Преподобномученик Исаакий (Бобраков), Оптинский Архимандрит

Краткое житие преподобномученика Исаакия Оптинского

Пре­по­доб­но­му­че­ник Иса­а­кий Оп­тин­ский (в ми­ру Иван Ни­ко­ла­е­вич Бо­б­ра­ков) ро­дил­ся в 1865 го­ду в се­ле Ост­ров Ма­ло­ар­хан­гель­ско­го уез­да Ор­лов­ской гу­бер­нии в кре­стьян­ской се­мье. Учил­ся Иван в сель­ской шко­ле. Ро­ди­те­ли его бы­ли людь­ми на­бож­ны­ми. Его отец Ни­ко­лай Ро­ди­о­но­вич Бо­б­ра­ков, ро­див­ший­ся в 1836 го­ду, скон­чал­ся в Оп­ти­ной пу­сты­ни 22 ап­ре­ля 1908 го­да схи­мо­на­хом.

О по­яв­ле­нии в Оп­ти­ной пу­сты­ни Ни­ко­лая рас­ска­зы­вал пре­по­доб­ный Нек­та­рий: «Бла­жен­ный Ва­си­лий при­вел его к ба­тюш­ке Ам­вро­сию и ска­зал: «По­кло­ни­тесь в нож­ки ему, это бу­дет по­след­ний Оп­тин­ский ар­хи­манд­рит». А юно­ше он ска­зал: «Те­бя каз­нят». По до­ро­ге в тра­пез­ную бла­жен­ный Ва­си­лий при­зы­вал бо­го­моль­цев: «По­кло­ни­тесь по­след­не­му Оп­тин­ско­му ар­хи­манд­ри­ту».

Пре­по­доб­ный Иса­а­кий при­шел в Оп­ти­ну пу­стынь в воз­расте 19 лет в 1884 го­ду и пре­бы­вал в оби­те­ли в те­че­ние че­ты­рех де­ся­ти­ле­тий. Ста­рец Ам­вро­сий бла­го­сло­вил на­сто­я­те­лю мо­на­сты­ря пре­по­доб­но­му Иса­а­кию при­нять Ива­на Бо­б­ра­ко­ва к се­бе на доб­ро­воль­ное по­слу­ша­ние.

17 де­каб­ря 1897 го­да при на­сто­я­тель­стве ар­хи­манд­ри­та До­си­фея (Си­ла­е­ва) по­слуш­ник Иван Бо­б­ра­ков был оп­ре­де­лен в чис­ло брат­ства мо­на­сты­ря. Вско­ре, 7 июня 1898 го­да, он был по­стри­жен в ман­тию с име­нем Иса­а­кий, а 20 ок­тяб­ря то­го же го­да ру­ко­по­ло­жен в иеро­ди­а­ко­на. 24 ок­тяб­ря, в день освя­ще­ния Ка­луж­ским епи­ско­пом Ве­ни­а­ми­ном Ка­зан­ско­го со­бо­ра в Ша­мор­дин­ской оби­те­ли, пре­по­доб­ный Иса­а­кий был ру­ко­по­ло­жен в иеро­мо­на­ха.

30 ав­гу­ста 1913 го­да, по­сле кон­чи­ны ар­хи­манд­ри­та Ксе­но­фон­та, стар­шая бра­тия из­бра­ла пре­по­доб­но­го Иса­а­кия на­сто­я­те­лем мо­на­сты­ря. Ду­хов­ная дочь пре­по­доб­но­го Ни­ко­на мо­на­хи­ня Ма­рия (Доб­ро­мыс­ло­ва) пи­са­ла о пре­по­доб­ном Иса­а­кии: «По сво­ей при­мер­ной, ис­тин­но мо­на­ше­ской жиз­ни он был вполне до­сто­ин за­нять столь вы­со­кий пост. Очень боль­шо­го ро­ста, вну­ши­тель­ной и бла­го­леп­ной на­руж­но­сти, он был прост, как ди­тя, и в то же вре­мя мудр ду­хов­ной муд­ро­стью».

Пре­по­доб­ный Иса­а­кий при­нял на­сто­я­тель­ство в тя­же­лое для Рос­сии вре­мя: толь­ко что на­ча­лась Пер­вая ми­ро­вая вой­на, по­том грянет ре­во­лю­ция, раз­ра­зит­ся бра­то­убий­ствен­ная граж­дан­ская вой­на, на Цер­ковь об­ру­шат­ся неви­дан­ные ис­пы­та­ния и го­не­ния.

К кон­цу 1916 го­да из-за за­тя­нув­шей­ся вой­ны ощу­ти­мо чув­ство­вал­ся недо­ста­ток во всем жиз­нен­но необ­хо­ди­мом, несмот­ря на это, оби­тель Оп­тин­ская охот­но от­зы­ва­лась на все прось­бы о по­мо­щи по­стра­дав­шим от вой­ны, со­кра­щая свои соб­ствен­ные по­треб­но­сти.

Пре­по­доб­ный Иса­а­кий не имел ни ми­ну­ты от­ды­ха: свет в его ке­лии, как пра­ви­ло, уга­сал толь­ко под утро... Мир ду­шев­ный ис­то­ча­ли вся фигу­ра пре­по­доб­но­го, его нето­роп­ли­вые дви­же­ния, его ум­ные и доб­рые гла­за. Он ни­ко­гда не спе­шил и не су­е­тил­ся, во всем по­ла­гал­ся на Бо­га. И Гос­подь ни­ко­гда не остав­лял его.

В «Ле­то­пи­си ски­та» го­во­рит­ся о том, что пре­по­доб­ный Иса­а­кий участ­во­вал во Все­рос­сий­ском Цер­ков­ном Со­бо­ре 1917 го­да.

