Свя­щен­но­му­че­ник Ни­ко­лай (в ми­ру Ни­ко­лай Пав­ло­вич Доб­ро­нра­вов) ро­дил­ся 21 но­яб­ря 1861 го­да в се­ле Иг­на­тов­ка Дмит­ров­ско­го уез­да Мос­ков­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка. В 1881 го­ду Ни­ко­лай Пав­ло­вич окон­чил Мос­ков­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию, а в 1885 го­ду – Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию и стал пре­по­да­вать бо­го­сло­вие и Свя­щен­ное Пи­са­ние в Вифан­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии. Же­нил­ся. Был ру­ко­по­ло­жен в сан свя­щен­ни­ка, слу­жил в хра­ме Алек­сан­дров­ско­го во­ен­но­го учи­ли­ща и пре­по­да­вал За­кон Бо­жий в 7-й мос­ков­ской муж­ской гим­на­зии, в гим­на­зии По­ли­ва­но­вой и в гим­на­зии Ар­се­нье­вой. По­сле ре­во­лю­ции 1917 го­да и за­кры­тия Алек­сан­дров­ско­го во­ен­но­го учи­ли­ща отец Ни­ко­лай был пе­ре­ве­ден в храм Всех Свя­тых на Ку­лиш­ках. Он был од­ним из ак­тив­ней­ших участ­ни­ков По­мест­но­го Со­бо­ра 1917-1918 го­дов.
Ле­том 1918 го­да вла­сти при­ня­ли ре­ше­ние аре­сто­вать свя­щен­ни­ка. 19 ав­гу­ста со­труд­ни­ки ЧК во гла­ве с ко­мис­са­ром Ре­ден­сом при­шли к хра­му Всех Свя­тых, чтобы про­из­ве­сти обыск. Цер­ковь бы­ла за­кры­та, и че­ки­сты, най­дя на­сто­я­те­ля хра­ма про­то­и­е­рея Ни­ко­лая, по­тре­бо­ва­ли, чтобы он вы­дал им клю­чи. Отец Ни­ко­лай от­ве­тил, что при обыс­ке хра­ма необ­хо­ди­мо при­сут­ствие пред­се­да­те­ля при­ход­ско­го со­ве­та. По­сле та­ко­го от­ве­та свя­щен­ник был аре­сто­ван и от­ве­зен в тюрь­му ЧК на Лу­бян­ке. На до­про­се сле­до­ва­тель спро­сил, у ко­го на­хо­дят­ся клю­чи от хра­ма, и отец Ни­ко­лай от­ве­тил, что у цер­ков­но­го ста­ро­сты. Во вре­мя обыс­ка че­ки­сты об­на­ру­жи­ли днев­ни­ки свя­щен­ни­ка с крат­ки­ми за­мет­ка­ми, ка­са­ю­щи­ми­ся, в част­но­сти, вос­ста­ния боль­ше­ви­ков 3-5 июля 1917 го­да в Пет­ро­гра­де, а так­же со­про­тив­ле­ния юн­ке­ров боль­ше­ви­кам в но­яб­ре 1917 го­да. Под да­той 2 (15) но­яб­ря 1917 го­да отец Ни­ко­лай за­пи­сал: «Страш­ный день сда­чи боль­ше­ви­кам». До­про­шен­ный от­но­си­тель­но всех этих со­бы­тий про­то­и­е­рей Ни­ко­лай от­ве­тил, что в июле 1917 го­да он дей­стви­тель­но вы­ез­жал в Пет­ро­град по вы­зо­ву Свя­тей­ше­го Си­но­да для при­ня­тия уча­стия в пред­со­бор­ных со­ве­ща­ни­ях. В по­дав­ле­нии вос­ста­ния боль­ше­ви­ков ни­ка­ко­го уча­стия не при­ни­мал, на­хо­дясь в это вре­мя на со­ве­ща­нии. В то вре­мя, ко­гда на ули­це на­ча­лась стрель­ба, пред­се­да­тель­ству­ю­щий ар­хи­епи­скоп Сер­гий (Стра­го­род­ский), об­ра­тив­шись к при­сут­ству­ю­щим, пред­ло­жил не пре­ры­вать со­бра­ния и про­дол­жать ра­бо­ту. «Во вре­мя Ок­тябрь­ской