Свя­щен­но­му­че­ник Ни­ко­лай ро­дил­ся 30 мар­та 1877 го­да в го­ро­де Москве в се­мье свя­щен­ни­ка Вла­ди­ми­ра Пав­ло­ви­ча и его су­пру­ги Ека­те­ри­ны Алек­се­ев­ны Бе­не­во­лен­ских[1]. Отец Вла­ди­мир слу­жил в хра­ме в честь пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка, сме­нив здесь сво­е­го те­стя, свя­щен­ни­ка Алек­сея Пет­ро­ви­ча Со­ло­вье­ва, от­ца бу­ду­ще­го стар­ца иерос­хи­мо­на­ха Алек­сия[a]. Ни­ко­лай стал впо­след­ствии его лю­би­мым пле­мян­ни­ком и в свою оче­редь очень лю­бил от­ца Алек­сия и во вре­мя уче­бы в Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии ед­ва ли не каж­дое вос­кре­се­нье по­се­щал его. Ле­том 1897 го­да ста­рец, то­гда еще про­то­и­е­рей Фе­о­дор, ез­дил вме­сте с ним вы­би­рать се­бе ме­сто для жиз­ни в мо­на­ше­стве.
«При­е­ха­ли мы с ним к Тро­и­це, – вспо­ми­нал впо­след­ствии иерос­хи­мо­нах Алек­сий, – от­ту­да взя­ли из­воз­чи­ка и по­еха­ли в Па­рак­лит. День был жар­кий, сол­неч­ный; мы еха­ли, все углуб­ля­ясь в лес, и чем даль­ше мы еха­ли, тем глу­ше ста­но­ви­лось: кру­гом все лес и та­кая бла­го­дать, что ты се­бе пред­ста­вить не мо­жешь! Всю­ду зе­лень, де­ре­вья, тра­ва, цве­ты, зем­ля­ни­кой в воз­ду­хе пахнет; солн­це све­тит сквозь ча­щу вет­вей, птич­ки по­ют, а кро­ме их го­ло­сов, кру­гом пол­ная ти­ши­на и без­лю­дье, серд­цу так лег­ко, так хо­ро­шо от ти­ши­ны. “Вот, – го­во­рю я пле­мян­ни­ку, – где мо­жет быть на­сто­я­щее жи­тие мо­на­ше­ское”. Вско­ре уви­де­ли мы ка­кие-то стро­е­ния. Смот­рим – де­ре­вян­ные до­ми­ки про­стые и цер­ковь, и все они об­не­се­ны де­ре­вян­ным за­бо­ром. Вхо­дим в пу­стынь: кру­гом ни ду­ши, буд­то ни­кто здесь и не жи­вет: обо­шли мы все стро­е­ния – ни­ко­го. На­ко­нец, на­толк­ну­лись на од­но­го мо­на­ха, шед­ше­го в оби­тель с ко­сой на пле­че, ви­ди­мо с ра­бо­ты. Мы к нему: “Где бра­тия?” – спра­ши­ва­ем. “На ра­бо­те, на лу­гу, се­но ко­сят”. – “Мож­но цер­ковь по­смот­реть?” Объ­яс­ня­ем, кто мы та­кие. “Мож­но, – го­во­рит, – сей­час бу­дет ве­чер­ня, я сам иду к ве­черне, я ведь по­но­марь”, – а сам с тру­дом пе­ре­сту­па­ет от уста­ло­сти... От­пер он нам цер­ковь, мы во­шли в нее, очень она мне по­нра­ви­лась. “Вот, – по­ду­мал я, – где мо­лить­ся хо­ро­шо!” Ста­ли мы сбо­ку, ждем на­ча­ла служ­бы. Ви­дим: вхо­дит ста­рый инок, та­кой сми­рен­ный и скром­ный, ста­но­вит­ся в сто­роне, в уг­лу, вме­сте с бра­ти­ей – это, ока­за­лось, сам игу­мен, и ста­рец там был, то­же за­ме­ча­тель­ной жиз­ни по­движ­ник, и то­же встал сми­рен­но по­за­ди всех. И бра­тия все, хо­тя, ви­ди­мо, уста­лые, толь­ко с по­слу­ша­ния при­шли, а сто­ят с пол­ным вни­ма­ни­ем и бла­го­го­ве­ни­ем. Служ­ба идет так чин­но и чте­ние устав­ное – гром­кое, яв­ствен­ное, и пе­ние строй­ное, неспеш­ное; очень мне все это по ду­ше бы­ло, и ду­ма­лось мне, ес­ли бу­дет на то во­ля Бо­жия – вот где я най­ду успо­ко­е­ние...»[2]
Про­мысл Бо­жий, од­на­ко, на­пра­вил пу­ти стар­ца в Смо­лен­скую Зо­си­мо­ву пу­стынь Вла­ди­мир­ской гу­бер­нии, но он на­все­гда со­хра­нил бла­го­дар­ные вос­по­ми­на­ния о Па­рак­ли­те. Со­хра­нил он и лю­бовь к пле­мян­ни­ку, став­ше­му впо­след­ствии весь­ма ува­жа­е­мым пас­ты­рем, так что по­сле смер­ти иерос­хи­мо­на­ха Алек­сия, по­сле­до­вав­шей в 1928 го­ду, мно­гие из его ду­хов­ных де­тей ста­ли окорм­лять­ся у от­ца Ни­ко­лая.
В 1892 го­ду Ни­ко­лай окон­чил ду­хов­ное учи­ли­ще, в 1898-м – Мос­ков­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и по­сту­пил в Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию. Об­ща­ясь с от­цом Алек­си­ем, по­се­щая Зо­си­мо­ву пу­стынь и хра­мы Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры, Ни­ко­лай стал скло­нять­ся к то­му, чтобы по­свя­тить се­бя все­це­ло Гос­по­ду в мо­на­ше­ском зва­нии, и, про­хо­дя IV курс ака­де­мии, в 1901 го­ду на­пра­вил про­ше­ние рек­то­ру, епи­ско­пу Ар­се­нию (Стад­ниц­ко­му), в ко­то­ром пи­сал: «С ран­них лет чув­ствуя лю­бовь к Церк­ви и ее свя­тым уста­вам, я при­вык под ее по­кро­вом ис­кать по­коя и за­ступ­ле­ния. В на­сто­я­щее вре­мя это, преж­де ин­стинк­тив­ное чув­ство пе­ре­шло в со­зна­тель­ное, и я, на­сколь­ко поз­во­ли­ло мне еще ма­лое на­блю­де­ние над со­бой, убе­дил­ся, что без бла­го­дат­ной по­мо­щи Церк­ви, без ее осо­бо­го ру­ко­вод­ства я ни­где не мо­гу най­ти се­бе по­коя и уте­ше­ния, а ме­тусь и вол­ну­юсь, как ко­рабль, но­си­мый вол­на­ми. Близ­ко же – вре­мя, ко­гда я дол­жен бу­ду от­пра­вить­ся в мир, в это, по вы­ра­же­нию цер­ков­ной пес­ни, жи­тей­ское мо­ре. Кто же на­пра­вит ме­ня по вол­нам это­го мо­ря, кто бу­дет мо­им корм­чим, кто спа­сет и за­щи­тит, ко­гда ко­рабль бу­дет по­гру­жать­ся вол­на­ми? Я ве­рю и на­де­юсь, что в ино­че­ской жиз­ни, в ду­хов­ном об­ще­нии с людь­ми опыт­ны­ми в ду­хов­ной жиз­ни, в мо­лит­вен­ном на­стро­е­нии я най­ду ду­шев­ный по­кой и си­лу, столь необ­хо­ди­мые для успе­ха в даль­ней­шей де­я­тель­но­сти слу­же­ния Свя­той Церк­ви»[3].
Епи­скоп Ар­се­ний дал пре­крас­ную ха­рак­те­ри­сти­ку сво­е­му сту­ден­ту, и мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Вла­ди­мир (Бо­го­яв­лен­ский)[b] бла­го­сло­вил по­стричь Ни­ко­лая в мо­на­ше­ство. Но, ре­шив­шись на при­ня­тие мо­на­ше­ства, Ни­ко­лай стал за­тем со­мне­вать­ся в по­силь­но­сти это­го пу­ти для се­бя и вско­ре от­ка­зал­ся от бла­го­го на­ме­ре­ния. Обе­ты, в серд­це дан­ные Бо­гу, пусть и не за­вер­шив­ши­е­ся по­стри­гом, все же жи­ли в ду­ше и не раз, ве­ро­ят­но, им вспо­ми­на­лись – рас­кры­тые объ­я­тия От­ча, к ко­то­рым устре­мив­шись то­гда, он вне­зап­но оста­но­вил­ся. И как это тя­же­ло ока­за­лось по­том, ко­гда при­шлось в дни ис­то­ри­че­ские штор­ма, ко­гда на Ко­рабль Цер­ков­ный на­ле­га­ла на­во­дя­щая ужас сти­хия, за­бо­тить­ся не об од­ном лишь небес­ном, а, имея на по­пе­че­нии срод­ни­ков, стра­да­ю­щих вме­сте с ним, и о зем­ном.
Окон­чив в 1902 го­ду Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию, он был на­прав­лен пре­по­да­ва­те­лем бо­го­сло­вия в Ор­лов­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию. В 1909 го­ду Ни­ко­лай Вла­ди­ми­ро­вич же­нил­ся на де­ви­це Аг­нии, до­че­ри свя­щен­ни­ка Вла­ди­ми­ра Ан­дре­еви­ча Вос­кре­сен­ско­го, слу­жив­ше­го в хра­ме Смо­лен­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри на Смо­лен­ской пло­ща­ди в Москве. В том же го­ду Ни­ко­лай Вла­ди­ми­ро­вич на­пра­вил про­ше­ние мит­ро­по­ли­ту Мос­ков­ско­му Вла­ди­ми­ру с прось­бой при­нять его в Мос­ков­скую епар­хию и 27 ав­гу­ста 1909 го­да был на­зна­чен свя­щен­ни­ком к Ни­ко­ла­ев­ской, что в Но­вой сло­бо­де, церк­ви в Москве и в том же го­ду ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка к этой церк­ви.
Став свя­щен­ни­ком, отец Ни­ко­лай сра­зу же опре­де­лил свое от­но­ше­ние к пас­тыр­ской де­я­тель­но­сти, что это преж­де все­го слу­же­ние ве­ру­ю­ще­му на­ро­ду. Мно­гие из его при­хо­жан бы­ли небо­га­ты, и им отец Ни­ко­лай по­мо­гал ма­те­ри­аль­но, он ни­ко­гда не брал пла­ту за тре­бы, ко­гда ви­дел, что лю­ди огра­ни­че­ны в сред­ствах.
В 1917 го­ду отец Ни­ко­лай был на­зна­чен в храм пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка, где слу­жи­ли ко­гда-то его дед и отец, и за­тем был на­сто­я­те­лем это­го хра­ма до его за­кры­тия. Несколь­ко раз он слу­жил здесь с Пат­ри­ар­хом Ти­хо­ном, ко­то­рый при­ез­жал в храм на пре­столь­ные празд­ни­ки.
В 1921 го­ду отец Ни­ко­лай был на­граж­ден на­перс­ным кре­стом, в 1923-м – воз­ве­ден в сан про­то­и­е­рея, в 1926-м – на­граж­ден кре­стом с укра­ше­ни­я­ми, в 1929‑м – па­ли­цей. В 1929 го­ду храм пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка был без­бож­ни­ка­ми за­крыт, и отец Ни­ко­лай пе­ре­шел слу­жить в рас­по­ла­гав­ший­ся непо­да­ле­ку храм По­кро­ва Бо­жи­ей ма­те­ри на Лы­щи­ко­вой го­ре.
Про­то­и­е­рей Ни­ко­лай, слу­жа в хра­ме пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка и за­тем в По­кров­ском, жил с се­мьей в квар­ти­ре на Ни­ко­ло­ям­ской ули­це, где на­хо­дил­ся храм пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка. В 1918 го­ду у се­мьи свя­щен­ни­ка ото­бра­ли часть ком­нат, все­лив в квар­ти­ру се­мью ра­бо­чих; се­мье свя­щен­ни­ка бы­ли остав­ле­ны толь­ко две ком­на­ты. В этой же квар­ти­ре в од­ной из ком­нат жи­ли брат от­ца Ни­ко­лая, уче­ный, и сест­ра, биб­лио­те­карь. В на­ча­ле трид­ца­тых го­дов к ра­бо­чим при­е­хал по­го­стить их род­ствен­ник из де­рев­ни, ко­то­рый до­нес вла­стям, что в квар­ти­ре жи­вет свя­щен­ник и за­ни­ма­ет две ком­на­ты, и по­тре­бо­вал его вы­се­ле­ния. Ра­бот­ни­ки жи­лищ­но­го управ­ле­ния, со­чув­ство­вав­шие от­цу Ни­ко­лаю, по­со­ве­то­ва­ли ему по­ме­нять­ся ком­на­той с бра­том, оста­вив ему и де­тей, как бы на ижди­ве­ние, и та­ким об­ра­зом ула­дить кон­фликт. Так свя­щен­ник и сде­лал: по­ме­нял­ся ком­на­та­ми с бра­том, по­се­лив­шись всей се­мьей в од­ной ком­на­те. Од­на­ко ра­бо­чий по­дал в суд на свя­щен­ни­ка, чтобы то­го во­об­ще вы­се­ли­ли вме­сте с се­мьей из квар­ти­ры как лю­дей, идей­но чуж­дых уста­нов­кам со­вет­ской вла­сти. Суд при­нял сто­ро­ну жа­лоб­щи­ка и по­тре­бо­вал от свя­щен­ни­ка вы­ехать из квар­ти­ры вме­сте с се­мьей в де­ся­ти­днев­ный срок.
Отец Ни­ко­лай об­ра­тил­ся к при­ход­ско­му со­ве­ту По­кров­ско­го хра­ма с прось­бой: вы­де­лить ему по­ме­ще­ние под хра­мом, от­ре­мон­ти­ро­вав его, а что храм из­дер­жит на ре­монт, то он по­сте­пен­но по­ста­ра­ет­ся вы­пла­тить, так как упла­тить сра­зу у него нет воз­мож­но­сти за от­сут­стви­ем средств. Но при­ход­ской со­вет от­ка­зал свя­щен­ни­ку, и от­цу Ни­ко­лаю при­шлось уехать в Сер­ги­ев По­сад, где его хо­ро­шо зна­ли как род­ствен­ни­ка стар­ца Алек­сия. Но и здесь ему не сра­зу уда­лось най­ти квар­ти­ру: он хо­дил по го­ро­ду в ря­се, и хо­зя­е­ва от­ка­зы­ва­лись сда­вать свя­щен­ни­ку ком­на­ту. На­ко­нец кто-то по­со­ве­то­вал пой­ти к ста­ро­сте хра­ма свя­тых апо­сто­лов Пет­ра и Пав­ла, где слу­жи­ли в то вре­мя лавр­ские мо­на­хи. Здесь се­мью свя­щен­ни­ка при­ня­ли, а за­тем их при­гла­сил к се­бе ста­ро­ста Ильин­ско­го хра­ма, у ко­то­ро­го был двух­этаж­ный дом, и ниж­ний этаж, где бы­ло три ком­на­ты, пу­сто­вал. Из Сер­ги­е­ва По­са­да отец Ни­ко­лай ез­дил на служ­бы в По­кров­ский храм. Ино­гда он но­че­вал у бра­та, ино­гда – у ко­го-ни­будь из при­хо­жан. Од­на из при­хо­жа­нок, вы­шед­шая за­муж за пре­по­да­ва­те­ля во­ен­ной ака­де­мии, пред­ло­жи­ла ему оста­нав­ли­вать­ся у них. Ее муж ска­зал то­гда от­цу
Ни­ко­лаю: «Ба­тюш­ка, не хо­ди­те и не уни­жай­тесь, мой ка­бинет все­гда к ва­шим услу­гам!» И с это­го вре­ме­ни отец Ни­ко­лай стал оста­нав­ли­вать­ся у них.
В 1932 го­ду в квар­ти­ру, ко­то­рую отец Ни­ко­лай сни­мал с се­мьей в Сер­ги­е­вом По­са­де, при­шли с обыс­ком. Аг­ния Вла­ди­ми­ров­на спро­си­ла со­труд­ни­ков ОГПУ, что им нуж­но, они от­ве­ти­ли – «ли­те­ра­ту­ру»; они пе­ре­во­ро­ши­ли ве­щи, пе­ре­тряс­ли дет­ские иг­руш­ки и, ни­че­го не най­дя, ушли. Аг­ния Вла­ди­ми­ров­на по­сла­ла дочь Ве­ру в Моск­ву в По­кров­ский храм, где слу­жил отец Ни­ко­лай, пре­ду­пре­дить, чтобы он не при­ез­жал в эти дни, так как до­ма был обыск и его мо­гут аре­сто­вать. Ве­ра тут же со­бра­лась и по­еха­ла. Брат Ве­ры, ко­то­рый был стар­ше ее на шесть лет, при­слу­жи­вал от­цу в ал­та­ре, и отец Ни­ко­лай, уви­дев дочь, по­слал его спро­сить, что слу­чи­лось. Она со­об­щи­ла, что до­мой при­хо­ди­ли с обыс­ком и мо­гут аре­сто­вать от­ца. В те­че­ние неде­ли отец Ни­ко­лай оста­вал­ся жить в Москве и не при­ез­жал к се­мье в Сер­ги­ев По­сад.
В 1933 го­ду вла­сти аре­сто­ва­ли на­сто­я­те­ля Воз­не­сен­ской церк­ви в Сер­ги­е­вом По­са­де, и про­то­и­е­рей Ни­ко­лай по­дал про­ше­ние, чтобы его пе­ре­ве­ли в этот храм. При­хо­жане По­кров­ско­го хра­ма вы­ра­зи­ли неудо­воль­ствие, что свя­щен­ник остав­ля­ет при­ход, но отец Ни­ко­лай все же пе­ре­шел слу­жить в Воз­не­сен­ский храм, по­то­му что по­езд­ки из По­са­да в Моск­ву ста­но­ви­лись для него все опас­нее, так как он не имел ни­ка­ких до­ку­мен­тов: в Москве в ми­ли­ции тре­бо­ва­ли, чтобы он по­лу­чал их по фак­ти­че­ско­му ме­сту жи­тель­ства, а в По­са­де тре­бо­ва­ли до­ку­мен­ты с ме­ста его ра­бо­ты в Москве.
В 1934 го­ду про­то­и­е­рей Ни­ко­лай был на­граж­ден мит­рой. Во все вре­мя сво­е­го слу­же­ния отец Ни­ко­лай все­гда го­во­рил про­по­ве­ди, за­ча­стую ма­ло учи­ты­вая враж­деб­ную Церк­ви по­зи­цию со­вет­ской вла­сти, и его су­пру­га неод­но­крат­но про­си­ла его, чтобы он воз­дер­жал­ся от про­по­ве­дей, но не про­по­ве­до­вать отец Ни­ко­лай не мог; он по­сто­ян­но чи­тал ду­хов­ную ли­те­ра­ту­ру и счи­тал сво­им дол­гом до­не­сти сло­во прав­ды и зна­ния до сво­их при­хо­жан. Вре­мя бы­ло ли­хое, и со дня на день мож­но бы­ло ожи­дать аре­ста. Од­на­жды глу­хой но­чью в их квар­ти­ру по­сту­ча­ли. Аг­ния Вла­ди­ми­ров­на от­кры­ла дверь. На по­ро­ге сто­я­ли два незна­ко­мых че­ло­ве­ка, и один из них ска­зал: «Ба­тюш­ка, мы при­е­ха­ли к вам, в де­ревне у нас уми­ра­ет мать, про­сит при­ча­стить. Мы от­ка­зать ей не мо­жем, по­это­му мы при­е­ха­ли на те­ле­ге за ва­ми. По­жа­луй­ста, при­ча­сти­те». Отец Ни­ко­лай за­ко­ле­бал­ся: нет ли тут ка­ко­го об­ма­на, и неко­то­рое вре­мя мол­чал, и то­гда за­го­во­ри­ла су­пру­га: «Ты не име­ешь пра­ва от­ка­зы­вать! Ведь ты же едешь со Свя­ты­ми Да­ра­ми! Че­го ж ты бо­ишь­ся! Те­бя Гос­подь со­хра­нит!.. По­ез­жай!» Отец Ни­ко­лай тут же со­брал­ся, по­ехал, ис­по­ве­дал и при­ча­стил уми­ра­ю­щую.
В 1939 го­ду в Воз­не­сен­ский храм был на­зна­чен по­чет­ным на­сто­я­те­лем бла­го­чин­ный из го­ро­да Мо­жай­ска про­то­и­е­рей Фе­дор Ка­зан­ский, имев­ший весь­ма дур­ную сла­ву в Мо­жай­ске. К от­цу Ни­ко­лаю на ис­по­ведь по­до­шла то­гда жен­щи­на и со­об­щи­ла, что она спе­ци­аль­но при­е­ха­ла его пре­ду­пре­дить, что этот свя­щен­ник чрез­вы­чай­но опа­сен и цер­ков­ным лю­дям уже при­нес мно­го зла в Мо­жай­ске, а об от­це Ни­ко­лае они слы­ша­ли толь­ко хо­ро­шее, и по­сколь­ку к нему при­ез­жа­ет мно­го ду­хов­ных де­тей из Моск­вы, ему на­до быть осто­рож­ней. Это из­ве­стие весь­ма опе­ча­ли­ло от­ца Ни­ко­лая, и он стал ду­мать, как ему из­быть оче­ред­ную бе­ду. А но­вый на­сто­я­тель – сек­рет­ный осве­до­ми­тель НКВД по клич­ке Ле­бе­дев – сра­зу же при­нял­ся за «ра­бо­ту».
«Алек­се­ев­щи­на, – со­об­щал он 1 ап­ре­ля 1939 го­да сво­е­му ку­ра­то­ру из НКВД, – это осо­бая сек­та, про­ис­хо­дя­щая от схи­мо­на­ха... из­вест­но­го ду­хов­ни­ка па­лом­ни­ков, при­ез­жа­ю­щих и при­ез­жав­ших в Тро­и­це-Сер­ги­е­ву Лав­ру, Алек­сия... Про­то­и­е­рей Бе­не­во­лен­ский (по­дроб­ный ма­те­ри­ал о нем мной пред­став­лял­ся)... яв­ля­ет­ся по пло­ти и кро­ви пле­мян­ни­ком... Алек­сия... и в пол­ном смыс­ле сло­ва не толь­ко под­ра­жа­ет ему, но ти­пич­но ста­ра­ет­ся ему упо­до­бить­ся, его оли­це­тво­рять, дей­ство­вать в при­хо­де имен­но в этом на­прав­ле­нии, осу­ществ­лять де­я­тель­ность Алек­сия. Весь фа­на­тизм, вся контр­ре­во­лю­ция, то есть та­кая, ка­кая бы­ла в свое вре­мя в Пу­тин­ках при Ага­фоне[c], те­перь на­хо­дит­ся имен­но здесь...
Го­во­ря о Бе­не­во­лен­ском, мож­но ска­зать да­же так, что о нем имен­но и рас­про­стра­ни­лись по го­ро­ду За­гор­ску све­де­ния, что он ор­га­ни­за­тор тем­ных сил. Че­ло­век с выс­шим об­ра­зо­ва­ни­ем, кор­чит из се­бя мо­на­ха, увле­ка­ет на­род для бе­сед в тем­ные уг­лы, чи­та­ет им неиз­вест­ные книж­ки, да­ет сек­рет­ные на­став­ле­ния “втихую”...»[4]
«К на­сто­я­ще­му вре­ме­ни про­дол­жа­ет­ся и да­же уве­ли­чи­ва­ет­ся в го­ро­де За­гор­ске па­лом­ни­че­ство, – до­но­сил он в оче­ред­ной раз в НКВД. – При вы­яс­не­нии ока­зы­ва­ет­ся су­ще­ству­ю­щей ос­нов­ной при­чи­ной это­го яв­ле­ния – уко­ре­нив­ша­я­ся в го­ро­де За­гор­ске алек­се­ев­щи­на. Алек­сий – это ста­рец, схи­мо­нах, про­зор­ли­вец, из­вест­ный ду­хов­ник всех па­лом­ни­ков быв­шей Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры. Алек­се­ев­щи­на за­клю­ча­ет­ся в том же ду­хов­но-нрав­ствен­ном из­вра­щен­ном на­прав­ле­нии, ко­то­рое осу­ществ­ля­лось иоси­фов­ской груп­пой ду­хо­вен­ства – юро­ди­вы­ми и про­зор­ли­вы­ми мо­на­ха­ми. К этой имен­но груп­пе в на­сто­я­щее вре­мя осо­бен­но ост­ро вы­яв­ля­ет свою при­над­леж­ность пле­мян­ник на­зван­но­го схи­мо­на­ха Алек­сия – свя­щен­ник Воз­не­сен­ской церк­ви го­ро­да За­гор­ска отец Ни­ко­лай Вла­ди­ми­ро­вич Бе­не­во­лен­ский. Несмот­ря на то что он свя­щен­ник – по­чи­та­ет­ся как мо­нах. Он, Бе­не­во­лен­ский, для при­вле­че­ния к се­бе по­чи­та­те­лей поль­зу­ет­ся осо­бен­но свое­об­раз­ны­ми и рез­ки­ми при­е­ма­ми. Су­дя по су­ще­ству­ю­щим раз­го­во­рам, он, Бе­не­во­лен­ский, очень лю­бит част­ную ис­по­ведь... По его соб­ствен­ным сло­вам, он по­вто­ря­ет жизнь схи­мо­на­ха Алек­сия, сво­е­го дя­ди, и убеж­ден­но ему под­ра­жа­ет... Осо­бен­но ост­ро это ска­зы­ва­ет­ся в на­сто­я­щее вре­мя, в пе­ри­од по­ста – мас­со­вых ис­по­ве­дей. Осо­бен­но за­мет­но, что при­ез­жа­ю­щие па­лом­ни­ки с це­лью ис­по­ве­ди бы­ва­ют имен­но у от­ца Ни­ко­лая Бе­не­во­лен­ско­го...»[5]
По­сле по­доб­но­го ро­да до­но­сов от­ца Ни­ко­лая в ав­гу­сте 1939 го­да вы­зва­ли в За­гор­ское от­де­ле­ние НКВД, и один из со­труд­ни­ков стал рас­спра­ши­вать его о зна­ко­мых, о том, где ему при­хо­дит­ся бы­вать, о на­ло­гах, ко­то­рые при­хо­дит­ся пла­тить. В кон­це раз­го­во­ра он пред­ло­жил свя­щен­ни­ку дать под­пис­ку, что тот обя­зу­ет­ся со­об­щать в НКВД о тех ли­цах, ко­то­рые на­стро­е­ны контр­ре­во­лю­ци­он­но. Отец Ни­ко­лай ка­те­го­ри­че­ски от­ка­зал­ся; тот стал уго­ва­ри­вать, но уго­во­ры не по­дей­ство­ва­ли; то­гда со­труд­ник НКВД за­явил, что ес­ли свя­щен­ник даст под­пис­ку, то он мень­ше бу­дет пла­тить на­ло­гов, а ес­ли не даст – ему при­дет­ся пла­тить все на­ло­ги и в кон­це кон­цов он мо­жет ока­зать­ся в тюрь­ме.
Диа­воль­ское ис­ку­ше­ние по­чти все­гда за­ста­ет че­ло­ве­ка врас­плох, чтобы че­ло­век не успел по­мо­лить­ся, воз­звать за по­мо­щью к Гос­по­ду, ото­гнать злую, враж­деб­ную си­лу мо­лит­вой, чтобы не са­мо­му от­ве­тить му­чи­те­лю, но чтобы за него от­ве­тил Гос­подь. «Не за­боть­тесь, как или что ска­зать...» (Мф.10,19), – за­ве­щал Хри­стос. Диа­вол же всей мо­щью на­ле­га­ет в это вре­мя на вся­ко­го, на­де­ю­ще­го­ся на се­бя и по­то­му бес­по­мощ­но­го без Бо­жьей под­держ­ки че­ло­ве­ка, за­хва­ты­вая ду­шу раз­лич­ны­ми стра­хо­ва­ни­я­ми, ста­ра­ясь, чтобы про­яви­лось в его ду­ше ма­ло­ду­шие, и отец Ни­ко­лай по ма­ло­ду­шию дал под­пис­ку с обя­за­тель­ства­ми со­об­щать в НКВД обо всех контр­ре­во­лю­ци­он­но на­стро­ен­ных ли­цах под дан­ной ему в НКВД клич­кой «Схим­ник».
Од­на­ко па­мять о стар­це и мо­лит­ва дя­ди не оста­ви­ли его. Вый­дя из зда­ния НКВД, он до глу­би­ны ду­ши осо­знал всю ан­ти­хри­сти­ан­скую сущ­ность при­ня­то­го им пред­ло­же­ния, со­вер­шен­но для него невоз­мож­но­го, так как каж­дый шаг в эту сто­ро­ну – это путь в неиз­быв­ную без­дну, ше­ствие вслед за Иудой к по­ги­бе­ли.
Неде­лю от­вел се­бе отец Ни­ко­лай по­жить на сво­бо­де, а за­тем, со­брав все необ­хо­ди­мое для жиз­ни в тюрь­ме, явил­ся в некую мос­ков­скую квар­ти­ру, на­зна­чен­ную ему со­труд­ни­ком НКВД для кон­спи­ра­тив­ных встреч, и за­явил, что со­об­щать в НКВД о ли­цах, контр­ре­во­лю­ци­он­но на­стро­ен­ных, про­тив­но его убеж­де­ни­ям, это­го он де­лать не бу­дет. От­ца Ни­ко­лая то­гда не аре­сто­ва­ли.
21 ок­тяб­ря 1939 го­да сек­рет­ный со­труд­ник «Ле­бе­дев» встре­тил­ся со сво­им ку­ра­то­ром из НКВД; и тот за­пи­сал: «12 ян­ва­ря 1939 го­да к ис­точ­ни­ку при­хо­ди­ли пред­ста­ви­те­ли Ма­шу­тин­ско­го при­хо­да За­гор­ско­го рай­о­на... Эти ли­ца в этот день все сто­я­ли всю служ­бу в церк­ви. В этот день ис­точ­ник слу­жил, а Бе­не­во­лен­ский ис­по­ве­до­вал, и по­то­му все на­зван­ные ли­ца бы­ли у него на ис­по­ве­ди. По­сле служ­бы, тут же в церк­ви, под­хо­дят они к ис­точ­ни­ку и про­сят дать им свя­щен­ни­ков в их при­хо­ды, так как они “ду­хов­но из­го­ло­да­лись, не имея дав­но в сво­их при­хо­дах свя­щен­ни­ков и служ­бы. Вот как у вас хо­ро­шо в церк­ви, служ­ба хо­ро­шая и свя­щен­ни­ки хо­ро­шие”. “Отец Ни­ко­лай – вы­ли­тый порт­рет и ко­пия сво­е­го дя­дюш­ки, схи­мо­на­ха Алек­сия. Все мы лю­бим это­го стар­ца, а отец Ни­ко­лай нам его на­по­ми­на­ет”, – ска­за­ли они. Ис­точ­ник при­гла­сил их всех на квар­ти­ру. Здесь они на­ча­ли ру­гать кол­хо­зы, за­яв­ляя, что они “ни­че­го не да­ют кре­стья­нам, а толь­ко тре­бу­ют ра­бо­ты, цер­ков­ных празд­ни­ков не при­зна­ют, мо­лить­ся не да­ют. Так мы и ска­за­ли от­цу Ни­ко­лаю. А он на это от­ве­тил: “Ищи­те свя­щен­ни­ков для сво­их при­хо­дов. Бу­дут свя­щен­ни­ки – бу­дет служ­ба, и то­гда все пой­дут мо­лить­ся, и кол­хоз­ни­ки пой­дут в хра­мы, несмот­ря на все за­пре­ще­ния...” Бе­не­во­лен­ский вну­ша­ет кол­хоз­ни­кам и кол­хоз­ни­цам, при­хо­дя­щим к нему, что “кол­хо­зы – вра­же­ское са­та­нин­ское де­ло, что они – сеть, ко­то­рая, по Свя­щен­но­му Пи­са­нию, бу­дет на­ки­ну­та на лю­дей пе­ред кон­чи­ной ми­ра...” Он вну­ша­ет сво­им по­чи­та­те­лям и в осо­бен­но­сти по­чи­та­тель­ни­цам из кол­хоз­ниц, чтобы они, несмот­ря на все за­пре­ще­ния со­вет­ской вла­сти, со­блю­да­ли все цер­ков­ные празд­ни­ки. И дей­стви­тель­но, все пре­дан­ные ему кол­хоз­ни­ки и кол­хоз­ни­цы со­блю­да­ют все цер­ков­ные празд­ни­ки... И этим со­блю­де­ни­ем... ре­ли­ги­оз­ных празд­ни­ков... при­но­сят весь­ма су­ще­ствен­ный вред го­су­дар­ству и своевре­мен­но­му со­би­ра­нию уро­жая... Сверх это­го, Бе­не­во­лен­ский го­во­рит, что не нуж­но бо­роть­ся с ни­ще­той (на­про­тив, нуж­но по­да­вать всем ни­щим ми­ло­сты­ню), он за­яв­ля­ет, что раз­но­го ро­да ли­ше­ния и стра­да­ния по­сы­ла­ют­ся Бо­гом за гре­хи, что от на­ка­за­ния за гре­хи мо­жет спа­сти толь­ко ве­ра во Хри­ста Ис­ку­пи­те­ля... Кро­ме то­го, Бе­не­во­лен­ский вну­ша­ет ис­по­ве­ду­ю­щим­ся, чтобы они бо­лее за­бо­ти­лись о спа­се­нии сво­ей ду­ши, об от­кры­тии хра­мов и о при­ис­ка­нии свя­щен­ни­ков в те хра­мы, кои не функ­ци­о­ни­ру­ют... Та­ким об­ра­зом, этим ча­да ду­хов­ные Бе­не­во­лен­ско­го пре­вра­ща­ют­ся по его со­ве­ту в хо­до­ков: они ез­дят в Моск­ву в Пат­ри­ар­хию, ищут свя­щен­ни­ков для сво­их хра­мов. Все это из­вест­но ис­точ­ни­ку со слов кол­хоз­ни­ков и кол­хоз­ниц – ду­хов­ных чад Бе­не­во­лен­ско­го, спи­сок ко­их при сем при­ла­гаю...»[6]
Чув­ствуя, что об­ста­нов­ка сгу­ща­ет­ся и мо­жет при­ве­сти к аре­сту, отец Ни­ко­лай все ча­ще стал раз­ду­мы­вать над тем, как из­ба­вить­ся от опас­но­го со­сед­ства с осве­до­ми­те­лем. В 1939 го­ду аре­сто­ва­ли вто­ро­го свя­щен­ни­ка Ильин­ско­го хра­ма, и отец Ни­ко­лай ре­шил про­сить­ся ту­да. При­дя к на­сто­я­те­лю Ильин­ско­го хра­ма, он по­про­сил взять его к се­бе в при­чт, на­пря­мую на­звав и при­чи­ну, не зная то­гда, что и тот яв­ля­ет­ся та­ким же осве­до­ми­те­лем.
С ок­тяб­ря 1939 го­да отец Ни­ко­лай стал слу­жить в Ильин­ской церк­ви. Про­то­и­е­рей Фе­дор Ка­зан­ский, од­на­ко, не остав­лял его сво­им вни­ма­ни­ем и стал за­хо­дить к нему до­мой. При­дет, бы­ва­ло, и ска­жет: «Ба­тюш­ка, а я вот гу­лял и ре­шил вас на­ве­стить. Что это о вас ни­че­го не слыш­но дав­но. Вот и ре­шил вас на­ве­стить». И при­хо­ди­лось его при­ни­мать и от­ве­чать на его до­су­жие во­про­сы. Отец Ни­ко­лай с тру­дом то­гда скры­вал тре­во­гу, а су­пру­га ста­ра­лась при­нять про­то­и­е­рея Фе­до­ра с лю­бо­вью, ока­зать ему хри­сти­ан­ское го­сте­при­им­ство, на­по­ить его ча­ем и по­лу­чить от Хри­ста Спа­си­те­ля на­гра­ду за ока­за­ние го­сте­при­им­ства вра­гу.
В кон­це кон­цов на ос­но­ва­нии его до­не­се­ний 9 ян­ва­ря 1940 го­да бы­ло вы­пи­са­но по­ста­нов­ле­ние на арест про­то­и­е­рея Ни­ко­лая Бе­не­во­лен­ско­го, в ко­то­ром вкрат­це бы­ли по­вто­ре­ны фор­му­ли­ров­ки до­нос­чи­ка.
Про­то­и­е­рей Ни­ко­лай в дни слу­же­ния вста­вал очень ра­но и в пять ча­сов утра уже от­прав­лял­ся из до­ма в храм, по­то­му что ид­ти при­хо­ди­лось пеш­ком. 11 ян­ва­ря 1940 го­да в шесть ча­сов утра в дом, где жил свя­щен­ник с се­мьей, по­сту­ча­ли со­труд­ни­ки НКВД – свер­ху на­бро­ше­но штат­ское паль­то, под ним – во­ен­ная фор­ма.
– Мы к вам, – ска­зал один из них, – вот ор­дер на арест. Мы долж­ны сде­лать обыск. Где на­хо­дит­ся Ни­ко­лай Вла­ди­ми­ро­вич?
– Его нет. Ушел слу­жить в цер­ковь, – от­ве­ти­ла Аг­ния Вла­ди­ми­ров­на.
– Как? Так ра­но?
– Да. Так ра­но. Он ра­но ухо­дит. В шесть ча­сов служ­ба.
Они пе­ре­гля­ну­лись, и один из них ска­зал:
– Ну, нач­нем обыск.
Ста­ли пе­ре­во­ра­чи­вать ве­щи, в ос­нов­ном за­би­рая пись­ма. За­тем, рас­спро­сив, где на­хо­дит­ся храм, двое со­труд­ни­ков на­пра­ви­лись ту­да, а один остал­ся сто­ро­жить в квар­ти­ре. Отец Ни­ко­лай в это вре­мя слу­жил. Чтобы не под­ни­мать из­лиш­не­го шу­ма, му­чи­те­ли да­ли ему за­вер­шить ли­тур­гию, за­тем бы­ло со­вер­ше­но от­пе­ва­ние школь­ной учи­тель­ни­цы, ко­то­рая учи­ла де­тей от­ца Ни­ко­лая част­ным по­ряд­ком, так как вла­сти не до­пус­ка­ли их в шко­лу и им при­хо­ди­лось сда­вать эк­за­ме­ны экс­тер­ном. Ко­гда свя­щен­ник вы­шел из хра­ма, со­труд­ни­ки НКВД по­до­шли к нему и за­яви­ли, что он аре­сто­ван и ему необ­хо­ди­мо воз­вра­тить­ся до­мой для про­дол­же­ния обыс­ка.
Обыск за­кон­чил­ся в тре­тьем ча­су дня. Пе­ред тем как уй­ти, отец Ни­ко­лай бла­го­сло­вил всех до­маш­них ико­на­ми и по­про­щал­ся. Сна­ча­ла его от­пра­ви­ли в Моск­ву во внут­рен­нюю тюрь­му НКВД, а за­тем в Та­ган­скую.
По­сле аре­ста он сра­зу же был до­про­шен; сле­до­ва­тель по­ин­те­ре­со­вал­ся его род­ствен­ни­ка­ми и зна­ко­мы­ми и в кон­це до­про­са спро­сил:
– Вы зна­ли стар­ца Алек­сия?
– Да, знал. Это мой дя­дя, брат мо­ей ма­те­ри. Он был иерос­хи­мо­на­хом Зо­си­мо­вой пу­сты­ни, в два­дца­ти ки­ло­мет­рах от За­гор­ска. По­след­нее вре­мя он про­жи­вал в го­ро­де За­гор­ске. В 1928 го­ду он умер. Как ста­рец, он имел боль­шой ав­то­ри­тет сре­ди ве­ру­ю­щих.
До­про­сы на­чи­на­лись во вто­рой по­ло­вине дня, за­кан­чи­ва­ясь глу­бо­кой но­чью, что бы­ло до­воль­но му­чи­тель­но, так как днем в тюрь­ме не да­ва­ли спать, а при­дя по­сле до­про­са в ка­ме­ру, не все­гда воз­мож­но бы­ло сра­зу уснуть.
Рас­по­ла­гая по­ка­за­ни­я­ми осве­до­ми­те­ля, сле­до­ва­тель по­нуж­дал свя­щен­ни­ка их под­твер­дить, но отец Ни­ко­лай от­ве­чал, что ан­ти­со­вет­ских раз­го­во­ров при встре­чах не ве­лось, во вся­ком слу­чае, он их не пом­нит. Но сам он ан­ти­со­вет­ские взгля­ды вы­ска­зы­вал, по­то­му что недо­во­лен со­вет­ской вла­стью, но не пом­нит, в чем они за­клю­ча­лись и ко­гда бы­ли вы­ска­за­ны.
– След­ствие не удо­вле­тво­ре­но ва­шим от­ве­том. Ес­ли вы вы­ска­зы­ва­ли ан­ти­со­вет­ские взгля­ды, то вы долж­ны пом­нить, ко­гда вы их вы­ска­зы­ва­ли, где и в при­сут­ствии ко­го.
– Я это­го не пом­ню, – по­вто­рил свя­щен­ник.
– Вы со­жа­ле­ли о цар­ской вла­сти? – спро­сил его сле­до­ва­тель.
– Да, я о цар­ской вла­сти со­жа­лел.
– Вы со­чув­ство­ва­ли со­вет­ской вла­сти?
– В пер­вые го­ды су­ще­ство­ва­ния со­вет­ской вла­сти я к ней от­но­сил­ся без­раз­лич­но. Но по­том я стал недо­во­лен со­вет­ской вла­стью и под­вер­гал кри­ти­ке ее по­ли­ти­ку.
В Та­ган­ской тюрь­ме в ка­ме­ру к от­цу Ни­ко­лаю был по­ме­щен осве­до­ми­тель, ста­рав­ший­ся вы­ве­сти свя­щен­ни­ка на от­кро­вен­ный раз­го­вор. 26 ян­ва­ря 1940 го­да он до­нес сле­до­ва­те­лю, что отец Ни­ко­лай «жа­ло­вал­ся на то, что аре­сто­вы­ва­ют свя­щен­ни­ков “ни за что”, что по­ли­ти­ка в СССР та­кая, чтобы в 1940 го­ду аре­сто­вать всех свя­щен­ни­ков. Бе­не­во­лен­ский го­во­рит, что НКВД всех свя­щен­ни­ков по­сы­ла­ет в та­кие ла­ге­ря и мест­но­сти, где они уми­ра­ют... Жа­ло­вал­ся Бе­не­во­лен­ский на “чрез­мер­ные”, по его сло­вам, на­ло­ги... Се­мья Бе­не­во­лен­ско­го, в осо­бен­но­сти его дочь стар­шая... уго­ва­ри­ва­ла от­ца не пла­тить во­все на­ло­га, так как, по ее сло­вам, от­ца долж­ны ра­но или позд­но аре­сто­вать, и то­гда день­ги, мол, все рав­но про­па­дут... Бе­не­во­лен­ский го­во­рил, что он “не хва­лил” со­вет­скую власть за то, что она яко­бы пре­сле­ду­ет цер­ков­ни­ков. Он счи­та­ет, что стар­ший свя­щен­ник в За­гор­ске – “бла­го­чин­ный” – яв­ля­ет­ся сек­рет­ным со­труд­ни­ком НКВД и “вы­да­ет свя­щен­ни­ков”, что это “низ­кий и под­лый”, по его сло­вам, че­ло­век, – пре­да­тель. Бе­не­во­лен­ский, на­хо­дясь в ка­ме­ре, по­сто­ян­но мо­лит­ся, чи­та­ет, а ино­гда впол­го­ло­са по­ет мо­лит­вы. Не со­блю­да­ет пра­ви­ла внут­рен­не­го рас­по­ряд­ка – не спит но­ча­ми, а спит ино­гда днем, за что неод­но­крат­но по­лу­ча­ет за­ме­ча­ния над­зо­ра»[7].
До­про­сы про­дол­жа­лись око­ло ме­ся­ца, в те­че­ние ко­то­ро­го сле­до­ва­тель вся­че­ски ста­рал­ся за­пу­тать свя­щен­ни­ка.
– Об­ви­ня­е­мый Бе­не­во­лен­ский, вы при­зна­ли се­бя ви­нов­ным в про­ве­де­нии ан­ти&s