23 ян­ва­ря 1918 го­да де­кре­том СНК Оп­ти­на пу­стынь бы­ла за­кры­та, но мо­на­стырь еще дер­жал­ся под ви­дом «сель­ско­хо­зяй­ствен­ной ар­те­ли». Вес­ной 1923 го­да за­кры­ли сель­хоз­ар­тель, оби­тель пе­ре­шла в ве­де­ние Глав­на­у­ки. Как ис­то­ри­че­ский па­мят­ник бы­ла на­зва­на «Му­зей Оп­ти­на пу­стынь». На­сто­я­те­ля, пре­по­доб­но­го Иса­а­кия, вла­сти от­стра­ни­ли от дел и по­ру­чи­ли пре­по­доб­но­му Ни­ко­ну пе­ре­да­чу иму­ще­ства мо­на­сты­ря му­зею.

Пре­по­доб­ный Иса­а­кий и стар­шая бра­тия, с ве­ли­кой скор­бью по­ки­нув оби­тель, по­се­ли­лись на квар­ти­рах в Ко­зель­ске. В 1923 го­ду все хра­мы оби­те­ли бы­ли за­кры­ты, и хра­мо­вые служ­бы пре­кра­ти­лись на це­лых 65 лет.

В то вре­мя в Ге­ор­ги­ев­ском хра­ме Ко­зель­ска осво­бо­ди­лась ва­кан­сия свя­щен­ни­ка и чу­дес­ным об­ра­зом уст­ро­и­лось так, что в хра­ме этом все долж­но­сти за­ня­ли оп­тин­ские ино­ки во гла­ве с пре­по­доб­ным Иса­а­ки­ем.

...На­сту­пил 1929 год. По всей стране про­ка­ти­лась вол­на но­вых аре­стов. В ав­гу­сте, по­сле празд­ни­ка Пре­об­ра­же­ния Гос­под­ня, бы­ли аре­сто­ва­ны и за­клю­че­ны в ко­зель­скую тюрь­му все оп­тин­ские иеро­мо­на­хи вме­сте с пре­по­доб­ным Иса­а­ки­ем. Из Ко­зель­ска аре­сто­ван­ные бы­ли от­прав­ле­ны в су­хи­ни­че­скую тюрь­му, а от­ту­да в Смо­ленск. В ян­ва­ре 1930 го­да, по­сле окон­ча­ния след­ствия, за­клю­чен­ные бы­ли со­сла­ны. Пре­по­доб­ный Иса­а­кий пе­ре­ехал в го­род Белев Туль­ской об­ла­сти.

В 1932 го­ду пре­по­доб­но­го Иса­а­кия вновь аре­сто­ва­ли. Пять лет спу­стя пре­по­доб­ный Иса­а­кий спо­до­бил­ся от Гос­по­да му­че­ни­че­ско­го вен­ца.

Свя­щен­но­му­че­ник Иса­а­кий был об­ви­нен в свя­зи с де­лом Белев­ско­го епи­ско­па Ни­ки­ты (При­быт­ко­ва), ко­то­ро­му вме­ня­лось в ви­ну, что он, «яв­ля­ясь ор­га­ни­за­то­ром и ру­ко­во­ди­те­лем под­поль­но­го мо­на­сты­ря при хра­ме свя­ти­те­ля Ни­ко­лая в Ка­за­чьей сло­бо­де, си­сте­ма­ти­че­ски да­вал уста­нов­ку мо­на­ше­ству­ю­ще­му эле­мен­ту и ду­хо­вен­ству о про­ве­де­нии контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти сре­ди на­се­ле­ния, и в рас­про­стра­не­нии яв­но про­во­ка­ци­он­ных слу­хов о со­ше­ствии на зем­лю ан­ти­хри­ста».

Сна­ча­ла, в 1937 го­ду, бы­ло аре­сто­ва­но сто че­ло­век, и они все бы­ли рас­стре­ля­ны, а 16 де­каб­ря 1937 го­да бы­ло аре­сто­ва­но еще два­дцать че­ло­век. Все они под­верг­лись же­сто­ким и бес­че­ло­веч­ным ис­пы­та­ни­ям: их за­став­ля­ли сто­ять и не спать несколь­ко су­ток при бес­пре­рыв­ном до­про­се сме­ня­ю­щих­ся сле­до­ва­те­лей. Нель­зя бы­ло сесть, и ес­ли че­ло­век па­дал, то его об­ли­ва­ли хо­лод­ной во­дой. Они все от­ри­ца­ли. Пре­по­доб­ный Иса­а­кий был тверд в сво­ей пра­во­те, от­ри­цал все на­ве­ты и дал от­вет крат­кий и яс­ный: «В со­став под­поль­но­го мо­на­сты­ря я не вхо­дил...».

Об­ви­ни­тель­ный акт всем аре­сто­ван­ным был вы­не­сен 25 де­каб­ря 1937 го­да белев­ским НКВД. За­тем они бы­ли пе­ре­ве­де­ны в Ту­лу, где за­се­да­ла «трой­ка», ко­то­рая 30 де­каб­ря 1937 го­да вы­нес­ла при­го­вор: рас­стрел.

При­го­вор при­ве­ли в ис­пол­не­ние 26 де­каб­ря/8 ян­ва­ря 1938 го­да, на вто­рой день Рож­де­ства Хри­сто­ва, ко­гда Свя­тая Цер­ковь празд­ну­ет Со­бор Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы, рас­стре­лян­ных му­че­ни­ков тай­но за­хо­ро­ни­ли в ле­су на 162-м ки­ло­мет­ре Сим­фе­ро­поль­ско­го шос­се.

Так пре­рва­лась зем­ная жизнь свя­щен­но­му­че­ни­ка Иса­а­кия. Ти­хая, ис­тин­но по-мо­на­ше­ски без­молв­ная жизнь его, чи­стая и твер­дая в сво­их пра­во­слав­ных усто­ях, увен­ча­на стра­да­ни­ем за Хри­ста, вер­но­стью Ему до са­мой смер­ти. По­доб­но древним му­че­ни­кам, не бо­ясь же­сто­ко­сти вра­гов Хри­сто­вых, твер­до сто­ял свя­щен­но­му­че­ник Иса­а­кий в сво­ем ис­по­ве­да­нии: «От кре­ста сво­е­го не по­бе­гу!». И кро­вью сво­ею за­сви­де­тель­ство­вал свою вер­ность Гос­по­ду на­ше­му.

Полное житие преподобномученика Исаакия Оптинского

Отец Иса­а­кий при­нял управ­ле­ние оби­те­лью в 1914 го­ду, ко­гда уже шла Пер­вая ми­ро­вая вой­на, а сле­дом на­дви­га­лись со­бы­тия, раз­ру­шив­шие мно­го­ве­ко­вой уклад жиз­ни Рос­сии. По­сле ре­во­лю­ции 1917 го­да он не оста­вил по­пе­че­ние о бра­тии и ду­хов­ных ча­дах, па­лом­ни­ках, про­дол­жав­ших при­ез­жать в Оп­ти­ну, а за­тем в Ко­зельск, где уже в ви­де об­щи­ны про­дол­жа­ла теп­лить­ся жизнь ра­зо­рен­ной оби­те­ли. Его муд­рость, про­сто­та, ду­хов­ный мир ни­как не по­ко­ле­ба­лись сре­ди го­не­ний, этот мир он рас­про­стра­нял и во­круг се­бя. Гос­подь спо­до­бил его при­нять му­че­ни­че­ский ве­нец, вме­сте со стар­ца­ми Ни­ко­ном и Нек­та­ри­ем он до­стой­но нес крест ис­по­вед­ни­че­ства в го­ды утвер­ждав­ше­го­ся без­бо­жия, явив при­мер по­сле­до­ва­ния Хри­сту до смер­ти.

Иван Ни­ко­ла­е­вич Бо­б­ра­ков ро­дил­ся в 1865 го­ду в де­ревне Ост­ров Ма­ло­ар­хан­гель­ско­го уез­да Ор­лов­ской гу­бер­нии в кре­стьян­ской се­мье. Его ро­ди­те­ли бы­ли людь­ми бла­го­че­сти­вы­ми, с дет­ства при­учи­ли де­тей к хра­му, до­маш­ней мо­лит­ве, вос­пи­ты­ва­ли их в стра­хе Бо­жи­ем. Отец Ни­ко­лай Ро­ди­о­но­вич со вре­ме­нем по­сту­пил в Оп­ти­ну пу­стынь, где под­ви­зал­ся до кон­ца жиз­ни, пе­ред смер­тью при­нял по­стри­же­ние в ве­ли­кую схи­му с име­нем Ни­ко­лай. Неуди­ви­тель­но, что из та­кой се­мьи про­изо­шел бу­ду­щий по­движ­ник. Иван еще юно­шей при­нял ре­ше­ние по­свя­тить свою жизнь слу­же­нию Гос­по­ду и в 1884 го­ду, в воз­расте два­дца­ти лет, по­сту­пил в Оп­ти­ну пу­стынь. Он при­шел в мо­на­стырь, ко­гда еще был жив ве­ли­кий ста­рец Ам­вро­сий, за­став са­мый рас­цвет Оп­ти­ной. Позд­нее ста­рец Нек­та­рий рас­ска­зы­вал од­ной из сво­их ду­хов­ных до­че­рей, как по­явил­ся бу­ду­щий ар­хи­манд­рит Иса­а­кий в Оп­ти­ной: «Бла­жен­ный Ва­си­лий при­вел его к ба­тюш­ке Ам­вро­сию и ска­зал: "По­кло­ни­тесь в нож­ки ему, это бу­дет по­след­ний оп­тин­ский ар­хи­манд­рит". А юно­ше он ска­зал: "Те­бя каз­нят". По до­ро­ге в тра­пез­ную бла­жен­ный Ва­си­лий при­зы­вал бо­го­моль­цев: "По­кло­ни­тесь по­след­не­му Оп­тин­ско­му ар­хи­манд­ри­ту!"». Это про­ро­че­ство при­ве­ло Ива­на в недо­уме­ние, по сво­е­му при­род­но­му сми­ре­нию он и не по­мыш­лял ни о чем по­доб­ном: «Ка­ким еще там быть ар­хи­манд­ри­том! Нет, нет!.. Это для дру­гих...».

Дол­гое вре­мя Иван на­хо­дил­ся на об­щих по­слу­ша­ни­ях, да­же не всту­пая в чис­ло бра­тии. Со вре­ме­нем у него об­на­ру­жил­ся неза­у­ряд­ный пев­че­ский дар, его пе­ре­ве­ли на кли­рос, и пе­ние ста­ло его глав­ным по­слу­ша­ни­ем. При этом он вни­ма­тель­но изу­чал устав, очень лю­бил строй бо­го­слу­же­ния, по­ни­мал его глу­би­ну. Толь­ко через три­на­дцать лет по­сле по­ступ­ле­ния в мо­на­стырь, 17 де­каб­ря 1897 го­да, Иван Бо­б­ра­ков был опре­де­лен в чис­ло бра­тии. 7 июня 1898 го­да он был по­стри­жен в ман­тию с име­нем Иса­а­кий, в честь свя­ти­те­ля Иса­а­кия, епи­ско­па Кипр­ско­го, а 20 ок­тяб­ря то­го же го­да ру­ко­по­ло­жен в иеро­ди­а­ко­на. 24 ок­тяб­ря 1902 го­да, в день освя­ще­ния Ка­зан­ско­го со­бо­ра в Ша­мор­дин­ской оби­те­ли, Ка­луж­ский епи­скоп Ве­ни­а­мин по­свя­тил его в свя­щен­ни­че­ский сан.

Вме­сте с бра­ти­ей мо­на­сты­ря и ски­та отец Иса­а­кий хо­дил на от­кро­ве­ние по­мыс­лов к стар­цу Иоси­фу, пре­ем­ни­ку пре­по­доб­но­го Ам­вро­сия. Вско­ре отец Иса­а­кий был на­зна­чен брат­ским устав­щи­ком. Он с лю­бо­вью вы­пол­нял свои обя­зан­но­сти, на­блю­дая за чи­но­по­сле­до­ва­ни­ем цер­ков­ных служб, про­дол­жая изу­че­ние уста­ва.

22 ап­ре­ля 1908 го­да в оби­те­ли, на 72-м го­ду жиз­ни, по­чил о Гос­по­де отец пре­по­доб­но­го Иса­а­кия схи­мо­нах Ни­ко­лай. Он был по­гре­бен на мо­на­стыр­ском клад­би­ще меж­ду хра­мом пре­по­доб­ной Ма­рии Еги­пет­ской и Вве­ден­ским со­бо­ром. Отец Иса­а­кий ча­сто при­хо­дил на его мо­ги­лу, ду­хов­ная связь от­ца и сы­на не пре­ры­ва­лась. Од­на­жды пре­по­доб­ный Иса­а­кий в чем-то не по­ла­дил со ски­то­на­чаль­ни­ком от­цом Фе­о­до­си­ем, меж­ду ни­ми воз­ник­ло вза­им­ное непо­ни­ма­ние. Спу­стя неко­то­рое вре­мя отец Фе­о­до­сий при­шел к нему и рас­ска­зал, что ви­дел во сне схи­мо­на­ха Ни­ко­лая, ко­то­рый упре­кал их с от­цом Иса­а­ки­ем. За­ду­мал­ся пре­по­доб­ный Иса­а­кий, услы­шав этот рас­сказ, и по­том ти­хо про­из­нес од­но сло­во: «Чу­ет!..». По­сле это­го мир был вос­ста­нов­лен и боль­ше ни­ко­гда не на­ру­шал­ся.

Тем вре­ме­нем за­ме­ча­тель­ные ка­че­ства от­ца Иса­а­кия – тер­пе­ние, ми­ро­лю­бие, ис­тин­ное бла­го­че­стие, ду­хов­ная рас­су­ди­тель­ность – уже бы­ли хо­ро­шо из­вест­ны бра­тии. По­сле смер­ти ар­хи­манд­ри­та Ксе­но­фон­та в 1914 го­ду он был из­бран на ме­сто на­сто­я­те­ля. 7 но­яб­ря 1914 го­да он был воз­ве­ден в сан игу­ме­на, а 16 но­яб­ря – в сан ар­хи­манд­ри­та. Так ис­пол­ни­лось пред­ска­за­ние бла­жен­но­го. «По сво­ей при­мер­ной, ис­тин­но мо­на­ше­ской жиз­ни он был вполне до­сто­ин за­нять столь вы­со­кий пост, – вспо­ми­на­ла мо­на­хи­ня Ма­рия (Доб­ро­мыс­ло­ва). – Очень боль­шо­го ро­ста, вну­ши­тель­ной и бла­го­леп­ной на­руж­но­сти, он был прост как ди­тя и в то же вре­мя мудр ду­хов­ною муд­ро­стию».

Крест на­сто­я­тель­ства ар­хи­манд­ри­ту Иса­а­кию при­шлось ве­сти боль­шое хо­зяй­ство мо­на­сты­ря в нелег­ких усло­ви­ях во­ен­но­го вре­ме­ни. Оп­ти­на Пу­стынь к на­ча­лу Пер­вой ми­ро­вой вой­ны име­ла об­шир­ные вла­де­ния в ви­де раз­лич­ных лес­ных и лу­го­вых уго­дий, мель­ниц, па­сек и ма­стер­ских. Все это тре­бо­ва­ло от на­сто­я­те­ля огром­но­го вни­ма­ния и лич­но­го уча­стия во всех де­лах. На­сто­я­тель все­гда хра­нил в серд­це бла­го­дар­ную лю­бовь и по­чи­та­ние па­мя­ти оп­тин­ских стар­цев и по­движ­ни­ков. Од­ним из пер­вых его дел при вступ­ле­нии в долж­ность ста­ло бла­го­устрой­ство мо­ги­лы ар­хи­манд­ри­та Ксе­но­фон­та. Отец Иса­а­кий за­бо­тил­ся и о мо­ги­лах стар­цев, он пред­ло­жил объ­еди­нить под об­щей кры­шей ча­сов­ни на ме­сте их по­гре­бе­ния. Этот про­ект не успе­ли осу­ще­ствить из-за по­сле­до­вав­ших вско­ре со­бы­тий в Рос­сии. Еще од­ной ини­ци­а­ти­вой на­сто­я­те­ля бы­ло пред­ло­же­ние из­дать жиз­не­опи­са­ние стар­ца Льва (На­гол­ки­на) – объ­ем­ной ру­ко­пи­си, ко­то­рая оста­лась по­сле стар­ца Ам­вро­сия, со­брав­ше­го мно­же­ство ма­те­ри­а­лов о по­движ­ни­ке. Бра­тия под­дер­жа­ла это пред­ло­же­ние, но труд­но­сти во­ен­но­го вре­ме­ни за­дер­жа­ли вы­ход кни­ги до ле­та 1917 го­да, ко­гда ее на­пе­ча­та­ла ти­по­гра­фия Ша­мор­дин­ской оби­те­ли.

Отец Иса­а­кий от­ли­чал­ся снис­хож­де­ни­ем к немо­щам и гре­хам ближ­них. Яр­ким при­ме­ром то­му слу­жит его соб­ствен­но­руч­ная за­пис­ка, вы­дан­ная неза­кон­но­му по­руб­щи­ку ле­са, в ко­то­рой ука­зы­ва­ет­ся, что ви­нов­ный кре­стья­нин «за свой про­сту­пок – по­кра­жу де­ре­ва с Ма­ке­ев­ской да­чи пу­сты­ни – на сей раз про­ща­ет­ся, как про­сит про­ще­ния и обе­ща­ет бо­лее не де­лать». Еще од­но сви­де­тель­ство че­ло­ве­ко­лю­бия от­ца Иса­а­кия – ра­порт прео­свя­щен­но­му Гу­рию, епи­ско­пу Ка­луж­ско­му, с прось­бой о сня­тии за­пре­ще­ния в свя­щен­но­слу­же­нии двух иеро­мо­на­хов пре­клон­ных лет, жив­ших в брат­ской мо­на­стыр­ской боль­ни­це. Пре­по­доб­ный Иса­а­кий хо­да­тай­ство­вал о их про­ще­нии, «на­блю­дая ис­клю­чи­тель­ную ду­шев­ную поль­зу обо­их иеро­мо­на­хов, т. е. чтобы они не умер­ли за­пре­щен­ны­ми и над ни­ми не тя­го­те­ло за­пре­ще­ние, как нераз­ре­шен­ная епи­ти­мия, и за гро­бом». На­сто­я­тель ни в ка­ких об­сто­я­тель­ствах не остав­лял на­деж­ды на ис­прав­ле­ние про­ви­нив­ших­ся, счи­тая сво­им дол­гом под­дер­жать их ду­хов­но, на­пра­вить на бла­гой путь. Отец Иса­а­кий через всю жизнь про­нес лю­бовь и бла­го­го­вей­ное от­но­ше­ние к бо­го­слу­же­нию, бу­дучи на­сто­я­те­лем сам ча­сто слу­жил в мо­на­сты­ре и в ски­ту. Ар­хи­манд­рит Ве­ни­а­мин (Фед­чен­ков), бу­ду­щий мит­ро­по­лит, из­вест­ный ду­хов­ный пи­са­тель, за­ме­ча­тель­ный пас­тырь, ча­сто бы­вав­ший в Оп­ти­ной, вспо­ми­нал о нем: «Он пе­ред слу­же­ни­ем ли­тур­гии в празд­ни­ки все­гда ис­по­ве­до­вал­ся ду­хов­ни­ку. Один уче­ный мо­нах, впо­след­ствии из­вест­ный мит­ро­по­лит, спро­сил его: за­чем он это де­ла­ет и в чем ему ка­ять­ся? Ка­кие у него мо­гут быть гре­хи? На это отец ар­хи­манд­рит от­ве­тил срав­не­ни­ем: „Вот оставь­те этот стол на неде­лю в ком­на­те с за­кры­ты­ми ок­на­ми и за­пер­тою две­рью. По­том при­ди­те и про­ве­ди­те паль­цем по нему. И оста­нет­ся на сто­ле чи­стая по­ло­са, а на паль­це – пыль, ко­то­рую и не за­ме­ча­ешь да­же в воз­ду­хе. Так и гре­хи: боль­шие или ма­лые, но они на­кап­ли­ва­ют­ся непре­рыв­но. И от них сле­ду­ет очи­щать­ся по­ка­я­ни­ем и ис­по­ве­дью“».

Как ни пек­ся на­сто­я­тель о бла­го­по­лу­чии оби­те­ли, к кон­цу 1916 го­да в мо­на­сты­ре стал силь­но чув­ство­вать­ся недо­ста­ток во всем жиз­нен­но необ­хо­ди­мом. Несмот­ря на это, Оп­ти­на пу­стынь ока­зы­ва­ла ще­д­рую по­мощь по­стра­дав­шим от вой­ны, до ми­ни­му­ма со­кра­щая соб­ствен­ные по­треб­но­сти. При на­плы­ве бе­жен­цев из Поль­ши и Бе­ло­рус­сии мо­на­сты­рю бы­ло пред­ло­же­но предо­ста­вить для них по­ме­ще­ния. Ар­хи­манд­рит Иса­а­кий от­дал бе­жен­цам од­ну из го­сти­ниц, а для боль­ных ти­фом – боль­нич­ный кор­пус. В кон­це вой­ны еще од­на го­сти­ни­ца бы­ла опре­де­ле­на под при­ют для оси­ро­тев­ших де­тей. Оп­тин­ские мо­на­хи усерд­но мо­ли­лись о рус­ском во­ин­стве и о всех, на по­ле бра­ни уби­ен­ных.

На­сту­пил 1917 год. На­ча­ло го­да озна­ме­но­ва­лось со­бы­ти­я­ми Фев­раль­ской ре­во­лю­ции, уже то­гда по­яви­лись пер­вые жерт­вы ре­во­лю­ци­он­но­го раз­гу­ла. На Страст­ной неде­ле на мо­на­стыр­ском клад­би­ще по­яви­лась све­жая мо­ги­ла: в оби­те­ли по­хо­ро­ни­ли под­пол­ков­ни­ка Ми­ха­и­ла Дмит­ри­е­ви­ча Обе­ру­че­ва, храб­ро во­е­вав­ше­го бо­е­во­го офи­це­ра, ко­то­рый тем не ме­нее по­гиб не на фрон­те, а в Ре­ве­ле, ку­да при­е­хал на­ве­стить се­мью. Во вре­мя улич­ных бес­по­ряд­ков его уда­рил по го­ло­ве саб­лей «ре­во­лю­ци­он­ный» мат­рос. Гроб с те­лом по­гиб­ше­го при­вез­ла на по­ез­де из Ре­ве­ля в Ко­зельск Алек­сандра Дмит­ри­ев­на Обе­ру­че­ва, сест­ра его, впо­след­ствии мо­на­хи­ня Ам­вро­сия, ду­хов­ная дочь от­ца Ни­ко­на. В Оп­ти­ну с ней при­бы­ла и вдо­ва под­пол­ков­ни­ка с дву­мя детьми. Мо­на­хи­ня Ам­вро­сия в сво­ем днев­ни­ке опи­са­ла эти со­бы­тия, из ее вос­по­ми­на­ний вид­но, с ка­ким со­стра­да­ни­ем и го­тов­но­стью по­мочь от­нес­лись к по­тер­пев­шим несча­стье на­сто­я­тель и вся бра­тия оби­те­ли. Это еще и ха­рак­тер­ная кар­ти­на из жиз­ни мо­на­сты­ря то­го вре­ме­ни: «25 мар­та, в вос­кре­се­нье, в день Вхо­да Гос­под­ня в Иеру­са­лим (в этот год Бла­го­ве­ще­нье при­шлось в один день с Верб­ным вос­кре­се­ньем), в 4 ча­са утра мы оста­но­ви­лись на стан­ции г. Ко­зель­ска. Вый­дя из ва­го­на, на­пра­ви­лась ту­да, где сто­я­ли из­воз­чи­ки; сле­дом за мной шел ка­кой-то че­ло­век; как толь­ко я нач­ну го­во­рить с из­воз­чи­ком, и он ока­зы­вал­ся меж­ду на­ми, вид­но, при­слу­ши­вал­ся; я ко вхо­ду вок­за­ла, и он ту­да и там вслу­ши­ва­ет­ся, как я го­во­рю со сто­я­щи­ми там из­воз­чи­ка­ми. Ни­кто из них, как толь­ко ска­жу, что в Оп­ти­ну, не со­гла­ша­ет­ся вез­ти, все го­во­рят, что во­да вы­шла из бе­ре­гов и за­то­пи­ла весь луг, на­чи­ная от де­рев­ни Сте­ни­но, про­ехать ни­как нель­зя, раз­лив та­кой страш­ный, что и не за­пом­нят та­ко­го. Оста­вив сво­их на вок­за­ле, я по­шла ле­сом круж­ным пу­тем, несколь­ко раз мне уда­лось пе­ре­ез­жать на лод­ке через вновь по­явив­ши­е­ся во вре­мя раз­ли­ва озе­ра. При­шла ту­да, ко­гда окон­чи­лась ран­няя обед­ня. По­до­шла к от­цу ар­хи­манд­ри­ту Иса­а­кию, по­про­си­ла про­ще­ния, что мы, не спро­сив раз­ре­ше­ния, пря­мо при­е­ха­ли с те­лом по­кой­но­го бра­та. Отец ар­хи­манд­рит ра­душ­но от­ве­тил мне: "Как же, му­че­ни­ка мы с ра­до­стью при­мем и най­дем ему луч­шее ме­сто на клад­би­ще". И рас­по­ря­дил­ся, чтобы каз­на­чей по­за­бо­тил­ся до­ста­вить гроб в мо­на­стырь. Каз­на­чей отец Пан­те­лей­мон го­ря­чо при­нял к серд­цу на­ше де­ло, по­звал ра­бо­чих и ска­зал им, чтобы за­пряг­ли са­мых вы­со­ких ло­ша­дей и непре­мен­но, во что бы то ни ста­ло, при­вез­ли гроб до бе­ре­га, а здесь бу­дут ждать лод­ки с ка­на­та­ми. По­спе­ши­ла я опять ле­сом в об­рат­ный путь. Ма­неч­ку с детьми оста­ви­ла на вок­за­ле. Гроб по­ста­ви­ли на под­во­ду, ло­шадь вы­со­кая, силь­ная, ко­ле­са осо­бые, вы­со­кие, на дру­гой под­во­де я с ку­че­ром. До­е­ха­ли до де­рев­ни Сте­ни­ной, на­род го­во­рит, что про­ехать ни­как нель­зя, но, несмот­ря на все уго­во­ры, мы по­еха­ли пря­мо по во­де... Ко­гда мы до­бра­лись до бе­ре­га, то здесь бы­ли при­го­тов­ле­ны две лод­ки на ка­на­тах, укреп­лен­ных у то­го бе­ре­га. Лод­ки долж­ны бы­ли дви­гать­ся по ка­на­там, – сам ар­хи­манд­рит по­за­бо­тил­ся от­пу­стить сво­е­го ке­лей­ни­ка – луч­ше­го греб­ца. Те­че­ние бы­ло в этом го­ду необык­но­вен­но силь­ное, по­это­му и бы­ли сде­ла­ны та­кие при­спо­соб­ле­ния. Мо­на­стыр­ский ко­ло­кол опо­ве­стил всех, и вы­шло мно­го бра­тии, и они внес­ли гроб во храм Вла­ди­мир­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри... Ка­жет­ся на дру­гой день при­шла се­мья по­кой­но­го бра­та, то­же шли через лес. По­се­ли­лись все в Оп­ти­ной пу­сты­ни в го­сти­ни­це. Та­кие свя­тые дни! Еже­днев­но хо­ди­ли мы все к утрене в по­ло­вине вто­ро­го но­чи. За­тем, от­дох­нув с час или пол­то­ра, шли к ран­ней обедне. Де­ти, ко­неч­но, не вы­дер­жи­ва­ли, за­сы­па­ли ино­гда на этих ран­них служ­бах, но все же они все­гда охот­но вста­ва­ли и про­си­ли не остав­лять их, а ве­сти с со­бой. Ка­кое глу­бо­кое впе­чат­ле­ние оста­ет­ся от этих ноч­ных бла­го­го­вей­ных служб... Пе­ред ше­сто­псал­ми­ем ту­шит­ся боль­шин­ство све­чей и мы оста­ем­ся в по­лу­тьме, – и это при­да­ет всем еще боль­ше бла­го­го­ве­ния пе­ред та­ин­ствен­ным, ве­ли­ким... В Ве­ли­кую Сре­ду, по­сле Пре­ждео­свя­щен­ной обед­ни, хо­ро­ни­ли бра­та. Сам ар­хи­манд­рит Иса­а­кий участ­во­вал в по­гре­бе­нии, сам он и вы­брал ме­сто на клад­би­ще – через до­рож­ку от стар­че­ской ча­сов­ни, еще бы­ла од­на мо­ги­ла, а да­лее мо­ги­ла бра­та, воз­ле двух от­ро­ко­виц Клю­ча­ре­вых (в име­нии ко­то­рых, по за­ве­ща­нию их ба­буш­ки мо­на­хи­ни Ам­вро­сии, и был ос­но­ван Ша­мор­дин­ский мо­на­стырь). Вся бра­тия, и ар­хи­манд­рит, и стар­цы при вся­ком слу­чае вы­ра­жа­ли нам со­чув­ствие, – это неволь­но чув­ство­ва­лось, хо­тя все это мол­ча­ли­во, по-мо­на­ше­ски...». Все со­чув­ство­ва­ли се­мье по­гиб­ше­го, это бы­ло еще толь­ко пред­ве­стие на­дви­гав­ших­ся страш­ных со­бы­тий. Упо­мя­ну­тый в рас­ска­зе ма­туш­ки Ам­вро­сии каз­на­чей отец Пан­те­ле­и­мон в даль­ней­шем то­же по­стра­да­ет от без­бож­ных вла­стей, ныне игу­мен Пан­те­ле­и­мон (Ар­жа­ных) про­слав­лен во свя­тых как пре­по­доб­но­му­че­ник.

1917 год был на­сы­щен со­бы­ти­я­ми. Од­но из них по пра­ву мож­но на­звать эпо­халь­ным в жиз­ни Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви – это Все­рос­сий­ский Цер­ков­ный Со­бор. На­сто­я­тель Оп­ти­ной пу­сты­ни ар­хи­манд­рит Иса­а­кий при­ни­мал в нем уча­стие, по­это­му неко­то­рое вре­мя не был в оби­те­ли – от­был в Моск­ву для при­сут­ствия на за­се­да­ни­ях со­бо­ра. Ре­во­лю­ци­он­ное ли­хо­ле­тье Несмот­ря на все уси­лия на­сто­я­те­ля жизнь мо­на­сты­ря, как и всей стра­ны, ста­но­ви­лась все труд­нее. В ле­то­пи­си оби­те­ли 1 ок­тяб­ря 1917 го­да за­пи­са­но: «В ски­ту по тя­же­лым усло­ви­ям пи­ще­во­го до­воль­ствия вво­дит­ся опре­де­лен­ная пор­ция хле­ба – 1 фунт на бра­та еже­днев­но» (фунт – это 400 грам­мов). Гос­подь не остав­лял оби­тель, по­сы­лая по­мощь, уте­ше­ние. В это вре­мя уже труд­но бы­ло раз­до­быть про­до­воль­ствие, хлеб, бы­ли вве­де­ны до­зо­ры, изы­ма­ю­щие про­дук­ты пи­та­ния у на­се­ле­ния. Как-то ря­со­фор­ный мо­нах Мар­ти­рий, скит­ский цве­то­вод, и по­слуш­ник Иоанн по бла­го­сло­ве­нию на­сто­я­те­ля от­пра­ви­лись на мо­на­стыр­ских ло­ша­дях за­ку­пать пше­ни­цу. Про­ехав через несколь­ко уез­дов, они уви­де­ли, что вез­де тща­тель­ный до­смотр, каж­дую по­воз­ку про­ве­ря­ют. Они уже до­е­ха­ли до Ор­лов­ской гу­бер­нии, но ни­че­го ку­пить не уда­ва­лось, а на­до бы­ло най­ти пу­дов трид­цать... И ста­ли они мо­лить­ся Бо­гу и оп­тин­ским стар­цам. В ито­ге они чу­дом ку­пи­ли два­дцать пять пу­дов, за­сы­па­ли меш­ки се­ном и по­еха­ли до­мой. Семь уез­дов про­еха­ли, вез­де до­смотр, а их слов­но и не ви­де­ли. Скит­ский ле­то­пи­сец от­ме­тил по это­му по­во­ду: «Свя­тые стар­цы сво­и­ми свя­ты­ми мо­лит­ва­ми яв­но по­мо­га­ют сво­е­му род­но­му ски­ту».

Скит и рань­ше ча­сто ока­зы­вал­ся по­мощ­ни­ком мо­на­сты­ря, этот хлеб то­же по­шел для всех, и не толь­ко для мо­на­хов, но и для де­тей-си­рот, и для бе­жен­цев, ко­то­рые силь­но бед­ство­ва­ли.

А вот еще од­на за­пись в Ле­то­пи­си: «Ми­ло­стью Бо­жи­ей в Ски­ту сде­лан боль­шой за­пас дров, как для на­сто­я­щей, так и для бу­ду­щей зи­мы... По­треб­ля­е­мые пи­ще­вые про­дук­ты так­же с успе­хом вос­пол­ня­ют­ся но­вы­ми за­куп­ка­ми. Яв­ная ми­лость Бо­жия при ны­неш­ней го­ло­дов­ке!».

7/20 ян­ва­ря 1918 го­да в оби­те­ли как обыч­но тор­же­ствен­но от­ме­ти­ли скит­ский празд­ник – Со­бор Пред­те­чи и Кре­сти­те­ля Гос­под­ня Иоан­на. Ли­тур­гию в ски­ту со­вер­шал на­сто­я­тель ар­хи­манд­рит Иса­а­кий. Но скорб­ное вре­мя бы­ло уже близ­ко. В 1918 го­ду был из­дан де­крет Сов­нар­ко­ма об от­де­ле­нии Церк­ви от го­су­дар­ства, что озна­ча­ло и за­кры­тие Оп­ти­ной пу­сты­ни как мо­на­сты­ря. За­пись в Ле­то­пи­си 25 фев­ра­ля: «В 11 ча­сов дня в скит за­яви­лись че­ты­ре сол­да­та Крас­ной Гвар­дии и один, оче­вид­но, их стар­ший. Они по­тре­бо­ва­ли к се­бе от­ца игу­ме­на, но ко­гда он вы­шел к ним, то они за­яви­ли, что при­шли осмот­реть хра­мы и все во­об­ще в ски­ту, ибо, как они за­яви­ли, про скит хо­дят слу­хи, что здесь мно­го ле­жит се­реб­ра и зо­ло­та. Отец игу­мен по­тре­бо­вал у них удо­сто­ве­ре­ния... Они на­пра­ви­лись в ка­мен­ный храм в со­про­вож­де­нии от­ца игу­ме­на. Все бы­ло осмот­ре­но. Цер­ков­ная утварь и со­су­ды, ико­ны в ри­зах пе­ре­пи­са­ны, но зо­ло­та, ко­неч­но, не бы­ло най­де­но... Бы­ла осмот­ре­на и ко­ло­коль­ня, там ду­ма­ли най­ти пу­ле­мет... По­сле се­го все от­пра­ви­лись в храм свя­то­го Иоан­на Пред­те­чи... И здесь все опи­са­ли».

Мо­на­сты­рю и по­сле фор­маль­но­го за­кры­тия уда­лось про­су­ще­ство­вать еще пять лет под ви­дом сель­ско­хо­зяй­ствен­ной ар­те­ли. Мно­гие от­ча­яв­ши­е­ся, по­те­ряв­шие род­ных и близ­ких, обез­до­лен­ные лю­ди на­шли бес­ко­рыст­ную по­мощь в сте­нах оби­те­ли.

Ве­ли­кие скор­би при­шлось пе­ре­не­сти на­сто­я­те­лю и бра­тии от без­бож­ной вла­сти за эту непре­кра­ща­ю­щу­ю­ся по­мощь мо­на­сты­ря на­ро­ду: на­сель­ни­ков аре­сто­вы­ва­ли, вы­сы­ла­ли. Отец Иса­а­кий бо­лел ду­шой за про­ис­хо­дя­щее в оби­те­ли.

Оп­тин­ский пле­мен­ной рас­сад­ник на­чал по­сте­пен­но пе­ре­хо­дить в ру­ки мест­ных вла­стей, мо­на­хи за­ме­ня­лись на­ем­ны­ми ра­бо­чи­ми, ко­то­рые та­щи­ли все, что пло­хо ле­жит, и не осо­бен­но за­бо­ти­лись о ско­те, по­го­ло­вье ко­то­ро­го быст­ро умень­ша­лось. Ко­гда ар­хи­манд­рит Иса­а­кий вы­сту­пил про­тив та­ко­го яв­но­го раз­ва­ла хо­ро­шо на­ла­жен­но­го хо­зяй­ства, он во­об­ще был от­стра­нен от ру­ко­вод­ства пле­мен­ным рас­сад­ни­ком, а по­том и аре­сто­ван. Вско­ре от­ца Иса­а­кия от­пу­сти­ли, но несколь­ко недель осе­нью 1919 го­да он и несколь­ко че­ло­век из бра­тии про­ве­ли в Ко­зель­ской тюрь­ме.

Так и про­дол­жа­ла су­ще­ство­вать оби­тель: мо­лит­ва, бо­го­слу­же­ние не пре­ры­ва­лись, бо­го­моль­цы про­дол­жа­ли при­хо­дить в мо­на­стырь, но бра­тия жи­ла в об­ста­нов­ке по­сто­ян­ной угро­зы аре­стов, вы­се­ле­ния, вся­че­ских при­тес­не­ний со сто­ро­ны вла­стей. По­дроб­но о жиз­ни Оп­ти­ной пу­сты­ни в на­ча­ле 1920-х го­дов рас­ска­за­но в жи­тии пре­по­доб­но­ис­по­вед­ни­ка Ни­ко­на.

Вес­ной 1923 го­да за­кры­ли и сель­хоз­ар­тель, оби­тель пе­ре­шла в ве­де­ние «Глав­на­у­ки» и бы­ла пре­об­ра­зо­ва­на в му­зей. Ар­хи­манд­рит Иса­а­кий был вновь аре­сто­ван. В тюрь­му бы­ла пре­вра­ще­на хлеб­ня с кел­ли­я­ми. Остав­ших­ся мо­на­хов ста­ли на­силь­но уда­лять из оби­те­ли. Хо­тя аре­сто­ван­ные и бы­ли через неко­то­рое вре­мя осво­бож­де­ны, но от­цу на­сто­я­те­лю вла­сти за­пре­ти­ли ве­де­ние всех мо­на­стыр­ских дел и рас­по­ря­ди­лись, чтобы он со стар­шей бра­ти­ей немед­лен­но по­ки­нул оби­тель. Ухо­дя из Оп­ти­ной, ар­хи­манд­рит Иса­а­кий пре­по­ру­чил со­вер­ше­ние бо­го­слу­же­ний и окорм­ле­ние бо­го­моль­цев от­цу Ни­ко­ну.

Из­гнан­ные из оби­те­ли на­сель­ни­ки по­се­ли­лись в част­ных до­мах Ко­зель­ска. Ар­хи­манд­рит Иса­а­кий жил на ули­це Ма­лое За­ре­чье (впо­след­ствии – ули­ца Пан­ко­вой) вме­сте с оп­тин­ски­ми иеро­мо­на­ха­ми Пи­ти­ри­мом (Куд­ряв­це­вым), Ми­са­и­лом (Цу­ба­ни­ко­вым), Ев­фро­си­ном (Ба­шал­ко­вым) и Ди­