ре­во­лю­ции я на­хо­дил­ся в сво­ей квар­ти­ре в Алек­сан­дров­ском во­ен­ном учи­ли­ще, где за­ни­мал долж­ность за­ко­но­учи­те­ля и на­сто­я­те­ля церк­ви. Там же на­хо­ди­лись юн­ке­ра, так как учи­ли­ще бы­ло шта­бом юн­ке­ров. Учи­ли­ще на­хо­ди­лось под об­стре­лом. 1 но­яб­ря тя­же­лым сна­ря­дом бы­ли раз­би­ты сте­на и ок­но в мо­ей квар­ти­ре. В эту же ночь у ме­ня но­че­ва­ло несколь­ко се­мейств офи­це­ров. 2 но­яб­ря учи­ли­ще бы­ло сда­но боль­ше­ви­кам. 3 но­яб­ря про­ис­хо­ди­ла сда­ча ору­жия. В вы­ступ­ле­нии юн­ке­ров я ни­ка­ко­го уча­стия не при­ни­мал. Как на­сто­я­тель со­бо­ра, я при­ни­мал уча­стие в по­хо­ро­нах юн­ке­ров и офи­це­ров, по­гиб­ших в Граж­дан­скую вой­ну. Про­по­ве­ди в церк­ви про­из­но­сил не осо­бен­но ча­сто, со­дер­жа­ния чи­сто ре­ли­ги­оз­но­го, не ка­са­ясь по­ли­ти­че­ской жиз­ни. Про­тив но­вой вла­сти ни­ко­гда не аги­ти­ро­вал, ни к ка­кой пар­тии не при­над­ле­жал».
По окон­ча­нии след­ствия Ре­денс на­пи­сал свое за­клю­че­ние: «Из до­про­са граж­да­ни­на Доб­ро­нра­во­ва я вы­нес впе­чат­ле­ние, что он при­ни­мал уча­стие в по­ли­ти­че­ской жиз­ни... хо­тя у ме­ня нет ма­те­ри­а­лов, дабы уста­но­вить его роль в со­бы­ти­ях июля 1917 го­да, а так­же в Ок­тябрь­ской ре­во­лю­ции; из все­го же вид­но, что это вред­ный для ре­во­лю­ции “тип”, ко­то­рый, бу­дучи на сво­бо­де, на­вер­ня­ка спо­кой­но си­деть не бу­дет. По­это­му пред­ла­гаю от­пра­вить его в кон­цен­тра­ци­он­ный ла­герь».
3 де­каб­ря 1918 го­да пре­зи­ди­ум Кол­ле­гии от­де­ла ЧК при­нял ре­ше­ние о за­клю­че­нии от­ца Ни­ко­лая в конц­ла­герь. Од­на­ко ру­ко­во­ди­те­ли ЧК от­пра­ви­ли де­ло на до­сле­до­ва­ние, и в кон­це кон­цов 16 ап­ре­ля 1919 го­да бы­ло при­ня­то ре­ше­ние, что, по­сколь­ку яв­ных улик про­тив свя­щен­ни­ка нет, его сле­ду­ет осво­бо­дить.
В на­ча­ле 1921 го­да про­то­и­е­рей Ни­ко­лай был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Кру­тиц­ко­го Успен­ско­го со­бо­ра. К это­му вре­ме­ни он ов­до­вел и в 1921 го­ду был по­стри­жен в мо­на­ше­ство и хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Зве­ни­го­род­ско­го, ви­ка­рия Мос­ков­ской епар­хии. В 1922 го­ду в свя­зи с по­яв­ле­ни­ем об­нов­лен­цев бы­ли аре­сто­ва­ны мно­гие ар­хи­ереи из чис­ла тех, кто не со­гла­сил­ся под­дер­жать рас­коль­ни­ков. Сре­ди дру­гих был аре­сто­ван и епи­скоп Ни­ко­лай. Вла­сти при­го­во­ри­ли его к од­но­му го­ду ссыл­ки в Зы­рян­ский край.
По воз­вра­ще­нии в Моск­ву он был воз­ве­ден в сан ар­хи­епи­ско­па. Вла­ды­ка стал од­ним из бли­жай­ших спо­движ­ни­ков Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на, ока­зы­вая ему по­мощь в за­щи­те Церк­ви от на­тис­ка об­нов­лен­цев.
16 ап­ре­ля 1924 го­да без­бож­ни­ки аре­сто­ва­ли ар­хи­епи­ско­па и за­клю­чи­ли в Бу­тыр­скую тюрь­му в Москве. Его при­влек­ли в ка­че­стве об­ви­ня­е­мо­го по неко­е­му де­лу об из­би­е­нии чле­на ра­бо­че-кре­стьян­ской ин­спек­ции, а так­же об­ви­ни­ли в том, что он, имея боль­шой ав­то­ри­тет, про­во­дил сре­ди ду­хо­вен­ства контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию. Вы­зван­ный на до­прос, ар­хи­епи­скоп ска­зал, что под его ру­ко­вод­ством на­хо­дит­ся Зве­ни­го­род­ское ви­ка­ри­ат­ство, а так­же три бла­го­чи­ния За­моск­во­рец­ко­го рай­о­на Моск­вы, в ко­то­рых на­хо­дит­ся со­рок че­ты­ре хра­ма. «Связь с бла­го­чин­ны­ми я под­дер­жи­ваю пу­тем при­е­мов, не но­ся­щих ре­гу­ляр­но­го ха­рак­те­ра. Спе­ци­аль­ных со­бра­ний или со­ве­ща­ний с бла­го­чин­ны­ми мною ни­ко­гда не устра­и­ва­лось. Не име­ли ме­сто и ан­ти­со­вет­ские вы­ступ­ле­ния или вы­па­ды с мо­ей сто­ро­ны, так как в сно­ше­ни­ях с бла­го­чин­ны­ми я при­дер­жи­вал­ся уз­ко цер­ков­ной об­ла­сти. Что ка­са­ет­ся мо­их про­по­ве­дей, то они но­си­ли чи­сто мо­ра­ли­сти­че­ский ха­рак­тер».
14 июня 1924 го­да ар­хи­епи­скоп был осво­бож­ден. В этом же го­ду он был на­зна­чен ар­хи­епи­ско­пом Вла­ди­мир­ским и Суз­даль­ским. Хо­ро­шо знав­ший вла­ды­ку свя­щен­ник вспо­ми­нал, что это бы­ло вре­мя, ко­гда шла труд­ная борь­ба с об­нов­лен­че­ством, ко­гда ста­но­ви­лось мод­ным крик­ли­вое и вы­чур­ное пе­ние в церк­ви; твер­до дер­жась пра­во­слав­ной тра­ди­ции, ар­хи­епи­скоп Ни­ко­лай «на­стой­чи­во и власт­но бо­рол­ся про­тив че­ло­ве­че­ских вры­ва­ний в свя­тая свя­тых и неред­ко вы­хо­дил по­бе­ди­те­лем в борь­бе за Цер­ковь».
По­сле кон­чи­ны Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на вла­ды­ка стал од­ним из бли­жай­ших по­мощ­ни­ков Ме­сто­блю­сти­те­ля Пат­ри­ар­ше­го Пре­сто­ла мит­ро­по­ли­та Пет­ра. Впо­след­ствии, ко­гда под дав­ле­ни­ем ОГПУ воз­ник гри­го­ри­ан­ский рас­кол и ар­хи­епи­скоп Гри­го­рий до­би­вал­ся то­го, чтобы Ме­сто­блю­сти­тель пе­ре­дал цер­ков­ное управ­ле­ние цер­ков­ной кол­ле­гии, Ме­сто­блю­сти­тель пер­вым в спис­ке ар­хи­ере­ев, ко­то­рым он вы­ра­жал аб­со­лют­ное до­ве­рие, по­ста­вил имя ар­хи­епи­ско­па Ни­ко­лая, зная его как ис­по­вед­ни­ка, че­ло­ве­ка твер­дых убеж­де­ний и опыт­но­го тру­же­ни­ка на ни­ве цер­ков­ной. 11 но­яб­ря 1925 го­да ко­мис­сия по про­ве­де­нию де­кре­та об от­де­ле­нии Церк­ви от го­су­дар­ства при­ня­ла ре­ше­ние уско­рить про­цес­сы рас­ко­ла в Церк­ви, для че­го бы­ло необ­хо­ди­мо аре­сто­вать ар­хи­ере­ев, ко­то­рые про­ти­ви­лись про­во­ди­мой го­су­дар­ством ан­ти­цер­ков­ной по­ли­ти­ке. 11, 20 и 30 но­яб­ря 1925 го­да бы­ли аре­сто­ва­ны один­на­дцать ар­хи­ере­ев из чис­ла бли­жай­ших спо­движ­ни­ков мит­ро­по­ли­та Пет­ра, и сре­ди них ар­хи­епи­скоп Ни­ко­лай, а так­же мно­гие свя­щен­ни­ки и ми­ряне.
В тюрь­ме ар­хи­епи­ско­па Ни­ко­лая спра­ши­ва­ли о том, знал ли он о пись­ме ис­то­ри­ка Сер­гея Пав­ло­ви­ча Манс­уро­ва к Ме­сто­блю­сти­те­лю, в ко­то­ром обос­но­вы­ва­лась необя­за­тель­ность с ка­но­ни­че­ской точ­ки зре­ния сле­до­ва­ния то­му кур­су, ко­то­рый из­ло­жен в так на­зы­ва­е­мом «за­ве­ща­нии» Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на. Сле­до­ва­тель пы­тал­ся до­бить­ся от ар­хи­епи­ско­па, чтобы тот ого­во­рил непри­част­ных к это­му де­лу лю­дей. Но ра­зум­ные и спо­кой­ные от­ве­ты свя­ти­те­ля убе­ди­ли сле­до­ва­те­ля от­ка­зать­ся от этой по­пыт­ки. Свя­щен­ник Сер­гей Си­до­ров, аре­сто­ван­ный по это­му же де­лу, вспо­ми­нал впо­след­ствии: «На пер­вом мо­ем до­про­се в но­яб­ре 1925 го­да сле­до­ва­тель по­тре­бо­вал от ме­ня вы­да­чи ав­то­ра пись­ма к мит­ро­по­ли­ту Пет­ру. Я от­ка­зал­ся его на­звать, и Туч­ков по­тре­бо­вал оч­ной став­ки мо­ей с ар­хи­епи­ско­пом Ни­ко­ла­ем. Пом­ню се­рую мглу су­ме­рек... хрип­лый крик Туч­ко­ва и нечле­но­раз­дель­ный воз­глас... сле­до­ва­те­ля, ко­то­рый все вре­мя це­лил­ся по­верх мо­ей го­ло­вы в ок­но ма­лень­ким бра­у­нин­гом. Ар­хи­епи­скоп Ни­ко­лай во­шел, взгля­нул... на ме­ня и оста­но­вил вни­ма­тель­ный взгляд свой на сле­до­ва­те­ле. На вла­ды­ке бы­ла се­ро­ва­тая ря­са и зим­няя ску­фья. Утом­лен­ные гла­за бы­ли хо­лод­но-стро­ги. Встав со сту­ла, сле­до­ва­тель раз­ра­зил­ся та­ки­ми воп­ля­ми, что звяк­ну­ли стек­ла две­рей и окон. Вы­со­ко­прео­свя­щен­ный Ни­ко­лай власт­но пре­рвал его: “Вы­пей­те ва­ле­рьян­ки и успо­кой­тесь. Я не по­ни­маю зве­ри­но­го ры­ча­ния и бу­ду от­ве­чать вам то­гда, ко­гда вы бу­де­те го­во­рить по-че­ло­ве­че­ски. И спрячь­те ва­шу иг­руш­ку”. Чу­до со­вер­ши­лось. Сле­до­ва­тель спря­тал ре­воль­вер и веж­ли­во стал спра­ши­вать вла­ды­ку, ко­то­рый да­вал ему, как и Туч­ко­ву, ка­кие-то дель­ные по­ка­за­ния. Во вре­мя это­го до­про­са вла­ды­ке уда­лось со­вер­шен­но обе­лить Сер­гея Пав­ло­ви­ча Манс­уро­ва...
Ко­гда рас­се­я­лись ужа­сы си­де­ния в тюрь­ме, то мне уда­лось узнать по­дроб­но­сти пре­бы­ва­ния вла­ды­ки Ни­ко­лая на Лу­бян­ке. Я с ужа­сом узнал об из­де­ва­тель­ствах над ним, о его си­де­нии в под­ва­ле тюрь­мы и о по­сто­ян­ных ноч­ных до­про­сах. И с тем боль­шей бла­го­дар­но­стью я скло­ня­юсь пе­ред ве­ли­чи­ем его ду­ха, бла­го­да­ря ко­то­ро­му вла­ды­ке уда­лось спа­сти мно­гих и со­хра­нить мно­гие цер­ков­ные тай­ны. В мос­ков­ской тюрь­ме осо­бен­но яр­ко вы­явил­ся его стро­гий и прав­ди­вый лик, сме­лый лик че­ло­ве­ка, за­бы­ва­ю­ще­го о се­бе и го­то­во­го к смер­ти за ве­ру.
Мно­го бла­го­да­рен я ему лич­но за свою судь­бу. К 8 ян­ва­ря 1926 го­да у ме­ня бы­ло два­дцать три до­про­са, всю ночь под 9 ян­ва­ря я был по­чти под непре­рыв­ным до­про­сом. Утом­лен­ный и нрав­ствен­но и физи­че­ски, я го­тов был сдать­ся на тре­бо­ва­ние сле­до­ва­те­лей, го­тов был на­кле­ве­тать на се­бя и дру­зей. Про­би­ло че­ты­ре ча­са утра, ко­гда ме­ня вы­зва­ли к сле­до­ва­те­лю. Его до­прос вер­тел­ся на од­ном ме­сте, он обыч­но тре­бо­вал вы­дать лю­дей, непри­част­ных к пись­му мит­ро­по­ли­ту Пет­ру. При­ве­ли ар­хи­епи­ско­па Ни­ко­лая. “Я тре­бую, – ска­зал вла­ды­ка, – чтобы вы оста­ви­ли в по­кое Си­до­ро­ва. Я его знаю как нерв­но­боль­но­го че­ло­ве­ка, а вам, – об­ра­тил­ся он ко мне, – я за­пре­щаю го­во­рить что бы то ни бы­ло сле­до­ва­те­лю вла­стью епи­ско­па”. Ме­ня уве­ли в ко­ри­дор, я слы­шал неисто­вую ру­гань сле­до­ва­те­ля.
Вряд ли эти мои стро­ки бу­дут про­чте­ны мно­ги­ми, но ес­ли... близ­кие про­чтут их, пусть они скло­нят­ся пе­ред див­ным ли­ком ар­хи­епи­ско­па Ни­ко­лая, неко­гда в за­стен­ках ГПУ из­ба­вив­ше­го ме­ня от са­мо­го боль­шо­го несча­стья – от вы­да­чи дру­зей вра­гам ве­ры и Церк­ви».
Свя­щен­ник Сер­гей Си­до­ров и Сер­гей Пав­ло­вич Манс­уров бы­ли то­гда осво­бож­де­ны, но ар­хи­епи­скоп Ни­ко­лай Осо­бым Со­ве­ща­ни­ем при Кол­ле­гии ОГПУ 21 мая 1926 го­да был при­го­во­рен к трем го­дам ссыл­ки в Си­бирь. По­сле окон­ча­ния ссыл­ки ему бы­ло раз­ре­ше­но сво­бод­ное про­жи­ва­ние вез­де, кро­ме ше­сти круп­ных го­ро­дов, с при­креп­ле­ни­ем к опре­де­лен­но­му ме­сту жи­тель­ства на три го­да.
Ко­гда срок юри­ди­че­ско­го по­ра­же­ния в пра­вах за­кон­чил­ся, ар­хи­епи­скоп Ни­ко­лай по­се­лил­ся в Москве. Во вре­мя го­не­ний 1937 го­да вла­сти ста­ви­ли сво­ей це­лью уни­что­же­ние боль­шин­ства свя­щен­но­цер­ков­но­слу­жи­те­лей и для это­го опра­ши­ва­ли всех тех, кто мог бы стать сви­де­те­лем об­ви­не­ния. 10 но­яб­ря 1937 го­да со­труд­ни­ки НКВД до­про­си­ли од­но­го из мос­ков­ских свя­щен­ни­ков, ко­то­рый по­ка­зал, что знал ар­хи­епи­ско­па Ни­ко­лая с 1924 го­да, слу­жа с ним в раз­ных хра­мах Моск­вы. Ар­хи­епи­скоп Ни­ко­лай – один из са­мых ав­то­ри­тет­ней­ших ар­хи­ере­ев Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. Бу­дучи дол­гое вре­мя свя­щен­ни­ком Алек­сан­дров­ско­го во­ен­но­го учи­ли­ща, он имел боль­шое вли­я­ние на юн­ке­ров и до се­го вре­ме­ни тес­но свя­зан с быв­ши­ми во­ен­ны­ми кру­га­ми. Что ка­са­ет­ся ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти ар­хи­епи­ско­па, то он неод­но­крат­но за­яв­лял, что «Рус­ская Пра­во­слав­ная Цер­ковь и весь рус­ский на­род пе­ре­жи­ва­ют тя­же­лое по­ло­же­ние ис­клю­чи­тель­но по сво­ей про­сто­те и недаль­но­вид­но­сти, до­ве­ри­лись раз­лич­ным про­хо­дим­цам, и вот ре­зуль­тат, у вла­сти сто­ит “апо­ка­лип­ти­че­ский зверь”, ко­то­рый рас­прав­ля­ет­ся с рус­ским на­ро­дом и ду­хо­вен­ством». Доб­ро­нра­вов сре­ди окру­жа­ю­щих го­во­рил так­же о необ­хо­ди­мо­сти за­щи­ты Церк­ви и ду­хо­вен­ства, за­яв­ляя, что «каж­дый ве­ру­ю­щий дол­жен про­ти­во­дей­ство­вать ме­ро­при­я­ти­ям со­вет­ской вла­сти, не до­пус­кать за­кры­вать церк­ви, со­би­рать под­пи­си, по­да­вать жа­ло­бы, а са­мое глав­ное, что ду­хо­вен­ство долж­но разъ­яс­нять ве­ру­ю­щим смысл про­ис­хо­дя­щих со­бы­тий... что со­вет­ская власть есть яв­ле­ние вре­мен­ное...».
27 но­яб­ря вла­сти аре­сто­ва­ли вла­ды­ку и за­клю­чи­ли в Бу­тыр­скую тюрь­му. На до­про­се сле­до­ва­тель спро­сил ар­хи­епи­ско­па:
– Ка­кое уча­стие вы при­ни­ма­ли в ра­бо­те По­мест­но­го Со­бо­ра Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви?
– Я был чле­ном По­мест­но­го Со­бо­ра Пра­во­слав­ной Церк­ви, в ра­бо­тах ко­то­ро­го при­ни­мал де­я­тель­ное уча­стие, вхо­дя в так на­зы­ва­е­мую про­фес­сор­скую груп­пу.
– Ко­гда и где вы встре­ча­ли Са­ха­ро­ва, Стад­ниц­ко­го и Да­мас­ки­на?
– Епи­скоп Афа­на­сий Са­ха­ров яв­лял­ся мо­им по­мощ­ни­ком по управ­ле­нию Вла­ди­мир­ской епар­хи­ей, су­дил­ся по об­ви­не­нию в контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти. По­сле его воз­вра­ще­ния из ссыл­ки он за­ез­жал ко мне в Моск­ву на­ве­стить ме­ня и по­лу­чить от ме­ня ука­за­ния на свою даль­ней­шую пас­тыр­скую де­я­тель­ность. С епи­ско­пом Да­мас­ки­ным Цед­ри­ком я по­зна­ко­мил­ся в ссыл­ке, по­сле его воз­вра­ще­ния из ссыл­ки он за­ез­жал ко мне в Моск­ву на­ве­стить ме­ня. Мит­ро­по­лит Ар­се­ний Стад­ниц­кий – мой еди­но­мыш­лен­ник, он по­се­щал ме­ня в Москве, где мы с ним об­суж­да­ли со­здав­ше­е­ся тя­же­лое по­ло­же­ние по управ­ле­нию Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью.
– Вы об­ви­ня­е­тесь как участ­ник контр­ре­во­лю­ци­он­ной ор­га­ни­за­ции цер­ков­ни­ков.
– Нет, это я от­ри­цаю.
– След­ствие рас­по­ла­га­ет дан­ны­ми, что вы яв­ля­е­тесь участ­ни­ком контр­ре­во­лю­ци­он­ной мо­нар­хи­че­ской ор­га­ни­за­ции цер­ков­ни­ков, и тре­бу­ет от вас прав­ди­вых по­ка­за­ний.
– Я это от­ри­цаю, я при­знаю лишь то, что встре­чал­ся с епи­ско­пом Да­мас­ки­ным Цед­ри­ком, мит­ро­по­ли­том Ар­се­ни­ем Стад­ниц­ким и епи­ско­пом Афа­на­си­ем Са­ха­ро­вым, ко­то­рые в про­шлом бы­ли су­ди­мы по об­ви­не­нию в контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти.
На этом до­прос был за­кон­чен. 7 де­каб­ря 1937 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла вла­ды­ку к рас­стре­лу. Ар­хи­епи­скоп Ни­ко­лай (Доб­ро­нра­вов) был рас­стре­лян 10 де­каб­ря 1937 го­да и по­гре­бен в без­вест­ной об­щей мо­ги­ле на по­ли­гоне Бу­то­во под Моск­вой.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка Мос­ков­ской епар­хии. Но­ябрь». Тверь, 2003 год, стр. 264–273.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru