Пре­по­доб­но­ис­по­вед­ник Ирак­лий ро­дил­ся в 1863 го­ду в Чер­ни­гов­ской гу­бер­нии в ка­за­чьей се­мье и в кре­ще­нии был на­ре­чен Иоси­фом. В 1871 го­ду бы­ла об­ра­зо­ва­на Тур­ке­стан­ская епар­хия, и в 1882 го­ду епи­скоп Тур­ке­стан­ский Алек­сандр (Куль­чиц­кий) ос­но­вал здесь Свя­то-Тро­иц­кий Ис­сык-Куль­ский мо­на­стырь, ку­да и по­сту­пил Иосиф Мо­тях. В 1889 го­ду во вре­мя зем­ле­тря­се­ния мо­на­стырь был раз­ру­шен, но за­тем вос­ста­нов­лен. 25 мар­та 1905 го­да по­слуш­ник Иосиф был по­стри­жен в мо­на­ше­ство и на­ре­чен Ири­не­ем. В мо­на­сты­ре он ис­пол­нял по­слу­ша­ние зво­на­ря и по­мощ­ни­ка эко­но­ма.
Ле­том 1916 го­да, вос­поль­зо­вав­шись тем, что рус­ская ар­мия во­е­ва­ла на фрон­тах Пер­вой ми­ро­вой вой­ны, кир­ги­зы под­ня­ли в Се­ми­ре­чье вос­ста­ние, вы­ра­зив­ше­е­ся в мас­со­вых и бес­по­щад­но же­сто­ких убий­ствах и гра­бе­жах. Бы­ли уби­ты ты­ся­чи рус­ских лю­дей, ты­ся­чи взя­ты в плен, де­тей раз­ры­ва­ли и раз­би­ва­ли о кам­ни, сбра­сы­ва­ли с уте­сов, жен­щин на­си­ло­ва­ли, до­ро­ги от се­ле­ния до се­ле­ния бы­ли за­ва­ле­ны тру­па­ми, иму­ще­ство раз­граб­ле­но, церк­ви ра­зо­ре­ны и со­жже­ны, свя­щен­ни­ки уби­ты. Мно­гие бла­го­устро­ен­ные се­ла бы­ли пол­но­стью уни­что­же­ны. 10 ав­гу­ста 1916 го­да кир­ги­зы-мя­теж­ни­ки по­яви­лись вбли­зи Свя­то-Тро­иц­ко­го мо­на­сты­ря. На­се­ле­ние Ис­сык-Ку­ля и боль­шая часть бра­тии по бла­го­сло­ве­нию на­сто­я­те­ля мо­на­сты­ря ар­хи­манд­ри­та Ири­нар­ха по­ки­ну­ли оби­тель. Две­на­дцать мо­на­хов, и сре­ди них мо­нах Ири­ней, во гла­ве с ду­хов­ни­ком мо­на­сты­ря иеро­мо­на­хом Ра­фа­и­лом и схи­мо­на­хом Ис­и­хи­ем оста­лись в оби­те­ли и с мо­лит­вой и пе­ни­ем ожи­да­ли на­па­де­ния вра­гов.
Один из свя­щен­ни­ков Тур­ке­стан­ской епар­хии пи­сал в от­че­те о про­ис­шед­ших со­бы­ти­ях: «11 ав­гу­ста в 3 ча­са дня тол­па кир­гиз че­ло­век до пя­ти­сот, пред­во­ди­тель­ству­е­мая быв­ши­ми уче­ни­ка­ми мо­на­стыр­ской шко­лы, во­рва­лись в мо­на­стырь, угна­ли скот, за­жгли скот­ный двор. Мо­на­хи во вре­мя раз­гро­ма бы­ли в хра­ме. Угнав­ши скот, кир­ги­зы во­рва­лись в храм, вы­гна­ли от­ту­да мо­на­хов, из ко­то­рых семь че­ло­век уби­ли око­ло па­пер­ти и двух тя­же­ло ра­ни­ли; иеро­мо­нах Ра­фа­ил при этом был обез­глав­лен; раз­гра­би­ли все цер­ков­ное и мо­на­ше­ское иму­ще­ство, а к но­чи, по обык­но­ве­нию, уда­ли­лись в го­ры. Тро­им из мо­на­ше­ству­ю­щей бра­тии уда­лось ускольз­нуть из рук кир­гиз – это... Алек­сандр Ва­ви­лов, зво­нарь Ири­ней и го­сти­ник Си­ме­он; двое пер­вых бы­ли сви­де­те­ля­ми всех без­об­ра­зий, учи­нен­ных кир­ги­за­ми: боль­шин­ство икон по­пор­че­ны пи­ка­ми, пре­сто­лы по­ру­га­ны и неко­то­рые сдви­ну­ты с мест; свя­тые ан­ти­мин­сы по­хи­ще­ны, Еван­ге­лия и дру­гие бо­го­слу­жеб­ные кни­ги изо­рва­ны; цер­ков­ная утварь ча­стью уве­зе­на, ча­стью ис­ко­вер­ка­на; из свя­щен­ных об­ла­че­ний мя­теж­ни­ки по­де­ла­ли по­кры­ва­ла для ло­ша­дей и укра­си­ли их бар­ха­том и по­зу­мен­том с хо­руг­вей и пла­ща­ниц. Та­ким об­ра­зом, хра­мы мо­на­стыр­ские, хо­тя и со­хра­ни­лись, но осквер­не­ны и раз­граб­ле­ны»[1].
Впо­след­ствии мо­нах Ири­ней был по­стри­жен в схи­му с име­нем Ирак­лий. Свя­то-Тро­иц­кий мо­на­стырь был за­крыт боль­ше­ви­ка­ми сра­зу же по за­хва­те ими вла­сти в Се­ми­ре­чье в 1919 го­ду. Иеро­мо­на­хи Се­ра­фим (Бо­го­слов­ский), Па­хо­мий (Ру­син) и Фе­о­гност (Пи­во­ва­ров)[2] и схи­мо­нах Ирак­лий – ушли в го­род Вер­ный и ста­ли под­ви­зать­ся в го­рах вбли­зи го­ро­да в ски­ту Ме­део. В 1921 го­ду в ски­ту бы­ли уби­ты иеро­мо­на­хи Се­ра­фим и Фе­о­гност, а сам скит ра­зо­рен, и схи­мо­нах Ирак­лий пе­ре­шел жить в се­мью цер­ков­но­го ста­ро­сты в по­се­лок Тал­гар. В до­ме жить он от­ка­зал­ся и по­стро­ил се­бе неболь­шую ке­лью в са­ду. Жи­вя здесь, он ча­сто ухо­дил в го­ры, где так­же по­ста­вил се­бе неболь­шую ке­лью и в ней мо­лил­ся. Од­на­жды, ко­гда он спу­стил­ся с гор в по­се­лок, вы­яс­ни­лось, что за вре­мя его от­сут­ствия се­мья цер­ков­но­го ста­ро­сты бы­ла аре­сто­ва­на и вы­сла­на, и он то­гда ушел в го­ры.
Зи­мой 1928 го­да один из жи­те­лей по­сел­ка Са­за­нов­ка, рас­по­ло­жен­но­го в де­ся­ти ки­ло­мет­рах от Свя­то-Тро­иц­ко­го мо­на­сты­ря, Ми­рон Ду­би­нин, на­хо­дясь в го­рах, услы­хал стон че­ло­ве­ка и, пой­дя на него, на­толк­нул­ся на ке­лью схи­мо­на­ха Ирак­лия; вы­яс­нив, что то­му в ру­ку по­па­ла боль­шая за­но­за, от ко­то­рой он ни­как не мо­жет осво­бо­дить­ся, он взял схим­ни­ка с со­бой, от­вел к фельд­ше­ру, и тот вы­нул за­но­зу. На­ско­ро от­ре­мон­ти­ро­вав сто­яв­ший в са­ду са­рай­чик, Ми­рон пред­ло­жил его для жи­тель­ства схим­ни­ку, и тот со­гла­сил­ся. Слух о том, что в по­сел­ке жи­вет ста­рец-схим­ник, быст­ро рас­про­стра­нил­ся сре­ди жи­те­лей, и к схи­мо­на­ху Ирак­лию ста­ли при­хо­дить ве­ру­ю­щие лю­ди, про­сить со­ве­та и свя­тых мо­литв.
Все вре­мя жиз­ни здесь ста­рец непре­стан­но мо­лил­ся, ни­ко­гда не ло­жил­ся спать, а ко­гда из­не­мо­гал, то все­го лишь при­са­жи­вал­ся на лав­ку, а за­тем вновь при­ни­мал­ся за мо­лит­вен­ный по­двиг. Вы­хо­дил он из до­ма толь­ко на служ­бу в храм. Са­мым боль­шим сво­им гре­хом схи­мо­нах Ирак­лий счи­тал, что он по ма­ло­ду­шию укло­нил­ся во вре­мя мя­те­жа кир­ги­зов при­нять му­че­ни­че­скую кон­чи­ну вме­сте с бра­ти­ей Свя­то-Тро­иц­ко­го мо­на­сты­ря, спря­тав­шись на ко­ло­кольне и та­ким об­ра­зом из­бе­жав смер­ти, – о про­ще­нии это­го гре­ха он го­ря­чо мо­лил­ся Бо­гу всю жизнь.
В се­мье Ми­ро­на Ду­би­ни­на схи­мо­нах Ирак­лий про­жил до 1929 го­да; ко­гда на­ча­лось пре­сле­до­ва­ние се­мьи и рас­ку­ла­чи­ва­ние, он пе­ре­шел к дво­ю­род­но­му бра­ту Ми­ро­на – Ан­дрею Ду­би­ни­ну. Ми­ро­на Ду­би­ни­на за то, что он не всту­пил в кол­хоз, аре­сто­ва­ли и за­клю­чи­ли в тюрь­му, от­ку­да он уже не вер­нул­ся. Вско­ре аре­сто­ва­ли и при­го­во­ри­ли к де­ся­ти го­дам за­клю­че­ния и Ан­дрея Ду­би­ни­на за то, что он не всту­пил в кол­хоз, и схи­мо­на­ха Ирак­лия взя­ла к се­бе се­мья Бо­чар­ни­ко­вых.
У Бо­чар­ни­ко­вых из­ба бы­ла вет­хая, и се­мья бы­ла бед­ная. Сер­гей Бо­чар­ни­ков хо­тел вы­стро­ить для схим­ни­ка ке­лью, но тот не со­гла­сил­ся, а по­се­лил­ся в при­строй­ке, где две­рью слу­жи­ла дос­ка, и толь­ко ес­ли ее ото­дви­нуть, мож­но бы­ло бо­ком про­лезть. Кро­ва­тью схим­ни­ку слу­жил длин­ный стол, на ко­то­рый бы­ла по­стла­на ко­ноп­ля­ная де­рюж­ка, дру­гой та­кой же де­рюж­кой он укры­вал­ся. Печ­ку он не раз­ре­шил се­бе ста­вить, и зи­мой обо­гре­вал­ся го­ря­чи­ми уго­лья­ми, ко­то­рые ему при­но­си­ли из пе­чи в из­бе. Лишь неза­дол­го пе­ред кон­чи­ной схим­ни­ка в его ке­лье бы­ла уста­нов­ле­на же­лез­ная печь. Тра­пе­зо­вал он вме­сте с хо­зя­е­ва­ми, у ко­то­рых бы­ло пять до­че­рей, и во вре­мя обе­да ча­сто го­во­рил им о Бо­ге, о свя­тых, о цер­ков­ных празд­ни­ках, а то, бы­ва­ло, толь­ко и ска­жет, что он ве­ли­кий греш­ник: «Гос­подь за­брал всех мо­их бра­тьев по ду­ху, а я еще жи­ву». По­сле тра­пезы он шел к се­бе в ке­лью мо­лить­ся.
По­сколь­ку Сер­гей Бо­чар­ни­ков не по­шел в кол­хоз, то его, несмот­ря на его край­нюю бед­ность, за­пи­са­ли в ку­ла­ки и из до­ма за­бра­ли всю рух­лядь, оста­вив лишь го­лые сте­ны. Схим­ни­ка в это вре­мя не бы­ло до­ма, и в его ке­лью то­гда не за­шли; он при­нес две свои де­рюж­ки хо­зя­е­вам – един­ствен­ное, что со­хра­ни­лось от раз­граб­ле­ния, и ска­зал де­тям: «Ну, вот, ре­бя­туш­ки, ло­жи­тесь, спи­те, а мы по­си­дим. А зав­тра – что Бог по­шлет, по­мо­гут лю­ди». И до утра он бе­се­до­вал с хо­зя­е­ва­ми о жи­тии свя­тых, о тер­пе­нии, ко­то­рое име­ли свя­тые, о незло­бии, кро­то­сти. А на­ут­ро од­но­сель­чане и род­ствен­ни­ки при­нес­ли се­мье все­го по­не­мно­гу.
Гос­подь от­крыл схим­ни­ку, что он умрет в день празд­ни­ка Воз­не­се­ния Гос­под­ня. К это­му вре­ме­ни схи­мо­нах Ирак­лий по­про­сил хо­зяй­ку сшить ему но­вую одеж­ду из си­не­го до­мо­тка­но­го хол­ста, в ко­то­рой и за­ве­щал его по­хо­ро­нить.
В 1937 го­ду под празд­ник Воз­не­се­ния Гос­под­ня схи­мо­нах Ирак­лий неожи­дан­но тя­же­ло за­бо­лел и слег. Он скон­чал­ся в са­мый день празд­ни­ка, 10 июня, в пол­ном со­зна­нии, сам кре­сто­об­раз­но сло­жил ру­ки на гру­ди и за­крыл гла­за. Схи­мо­нах Ирак­лий (Мо­тях) был по­гре­бен на клад­би­ще в по­сел­ке Са­за­нов­ка; на его по­хо­ро­ны съе­ха­лось мно­же­ство лю­дей – все, кто его знал, и, несмот­ря на то, что это бы­ло вре­мя лю­тых го­не­ний, лю­ди шли за гро­бом схим­ни­ка и пе­ли до са­мо­го клад­би­ща.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Май».
Тверь. 2007. С. 260-263

При­ме­ча­ния

[1] РГИА. Ф. 797, оп. 86, 1 отд., 1 ст., д. 127, л. 37.

[2] Пре­по­доб­но­му­че­ни­ки Се­ра­фим (Бо­го­слов­ский), Па­хо­мий (Ру­син) и Фе­о­гност (Пи­во­ва­ров); па­мять 29 июля/11 ав­гу­ста. 

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru/