и в два ча­са но­чи неиз­мен­но ста­но­ви­лась вме­сте с мо­на­ха­ми на мо­лит­ву. И ни­ко­гда она не пи­ла ни чаю, ни мо­ло­ка, не ела са­ха­ра и ни­че­го вкус­но­го, а вся ее каж­до­днев­ная пи­ща со­сто­я­ла из раз­мо­чен­ных в во­де су­ха­рей. И это при том, что в гор­ни­це у нее ни­ко­гда са­мо­вар со сто­ла не схо­дил – один вски­пит, дру­гой ста­вят, а за сто­лом во­круг са­мо­ва­ра лю­ди си­дят, чай пьют, обе­да­ют, по­лон двор ло­ша­дей, по­то­му что и про­ез­жие у нее оста­нав­ли­ва­лись: за по­стой пла­тить не на­до, да и ис­кать не на­до – дом бла­жен­ной Ни­ны, уряд­ни­ко­вой доч­ки, каж­дый ука­жет, а уж в до­ме все не по но­во­му, со­вет­ско­му, а по про­сто­му, пра­во­слав­но­му обы­чаю устро­е­но – вся­кий здесь мог най­ти кров и ка­кое-то про­пи­та­ние; у ко­го был из­ли­шек хле­ба, му­ки или кру­пы, те, уез­жая, остав­ля­ли его для дру­гих. Го­сти хо­зяй­ки рас­по­ла­га­лись обыч­но во­круг сто­ла, но са­ма Ни­на ни­ко­гда за стол не са­ди­лась, а в уг­лу пе­ред пе­чью, у за­го­ро­доч­ки на чур­бач­ке. Она ни­ко­гда не спа­ла на по­сте­ли: ля­жет в уг­лу из­бы под умы­валь­ни­ком, на­тянет ка­леч­ны­ми ру­ка­ми на го­ло­ву оде­я­ло, свер­нет­ся ка­ла­чи­ком и спит. В хра­ме она при­сут­ство­ва­ла за каж­дой служ­бой: устра­и­ва­лась где-ни­будь на кли­ро­се и де­ла­ла вид, что спит. Но сто­и­ло ко­му-ни­будь за­пнуть­ся в тек­сте служ­бы, как она сра­зу по­да­ва­ла го­лос и го­во­ри­ла, что сле­до­ва­ло даль­ше, по­то­му что служ­бу она зна­ла на­изусть. Зре­ние у от­ца Пав­ла бы­ло ху­дое, и он, зная, что бла­жен­ная в со­вер­шен­стве зна­ет служ­бы и цер­ков­ный устав, бы­ва­ло, от­кры­вал из ал­та­ря дверь и от­ту­да спра­ши­вал: «Нин­ка, ка­кое за­ча­ло Апо­сто­ла и Еван­ге­лия чи­тать?» Она тут же и от­ве­ча­ла: та­кие-то, и ни­ко­гда не оши­ба­лась.
В это вре­мя за пса­лом­щи­ка на кли­ро­се был по­слуш­ник Ан­дрей Ме­лен­тьев. Мно­гих, кто пел рань­ше в церк­ви, ко­го за­ку­ла­чи­ли и ко­го уже вы­сла­ли, а неко­то­рые са­ми разъ­е­ха­лись и по­пря­та­лись. Оста­лись толь­ко ста­руш­ки-ма­туш­ки да куп­чи­хи-ста­руш­ки, да иных ста­ру­шек еще на­со­би­ра­ет пса­лом­щик и с ни­ми по­ет. А по­ка с ни­ми по­ет, за­бу­дет во­вре­мя нуж­ный Апо­стол най­ти, а по­ра бы­ва­ет уже чи­тать вы­хо­дить. Бла­жен­ная си­дит на кли­ро­се с за­кры­ты­ми гла­за­ми, де­лая вид, что спит, и в этот мо­мент го­во­рит: «От­кры­вай за­ча­ло...» – «Ну, не ме­шай, Нин­ка», – от­ве­тит по­слуш­ник, а сам спеш­но ищет. Пер­вое вре­мя он не ве­рил, что она ему вер­но го­во­рит, но по­том, мно­го­крат­но убе­див­шись в этом, уже не про­ве­рял. К трид­ца­тым го­дам из мо­на­стыр­ских свя­щен­ни­ков остал­ся толь­ко игу­мен Па­вел (Хо­те­мов), и ста­ли при­хо­жане опа­сать­ся – смо­жет ли ве­сти каж­дый день служ­бу ста­рец, ко­то­рый из-за воз­рас­та ста­но­вит­ся весь­ма немощ­ным. Отец Па­вел хо­тел при­гла­сить слу­жить иеро­мо­на­ха, толь­ко что вер­нув­ше­го­ся из за­клю­че­ния, но ста­ро­ста хра­ма ис­пу­га­лась, как бы со­всем не за­кры­ли цер­ковь, ес­ли взять быв­ше­го уз­ни­ка, и вос­про­ти­ви­лась это­му. То­гда при­гла­си­ли про­то­и­е­рея Лео­ни­да Ис­то­ми­на, слу­жив­ше­го в се­ле Опа­ри­но. Он был ро­дом из Ве­ли­ко­го Устю­га, до ре­во­лю­ции был лес­ни­чим, а по­сле ре­во­лю­ции, в са­мый раз­гар го­не­ний на Цер­ковь, вы­ра­зил же­ла­ние стать свя­щен­ни­ком и был ру­ко­по­ло­жен. Очень пе­ре­жи­ва­ли отец Па­вел и бла­жен­ная, а ну как при­дет мир­ской про­то­и­е­рей и на­ру­шит устав мо­на­стыр­ский. Он при­дет на­сто­я­те­лем – как его не по­слу­шать­ся, ес­ли он по­тре­бу­ет со­кра­тить служ­бу? Ан­дрей Ме­лен­тьев ска­зал бла­жен­ной: «Ни­нуш­ка, да­вай так уго­во­рим­ся – не бу­дем под­да­вать­ся, по­ка он сам не за­пре­тит. А и то – по­спо­рим немнож­ко. Ска­жем: ба­тюш­ка, во-пер­вых, со­бор, а во-вто­рых, в го­ро­де был мо­на­стырь, лю­ди здесь про­све­щен­ные, по­ни­ма­ют служ­бу. Вот мы и дер­жим­ся за цер­ков­ный устав, чтобы по­ро­ку нам от лю­дей не бы­ло. А ес­ли уж вы бла­го­сло­ви­те – так и бу­дет, как бла­го­сло­ви­те». А за­ра­нее ре­ши­ли они свя­щен­ни­ка ни о чем не пре­ду­пре­ждать и не спра­ши­вать. Отец Лео­нид, про­слу­жив несколь­ко пер­вых служб, ни­че­го не ска­зал, – так и оста­лась у них в со­бо­ре пол­ная мо­на­стыр­ская служ­ба.
По мо­лит­вам и за­ступ­ни­че­ству бла­жен­ной Ни­ны со­бор в Лаль­ске дол­го не за­кры­вал­ся, хо­тя вла­сти не раз пред­при­ни­ма­ли ша­ги к пре­кра­ще­нию в нем бо­го­слу­же­ния. В на­ча­ле трид­ца­тых го­дов они все же рас­по­ря­ди­лись за­крыть со­бор, но бла­жен­ная ста­ла пи­сать в Моск­ву ре­ши­тель­ные пись­ма, со­бра­ла и от­пра­ви­ла хо­до­ков и дей­ство­ва­ла столь твер­до и неот­ступ­но, что вла­стям при­шлось усту­пить и вер­нуть со­бор пра­во­слав­ным.
В на­ча­ле 1937 го­да со­труд­ни­ки НКВД аре­сто­ва­ли про­то­и­е­рея Лео­ни­да Ис­то­ми­на, пса­лом­щи­ка Ан­дрея Ме­лен­тье­ва, ста­ро­сту, пев­чих и мно­гих при­хо­жан лаль­ско­го со­бо­ра и по­след­них, еще оста­вав­ших­ся на сво­бо­де свя­щен­ни­ков бли­жай­ших при­хо­дов. Все они бы­ли эта­пи­ро­ва­ны в Ве­ли­кий Устюг и за­клю­че­ны в храм Ар­хи­стра­ти­га Бо­жия Ми­ха­и­ла, ко­то­рый без­бож­ни­ки пре­вра­ти­ли в тюрь­му. Пра­во­слав­ных по­ме­сти­ли в неболь­шую ка­ме­ру над ал­та­рем, там же бы­ли со­бра­ны свя­щен­ни­ки и диа­ко­ны из Лаль­ска. Ле­жа слу­жи­ли все­нощ­ные под боль­шие празд­ни­ки: свя­щен­ни­ки, не при­под­ни­ма­ясь с нар, по­да­ва­ли впол­го­ло­са воз­гла­сы. Два го­да про­был отец Лео­нид Ис­то­мин в тюрь­ме и ла­ге­ре вме­сте со сво­и­ми при­хо­жа­на­ми, а за­тем его сре­ди дру­гих свя­щен­но­слу­жи­те­лей от­пра­ви­ли на ле­со­за­го­тов­ки в Ка­ре­лию. Усло­вия со­дер­жа­ния бы­ли та­ки­ми, что за­клю­чен­ные вы­ми­ра­ли по­чти це­лы­ми ла­ге­ря­ми. Здесь и при­нял кон­чи­ну про­то­и­е­рей Лео­нид.
31 ок­тяб­ря 1937 го­да со­труд­ни­ки НКВД аре­сто­ва­ли бла­жен­ную Ни­ну, но об­ви­не­ний про­тив нее со­брать не смог­ли. Пол­ме­ся­ца про­дер­жа­ли они ее в лаль­ской тюрь­ме, ни о чем не спра­ши­вая и не предъ­яв­ляя об­ви­не­ний. Вла­сти при­нуж­да­ли к лже­сви­де­тель­ству про­тив по­движ­ни­цы мно­гих лю­дей, но со­гла­сил­ся на это толь­ко один – за­ме­сти­тель пред­се­да­те­ля Лаль­ско­го сель­со­ве­та. Он дал по­ка­за­ния о том, что бла­жен­ная Ни­на яв­ля­ет­ся ак­тив­ной цер­ков­ни­цей, ко­то­рая не толь­ко про­ти­вит­ся за­кры­тию хра­мов, но неустан­но хло­по­чет об от­кры­тии но­вых. «Ле­том 1936 го­да, ко­гда сель­со­вет на­ме­ре­вал­ся за­крыть цер­ковь в Лаль­ске, – по­ка­зал он, – Куз­не­цо­ва ор­га­ни­зо­ва­ла кам­па­нию, при­вед­шую к сры­ву это­го ме­ро­при­я­тия, она со­би­ра­ла под­пи­си и про­во­ди­ла со­бра­ния ве­ру­ю­щих, предо­став­ляя для этой це­ли свой дом. В ав­гу­сте 1937 го­да сель­со­вет на­чал со­би­рать под­пи­си сре­ди жи­те­лей Лаль­ска, ко­то­рые же­ла­ли бы за­крыть храм, но Куз­не­цо­ва сно­ва со­бра­ла со­бра­ние ве­ру­ю­щих в сво­ем до­ме и, та­ким об­ра­зом, со­рва­ла ме­ро­при­я­тие, на­ме­чен­ное к про­ве­де­нию со­вет­ской вла­стью. Ко­гда был аре­сто­ван пса­лом­щик Ме­лен­тьев, Куз­не­цо­ва сра­зу же ста­ла хло­по­тать за него, про­сить, чтобы его осво­бо­ди­ли, бра­ла его под за­щи­ту»[4].
На ос­но­ва­нии этих по­ка­за­ний в се­ре­дине но­яб­ря 1937 го­да бла­жен­ной Нине бы­ло предъ­яв­ле­но об­ви­не­ние, и она бы­ла до­про­ше­на.
– След­ствие рас­по­ла­га­ет дан­ны­ми о том, что вы на про­тя­же­нии ря­да лет предо­став­ля­ли свою квар­ти­ру для сбо­рищ цер­ков­ни­ков, так ли это?
– Да, у ме­ня в квар­ти­ре до сих пор про­жи­ва­ет свя­щен­ник Па­вел Фе­до­ро­вич Хо­те­мов, а так­же при­хо­ди­ли дру­гие ве­ру­ю­щие по во­про­сам церк­ви и служ­бы в ней.
– След­ствию из­вест­но, что вы по во­про­су от­кры­тия лаль­ско­го со­бо­ра го­во­ри­ли: «Эта власть дол­го не про­дер­жит­ся, все рав­но ско­ро бу­дет вой­на и сно­ва все бу­дет по-ста­ро­му». Так ли это?
– Нет, это­го я не го­во­ри­ла.
Ви­нов­ной се­бя пе­ред со­вет­ской вла­стью бла­жен­ная не при­зна­ла. Но что бы­ло де­лать с ка­ле­кой, са­мо со­дер­жа­ние ко­то­рой в тюрь­ме бы­ло для вла­стей неудоб­ным, а по из­вест­но­сти бла­жен­ной сре­ди на­ро­да мог­ло быть и хло­пот­ным, – и на сле­ду­ю­щий день по­сле до­про­са она бы­ла от­прав­ле­на в тюрь­му в го­род Кот­лас.
23 но­яб­ря 1937 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла бла­жен­ную Ни­ну к вось­ми го­дам за­клю­че­ния в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вой ла­герь. Бла­жен­ная Ни­на бы­ла от­прав­ле­на в один из ла­ге­рей Ар­хан­гель­ской об­ла­сти, но недол­го про­бы­ла здесь ис­по­вед­ни­ца – 14 мая 1938 го­да бла­жен­ная Ни­на скон­ча­лась.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Май».
Тверь. 2007. С. 4-12

При­ме­ча­ния

[1] Ныне это по­се­лок в Луз­ском рай­оне Ки­ров­ской (Вят­ской) об­ла­сти.

[2] Ныне го­род Сык­тыв­кар.

[3] Впо­след­ствии ар­хи­манд­рит Мо­дест, слу­жил в Ве­ли­ком Устю­ге, скон­чал­ся в кон­це 1980-х го­дов.

[4] УФСБ Рос­сии по Ки­ров­ской обл. Д. СУ-6354, л. 7.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru/