Преподобномученик Макарий (Телегин) Иеромонах

Священномученики Василий Соколов, Христофор Надеждин и Александр Заозерский, преподобномученик Макарий (Телегин) и мученик Сергий Тихомиров

Вес­ной 1922 го­да на­ча­лось но­вое по­сле 1918 го­да го­не­ние на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь, ко­то­рое по за­мыс­лу без­бож­ных вла­стей ра­ди устра­ше­ния ду­хо­вен­ства и ве­ру­ю­щих долж­но бы­ло обя­за­тель­но окон­чить­ся каз­ня­ми. По­во­дом долж­но бы­ло по­слу­жить со­про­тив­ле­ние ду­хо­вен­ства изъ­я­тию цер­ков­ных цен­но­стей вне за­ви­си­мо­сти от то­го, бу­дет ли ока­за­но со­про­тив­ле­ние или не бу­дет: ни­что не дей­ству­ет так устра­ша­ю­ще, как казнь неви­нов­ных, ка­ки­ми и бы­ли об­ви­ня­е­мые – мос­ков­ские про­то­и­е­реи Ва­си­лий Со­ко­лов, Хри­сто­фор На­деж­дин и Алек­сандр За­озер­ский, иеро­мо­нах Ма­ка­рий (Те­ле­гин) и ми­ря­нин Сер­гий Ти­хо­ми­ров.

Свя­щен­но­му­че­ник Ва­си­лий ро­дил­ся 24 июля 1868 го­да в се­ле Ста­рая Сло­бо­да Алек­сан­дров­ско­го уез­да Вла­ди­мир­ской гу­бер­нии в се­мье диа­ко­на Алек­сандра Со­ко­ло­ва. В 1882 го­ду Ва­си­лий окон­чил Пе­ре­слав­ское ду­хов­ное учи­ли­ще, в 1888-м – Вифан­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и был на­зна­чен учи­те­лем цер­ков­но­при­ход­ской За­ку­беж­ской шко­лы в Алек­сан­дров­ском уез­де, ко­то­рая вско­ре, бла­го­да­ря его уси­ли­ям, ста­ла од­ной из об­раз­цо­вых в епар­хии, с об­шир­ной биб­лио­те­кой для вне­класс­но­го чте­ния.
16 де­каб­ря 1890 го­да Ва­си­лий Алек­сан­дро­вич был ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка к Хри­сто­рож­де­ствен­ской церк­ви се­ла Пу­стое Рож­де­ство Пе­ре­слав­ско­го уез­да Вла­ди­мир­ской гу­бер­нии. Во все вре­мя слу­же­ния в се­ле – с 1891-го по 1906 год – отец Ва­си­лий был за­ве­ду­ю­щим и за­ко­но­учи­те­лем цер­ков­но­при­ход­ской шко­лы.
«Хо­ро­шо жи­лось ба­тюш­ке от­цу Ва­си­лию, свя­щен­ни­ку се­ла Пу­сто­го Вла­ди­мир­ской епар­хии, так хо­ро­шо жи­лось, что луч­ше и быть не на­до. Пер­вое де­ло, бла­го­сло­вил его Гос­подь счаст­ли­вым су­пру­же­ством, – пи­сал он в опуб­ли­ко­ван­ных им в жур­на­ле «Стран­ник» вос­по­ми­на­ни­ях уже по­сле то­го, как со смер­тью су­пру­ги-по­мощ­ни­цы жизнь его рез­ко из­ме­ни­лась. – Вто­рое же де­ло, бла­го­сло­вил Бог от­ца Ва­си­лия слу­жеб­ны­ми успе­ха­ми и ма­те­ри­аль­ным до­стат­ком. Немно­го по­слу­жил во иере­ях отец Ва­си­лий в сво­ем ма­лень­ком при­хо­де, но мно­го­го до­стиг он. До­воль­ные при­хо­жане го­во­ри­ли: “И нет-то луч­ше на­ше­го ба­тюш­ки – что про­по­ве­ди ска­жет, что по­ряд­ки ве­дет, да по все­му!” Храм Бо­жий при неусып­ных за­бо­тах свя­щен­ни­ка со­дер­жал­ся все­гда в по­до­ба­ю­щем бла­го­ле­пии и бес­пре­рыв­но по­нов­лял­ся и бла­го­укра­шал­ся.
Не оби­дел Гос­подь счаст­ли­вых су­пру­гов и потом­ством. За две­на­дцать лет су­пру­же­ства они име­ли ше­сте­рых де­тей. Дет­ки рос­ли здо­ро­вые, хо­ро­шие, ра­дуя и уте­шая сво­их ро­ди­те­лей, ду­ши в них не ча­яв­ших. По­нят­но, что мно­го и за­бот, и хло­пот за­да­ва­ли де­ти ба­тюш­ке с ма­туш­кой, но по­след­ние не уны­ва­ли и не роп­та­ли на свою до­лю. Под­бод­ряя один дру­го­го в тру­дах, они не ща­ди­ли ни сил, ни здо­ро­вья, лишь бы де­ти бы­ли во всех от­но­ше­ни­ях до­воль­ны и ис­прав­ны.
Быст­ро и неза­мет­но, как во­да в ши­ро­кой мно­го­вод­ной ре­ке, тек­ла их жизнь по за­ве­ден­ной ко­лее жи­тей­ской су­е­ты, тре­вог и за­бот, в по­сто­ян­ной смене ра­до­стей и пе­ча­лей. Со­зна­вал отец Ва­си­лий, что не мо­жет так глад­ко жизнь ид­ти. Ска­за­но: “В ми­ре скорб­ны бу­де­те”, – и неда­ром, ко­неч­но, ска­за­но. Не ми­но­вать скор­бей, как спо­кой­но­му мо­рю не ми­но­вать бу­ри. Опас­на и страш­на бу­ря по­сле дол­го­го бла­го­при­ят­но­го за­ти­шья. Тяж­ки и скор­би для непри­выч­ных к ним, осо­бен­но по­сле дол­гой без­мя­теж­но-счаст­ли­вой жиз­ни. “Хоть бы крест ка­кой по­слал нам Гос­подь на ис­пы­та­ние, – втайне мо­лил­ся ба­тюш­ка, – не очень бы тя­же­лый, а чтобы не за­бы­ва­лись мы, пом­ни­ли о зем­ном уде­ле че­ло­ве­че­ском”.
Осень две­на­дца­то­го го­да свя­щен­но­слу­же­ния от­ца Ва­си­лия вы­да­лась весь­ма бла­го­при­ят­ная, но в до­ме от­ца Ва­си­лия все бы­ли на­стро­е­ны да­ле­ко не на ве­се­лый лад. Сле­зы сто­я­ли у всех в гла­зах. Де­ло в том, что сам до­мо­хо­зя­ин за­бо­лел ти­фом – та­кой бо­лез­нью, с ко­то­рой шут­ки пло­хи. Ко­неч­но, это в до­ме хо­ро­шо по­ни­ма­ли, тем бо­лее что и мест­ный врач не скры­вал се­рьез­но­сти по­ло­же­ния боль­но­го. Рас­че­ты на ор­га­низм от­ца Ва­си­лия бы­ли со­мни­тель­ны. По­то­му и об­ра­ти­лись все с сер­деч­ной моль­бой к Гос­по­ду, да воз­двигнет си­лою Сво­ею боль­но­го со смерт­но­го од­ра. Мо­ли­лись при­хо­жане о сво­ем бо­ля­щем от­це ду­хов­ном, ис­кренне про­ся из­бав­ле­ния от смерт­ной опас­но­сти: яр­ко ска­за­лась окреп­шая уже при­вя­зан­ность па­со­мых к сво­е­му ду­ше­пас­ты­рю. Мо­ли­лись креп­ко род­ствен­ни­ки от­ца Ва­си­лия, со­чув­ствуя всем серд­цем труд­но­му его по­ло­же­нию и по­ло­же­нию его се­мьи и внут­ренне со­дро­га­ясь при мыс­ли о пе­чаль­ном кон­це бо­лез­ни. Мо­ли­лись де­ти-ма­лы­ши, вы­стро­ив­шись пе­ред бож­ни­цей и усерд­но кла­ня­ясь в зем­лю.
Но тя­же­лее всех при­шлось ма­туш­ке Ила­рии. Не жа­лость, а ужас ка­кой-то охва­тил и сжал ее серд­це, как тис­ка­ми. Нет и слез, и мо­лит­ва не идет на ум, не на­хо­дит она ни в чем об­лег­че­ния, успо­ко­е­ния.
– Гос­по­ди, да что же это бу­дет с на­ми, – в от­ча­я­нии го­во­ри­ла ма­туш­ка от­цу Ва­си­лию. – Хоть бы ма­лень­ко по­жа­лел ты ме­ня и де­тей. Смот­ри-ка, ведь мы как му­хи осен­ние бро­дим по до­му.
– Что же я по­де­лаю, – от­ве­чал ба­тюш­ка. – Вид­но, то­го сто­им, то­го за­слу­жи­ли, чтобы стра­дать. Мо­жет, и уме­реть при­дет­ся; не скрою: мне очень труд­но.
– За­чем же ты ду­ма­ешь о смер­ти? Ты ду­май о жиз­ни, – по­про­бо­ва­ла вдох­но­вить ма­туш­ка му­жа. – Кто же рас­тить, кор­мить де­тей бу­дет? Что я од­на с ни­ми по­де­лаю?!
– А ты по­го­ди еще со­кру­шать­ся рань­ше вре­ме­ни. Вот умру, так на­пла­чешь­ся, на­го­рю­ешь­ся. Ко­му-ни­будь да на­до на­ча­ло де­лать, не сго­во­ришь­ся уме­реть в один час. А жить-то как без ме­ня? Про­жи­вешь, Бог даст: ста­нешь про­свир­ней здесь, ну и про­кор­мишь­ся.
– Бог с то­бой, что ты это го­во­ришь.
Боль­ше и ду­ху не хва­ти­ло раз­го­ва­ри­вать с боль­ным у ма­туш­ки. Не вы­шла, а вы­бе­жа­ла она от боль­но­го и за­ли­лась го­рю­чи­ми, неутеш­ны­ми сле­за­ми.
Но вдруг сре­ди са­мо­го пла­ча ма­туш­ку осе­ни­ла ка­кая-то мысль, точ­но при­шло ей на ум вер­ное сред­ство по­мочь бе­де сво­ей. Она на­пра­ви­лась к бож­ни­це, скло­ни­лась там на ко­ле­ни пред об­ра­за­ми и ста­ла го­ря­чо-го­ря­чо мо­лить­ся. Не обык­но­вен­ны­ми, за­учен­ны­ми мо­лит­ва­ми мо­ли­лась она, но са­ма сла­га­ла свою скорб­ную мо­лит­ву, как уме­ла.
“Гос­по­ди, под­ни­ми же его, – го­во­ри­ла она, – да­руй ему ис­це­ле­ние. Знаю, что я не стою Тво­ей ми­ло­сти, не за­слу­жи­ла ее. По­мо­ги мне по ми­ло­сер­дию Сво­е­му, по че­ло­ве­ко­лю­бию. Ты, Гос­по­ди, ви­дишь мою бес­по­мощ­ность, зна­ешь луч­ше ме­ня го­ре мое и нуж­ду мою. Не оставь ме­ня горь­кой вдо­вой, а де­тей си­ро­та­ми. Что с ни­ми бу­ду де­лать я? Ку­да де­нусь, чем про­пи­таю и как устрою? Неуже­ли для то­го Ты дал нам де­тей, чтобы они век свой пла­ка­лись на ни­ще­ту и по­пре­ка­ли нас, ро­ди­те­лей? Со­хра­ни же для бла­га их жизнь от­ца-кор­миль­ца. И ес­ли уж нуж­но по пра­во­су­дию Тво­е­му ко­го-ни­будь из нас взять от­сю­да, то возь­ми ме­ня. Возь­ми ме­ня за него, Гос­по­ди! И я умру с ра­до­стью, умру спо­кой­ная, что не без хле­ба, не без при­зо­ра оста­лись де­ти мои. Ма­терь Бо­жия, Свя­тая За­ступ­ни­ца! При­не­си за ме­ня Свою Ма­тер­нюю мо­лит­ву к Сы­ну Сво­е­му, чтобы внял Он гла­су мо­ле­ния мо­е­го!”
Глу­бо­кие воз­ды­ха­ния, пре­ры­ва­е­мые несдер­жи­ва­е­мы­ми ры­да­ни­я­ми, до­шли до слу­ха боль­но­го.
– Что ты там де­ла­ешь? – спро­сил он.
– Мо­люсь, – от­ве­ча­ла ма­туш­ка. – Од­но, ви­дишь сам, оста­лось – мо­лить­ся. Не на ко­го на­де­ять­ся боль­ше, а Бог все мо­жет. Я, зна­ешь ли, что про­си­ла у Гос­по­да? – чтобы уж луч­ше мне уме­реть, чем те­бе. Ведь, не прав­да ли, так луч­ше бу­дет?
– На­прас­но ты об этом про­си­ла. Ска­за­но: не ис­ку­шай. И про­си­ла, да не по­лу­чишь, ес­ли не из­во­лит Гос­подь: Он и без нас хо­ро­шо ви­дит и зна­ет, что сде­лать с на­ми и что нуж­но нам.
– Я вот по­то­му и про­си­ла, – воз­ра­жа­ла ма­туш­ка, – что ведь, без со­мне­ния, для де­тей бу­дет луч­ше те­бе остать­ся, а мне уме­реть. Не так ли?
– Не так, не так, – нетер­пе­ли­во за­го­во­рил ба­тюш­ка. – Оставь и ду­мать об этом. Что мне, что те­бе уми­рать – оди­на­ко­во пло­хо и не вре­мя. Но это по-на­ше­му, а по-Бо­жьи это, мо­жет быть, и есть са­мое луч­шее для нас и для на­ших де­тей.
Гос­по­ду Бо­гу угод­но бы­ло внять неот­ступ­но­му мо­ле­нию о бо­ля­щем иерее Ва­си­лии. Бла­го­по­луч­но ми­но­вал кри­зис бо­лез­ни, и с на­ча­ла ок­тяб­ря яс­но об­на­ру­жил­ся по­во­рот на вы­здо­ров­ле­ние. Си­лы вос­ста­нав­ли­ва­лись, боль­ной быст­ро по­прав­лял­ся. Ма­туш­ка Ила­рия ног не чу­я­ла под со­бой от охва­тив­ших ее ра­дост­ных чувств по слу­чаю из­бав­ле­ния от гро­зив­шей опас­но­сти. “Не вы­здо­ро­вел, а вос­крес мой отец Ва­си­лий, – ве­се­ло хва­ли­лась она всем, – не знаю, как и Бо­га бла­го­да­рить за это”. Сно­ва во­дво­рил­ся в до­ме преж­ний по­ря­док.
Про­шел год, и опять на­сту­пи­ла осень. Но ка­кою про­ти­во­по­лож­но­стью бы­ла она преды­ду­щей! У от­ца Ва­си­лия за­бо­ле­ла не на шут­ку же­на его, ма­туш­ка Ила­рия, за­бо­ле­ла как-то неожи­дан­но, спер­ва не шиб­ко, а там и со­всем слег­ла. Боль­ная боль­на бы­ла те­лом, но ду­хом бод­ра и этой бод­ро­стью все­ля­ла в окру­жа­ю­щих на­деж­ду, что ско­ро по­пра­вит­ся и под­ни­мет­ся. Но на­деж­ды все не сбы­ва­лись. На­обо­рот, бо­лез­нен­ные при­сту­пы ста­ли тя­же­лее. Ма­туш­ка при­ча­сти­лась и про­си­ла му­жа по­со­бо­ро­вать ее...
По­сле со­бо­ро­ва­ния боль­ная по­чув­ство­ва­ла се­бя зна­чи­тель­но луч­ше, к об­ще­му удо­воль­ствию всех. На дру­гой день по­сле со­бо­ро­ва­ния при­был врач из уезд­но­го го­ро­да, при­гла­шен­ный от­цом Ва­си­ли­ем на кон­суль­та­цию с мест­ным вра­чом. Спра­вед­ли­вость тре­бо­ва­ла ска­зать на­сто­я­щий ди­а­гноз бо­лез­ни без вся­ких при­крас. “У ва­шей же­ны, ба­тюш­ка, мы с то­ва­ри­щем на­шли бо­лезнь пе­че­ни, все дру­гие, рев­ма­ти­че­ские яв­ле­ния про­ис­хо­дят от этой глав­ной бо­лез­ни. Ле­чить ее мы, при­знать­ся вам, за­труд­ня­ем­ся. Так мы ре­ши­ли пред­ло­жить вам немед­лен­но по­ехать в мос­ков­скую кли­ни­ку для со­ве­та с бо­лее све­ду­щи­ми ме­ди­ка­ми”.
В кли­ни­ке, ку­да при­е­хал отец Ва­си­лий, его встре­ти­ли со­чув­ствен­но и бла­го­же­ла­тель­но. По­шли то­роп­ли­вые рас­спро­сы, осмот­ры, вы­слу­ши­ва­ния. При­шел и про­фес­сор, по­смот­рел, по­слу­шал, по­ка­чал го­ло­вой и ска­зал свя­щен­ни­ку, от­ве­дя его в сто­ро­ну:
– Тяж­кое за­боле­ва­ние, ба­тюш­ка, у ва­шей же­ны, мо­жет быть, рак, мо­жет, и дру­гое что, но толь­ко ед­ва ли из­ле­чи­мое. Ду­ма­ет­ся, на­прас­но вы и ее, и се­бя му­чи­ли при­ез­дом сю­да. Впро­чем, ду­хом-то не па­дай­те. Мы еще по­гля­дим. Дай Бог, ес­ли бы ина­че ока­за­лось.
Прав был про­фес­сор в сво­их до­гад­ках. Со­вет кли­ни­че­ских док­то­ров кон­ста­ти­ро­вал рак пе­че­ни у боль­ной, о чем на тре­тий день и бы­ло объ­яв­ле­но от­цу Ва­си­лию.
– Ни­чем мы не мо­жем по­мочь ва­шей су­пру­ге, при­ми­ри­тесь со сво­им по­ло­же­ни­ем. Рак неиз­ле­чим, опе­ри­ро­вать в пе­че­ни нель­зя. Ис­ход один – смерть.
По­мо­лив­шись у мос­ков­ских свя­тынь в Успен­ском и По­кров­ском со­бо­рах, в ча­сов­нях Ивер­ской и Пан­те­ле­и­мо­нов­ской, отец Ва­си­лий тро­нул­ся в об­рат­ный путь.
“Да бу­дет во­ля Твоя, Гос­по­ди, да бу­дет во­ля Твоя!” – мыс­лен­но твер­дил ба­тюш­ка, со стра­да­ни­ем смот­ря на лю­би­мую же­ну, ко­то­рая ле­жа­ла пе­ред ним как пре­крас­ный, но увяд­ший, по­би­тый осен­ним мо­ро­зом цве­ток. “Толь­ко не ли­ши ме­ня, Гос­по­ди, Сво­ей по­след­ней ми­ло­сти и по­мо­щи – до­вез­ти ее жи­вою до­мой, из­бавь от тер­за­ния ви­деть уми­ра­ю­щей в до­ро­ге”.
И Гос­подь, бо­га­тый ми­ло­стью, со­тво­рил по про­ше­нию от­ца Ва­си­лия. Без осо­бых при­клю­че­ний, да­же без боль­ших труд­но­стей до­брал­ся он до­мой в свое се­ло.
Празд­ник По­кро­ва Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы. Тор­же­ствен­но справ­ля­ет­ся служ­ба Бо­жия в хра­ме се­ла Пу­сто­го при мно­же­стве мо­ля­щих­ся. И ви­дят, и слы­шат при­хо­жане, что боль­но неве­сел их ба­тюш­ка, отец ду­хов­ный, глу­бо­кой пе­ча­лью омра­че­но его ли­цо, дро­жит, за­ми­ра­ет, пре­ры­ва­ет­ся то и де­ло его обыч­но звуч­ный го­лос, и по­не­во­ле все на­стра­и­ва­ют­ся на непразд­нич­ный лад. По­мо­лив­шись, все разо­шлись по до­мам. Толь­ко отец Ва­си­лий дол­го еще не вы­хо­дил из хра­ма в тот день. В мо­лит­ве пе­ред Бо­жи­им пре­сто­лом он ис­кал уте­ше­ния сво­е­му смя­тен­но­му серд­цу. В мо­лит­ве к Бо­гу ис­кал он уто­ле­ния сво­им го­ре­стям, ко­то­рые тес­ни­ли ду­шу. Он со­зна­вал, что толь­ко тем и мож­но об­лег­чить свое тя­же­лое иго – ис­крен­но, усерд­но мо­лить­ся и с дет­скою до­вер­чи­во­стью пре­дать се­бя все­бла­гой во­ле Бо­жи­ей, по­мо­щи и за­ступ­ле­нию свя­тых угод­ни­ков. Все зем­ные до­ступ­ные сред­ства к от­вра­ще­нию на­вис­шей бе­ды бы­ли ис­чер­па­ны. Горь­кое вдов­ство для се­бя и тя­же­лое си­рот­ство для де­тей пред­сто­я­ло в са­мом, оче­вид­но, близ­ком бу­ду­щем.
На дру­гой день По­кро­ва к от­цу Ва­си­лию при­е­ха­ли тесть с те­щею, при­е­ха­ла и сест­ра его.
– Да, – рас­суж­да­ли у по­сте­ли боль­ной ее ро­ди­те­ли, – ви­ди­мое де­ло, что раз­вяз­ка близ­ка. Нече­му жить. Вся вы­сох­ла, ку­да что де­ва­лось, толь­ко что ды­шит, и то еле-еле. И от­че­го этот рак у нее за­вя­зал­ся, стран­ное де­ло. Раз­ве уж не от про­шло­год­не­го ли ее го­ре­ва­ния во вре­мя ва­шей бо­лез­ни он при­вя­зал­ся к ней?
– Все мо­жет быть, ко­неч­но, – от­ве­чал отец Ва­си­лий. – Это я и сам хо­ро­шо пом­ню, ка­ких му­че­ний сто­и­ла ей моя бо­лезнь. Че­го уж? Мо­ли­лась Гос­по­ду, чтобы взял ее к Се­бе за ме­ня. Ведь толь­ко край­нее от­ча­я­ние, ру­ко­во­ди­мое са­мо­от­вер­жен­ной лю­бо­вью, мог­ло по­дви­нуть на та­кую мо­лит­ву и прось­бу. И что уди­ви­тель­но: то бы­ло 2 ок­тяб­ря, в ны­неш­ний, зна­чит, день. Неуже­ли же Гос­подь и су­дит быть по ее про­ше­нию и возь­мет ее к Се­бе? То­гда все станет по­нят­но: это перст Бо­жий, это она умо­ли­ла и за ме­ня свою жизнь по­ло­жи­ла.
Ве­че­ром в тот же день не ста­ло ма­туш­ки Ила­рии: ото­шла с ми­ром ко Гос­по­ду. Ли­шил­ся отец Ва­си­лий го­ря­чо лю­би­мой же­ны, се­мья – за­бот­ли­вой ма­те­ри, род­ные – ра­душ­ной, лас­ко­вой хо­зяй­ки, а при­хо­жане – услуж­ли­вой, при­вет­ли­вой ма­туш­ки. По­те­ря бы­ла ве­ли­ка рав­но для всех.
Мно­го на­ро­да со­бра­ло по­гре­бе­ние ма­туш­ки Ила­рии, несмот­ря на то, что день был буд­ний. Всем непри­твор­но жаль бы­ло, что так ра­но угас­ла столь нуж­ная жизнь, жаль бы­ло остав­ших­ся де­тей-си­рот, из ко­то­рых по­ло­ви­на не по­ни­ма­ла зна­че­ния по­не­сен­ной утра­ты, жаль бы­ло и ба­тюш­ку от­ца Ва­си­лия, ов­до­вев­ше­го в та­кие еще мо­ло­дые го­ды, жаль бы­ло раз­ру­ше­ния все­го се­мей­но­го сча­стья и бла­го­по­лу­чия это­го до­ма, на ко­то­рый мно­гие ука­зы­ва­ли как на до­стой­ный под­ра­жа­ния при­мер»[1].
Спу­стя че­ты­ре го­да по­сле смер­ти су­пру­ги отец Ва­си­лий по­сту­пил в Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию и окон­чил ее в 1910 го­ду со сте­пе­нью кан­ди­да­та бо­го­сло­вия, ко­то­рую по­лу­чил за ра­бо­ту «Леон­тий Ви­зан­тий­ский (его жизнь и ли­те­ра­тур­ные тру­ды)». В сво­ем от­зы­ве на ра­бо­ту от­ца Ва­си­лия рек­тор ака­де­мии епи­скоп Фе­о­дор (Поз­де­ев­ский) пи­сал: «Ав­тор сде­лал сво­им со­чи­не­ни­ем цен­ный вклад в цер­ков­но-ис­то­ри­че­скую на­у­ку и про­явил гро­мад­ную на­уч­ную ра­бо­то­спо­соб­ность, так что хо­чет­ся от ду­ши по­же­лать ему не бро­сать на­уч­ных за­ня­тий, хо­чет­ся, чтобы он по­пал в об­ста­нов­ку, бла­го­при­ят­ную для его уче­ных ра­бот или, по край­ней ме­ре, для то­го, чтобы озна­чен­ное со­чи­не­ние вы­шло в свет в ви­де ма­ги­стер­ской дис­сер­та­ции»[2].
29 июля 1910 го­да Со­вет Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии под пред­се­да­тель­ством епи­ско­па Фе­о­до­ра при­нял ре­ше­ние про­сить Свя­тей­ший Си­нод о раз­ре­ше­нии оста­вить от­ца Ва­си­лия Со­ко­ло­ва при ака­де­мии тре­тьим сверх­штат­ным про­фес­сор­ским сти­пен­ди­а­том. 28 сен­тяб­ря Свя­тей­ший Си­нод от­кло­нил хо­да­тай­ство Со­ве­та из-за «край­ней огра­ни­чен­но­сти в на­сто­я­щее вре­мя средств ду­хов­но-учеб­но­го ка­пи­та­ла»[3].
26 но­яб­ря то­го же го­да рас­по­ря­же­ни­ем епар­хи­аль­но­го на­чаль­ства отец Ва­си­лий был опре­де­лен в Ни­ко­ло-Яв­лен­скую цер­ковь на Ар­ба­те. С 9 ав­гу­ста 1911 го­да он со­сто­ял чле­ном Со­ве­та Брат­ства свя­ти­те­ля Ни­ко­лая при Ни­ко­ло-Яв­лен­ском хра­ме, с 1 но­яб­ря 1912 го­да – по­мощ­ни­ком бла­го­чин­но­го Пре­чи­стен­ско­го со­ро­ка 1-го от­де­ле­ния, с 1 ок­тяб­ря 1913 го­да – за­ко­но­учи­те­лем Ни­ко­ло-Яв­лен­ской цер­ков­но­при­ход­ской шко­лы и част­ной жен­ской гим­на­зии Ло­мо­но­со­вой. 6 мая 1916 го­да отец Ва­си­лий был на­граж­ден на­перс­ным кре­стом. Его до­че­ри, Ни­на и Ан­то­ни­на, ста­ли его бли­жай­ши­ми по­мощ­ни­ца­ми, раз­де­ляя с от­цом пе­да­го­ги­че­ские тру­ды в Ни­ко­ло-Яв­лен­ской цер­ков­но­при­ход­ской шко­ле, где они бы­ли учи­те­ля­ми[4].
7 мая 1915 го­да ука­зом Свя­тей­ше­го Си­но­да отец Ва­си­лий был на­зна­чен ре­дак­то­ром од­но­го из от­де­лов жур­на­ла «Мос­ков­ские цер­ков­ные ве­до­мо­сти». Пе­ре­ме­ны кос­ну­лись то­гда всей ре­дак­ци­он­ной кол­ле­гии жур­на­ла. Но­вая ре­дак­ция ви­де­ла свои за­да­чи в том, чтобы со­здать усло­вия для при­да­ния жур­на­лу «жиз­нен­но-прак­ти­че­ско­го на­прав­ле­ния и, в част­но­сти… к рас­ши­ре­нию от­де­ла по опи­са­нию со­бы­тий и яв­ле­ний цер­ков­но-епар­хи­аль­ной жиз­ни»[5].
«Пред об­нов­лен­ной уже ре­дак­ци­ей, – пи­сал отец Ва­си­лий в сво­ем об­ра­ще­нии к ду­хо­вен­ству Мос­ков­ской епар­хии, – сто­ит важ­ная и се­рьез­ная за­да­ча о дей­стви­тель­ном об­нов­ле­нии са­мо­го из­да­ния. Од­на­ко вы­пол­нить сра­зу всю на­ме­чен­ную про­грам­му пре­об­ра­зо­ва­ния нет ни­ка­кой воз­мож­но­сти по той про­стой при­чине, что ре­дак­ция не рас­по­ла­га­ет для это­го в над­ле­жа­щей ме­ре ни ма­те­ри­аль­ны­ми сред­ства­ми, ни ин­тел­лек­ту­аль­ны­ми си­ла­ми. Воз­мож­но лишь по­сте­пен­ное при­бли­же­ние к за­дан­ной це­ли. И ско­рость та­ко­го при­бли­же­ния бу­дет за­ви­сеть глав­ным об­ра­зом от то­го от­кли­ка, ка­кой най­дет на­сто­я­щий при­зыв ре­дак­ции ко все­му епар­хи­аль­но­му ду­хо­вен­ству...
Мы об­ра­ща­ем­ся с са­мой на­стой­чи­вой прось­бой к на­шим со­бра­ти­ям во Хри­сте – пас­ты­рям Церк­ви Мос­ков­ской и всем во­об­ще на­шим чи­та­те­лям пе­ре­ме­нить ин­диф­фе­рент­ное от­но­ше­ние к сво­е­му род­но­му ор­га­ну епар­хи­аль­ной мыс­ли и жиз­ни на за­бот­ли­вое и участ­ли­вое... Хо­те­лось бы слы­шать от­кро­вен­ное за­яв­ле­ние о том, что мо­жет слу­жить к под­ня­тию на­ше­го из­да­ния на по­до­ба­ю­щую ему вы­со­ту... Хо­те­лось бы иметь по­боль­ше кор­ре­спон­ден­тов во всех ме­стах на­шей епар­хии, ко­то­рые пе­ри­о­ди­че­ски до­став­ля­ли бы в ре­дак­цию све­де­ния о вы­да­ю­щих­ся фак­тах мест­ной ре­ли­ги­оз­но-цер­ков­ной жиз­ни... Весь­ма же­ла­тель­но бы­ло бы во­об­ще рас­ши­рить круг на­ших со­труд­ни­ков по из­да­нию при­вле­че­ни­ем в него лиц и сто­лич­ных и про­вин­ци­аль­ных, ко­то­рые обес­пе­чи­ли бы для жур­на­ла по­сто­ян­ный при­ток ин­те­рес­но­го ли­те­ра­тур­но­го ма­те­ри­а­ла»[6].
Вто­рой год про­дол­жа­лась тя­же­лая Ми­ро­вая вой­на, со­бы­тия ко­то­рой мно­гих ве­ру­ю­щих лю­дей при­зы­ва­ли за­ду­мать­ся глуб­же о смыс­ле лич­но­го и на­цио­наль­но­го бы­тия, по­то­му что вой­на, как вся­кое ис­пы­та­ние, да­ва­ла и но­вый опыт на­ро­дам во­ю­ю­щих сто­рон. Раз­мыш­ляя о жиз­ни рус­ско­го на­ро­да по­сле ожи­да­е­мой по­бе­ды, по­то­му что то­гда еще не мыс­ли­лось по­ра­же­ние в войне, отец Ва­си­лий в ка­нун 1916 го­да пи­сал: «С окон­ча­ни­ем вой­ны мы, несо­мнен­но, вы­хо­дим на путь неза­ви­си­мо­го, са­мо­быт­но­го устро­е­ния и раз­ви­тия жиз­ни, на путь осу­ществ­ле­ния сво­их на­цио­наль­ных на­чал, на путь сво­ей пра­во­слав­ной сла­вян­ской куль­ту­ры.
Труд­но... пред­ста­вить се­бе, че­го по­тре­бу­ет от каж­до­го из нас и от все­го на­ро­да успеш­ное вы­пол­не­ние этих по­став­лен­ных за­дач. Но ду­ма­ет­ся, что несо­мнен­ным за­ло­гом та­ко­го осу­ществ­ле­ния мо­жет слу­жить толь­ко од­но – дей­стви­тель­ное об­нов­ле­ние на­шей жиз­ни. И мы весь­ма счаст­ли­вы тем со­зна­ни­ем, что до­ро­га к это­му об­нов­ле­нию до неко­то­рой сте­пе­ни уже про­то­ре­на за это вре­мя вой­ны. Вой­на ука­за­ла нам на необ­хо­ди­мость укреп­ле­ния ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ных ос­нов жиз­ни и по­ве­де­ния, ибо без них и силь­ные, и хо­ро­шо во­ору­жен­ные ру­ки ока­зы­ва­ют­ся бес­силь­ны­ми и бес­по­лез­ны­ми в борь­бе с вра­га­ми. Вой­на под­черк­ну­ла для нас обя­за­тель­ность чест­ной, без­услов­но трез­вой и неослаб­но тру­до­вой жиз­ни, ибо без та­ко­вой невоз­мож­но ни­ка­кое со­стя­за­ние в ми­ро­вой борь­бе за су­ще­ство­ва­ние. Вой­на да­ла нам хо­ро­ший урок о пре­иму­ще­ствен­ной важ­но­сти об­ра­зо­ва­ния и про­све­ще­ния, о пред­по­чте­нии все­го сво­е­го и род­но­го все­му чуж­до­му, ино­зем­но­му, ино­вер­но­му. Мы по­ло­жи­ли бла­гое на­ча­ло дей­стви­тель­но­му про­ве­де­нию в жизнь мно­гих из этих уро­ков вой­ны. И в ре­зуль­та­те сре­ди нас на­ро­ди­лось неко­то­рое куль­тур­ное дви­же­ние имен­но в сто­ро­ну ис­тин­но­го про­грес­са… Нам нуж­но спе­шить и спе­шить с дей­стви­тель­ным об­нов­ле­ни­ем сво­ей жиз­ни... При этом ед­ва ли мы оши­бем­ся, ес­ли ска­жем, что са­мая глав­ная роль в де­ле это­го об­нов­ле­ния на­род­ной жиз­ни долж­на при­над­ле­жать пас­ты­рям Церк­ви, на­род­ным учи­те­лям и ро­ди­те­лям се­мейств. Пас­ты­ри, учи­те­ля и ро­ди­те­ли не толь­ко сто­ят при две­рях че­ло­ве­че­ской ду­ши, но име­ют и сво­бод­ный до­ступ во внут­рен­няя ея. Для них по­это­му, и преж­де все­го для них, от­кры­ва­ет­ся счаст­ли­вая воз­мож­ность бла­го­де­тель­но­го воз­дей­ствия на вве­рен­ные им ду­ши. Се ныне вре­мя бла­го­при­ят­но для их куль­тур­но­го де­ла­ния! Да не мерк­нут же их све­тиль­ни­ки в этой об­ле­га­ю­щей нас тьме, да не осла­бе­ва­ют их ру­ки в пред­сто­я­щей куль­тур­ной ра­бо­те! Об­нов­ля­ясь са­ми в сво­ей лич­ной жиз­ни, пусть из­но­сят они из со­кро­вищ­ниц серд­ца сво­е­го в окру­жа­ю­щую их сре­ду бла­гие при­зы­вы к все­сто­рон­не­му улуч­ше­нию и об­нов­ле­нию жиз­ни на­шей»[7].
Не сбы­лись на­деж­ды луч­ших рус­ских лю­дей на по­бе­ду, неумо­ли­мым ока­зал­ся ход ис­то­рии, при­вед­ший Рос­сию к по­ра­же­нию и по­ра­бо­ще­нию ее од­ним из са­мых враж­деб­ных че­ло­ве­ку уче­ний – во­ин­ству­ю­щим без­бо­жи­ем и бо­го­бор­че­ством. При­ня­тие ча­стью рос­сий­ско­го об­ще­ства ев­ро­пей­ских на­чал и за­ко­нов как ос­но­вы го­судар­ствен­но­го устро­е­ния неумо­ли­мо при­ве­ло к при­ня­тию и всех край­но­стей этих за­ко­нов – ти­ра­нии и без­бо­жию. По­сле Ок­тябрь­ско­го пе­ре­во­ро­та и пе­ре­ез­да боль­ше­вист­ско­го пра­ви­тель­ства во гла­ве с Ле­ни­ным в Моск­ву на­ча­лись аре­сты и рас­стре­лы всех неугод­ных но­во­му пра­ви­тель­ству лиц. По окон­ча­нии к 1922 го­ду граж­дан­ской вой­ны и бес­по­щад­но­го ограб­ле­ния на­ро­да, на­сту­пил го­лод, ко­то­рым боль­ше­ви­ки вос­поль­зо­ва­лись, чтобы уни­что­жить Цер­ковь. 2 ян­ва­ря 1922 го­да Пре­зи­ди­ум ВЦИК при­нял по­ста­нов­ле­ние «о лик­ви­да­ции цер­ков­но­го иму­ще­ства»[8].
6 фев­ра­ля 1922 го­да Пат­ри­арх Ти­хон об­ра­тил­ся с по­сла­ни­ем к ве­ру­ю­щим об ока­за­нии по­мо­щи в свя­зи с бед­ствен­ным по­ло­же­ни­ем го­ло­да­ю­ще­го на­се­ле­ния. 26 фев­ра­ля ВЦИК опуб­ли­ко­вал по­ста­нов­ле­ние об изъ­я­тии цер­ков­ных цен­но­стей, в ко­то­ром на­ме­ча­лось «в ме­сяч­ный срок... изъ­ять из цер­ков­ных иму­ществ... все дра­го­цен­ные пред­ме­ты из зо­ло­та, се­реб­ра и кам­ней...»[9].
28 фев­ра­ля Пат­ри­арх Ти­хон об­ра­тил­ся к ве­ру­ю­щим с по­сла­ни­ем, в ко­то­ром пи­сал, что «ВЦИК для ока­за­ния по­мо­щи го­ло­да­ю­щим по­ста­но­вил изъ­ять из хра­мов все дра­го­цен­ные цер­ков­ные ве­щи, в том чис­ле и свя­щен­ные со­су­ды, и про­чие бо­го­слу­жеб­ные цер­ков­ные пред­ме­ты.
С точ­ки зре­ния Церк­ви, по­доб­ный акт яв­ля­ет­ся ак­том свя­то­тат­ства, и мы свя­щен­ным на­шим дол­гом по­чли вы­яс­нить взгляд Церк­ви на этот акт, а так­же опо­ве­стить о сем вер­ных чад на­ших»[10].
В мар­те 1922 го­да на­ча­лось на­силь­ствен­ное изъ­я­тие цен­но­стей из хра­мов по всей стране. 4 ап­ре­ля 1922 го­да чле­ны ко­мис­сии по изъ­я­тию цер­ков­ных цен­но­стей при­шли в храм Ни­ко­лы Яв­лен­но­го; отец Ва­си­лий про­сил их не изы­мать пред­ме­тов, необ­хо­ди­мых для бо­го­слу­же­ния, от­сут­ствие ко­то­рых со­здаст труд­но­сти при при­ча­ще­нии, но ему в этом ка­те­го­ри­че­ски бы­ло от­ка­за­но. Чув­ство го­ре­чи и скор­би на­лег­ло на серд­це свя­щен­ни­ка. И на празд­ник Бла­го­ве­ще­ния он ска­зал про­по­ведь, ка­са­ю­щу­ю­ся не толь­ко со­дер­жа­ния празд­ни­ка, но и недав­них со­бы­тий, чтобы хоть как-то уте­шить при­хо­жан.
При­сут­ство­вав­ший в хра­ме осве­до­ми­тель не рас­слы­шал все сло­ва про­по­ве­ди и за­пи­сал ее так, как счел нуж­ным, и отец Ва­си­лий на ос­но­ва­нии его до­не­се­ния был аре­сто­ван. Все­го бы­ло аре­сто­ва­но и при­вле­че­но к су­ду пять­де­сят че­ты­ре че­ло­ве­ка и в их чис­ле свя­щен­ни­ки Хри­сто­фор На­деж­дин и Алек­сандр За­озер­ский, иеро­мо­нах Ма­ка­рий (Те­ле­гин) и ми­ря­нин Сер­гей Ти­хо­ми­ров.
С 26 ап­ре­ля по 8 мая в за­ле По­ли­тех­ни­че­ско­го му­зея про­хо­дил суд Мос­ков­ско­го Ре­во­лю­ци­он­но­го три­бу­на­ла. Об­ви­ня­е­мые дер­жа­лись му­же­ствен­но и с до­сто­ин­ством. Мно­го­крат­но судьи пы­та­лись их со­блаз­нить об­лег­че­ни­ем уча­сти в об­мен на по­ка­за­ния про­тив дру­гих, но без­успеш­но.
На тре­тий день про­цес­са, 28 ап­ре­ля, был до­про­шен про­то­и­е­рей Ва­си­лий Со­ко­лов.
– При­зна­е­те ли вы се­бя ви­нов­ным? – спро­сил его пред­се­да­тель су­да.
– Я при­знаю, что в день Бла­го­ве­ще­ния я про­из­нес про­по­ведь, но не в том ду­хе, в ка­ком мне это при­пи­сы­ва­ет­ся.
– Вы чи­та­ли воз­зва­ние?
– Нет, я про­из­нес про­по­ведь.
– Мо­жет быть, вы да­ди­те объ­яс­не­ния по это­му по­во­ду?
– Я про­шу вы­слу­шать мою про­по­ведь, по­то­му что здесь об­ви­не­ни­ем учте­ны толь­ко от­дель­ные фра­зы и вы­ра­же­ния, со­вер­шен­но упус­ка­ю­щие из ви­ду са­мое со­дер­жа­ние про­по­ве­ди. Ко­гда я со­брал­ся про­из­не­сти про­по­ведь в день Бла­го­ве­ще­ния, то ме­ня пе­ред обед­ней спра­ши­ва­ли, о чем я бу­ду го­во­рить, и я от­ве­тил, что бу­ду го­во­рить о хри­сти­ан­ской ра­до­сти, по­то­му что Бла­го­ве­ще­ние яв­ля­ет­ся для нас глав­ным об­ра­зом празд­ни­ком ра­до­сти. Мне за­да­ли во­прос: «Но по­че­му же вы не бу­де­те го­во­рить об изъ­я­тии цен­но­стей?» Я от­ве­тил, что изъ­я­тие уже про­шло и не на­до по­это­му за­тра­ги­вать этот во­прос. Ко­гда я вы­шел на цер­ков­ный ам­вон и стал го­во­рить про­по­ведь, я на­чал го­во­рить о ра­до­сти, что при­чи­ной та­кой ра­до­сти яв­ля­ет­ся празд­ник Бла­го­ве­ще­ния... так как с это­го дня на­ча­лось на­ше спа­се­ние. Мне хо­те­лось воз­бу­дить эту ра­дость в мо­их слу­ша­те­лях, но, на­блю­дая со­брав­ших­ся, я убеж­дал­ся в том, что на их ли­цах нет от­пе­чат­ка этой ра­до­сти. Вот я и счел нуж­ным пе­ре­ме­нить те­му мо­ей про­по­ве­ди... на та­кую, ко­то­рая в дан­ный мо­мент яв­ля­ет­ся наи­бо­лее же­ла­тель­ной... Что, мо­жет быть, на­ша скорбь яв­ля­ет­ся след­стви­ем изъ­я­тия цер­ков­ных цен­но­стей? – Это не долж­но слу­жить при­чи­ной на­шей скор­би. Я го­во­рил, что нам не нуж­но скор­беть об этих цен­но­стях, тем бо­лее что эти цен­но­сти пой­дут на по­мощь го­ло­да­ю­щим. Нуж­но еще боль­ше ра­до­вать­ся это­му, по­то­му что через это бу­дет уто­лен го­лод уми­ра­ю­щих лю­дей... На этих ри­зах, ко­то­рые укра­ша­ли на­ши ико­ны, по­ко­ят­ся за­бо­ты и тру­ды мно­гих мил­ли­о­нов лю­дей, ко­то­рые из го­да в год вно­си­ли в цер­ковь свои гро­ши... Мы от­да­ем из на­ше­го хра­ма свя­щен­ные со­су­ды, ко­то­рых бы­ло че­ты­ре. Нам оста­ви­ли один, и, ко­неч­но, для по­треб­но­стей на­ше­го хра­ма это­го недо­ста­точ­но. И мы хо­те­ли про­сить ко­мис­сию дать нам еще один из со­су­дов, но, к со­жа­ле­нию, на­ши ста­ра­ния успе­ха не име­ли: на­ше пред­ло­же­