Свя­щен­но­му­че­ник Ни­ко­лай ро­дил­ся 28 мая 1871 го­да в се­ле То­маш Кад­ни­ков­ско­го уез­да Во­ло­год­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка Апол­ло­ния Ка­ра­у­ло­ва. В 1893 го­ду Ни­ко­лай окон­чил Во­ло­год­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и был на­зна­чен пса­лом­щи­ком в Ге­ор­ги­ев­ский храм в го­ро­де Во­лог­де. 26 де­каб­ря то­го же го­да он был ру­ко­по­ло­жен во диа­ко­на. 12 сен­тяб­ря 1894 го­да диа­кон Ни­ко­лай был пе­ре­ве­ден слу­жить в Спас­ский со­бор и 14 сен­тяб­ря 1898 го­да ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка к это­му со­бо­ру.
7 фев­ра­ля 1901 го­да отец Ни­ко­лай был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Ека­те­ри­нин­ской церк­ви, с ко­то­рой бы­ла свя­за­на впо­след­ствии вся его пас­тыр­ская де­я­тель­ность. В это вре­мя отец Ни­ко­лай был за­ко­но­учи­те­лем в го­род­ском Ко­лес­ни­ков­ском учи­ли­ще; в 1903–1904 го­дах он вхо­дил в чис­ло жерт­во­ва­те­лей По­пе­чи­тель­ства о бед­ных вос­пи­тан­ни­ках Во­ло­год­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии, в 1909 го­ду стал жерт­во­ва­те­лем на по­строй­ку зда­ния для об­раз­цо­вой шко­лы при Во­ло­год­ском епар­хи­аль­ном жен­ском учи­ли­ще; в 1905–1906 го­дах он вы­сту­пал с лек­ци­я­ми на пуб­лич­ных ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ных чте­ни­ях, ор­га­ни­зо­ван­ных во­ло­год­ским пра­во­слав­ным брат­ством во имя Все­ми­ло­сти­во­го Спа­са.

Ни­ко­лай, епи­скоп Вель­ский, ви­ка­рий Во­ло­год­ской епар­хии

Как и вся­кий стре­мя­щий­ся к спа­се­нию ду­ши бла­го­че­сти­вый че­ло­век, отец Ни­ко­лай в труд­ных слу­ча­ях жиз­ни на­хо­дил уте­ше­ние и по­чер­пал си­лы в мо­лит­ве у ве­ли­ких свя­тынь Рус­ской Церк­ви, бе­се­до­вал с по­движ­ни­ка­ми-стар­ца­ми, про­сил их мо­литв, зная, что мо­лит­вы лю­дей, уго­див­ших Бо­гу, ско­рее бу­дут услы­ша­ны, ибо мно­го мо­жет мо­лит­ва пра­вед­ни­ка. Неза­дол­го до смер­ти го­ря­чо лю­би­мой су­пру­ги отец Ни­ко­лай по­се­тил Чер­ни­гов­ский скит и жив­ше­го здесь стар­ца Вар­на­ву[a].
«Под­хо­дим к ма­лень­ко­му до­ми­ку от­ца Вар­на­вы, – вспо­ми­нал впо­след­ствии отец Ни­ко­лай. – В сен­цах тол­пит­ся мно­го на­ро­да. Ко­го тут нет: и про­сте­цы и ин­тел­ли­ген­ты, и бо­га­тые и бед­ные – все ожи­да­ют стар­ца, чтобы при­нять его бла­го­сло­ве­ние, чтобы по­лу­чить от­вет на вол­ну­ю­щий ду­шу во­прос. Об­щее чув­ство ожи­да­ния со­об­щи­лось и нам. Как хо­те­лось уви­деть его, жи­ву­ще­го в ми­ру, но по­бо­ров­ше­го зло его и по­лу­чив­ше­го ве­ли­кий дар уте­ше­ния. До­шла оче­редь до нас. Мы во­шли в ке­лью стар­ца. В пе­ред­нем уг­лу об­раз свя­ти­те­ля Ни­ко­лая Чу­до­твор­ца, в угол­ке по од­ной стене ле­пит­ся про­стой ди­ван­чик и уголь­ни­чек; пред ма­лень­ким окон­цем, по­лу­за­ве­шен­ным што­рою, сто­ял де­ре­вян­ный сто­лик, при­кры­тый ста­рой кле­ен­кой. Про­стая об­ста­нов­ка! По­мо­лив­шись на об­раз, мы по‑иерей­ски по­здо­ро­ва­лись с от­цом Вар­на­вою. “От­ку­да вы?” – “Из Во­лог­ды”. – “Как там жи­ве­те, где слу­жи­те?..” Свои во­про­сы он пе­ре­ме­ши­вал нра­во­уче­ни­я­ми крат­ки­ми, по­ло­жи­тель­ны­ми и глу­бо­ки­ми. Гла­за его вдум­чи­вые смот­ре­ли пря­мо на те­бя, ли­цо доб­рое-пре­доб­рое неволь­но ма­ни­ло к се­бе сво­ей ис­крен­но­стью, уча­сти­ем и оте­че­скою лас­ко­во­стью. Сре­ди раз­го­во­ров отец Вар­на­ва, устре­мив на ме­ня дол­гий взор, ко­то­рый так и про­ни­кал в глу­би­ну серд­ца, ка­ким-то осо­бен­ным то­ном ска­зал: “Бед­ные, бед­ные, как вы жи­ве­те…” Эти сло­ва на­все­гда за­пе­чат­ле­лись в мо­ем серд­це. Да и как не за­пе­чат­леть­ся, ко­гда они так яс­но вы­пол­ня­ют­ся в мо­ей жиз­ни, как не вспом­нить доб­ро­же­ла­тель­ность стар­ца, с та­кою жа­ло­стью го­во­рив­ше­го о мо­ей бу­ду­щей судь­бе, о мо­ей неслад­кой до­ле? Ско­ро по­сле то­го я, мо­ло­дой иерей, ли­шил­ся лю­би­мой же­ны, оста­вив­шей мне тро­их ма­ло­лет­них де­тей. Сло­ва стар­ца не за­бу­дут­ся ни­ко­гда, ибо они про­ли­ва­ют уте­ше­ние в ду­шу мою в ми­ну­ты скор­би»[1].
Дол­го и тя­же­ло отец Ни­ко­лай пе­ре­жи­вал смерть су­пру­ги и что те­перь крест вос­пи­та­ния де­тей ему при­дет­ся нести од­но­му, но по ми­ло­сти Бо­жи­ей в серд­це сни­зо­шли мир и по­кой, и все его мыс­ли и чув­ство­ва­ния ста­ли по­сте­пен­но под­чи­нять­ся слу­же­нию Бо­гу и пастве.
На пас­тыр­ском по­при­ще отец Ни­ко­лай встре­тил эпо­ху го­не­ний на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь. Как свя­щен­ник, хо­ро­шо из­вест­ный в Во­лог­де и поль­зу­ю­щий­ся боль­шим ува­же­ни­ем при­хо­жан, он в 1921 го­ду был аре­сто­ван по об­ви­не­нию в контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти, при­го­во­рен к двум го­дам ссыл­ки и вы­слан в го­род Пи­не­гу Ар­хан­гель­ской гу­бер­нии.
По воз­вра­ще­нии из ссыл­ки он за­стал по­ло­же­ние цер­ков­ных дел в го­ро­де крайне рас­стро­ен­ным, так как пра­вя­щий ар­хи­ерей, епи­скоп Алек­сандр (На­деж­дин), от­пал в об­нов­лен­че­ство, а на­зна­чен­ный вме­сто него пра­во­слав­ный епи­скоп Силь­вестр (Бра­та­нов­ский) не имел воз­мож­но­сти жить в Во­лог­де и управ­лять епар­хи­ей.

Епи­скоп Вель­ский Ни­ко­лай (Ка­ра­у­лов)

21 ок­тяб­ря 1923 го­да свя­щен­ник Ни­ко­лай Ка­ра­у­лов по по­стри­же­нии в мо­на­ше­ство с остав­ле­ни­ем преж­не­го име­ни был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Вель­ско­го, ви­ка­рия Во­ло­год­ской епар­хии, и на­зна­чен вре­мен­но управ­лять Во­ло­год­ской епар­хи­ей. Толь­ко те­перь вла­ды­ка Ни­ко­лай по­чув­ство­вал вполне, что ар­хи­ерей­ская мит­ра в усло­ви­ях бес­по­щад­ных го­не­ний от ко­вар­ных без­бож­ни­ков есть тяж­кий тер­но­вый ве­нец, и от ис­пол­не­ния сво­их обя­зан­но­стей от­ка­зал­ся: «вслед­ствие недоб­ро­же­ла­тель­но­го от­но­ше­ния ко мне, как к епи­ско­пу, со сто­ро­ны ду­хо­вен­ства и ми­рян Вель­ско­го уез­да, а так­же и от управ­ле­ния Во­ло­год­ской епар­хи­ей, по­то­му что пол­но­мо­чия, дан­ные мне пра­вя­щим епи­ско­пом Во­ло­год­ским Силь­ве­стром, яв­ля­ют­ся недо­ста­точ­ны­ми на ос­но­ва­нии су­ще­ству­ю­щих за­ко­но­по­ло­же­ний. Кро­ме се­го, я силь­но бо­лею и по­то­му про­шу ме­ня уво­лить на по­кой»[2], – пи­сал он Пат­ри­ар­ху Ти­хо­ну 1 ян­ва­ря 1924 го­да. Вви­ду то­го, что епи­скоп Ар­хан­гель­ский Ан­то­ний (Быст­ров) был аре­сто­ван, Пат­ри­арх пред­ло­жил епи­ско­пу Ни­ко­лаю вре­мен­но всту­пить в управ­ле­ние Ар­хан­гель­ской ка­фед­рой, но и от это­го пред­ло­же­ния епи­скоп от­ка­зал­ся и остал­ся жить в Во­лог­де, про­дол­жая слу­жить в Ека­те­ри­нин­ской церк­ви, где ко­гда-то был на­сто­я­те­лем.
В 1927 го­ду ви­ка­ри­ем Во­ло­год­ским, епи­ско­пом То­тем­ским, был на­зна­чен вла­ды­ка Апол­лос (Ржа­ни­цын), а в 1928 го­ду пра­вя­щим Во­ло­год­ским ар­хи­ере­ем стал ар­хи­епи­скоп Ам­вро­сий (Смир­нов). Все три ар­хи­ерея, вклю­чая на­хо­див­ше­го­ся на по­кое епи­ско­па Ни­ко­лая, жи­ли в то вре­мя в Во­лог­де и слу­жи­ли в двух остав­ших­ся по­сле неистовств без­бож­ни­ков пра­во­слав­ных хра­мах – на Бо­го­род­ском и Гор­ба­чев­ском клад­би­щах. Во вре­мя боль­ших цер­ков­ных празд­ни­ков ар­хи­ереи слу­жи­ли вме­сте, и по­сле бо­го­слу­же­ния кто-ни­будь из свя­щен­ни­ков или ми­рян при­гла­шал их на празд­нич­ную тра­пе­зу; епи­ско­пы, свя­щен­ни­ки и ми­ряне де­ли­лись здесь сво­и­ми впе­чат­ле­ни­я­ми об окру­жа­ю­щей жиз­ни, при­во­ди­ли при­ме­ры дав­ле­ния на Цер­ковь и го­не­ний на ду­хо­вен­ство и ве­ру­ю­щих. По­бы­вав­шие в за­клю­че­нии и ссыл­ке рас­ска­зы­ва­ли об усло­ви­ях со­дер­жа­ния в тюрь­мах и ла­ге­рях.
В на­ча­ле 1931 го­да под­ня­лась оче­ред­ная вол­на го­не­ний на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь, об­ру­шив­ша­я­ся и на клир Во­ло­год­ской епар­хии. Сна­ча­ла бы­ли аре­сто­ва­ны неко­то­рые ми­ряне, чле­ны цер­ков­но­го со­ве­та; 10 мая 1931 го­да вла­сти аре­сто­ва­ли ар­хи­епи­ско­па Ам­вро­сия, епи­ско­па Ни­ко­лая, свя­щен­ни­ков и ми­рян. Все­го бы­ло аре­сто­ва­но трид­цать пять че­ло­век: сем­на­дцать свя­щен­но­слу­жи­те­лей, семь мо­на­хов и один­на­дцать ми­рян. Их об­ви­ни­ли во вза­им­ном об­ще­нии, по­се­ще­нии друг дру­га в цер­ков­ные празд­ни­ки и дру­же­ских бе­се­дах, имев­ших, по мне­нию вла­стей, ан­ти­со­вет­ский ха­рак­тер.
Без­бож­ни­ки, управ­ляв­шие то­гда го­су­дар­ством, втор­га­лись в цер­ков­ную и лич­ную сфе­ры жиз­ни, во вза­и­мо­от­но­ше­ния лю­дей, раз­ру­ша­ли хри­сти­ан­скую бла­го­тво­ри­тель­ность и за­бо­ту че­ло­ве­ка о ближ­нем, лю­бое доб­рое де­ло. Ес­ли че­ло­век по­па­дал в за­клю­че­ние, то без­бож­ное го­су­дар­ство, по­доб­но язы­че­ско­му идо­лу, без­душ­но гля­дя пу­сты­ми глаз­ни­ца­ми на стра­да­ния че­ло­ве­ка, стре­ми­лось за­пре­тить ока­за­ние от ближ­них по­мо­щи, раз­ре­шая лишь огра­ни­чен­ную по­мощь от род­ствен­ни­ков.
Со­труд­ни­ки ОГПУ пи­са­ли в то вре­мя в сво­их от­че­тах о пре­сле­до­ва­ни­ях Церк­ви в Во­ло­год­ской об­ла­сти: «В мае 1931 го­да на тер­ри­то­рии го­ро­да Во­лог­ды и Гря­зо­вец­ко­го рай­о­на вскры­та и лик­ви­ди­ро­ва­на контр­ре­во­лю­ци­он­ная груп­пи­ров­ка ре­ак­ци­он­но-на­стро­ен­но­го пра­во­го ду­хо­вен­ства, де­я­тель­ность ко­то­рой к мо­мен­ту ее лик­ви­да­ции сво­ди­лась к про­ве­де­нию неле­галь­ных со­бра­ний… груп­пи­ро­ва­нию во­круг церк­вей ан­ти­со­вет­ско­го эле­мен­та под ви­дом со­зда­ния “сест­ри­че­ства”… ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции, рас­про­стра­не­нию про­во­ка­ци­он­ных слу­хов, про­ти­во­дей­ствию кол­хоз­но­му стро­и­тель­ству, на­граж­де­нию адми­ни­стра­тив­но-ссыль­но­го ду­хо­вен­ства с це­лью во­вле­че­ния его в контр­ре­во­лю­ци­он­ную ра­бо­ту»[3].
14 мая епи­скоп Ни­ко­лай был вы­зван на до­прос. На во­про­сы сле­до­ва­те­ля он от­ве­чал немно­го­слов­но и сдер­жан­но: «Зна­ком­ства осо­бен­но­го не имею, а по служ­бе знаю все ду­хо­вен­ство го­ро­да Во­лог­ды. Так­же знаю и тех, ко­то­рые со мной учи­лись. Ино­го­род­не­го зна­ком­ства то­же не имею»[4].
Ста­ли до­пра­ши­вать­ся об­ви­ня­е­мые и сви­де­те­ли. Все они по­ка­за­ли, что, дей­стви­тель­но, ду­хо­вен­ство и епи­ско­пы со­би­ра­лись по­сле цер­ков­ных празд­нич­ных служб у ко­го-ни­будь из при­хо­жан. Ве­лись раз­го­во­ры о том, что все ду­хо­вен­ство мо­жет быть аре­сто­ва­но, и епи­ско­пы со­ве­то­ва­ли свя­щен­ни­кам дер­жать­ся осто­рож­ней. Об­суж­да­лись де­кла­ра­ция мит­ро­по­ли­та Сер­гия и его ин­тер­вью, ко­то­рые еди­но­душ­но не одоб­ря­лись, но при этом при­зна­ва­лось пра­виль­ным ка­но­ни­че­ское под­чи­не­ние мит­ро­по­ли­ту Сер­гию как за­кон­но­му за­ме­сти­те­лю Ме­сто­блю­сти­те­ля, остав­ля­лось обя­за­тель­ным и по­ми­но­ве­ние за бо­го­слу­же­ни­ем име­ни мит­ро­по­ли­та Пет­ра[b] как гла­вы Рус­ской Церк­ви.
«Несо­мнен­но, ре­ак­ци­он­ной лич­но­стью яв­ля­ет­ся епи­скоп Ни­ко­лай (Ка­ра­у­лов), – по­ка­зал один из сви­де­те­лей. – Как ста­ро­жил, он зна­ком по­чти со все­ми ве­ру­ю­щи­ми го­ро­да Во­лог­ды и на­хо­дит­ся с ни­ми в по­сто­ян­ном и тес­ном со­при­кос­но­ве­нии. Мне до­под­лин­но из­вест­но, что он все свое сво­бод­ное от бо­го­слу­же­ний вре­мя упо­треб­ля­ет на по­се­ще­ние от­дель­ных квар­тир, где не стес­ня­ет­ся жа­ло­вать­ся на свое бес­по­мощ­ное по­ло­же­ние, про­ис­те­ка­ю­щее от взя­то­го со­вет­ской вла­стью кур­са по­ли­ти­ки, и свою до­са­ду об­ра­ща­ет во вред­ную аги­та­цию про­тив всех ме­ро­при­я­тий со­вет­ской вла­сти. Как-то в ал­та­ре в бе­се­де со мной епи­скоп Ни­ко­лай по­ка­зал мне слу­жеб­ник, где бы­ла вы­черк­ну­та ек­те­ния об огла­шен­ных, и при этом за­явил: “Ес­ли со­вер­шит­ся пе­ре­во­рот в СССР, то ка­кое зна­че­ние при­об­ре­тет эта ек­те­ния”, в том смыс­ле, что сколь­ких при­дет­ся при­со­еди­нять к Церк­ви, не при­няв­ших кре­ще­ния. Так­же… епи­скоп Ни­ко­лай вы­ска­зал та­кую мысль: “Как ма­ло мы уме­ли це­нить са­мо­дер­жа­вие, ко­то­рое бы­ло един­ствен­ным опло­том Пра­во­слав­ной Рус­ской Церк­ви”, – и при этом со­слал­ся на по­кой­но­го епи­ско­па Ни­ко­на[c], из­вест­но­го мо­нар­хи­ста и чер­но­со­тен­ца»[5].
Дру­гой сви­де­тель по­ка­зал, что на част­ных со­бра­ни­ях ду­хо­вен­ства «под­вер­га­лись кри­ти­ке от­дель­ные ме­ро­при­я­тия со­вет­ской вла­сти и вы­ра­жа­лись недо­воль­ства по по­во­ду по­ли­ти­ки со­вет­ско­го пра­ви­тель­ства в от­но­ше­нии на­ло­гов и за­кры­тия церк­вей»[6].
Сви­де­те­ли так­же по­ка­за­ли, что «на част­ных мо­леб­нах де­ла­ли по­ми­но­ве­ния за­клю­чен­ных, ука­зы­вая: “за­клю­чен­но­го та­ко­го-то”, что, по су­ще­ству, яв­ля­ет­ся де­мон­стра­ци­ей в за­щи­ту за­клю­чен­ных за раз­ные контр­ре­во­лю­ци­он­ные пре­ступ­ле­ния»[7].
Все эти сви­де­тель­ства по­ка­за­лись со­труд­ни­кам ОГПУ недо­ста­точ­ны­ми, и для по­лу­че­ния до­пол­ни­тель­ных све­де­ний в ка­ме­ру, в ко­то­рой на­хо­ди­лись ар­хи­ереи и свя­щен­ни­ки, был по­ме­щен сек­рет­ный осве­до­ми­тель; он стал ре­гу­ляр­но со­об­щать сле­до­ва­те­лям, о чем раз­го­ва­ри­ва­ют за­клю­чен­ные, на­сколь­ко он смог их по­нять. За­клю­чен­ные по­до­зре­ва­ли в нем осве­до­ми­те­ля и опа­са­лись при нем раз­го­ва­ри­вать, но в ма­лень­кой ка­ме­ре невоз­мож­но бы­ло из­бе­жать от­кро­вен­ных раз­го­во­ров и об­суж­де­ния сво­е­го по­ло­же­ния – раз­ве толь­ко со­всем за­мол­чать.
Осве­до­ми­тель со­об­щил со­труд­ни­кам ОГПУ: «Из тех ре­ли­ги­оз­ных убеж­де­ний и рас­суж­де­ний, ко­то­рые мне при­шлось слы­шать в ка­ме­ре, я за­клю­чил, что слу­жи­тель Церк­ви мо­жет быть толь­ко мо­нар­хи­стом… Эти убеж­де­ния, или ве­ро­ва­ния на­столь­ко в них… силь­ны, что от­сту­пить­ся от них ни­ко­гда они не смо­гут.
Где бы пред­ста­ви­те­ли Церк­ви ни на­хо­ди­лись и в ка­ких бы тя­же­лых усло­ви­ях, они все­гда бу­дут вер­ны за­ве­там Церк­ви и тем за­ко­нам, ко­то­рые су­ще­ство­ва­ли до ре­во­лю­ции. Но сей­час он (Ка­ра­у­лов) за со­вет­скую власть, по­то­му что он в ДПЗ ОГПУ, – вы­пу­сти его на сво­бо­ду, и он бу­дет еще с боль­шим усер­ди­ем про­по­ве­до­вать свои ре­ли­ги­оз­ные убеж­де­ния и за­ве­ты Церк­ви, за­ве­ты свя­тых от­цов и Все­лен­ских со­бо­ров, жив­ших и быв­ших чуть ли не пол­то­ры ты­ся­чи лет на­зад.
Ка­ра­у­лов го­во­рит то­ва­ри­щу Блю­мен­бер­гу[d], что он сей­час не у вла­сти, он в за­шта­те, но он за­был ска­зать, что у него толь­ко в го­ро­де до трех ты­сяч квар­тир со зна­ко­мы­ми ве­ру­ю­щи­ми, пре­дан­ны­ми Церк­ви Бо­жи­ей людь­ми… Ка­ра­у­лов мест­ный, ста­рый жи­тель. Он в го­ро­де са­мый по­пуляр­ный епи­скоп. Он ува­жа­ет­ся и все­ми свя­щен­ни­ка­ми… Очень ува­жа­ем и си­дя­щи­ми в ка­ме­ре…
Все си­дев­шее и си­дя­щее ду­хо­вен­ство (в ка­ме­ре № 6) на­сто­я­щее свое по­ло­же­ние счи­та­ет… стра­да­ни­ем за ве­ру и Цер­ковь Бо­жию… На са­мом де­ле это­го нет: име­ют теп­лую ка­ме­ру, на­ры, мат­ра­цы, 300 грам­мов хле­ба, в по­след­ние дни вкус­ный, сыт­ный суп, два ра­за ки­пя­ток, про­гул­ку, прав­да, по­ка без пе­ре­дач»[8].
14 де­каб­ря 1931 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло епи­ско­па Ни­ко­лая к трем го­дам ссыл­ки в Се­вер­ный край, а 7 мар­та 1932 го­да, во из­ме­не­ние преж­не­го по­ста­нов­ле­ния, – к то­му же сро­ку, но на дру­гой край стра­ны – в Ка­зах­стан. Епи­скоп Ни­ко­лай (Ка­ра­у­лов) скон­чал­ся в тюрь­ме – 17 ап­ре­ля 1932 го­да[9] и был по­гре­бен в без­вест­ной мо­ги­ле.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Ап­рель».
Тверь. 2006. С. 19-27

При­ме­ча­ния

[a] Пре­по­доб­ный Вар­на­ва Геф­си­ман­ский (в ми­ру Ва­си­лий Ильич Мер­ку­лов), иерос­хи­мо­нах, мест­но­чти­мый свя­той Мос­ков­ской епар­хии; па­мять празд­ну­ет­ся 6/19 июля.

[b] Свя­щен­но­му­че­ник Петр (в ми­ру Петр Фе­до­ро­вич По­лян­ский), мит­ро­по­лит Кру­тиц­кий; па­мять празд­ну­ет­ся 27 сен­тяб­ря/10 ок­тяб­ря.

[c] Рож­де­ствен­ско­го.

[d] Сле­до­ва­те­лю.

[1] Цер­ков­ное сло­во. 1907. № 22. С. 347.

[2] РГИА. Ф. 831, д. 272, л. 5.

[3] УФСБ Рос­сии по Во­ло­год­ской обл. Д. П-10887, л. 275.

[4] Там же. Л. 52 об.

[5] Там же. Л. 118.

[6] Там же. Л. 189 об.

[7] Там же. Л. 190.

[8] Там же. Л. 208-210.

[9] ЖМП в 1931-1935 го­ды. М., 2001. С. 142.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru/