Священномученик Иоанн Скадовский Пресвитер

Священномученики Прокопий, архиепископ Херсонский, и Иоанн Скадовский, пресвитер

Свя­щен­но­му­че­ник Про­ко­пий (в ми­ру Петр Се­ме­но­вич Ти­тов) ро­дил­ся 25 де­каб­ря 1877 го­да в се­мье свя­щен­ни­ка го­ро­да Куз­нец­ка Том­ской гу­бер­нии. Ко­гда Пет­ру ис­пол­ни­лось де­вять лет, он по­сту­пил в ду­хов­ное учи­ли­ще, а за­тем в се­ми­на­рию го­ро­да Том­ска, ко­то­рую окон­чил в 1897 го­ду. В 1901 го­ду Петр Се­ме­но­вич окон­чил Ка­зан­скую Ду­хов­ную ака­де­мию и был опре­де­лен пре­по­да­ва­те­лем Том­ско­го Ду­хов­но­го учи­ли­ща; на этой долж­но­сти он про­был несколь­ко ме­ся­цев. 21 ав­гу­ста 1901 го­да в Успен­ском мо­на­сты­ре го­ро­да Уфы он был по­стри­жен в мо­на­ше­ство с на­ре­че­ни­ем име­ни Про­ко­пий, 23-го – ру­ко­по­ло­жен в сан иеро­мо­на­ха. По­сле это­го он по­лу­чил на­зна­че­ние на долж­ность за­ве­ду­ю­ще­го Том­ской цер­ков­но-учи­тель­ской муж­ской шко­лы при ар­хи­ерей­ском до­ме. Шко­ла со­сто­я­ла из че­ты­рех клас­сов, и в нее по­сле пред­ва­ри­тель­ных эк­за­ме­нов при­ни­ма­лись маль­чи­ки от две­на­дца­ти до пят­на­дца­ти лет, окон­чив­шие од­но­класс­ную шко­лу. За­да­ча шко­лы со­сто­я­ла в том, чтобы за че­ты­ре го­да дать все необ­хо­ди­мые све­де­ния для учи­те­ля од­но­класс­ной шко­лы. Пре­по­да­ва­тель­ский кол­лек­тив шко­лы со­сто­ял из за­ве­ду­ю­ще­го и за­ко­но­учи­те­ля, долж­ность ко­то­рых ис­пол­нял иеро­мо­нах Про­ко­пий, свя­щен­ни­ка-за­ко­но­учи­те­ля, се­ми учи­те­лей и эко­но­ма. Уча­щих­ся бы­ло око­ло ста пя­ти­де­ся­ти че­ло­век. Том­ская цер­ков­но-учи­тель­ская шко­ла в со­от­вет­ствии с ре­ше­ни­ем Свя­тей­ше­го Си­но­да долж­на бы­ла го­то­вить учи­те­лей для Том­ской, Ом­ской, То­боль­ской и Ени­сей­ской епар­хий.
Од­ним из глав­ных эле­мен­тов ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го вос­пи­та­ния уче­ни­ков бы­ло уча­стие в бо­го­слу­же­ни­ях; они по­се­ща­ли все вос­крес­ные и празд­нич­ные бо­го­слу­же­ния при ар­хи­ерей­ском до­ме, участ­вуя в цер­ков­ном пе­нии и чте­нии. Уче­ни­ки двух стар­ших клас­сов, изу­ча­ю­щие цер­ков­ный устав, по­оче­ред­но по­се­ща­ли буд­нич­ные бо­го­слу­же­ния. По вос­крес­ным дням в шко­ле устра­и­ва­лись ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ные чте­ния, в ко­то­рых при­ни­ма­ли уча­стие не толь­ко учи­те­ля, но и наи­бо­лее спо­соб­ные уче­ни­ки. При цер­ков­но-учи­тель­ской шко­ле су­ще­ство­ва­ла вос­крес­ная шко­ла, ко­то­рой так­же ру­ко­во­дил иеро­мо­нах Про­ко­пий.
В это вре­мя во гла­ве Том­ской епар­хии сто­ял вы­да­ю­щий­ся мис­си­о­нер и про­све­ти­тель Ал­тая епи­скоп Ма­ка­рий (Нев­ский), ко­то­рый был ини­ци­а­то­ром мно­гих цер­ков­ных ме­ро­при­я­тий в епар­хии, и в част­но­сти ос­но­ва­те­лем цер­ков­но-учи­тель­ской шко­лы.
«Для рас­ши­ре­ния воз­мож­но­сти вли­ять на об­ще­ство про­по­ве­дью, – пи­сал Хар­лам­по­вич в бро­шю­ре о епи­ско­пе Ма­ка­рии, – епи­скоп Ма­ка­рий за­вел в Том­ске, в за­ле сво­е­го до­ма, чи­таль­ню, в ко­то­рой по вос­крес­ным дням в те­че­ние все­го го­да, бо­лее де­ся­ти лет, пре­по­да­ва­лись уро­ки ве­ры, со­сто­я­щие из объ­яс­не­ний еван­гель­ских чте­ний и цер­ков­но­го уче­ния, а так­же со­об­ща­лись ис­то­ри­че­ские и гео­гра­фи­че­ские све­де­ния о рус­ской зем­ле и го­су­дар­стве и чи­та­лись све­де­ния о войне и дру­гих совре­мен­ных им со­бы­ти­ях...
В 1903 го­ду со­бра­ния лек­то­ров, схо­див­ших­ся по по­не­дель­ни­кам в ком­на­тах вла­ды­ки для "счит­ки", пре­об­ра­зо­вы­ва­лись в пас­тыр­ские со­бра­ния том­ско­го ду­хо­вен­ства и пре­по­да­ва­те­лей ду­хов­но-учеб­ных за­ве­де­ний, про­ис­хо­див­шие еже­не­дель­но, ча­ще все­го под пред­се­да­тель­ством са­мо­го прео­свя­щен­но­го Ма­ка­рия».
В этих пас­тыр­ских со­бра­ни­ях при­ни­мал са­мое ак­тив­ное уча­стие иеро­мо­нах Про­ко­пий. При­чем на со­бра­ни­ях по ини­ци­а­ти­ве прео­свя­щен­но­го Ма­ка­рия об­суж­да­лись все на­сущ­ные и ост­рые во­про­сы цер­ков­ной жиз­ни епар­хии. Эти со­бра­ния бы­ли для всех весь­ма по­лез­ны­ми. На­при­мер, на со­бра­нии, со­сто­яв­шем­ся 2 сен­тяб­ря 1905 го­да в при­ем­ном за­ле епи­ско­па, вла­ды­ка по­ста­вил на об­суж­де­ние во­прос: в чем за­клю­ча­ет­ся нрав­ствен­ная связь меж­ду при­хо­жа­на­ми и пас­ты­рем, ко­то­рая со­став­ля­ет необ­хо­ди­мый при­знак пра­виль­ной при­ход­ской жиз­ни. В чем при­чи­на разъ­еди­нен­но­сти меж­ду пас­ты­рем и при­хо­дом, и ка­ким об­ра­зом ее устра­нить. Про­изо­шло об­суж­де­ние этих во­про­сов, при­чем вла­ды­ка спра­вед­ли­во ука­зал на недо­ста­точ­ное со­об­ще­ние пас­ты­рей меж­ду со­бой и пред­ло­жил устра­нить этот недо­ста­ток с по­мо­щью бла­го­чин­ни­че­ских съез­дов, убе­ди­тель­но по­ка­зав, что это наи­луч­ший спо­соб до­бить­ся един­ства сре­ди са­мих пас­ты­рей. Иеро­мо­нах Про­ко­пий вы­ска­зал мысль, что на­до бы Церк­ви иметь епи­ско­пов не толь­ко во гла­ве огром­ных епар­хий, но и ру­ко­во­ди­те­ля­ми цер­ков­ных еди­ниц, рав­ных уез­дам; в этом слу­чае они спо­соб­ство­ва­ли бы объ­еди­не­нию пас­ты­рей.
«В об­ще­е­пар­хи­аль­ной де­я­тель­но­сти епи­ско­па Ма­ка­рия на вид­ном ме­сте сто­я­ла его за­бо­та о при­го­тов­ле­нии до­стой­ных пас­ты­рей и учи­те­лей на­ро­да, в част­но­сти его близ­кие от­но­ше­ния к ду­хов­но-учеб­ным за­ве­де­ни­ям. Но, утвер­ждая в пи­том­цах их ве­ру в Бо­га и ограж­дая их "от втор­же­ния с улиц вред­ных нра­вов", прео­свя­щен­ный "да­лек от мыс­ли за­сло­нить их от жиз­ни и за­пе­реть в сте­нах от­ста­ло­сти". Он предо­став­лял сво­им со­ра­бот­ни­кам ве­сти учеб­но-вос­пи­та­тель­ное де­ло, со­об­ра­жа­ясь с на­зрев­ши­ми по­треб­но­стя­ми вре­ме­ни. При его бла­го­же­ла­тель­ном уча­стии две­ри том­ских ду­хов­ных и цер­ков­но-учеб­ных за­ве­де­ний – рань­ше мно­гих дру­гих рус­ских ду­хов­но-учеб­ных учре­жде­ний – от­кры­лись для совре­мен­ной свет­ской на­у­ки и ис­кусств...
Ос­но­ван­ное в 1891 го­ду, Том­ское епар­хи­аль­ное учи­ли­ще на­столь­ко рас­ши­ри­лось, что яви­лась нуж­да в но­вом зда­нии для него, ко­то­рое бы­ло воз­двиг­ну­то за­бо­та­ми епи­ско­па Ма­ка­рия. При нем же рас­ши­ре­ны по­ме­ще­ния муж­ско­го ду­хов­но­го учи­ли­ща, что да­ло воз­мож­ность удво­ить чис­ло поль­зу­ю­щих­ся удоб­ства­ми учи­лищ­но­го об­ще­жи­тия. На­ко­нец, в за­слу­гу епи­ско­пу Ма­ка­рию ста­вят и то, что при его са­мой де­я­тель­ной по­мо­щи Том­ская се­ми­на­рия, со­рок лет ски­тав­ша­я­ся по част­ным квар­ти­рам в раз­лич­ных угол­ках и за­ко­ул­ках го­ро­да, на­шла "по­кой­ный, удоб­ный, про­стор­ный и свет­лый при­ют в рос­кош­ном зда­нии, на про­сто­ре гро­мад­но­го по­ме­стья".
На­ря­ду с за­бо­та­ми о про­све­ще­нии де­тей ду­хо­вен­ства, у прео­свя­щен­но­го Ма­ка­рия сто­ял во­прос о ре­ли­ги­оз­ном об­ра­зо­ва­нии и вос­пи­та­нии на­ро­да, по­став­лен­ный при нем с небы­ва­лой для Том­ской епар­хии ши­ро­той. До при­бы­тия его в Томск да­же в са­мом го­ро­де не бы­ло цер­ков­ных школ, – при нем Том­ская епар­хия по чис­лу их за­ня­ла пер­вое ме­сто сре­ди дру­гих Си­бир­ских епар­хий. Под­чи­нен­но­му ду­хо­вен­ству он дал хо­ро­ший при­мер, от­крыв шко­лу гра­мо­ты при сво­ем ар­хи­ерей­ском до­ме. Шко­ла эта с те­че­ни­ем вре­ме­ни вы­рос­ла во вто­ро­класс­ную, а за­тем в цер­ков­но-учи­тель­скую, по­ме­ща­ю­щу­ю­ся в со­лид­ном двух­этаж­ном ка­мен­ном зда­нии близ ар­хи­ерей­ско­го до­ма»[1].
В 1906 го­ду иеро­мо­нах Про­ко­пий был на­зна­чен на долж­ность пре­по­да­ва­те­ля Ир­кут­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии, рек­то­ром ко­то­рой был то­гда ар­хи­манд­рит Ев­ге­ний (Зер­нов). В 1909 го­ду иеро­мо­нах Про­ко­пий был вклю­чен в со­став ко­мис­сии по осви­де­тель­ство­ва­нию остан­ков свя­ти­те­ля Со­фро­ния Ир­кут­ско­го, по мо­лит­вам ко­то­ро­го про­ис­хо­ди­ли мно­го­чис­лен­ные чу­де­са и ис­це­ле­ния. 30 ав­гу­ста 1909 го­да иеро­мо­нах Про­ко­пий был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та и на­зна­чен на долж­ность по­мощ­ни­ка за­ве­ду­ю­ще­го пас­тыр­ско­го учи­ли­ща в го­ро­де Жи­то­ми­ре.
С ис­крен­ним со­жа­ле­ни­ем про­ща­лись с от­цом Про­ко­пи­ем рек­тор се­ми­на­рии ар­хи­манд­рит Ев­ге­ний, пре­по­да­ва­те­ли, уча­щи­е­ся и ду­хо­вен­ство Ир­кут­ска. Ха­рак­те­ри­зуя его тру­ды, цер­ков­ные де­я­те­ли Ир­кут­ска пи­са­ли, что он яв­лял­ся од­ним из са­мых вдох­но­вен­ных про­по­вед­ни­ков го­ро­да. Для то­го, чтобы по­слу­шать его в со­бра­ни­ях цер­ков­но­го Ир­кут­ско­го Брат­ства во имя свя­ти­те­ля Ин­но­кен­тия, схо­ди­лись сот­ни лю­дей. Во все празд­ни­ки он слу­жил ака­фи­сты в Кре­сто­вой ар­хи­ерей­ской церк­ви, при­чем его слу­же­ние от­ли­ча­лось боль­шой мо­лит­вен­но­стью, и по­сле каж­дой служ­бы он про­из­но­сил глу­бо­ко на­зи­да­тель­ное сло­во. При­хо­жане на­столь­ко по­лю­би­ли его, что во вре­мя по­след­ней служ­бы и про­по­ве­ди мно­гие ис­кренне пла­ка­ли. Отец Про­ко­пий был вдох­но­ви­те­лем и ор­га­ни­за­то­ром бла­го­тво­ри­тель­но­го от­де­ла при Брат­стве свя­ти­те­ля Ин­но­кен­тия. Бла­го­да­ря глав­ным об­ра­зом его тру­дам, уда­лось по­мочь мно­гим бед­ня­кам. От­ме­чая при про­ща­нии де­я­тель­ность от­ца Про­ко­пия в ка­че­стве пре­по­да­ва­те­ля се­ми­на­рии, ар­хи­манд­рит Ев­ге­ний ска­зал:
«Пре­по­да­ва­ние Свя­щен­но­го Пи­са­ния в на­сто­я­щее вре­мя – труд весь­ма тя­же­лый, при той хо­лод­но­сти, ка­кая неред­ко на­блю­да­ет­ся в уча­щих­ся к это­му пред­ме­ту, и на­до иметь мно­го ума, люб­ви и ста­ра­ния, чтобы им за­ин­те­ре­со­вать уче­ни­ков и за­ста­вить от­но­сить­ся к нему ес­ли не с лю­бо­вью, то во вся­ком слу­чае с вни­ма­ни­ем и ува­же­ни­ем. И вы это­го до­стиг­ли. В этом от­но­ше­нии нема­лое зна­че­ние име­ла ва­ша лич­ность, как че­ло­ве­ка доб­ро­го, ис­крен­не­го и по­сле­до­ва­тель­но­го. Уче­ни­ки не мог­ли не по­нять, что то, че­му вы учи­ли, – для вас не звук, а жизнь, и что вы стре­ми­тесь не толь­ко на­учить, но и вос­пи­тать. Честь и сла­ва вам за это»[2].
Ос­но­ва­ние в 1908 го­ду при Бо­го­яв­лен­ском мо­на­сты­ре в го­ро­де Жи­то­ми­ре ста­ра­ни­я­ми ар­хи­епи­ско­па Во­лын­ско­го Ан­то­ния (Хра­по­виц­ко­го) пас­тыр­ско­го учи­ли­ща ста­ло од­ним из круп­ней­ших цер­ков­ных со­бы­тий в жиз­ни Во­лы­ни. Учи­ли­ще пас­тыр­ства ста­ви­ло сво­ей спе­ци­аль­ной це­лью не толь­ко об­ра­зо­вать уча­щих­ся, но, преж­де все­го, вос­пи­тать доб­рых пас­ты­рей Пра­во­слав­ной Церк­ви через пре­по­да­ва­ние необ­хо­ди­мых для пас­ты­ря зна­ний, а так­же через про­хож­де­ние ими необ­хо­ди­мых слу­жи­те­лю Бо­жию по­дви­гов хри­сти­ан­ской жиз­ни и де­я­тель­но­сти. Имея та­кую цель, учи­ли­ще со­бра­ло в сво­их сте­нах не де­тей и под­рост­ков, но лишь взрос­лых, со­зна­тель­но опре­де­лив­ших свое жиз­нен­ное по­при­ще. В учи­ли­ще при­ни­ма­лись или же­на­тые лю­ди, со­би­рав­ши­е­ся стать пас­ты­ря­ми, или мо­на­хи, или по­слуш­ни­ки, име­ю­щие на­ме­ре­ние при­нять мо­на­ше­ский по­стриг. Все пре­по­да­ва­те­ли учи­ли­ща бы­ли в свя­щен­ном сане, а уче­ни­ки но­си­ли ду­хов­ную одеж­ду. Быт учи­ли­ща, ор­га­ни­зо­ван­но­го в сте­нах мо­на­сты­ря, был при­бли­жен к мо­на­стыр­ско­му – с об­щей мо­лит­вой, уча­сти­ем по оче­ре­ди в еже­днев­ных служ­бах и чте­ни­ем жи­тий на тра­пе­зе. В учи­ли­ще мог­ли по­сту­пить все, окон­чив­шие кур­сы цер­ков­но-учи­тель­ской шко­лы, учи­тель­ской се­ми­на­рии и во­об­ще сред­ние учеб­ные за­ве­де­ния. На­чаль­ник учи­ли­ща и учи­те­ля пред­став­ля­ли со­бой не столь­ко уче­ную кор­по­ра­цию, сколь­ко ду­хов­ное брат­ство, объ­еди­нен­ное стро­гим по­слу­ша­ни­ем на­чаль­ни­ку и об­щей вза­им­ной лю­бо­вью. Боль­шая часть пре­по­да­ва­те­лей со­сто­я­ла из свя­щен­но­и­но­ков, но бы­ли и про­то­и­е­реи и свя­щен­ни­ки. Учи­те­ля по­оче­ред­но про­во­ди­ли день с уче­ни­ка­ми, с ни­ми мо­ли­лись, тра­пе­зо­ва­ли и спа­ли сре­ди них. В учи­ли­ще пре­по­да­ва­лись: Свя­щен­ное Пи­са­ние, па­тро­ло­гия, но­мо­ка­нон, цер­ков­ное пе­ние, цер­ков­ная жи­во­пись, ар­хи­тек­ту­ра, цер­ков­ная гео­гра­фия, цер­ков­ная ис­то­рия, уче­ние о ду­хов­ной жиз­ни, бо­го­сло­вие об­щее и бо­го­сло­вие по­ле­ми­че­ское. Срок обу­че­ния в учи­ли­ще был трех­го­дич­ный.
В 1913 го­ду учи­ли­ще по­се­тил обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да Вла­ди­мир Кар­ло­вич Саб­лер, на ко­то­ро­го жизнь учи­ли­ща про­из­ве­ла боль­шое впе­чат­ле­ние. Под­во­дя ито­ги сво­е­го по­се­ще­ния, обер-про­ку­рор, об­ра­ща­ясь к уча­щим­ся, ска­зал: «Не взи­рая на окру­жа­ю­щий вас го­род­ской со­блазн, с его без­нрав­ствен­ной ат­мо­сфе­рой, гро­мом му­зы­ки и трес­ком ки­не­ма­то­гра­фов, вы в сво­ем ти­хом уеди­не­нии за мо­на­стыр­ской сте­ной, сво­и­ми незри­мы­ми по­дви­га­ми и мо­лит­вой при­но­си­те Бо­гу еди­ную яр­кую лам­па­ду... Это во­ис­ти­ну – учи­ли­ще бла­го­че­стия!»
Под­во­дя ито­ги сво­ей по­езд­ки, обер-про­ку­рор на­пи­сал: «Ве­ли­кая бу­дет поль­за от учре­жде­ния по­доб­ных учи­лищ в дру­гих епар­хи­ях. Доб­рые на­ча­ла цер­ков­но­го учи­тель­ства и вос­пи­та­ния на хри­сти­ан­ских на­ча­лах бла­го­че­стия, по­ло­жен­ные в ос­но­ва­ние это­го учре­жде­ния, по­сле­до­ва­тель­но про­во­дят­ся в по­все­днев­ную жизнь учи­ли­ща и да­ют бла­гие пло­ды, как о том сви­де­тель­ству­ют ар­хи­пас­ты­ри, предо­ста­вив­шие при­хо­ды окон­чив­шим учи­ли­ще кан­ди­да­там свя­щен­ства»[3].
В 1914 го­ду пас­тыр­ское учи­ли­ще по­се­тил пред­се­да­тель учеб­но­го ко­ми­те­та при Свя­тей­шем Си­но­де ар­хи­епи­скоп Фин­лянд­ский Сер­гий (Стра­го­род­ский). По­дроб­но озна­ко­мив­шись с жиз­нью и уста­вом учи­ли­ща, ар­хи­епи­скоп при­шел к вы­во­ду, что его устав дол­жен быть по­ло­жен в ос­но­ву об­ще­го уста­ва для всех пас­тыр­ских школ в Рос­сии и стать обя­за­тель­ным для всех.
Жизнь учи­ли­ща за все шесть лет пре­бы­ва­ния в нем ар­хи­манд­ри­та Про­ко­пия в ка­че­стве по­мощ­ни­ка на­чаль­ни­ка не зна­ла со сто­ро­ны уче­ни­ков ка­ких-ли­бо про­ступ­ков. На­про­тив, их при­хо­ди­лось удер­жи­вать от чрез­мер­но­го при­ле­жа­ния к уче­нию и мо­лит­ве. Огром­ная за­слу­га в ор­га­ни­за­ции ду­хов­ной жиз­ни учи­ли­ща при­над­ле­жа­ла ар­хи­манд­ри­ту Про­ко­пию. Он был вдох­но­вен­ным пре­по­да­ва­те­лем и про­по­вед­ни­ком. Его лек­ции и про­по­ве­ди про­из­во­ди­ли неот­ра­зи­мое дей­ствие на ду­ши слу­ша­те­лей. Пре­по­да­ва­ние им пред­ме­тов ас­ке­ти­ки, по­ле­ми­че­ско­го и пас­тыр­ско­го бо­го­сло­вия бы­ло вдох­нов­ле­но ас­ке­ти­че­ским жиз­не­по­ни­ма­ни­ем, вос­при­я­ти­ем жиз­ни как хри­сти­ан­ско­го по­дви­га бла­го­че­стия, по­дви­га ду­хов­ной борь­бы. Слу­ша­те­ли не от­ры­ва­ясь, по несколь­ко ча­сов под­ряд, несмот­ря ни на ка­кую уста­лость, жад­но ло­ви­ли каж­дое сло­во вдох­но­вен­но­го учи­те­ля. Совре­мен­ни­ки пи­са­ли о нем, что его от­но­ше­ние к под­чи­нен­ным и со­слу­жив­цам все­гда от­ли­ча­лось пол­ной опре­де­лен­но­стью: непо­бе­ди­мой вер­но­стью сво­им убеж­де­ни­ям и оте­че­ской снис­хо­ди­тель­но­стью. Они пи­са­ли о нем: «Об­раз от­ца Про­ко­пия, его бле­стя­щий ог­нем пра­вед­но­сти взгляд, с ми­лой и все­про­ща­ю­щей улыб­кой на доб­ром от­кры­том рус­ском ли­це, на­все­гда за­пе­чат­лел­ся в ду­шах знав­ших его»[4].
30 ав­гу­ста 1914 го­да ар­хи­манд­рит Про­ко­пий в ка­фед­раль­ном со­бо­ре Одес­сы был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Ели­са­вет­град­ско­го, ви­ка­рия Одес­ской и Хер­сон­ской епар­хии.
При на­ре­че­нии его во епи­ско­па Ели­са­вет­град­ско­го ар­хи­манд­рит Про­ко­пий ска­зал: «Слу­же­ние епи­скоп­ское по­ис­ти­не есть по­двиг и труд. Про­шло вре­мя спо­кой­ствия в на­шей цер­ков­но-об­ще­ствен­ной жиз­ни, ко­гда внеш­ние на­блю­да­те­ли по­ла­га­ли, что епи­скоп­ский сан несет с со­бою лишь ве­ли­чие по­ло­же­ния и все­об­щее по­чи­та­ние. Те­перь яс­но ста­ло всем, что в на­ше вре­мя по­все­мест­ной сек­тант­ской вак­ха­на­лии и хлы­стов­ско­го пси­хо­за, под­дер­жи­ва­е­мо­го мно­ги­ми об­ще­ствен­ны­ми кру­га­ми, вся­ко­му че­ло­ве­ку, име­ю­ще­му хоть ма­лую до­лю чув­ства пас­тыр­ско­го ду­ше­по­пе­че­ния и со­стра­да­ния к за­блуж­да­ю­щим­ся и по­ги­ба­ю­щим, епи­скоп­ское слу­же­ние несет мно­гие скор­би и непре­стан­ные тру­ды, на­ла­га­ет ве­ли­кий по­двиг, тре­бу­ет, чтобы доб­рый пас­тырь за­был о се­бе, о сво­ем по­кое и удоб­ствах и пре­иму­ще­ствах жиз­ни, от­дал бы все си­лы свои на слу­же­ние Бо­жи­ей Церк­ви, на за­щи­ту ее от на­па­де­ний вра­жи­их, обу­ре­ва­ю­щих вол­на­ми стра­стей че­ло­ве­че­ское об­ще­ство...
Но глав­ный труд свя­ти­тель­ский за­клю­ча­ет­ся как бы в усу­губ­ле­нии по­дви­га об­ще­хри­сти­ан­ско­го, по­дви­га очи­ще­ния сво­е­го серд­ца и жиз­ни доб­ро­де­тель­ной, тер­пе­ния, люб­ви и снис­хож­де­ния к немо­щам бра­тий и чад ду­хов­ных, несо­вер­шен­ных, но гря­ду­щих ко спа­се­нию; по­дви­га сми­ре­ния и непре­воз­но­ше­ния пред мень­ши­ми, несмот­ря на вы­со­кость са­на. Ведь ес­ли ар­хи­пас­тырь дол­жен на­учить па­со­мых доб­ро­де­те­ли по­ста и бла­го­дат­ной мо­лит­вы, он сам дол­жен непре­стан­но воз­но­сить свои сер­деч­ные воз­ды­ха­ния ко Гос­по­ду, пре­бы­вая в по­сте и воз­дер­жа­нии. Чтобы не до­пу­стить чад сво­их до пре­воз­но­ше­ния и гор­ды­ни, он сам дол­жен явить при­мер Хри­сто­вой кро­то­сти, тер­пе­ния и люб­ви, и толь­ко сво­им сми­ре­ни­ем по­сра­мит он гор­ды­ню че­ло­ве­че­скую. И по­то­му, хо­тя епи­скоп и не мо­жет быть со­вер­шен­но чужд вся­кой немо­щи, гре­ха и нечи­сто­ты, ибо "несть че­ло­век, иже жив бу­дет и не со­гре­шит", но во вся­ком слу­чае он дол­жен непре­стан­но тру­дить­ся и под­ви­зать­ся доб­рым по­дви­гом всей сво­ей жиз­ни ра­ди очи­ще­ния серд­ца, ис­ко­ре­не­ния стра­стей, из­гна­ния вся­кой нечи­сто­ты чрез непре­стан­ное са­мо­уко­ре­ние, мо­лит­ву, пост­ное воз­дер­жа­ние и труд. Но по­се­му-то свя­той апо­стол Па­вел и пи­шет апо­сто­лу Ти­мо­фею: "аще кто епи­скоп­ства хо­щет, добра де­ла же­ла­ет" (1Тим.3,1); ибо та­ко­вой же­ла­ет по­дви­га бла­го­че­стия, чи­сто­ты и свя­то­сти»[5].
Епи­скоп Про­ко­пий был участ­ни­ком Все­рос­сий­ско­го По­мест­но­го Со­бо­ра 1917/18 го­дов, восcта­но­вив­ше­го пат­ри­ар­ше­ство в Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. На Со­бо­ре епи­скоп Про­ко­пий сде­лал до­клад о свя­ти­те­ле Со­фро­нии Ир­кут­ском и под­пи­сал­ся под ак­том о при­чис­ле­нии его к ли­ку свя­тых. То­гда же, на Со­бо­ре, епи­скоп был на­зна­чен на­мест­ни­ком Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ры в Пет­ро­гра­де. Ука­зом от 26 ян­ва­ря 1918 го­да он был осво­бож­ден от на­сто­я­тель­ства и на­зна­чен епи­ско­пом Ни­ко­ла­ев­ским, ви­ка­ри­ем Одес­ской епар­хии. В 1921 го­ду он стал епи­ско­пом Одес­ским и Хер­сон­ским. С это­го вре­ме­ни на­ча­лась его ак­тив­ная де­я­тель­ность как пра­во­слав­но­го ар­хи­пас­ты­ря в усло­ви­ях го­не­ний на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь. Чи­сто­та и без­упреч­ность его нрав­ствен­ной жиз­ни, твер­дые убеж­де­ния свя­ти­те­ля, по­движ­ни­че­ская лич­ная жизнь – все это со­зда­ло ему ре­пу­та­цию ар­хи­пас­ты­ря вы­со­кой ду­хов­ной жиз­ни.
В 1922 го­ду боль­ше­ви­ки на­ча­ли оже­сто­чен­ную борь­бу с Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью, ис­поль­зуя для это­го об­нов­лен­че­ское дви­же­ние. 16 фев­ра­ля 1923 го­да епи­скоп Про­ко­пий был аре­сто­ван и за­клю­чен в Хер­сон­скую тюрь­му, а 26 ав­гу­ста был пе­ре­ве­ден в Одес­скую тюрь­му. Впо­след­ствии, из­ла­гая сле­до­ва­те­лю ис­то­рию сво­е­го аре­ста в Хер­соне, вла­ды­ка Про­ко­пий ска­зал: «В 1923 го­ду в свя­зи с по­яв­ле­ни­ем в Церк­ви об­нов­лен­че­ства, к ко­то­ро­му я по сво­им убеж­де­ни­ям не при­мкнул, я был при­вле­чен к су­ду за со­дей­ствие бе­лым; ме­ня об­ви­ня­ли в том, что я для бе­лых устра­и­вал мо­леб­ствия и сбор по­жерт­во­ва­ний. По­след­ние устра­и­ва­ли в церк­вях, но не по мо­е­му рас­по­ря­же­нию, а по рас­по­ря­же­нию управ­ля­ю­ще­го епар­хи­ей епи­ско­па – ви­ка­рия Алек­сея Ба­же­но­ва, ко­то­рый сей­час слу­жит об­нов­лен­че­ским мит­ро­по­ли­том в Ка­за­ни. Он к от­вет­ствен­но­сти при­вле­чен не был, по­то­му что был то­гда уже об­нов­лен­цем. Мест­ные пра­ви­тель­ствен­ные ор­га­ны к но­вым те­че­ни­ям- ори­ен­та­ци­ям цер­ков­но­го ха­рак­те­ра от­но­си­лись луч­ше, неже­ли к Церк­ви. Им боль­ше да­ва­лось при­ви­ле­гий в от­да­че хра­мов: груп­па ве­ру­ю­щих неболь­шая, а им да­ва­ли храм, а в нем от­ка­зы­ва­ли на­шей груп­пе. Им лег­че раз­ре­ша­ли со­зыв со­бра­ний... При­мер сле­ду­ю­щий от­но­си­тель­но Алек­сея Ба­же­но­ва: его к от­вет­ствен­но­сти не при­вле­ка­ли, а дру­гих, оди­на­ко­во ви­нов­ных, при­влек­ли».
По­пуляр­ность епи­ско­па Про­ко­пия бы­ла столь ве­ли­ка, что пра­во­слав­ное на­се­ле­ние го­ро­да Хер­со­на вы­бра­ло боль­шую груп­пу упол­но­мо­чен­ных, чтобы хло­по­тать об осво­бож­де­нии свя­ти­те­ля. Ими бы­ло по­да­но про­ше­ние Пат­ри­ар­ху Ти­хо­ну с прось­бой хо­да­тай­ство­вать об осво­бож­де­нии епи­ско­па Про­ко­пия. Они пи­са­ли: «Осме­ли­ва­ем­ся хо­да­тай­ство­вать пе­ред Ва­шим Свя­тей­ше­ством о на­прав­ле­нии по адре­су при­ла­га­е­мо­го об­ра­ще­ния на­ше­го к со­вет­ской вла­сти об осво­бож­де­нии на­ше­го до­ро­го­го ар­хи­пас­ты­ря епи­ско­па Про­ко­пия (Ти­то­ва) и об ока­за­нии воз­мож­но­го со­дей­ствия с Ва­шей сто­ро­ны к наи­ско­рей­ше­му воз­вра­ще­нию епи­ско­па Про­ко­пия к его лю­бя­щей пастве». 25 ок­тяб­ря 1924 го­да хо­да­тай­ство Пат­ри­ар­ха бы­ло по­да­но в ОГПУ.
Епи­скоп Про­ко­пий был при­го­во­рен к рас­стре­лу, ко­то­рый за­ме­ни­ли вы­сыл­кой за пре­де­лы Укра­и­ны. 12 ян­ва­ря 1925 го­да он был осво­бож­ден и вы­ехал в Моск­ву. В это вре­мя Пат­ри­арх Ти­хон пред­при­ни­мал хло­по­ты, ка­са­ю­щи­е­ся ле­га­ли­за­ции Си­но­да Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, в со­став ко­то­ро­го был вклю­чен и епи­скоп Про­ко­пий. 7 ап­ре­ля Пат­ри­арх Ти­хон скон­чал­ся. Епи­скоп Про­ко­пий участ­во­вал в по­гре­бе­нии Свя­тей­ше­го и в из­бра­нии мит­ро­по­ли­та Пет­ра (По­лян­ско­го) на пост Ме­сто­блю­сти­те­ля в со­от­вет­ствии с за­ве­ща­тель­ны­ми рас­по­ря­же­ни­я­ми по­чив­ше­го Пат­ри­ар­ха.
Вме­сте с неко­то­ры­ми дру­ги­ми ар­хи­ере­я­ми епи­скоп Про­ко­пий при­ни­мал ак­тив­ное уча­стие в по­мо­щи Ме­сто­блю­сти­те­лю в де­лах по управ­ле­нию Рус­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью. В июне 1925 го­да епи­скоп Про­ко­пий был воз­ве­ден в сан ар­хи­епи­ско­па Одес­ско­го и Хер­сон­ско­го.
Осе­нью 1925 го­да вла­сти про­ве­ли ак­цию по уни­что­же­нию ка­но­ни­че­ско­го воз­гла­вия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, в ре­зуль­та­те ко­то­рой бы­ли аре­сто­ва­ны де­сят­ки вы­да­ю­щих­ся ар­хи­ере­ев во гла­ве с Пат­ри­ар­шим Ме­сто­блю­сти­те­лем мит­ро­по­ли­том Пет­ром. Сре­ди дру­гих 19 но­яб­ря 1925 го­да был аре­сто­ван и ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий[6].
Сле­до­ва­тель во вре­мя до­про­са спро­сил, на­ве­щал ли ар­хи­епи­скоп быв­ше­го обер-про­ку­ро­ра Си­но­да Саб­ле­ра и ка­кие цер­ков­ные во­про­сы они об­суж­да­ли. Ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий от­ве­тил: «За вре­мя мо­е­го пре­бы­ва­ния в Москве я был у Вла­ди­ми­ра Кар­ло­ви­ча Саб­ле­ра, на­сколь­ко пом­нит­ся, три ра­за. По­шел я его на­ве­стить в пер­вый раз при­бли­зи­тель­но в мар­те 1925 го­да, при­чем ни­ка­кой осо­бой при­чи­ны к это­му по­се­ще­нию не бы­ло, кро­ме же­ла­ния несколь­ко уте­шить стар­ца. Вто­рой раз я был у него вес­ной или в на­ча­ле ле­та 1925 го­да. Ни­ко­го у него не встре­тил. Бе­се­да шла во­круг недав­них цер­ков­ных со­бы­тий – по­гре­бе­ния Пат­ри­ар­ха и его по­след­не­го по­сла­ния (или, как его на­зы­ва­ли в га­зе­тах, за­ве­ща­ния). Го­во­ри­ли о за­ве­ща­нии Пат­ри­ар­ха. Суж­де­ние на­ше по это­му по­во­ду бы­ло та­ко­во: тон по­сла­ния и из­ло­же­ние ме­ста­ми неудач­ны. Са­мый стиль не пат­ри­ар­ший, и не вы­дер­жан­ный, и недо­ста­точ­но со­лид­ный. Что же ка­са­ет­ся неко­то­рых мо­мен­тов прак­ти­че­ско­го ха­рак­те­ра, как на­при­мер су­да над за­гра­нич­ны­ми цер­ков­ни­ка­ми, то то­гда по это­му во­про­су раз­го­во­ра не бы­ло. Ве­ро­ят­нее все­го, в этот же раз за­шел раз­го­вор о за­гра­нич­ни­ках во­об­ще, при­чем Саб­лер с пря­мым осуж­де­ни­ем от­но­сил­ся к Кар­ло­вац­ко­му со­бо­ру и к эми­гра­ции, а так­же к за­тее Ки­рил­ла[7], на­звав его да­же "мер­зо­па­кост­ным". В ка­ком от­но­ше­нии и в чем его "мер­зо­па­кост­ность", я не рас­спра­ши­вал, а он сам не го­во­рил.
Во вре­мя мо­е­го по­след­не­го ви­зи­та к Саб­ле­ру, быв­ше­му в ок­тяб­ре ме­ся­це, при­бли­зи­тель­но в по­ло­вине это­го ме­ся­ца, го­во­рил я с ним по по­во­ду те­ку­ще­го цер­ков­но­го по­ло­же­ния; го­во­ри­ли о вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях Церк­ви с го­су­дар­ством, об об­нов­лен­цах, о непри­лич­ном по­ве­де­нии епи­ско­па Бо­ри­са (Ру­ки­на. – И. Д.) в от­но­ше­нии мит­ро­по­ли­та Пет­ра, о его ин­три­гах[8], на­ко­нец, о мит­ро­по­ли­те Ми­ха­и­ле (Ер­ма­ко­ве. – И. Д.), ко­то­рый к это­му вре­ме­ни на­чал под­пи­сы­вать­ся "Ки­ев­ским мит­ро­по­ли­том" и но­сить две па­на­гии, о воз­мож­но­стях ле­га­ли­за­ции. К за­те­ям мит­ро­по­ли­та Ми­ха­и­ла Саб­лер от­нес­ся от­ри­ца­тель­но. Что же ка­са­ет­ся во­про­са о ле­га­ли­за­ции Церк­ви, то го­во­ри­ли о невоз­мож­но­сти цер­ков­но­го су­да над эми­грант­ским ду­хо­вен­ством как о глав­ном пре­пят­ствии к ле­га­ли­за­ции[9]. Нам пред­став­ля­лось, что этот суд невоз­мо­жен, во-пер­вых, в си­лу ма­лой ав­то­ри­тет­но­сти Пат­ри­ар­ше­го Ме­сто­блю­сти­те­ля мит­ро­по­ли­та Пет­ра и, во-вто­рых, в си­лу невоз­мож­но­сти по ка­но­ни­че­ским пра­ви­лам за­оч­но­го су­да. При про­ща­нии Саб­лер про­сил ме­ня пе­ре­дать мит­ро­по­ли­ту Пет­ру по­клон и ска­зать, что он, Саб­лер, за него, Пет­ра, мо­лит­ся, со­ве­ту­ет ему на­де­ять­ся и быть тер­пе­ли­вым в этом во­про­се, ожи­дая, что власть со вре­ме­нем са­ма уве­рит­ся в ло­яль­но­сти Церк­ви и ле­га­ли­зу­ет ее. Этот по­клон Саб­ле­ра и его сло­ва я пе­ре­дал мит­ро­по­ли­ту Пет­ру при по­след­нем его по­се­ще­нии, быв­шем в на­ча­ле но­яб­ря 1925 го­да».
26 мая 1926 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия к трем го­дам за­клю­че­ния; он был от­прав­лен вме­сте с аре­сто­ван­ным по то­му же де­лу епи­ско­пом Ам­вро­си­ем (По­лян­ским) в Со­ло­вец­кий конц­ла­герь. В де­каб­ре 1928 го­да вла­сти без предъ­яв­ле­ния но­во­го об­ви­не­ния при­го­во­ри­ли его и епи­ско­па Ам­вро­сия к трем го­дам ссыл­ки на Урал, они бы­ли со­сла­ны сна­ча­ла в Тю­мен­ский округ, а за­тем в То­боль­ский.
«Ко­гда мы еха­ли из Со­лов­ков в ссыл­ку, нас от Ле­нин­гра­да со­про­вож­да­ла Ека­те­ри­на Вла­ди­ми­ров­на Ска­дов­ская, ко­то­рая при­е­ха­ла из Хер­со­на по­слу­жить нам. До­ро­гой мы шли эта­пом, а она еха­ла сво­бод­но. На оста­нов­ках – в до­ме за­клю­че­ния – при­но­си­ла нам пе­ре­да­чи. И так от Ле­нин­гра­да с на­ми до­е­ха­ла до го­ро­да То­боль­ска.
В го­ро­де То­боль­ске нас всех тро­их – ме­ня (ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия. – И. Д.), епи­ско­па Ам­вро­сия По­лян­ско­го и свя­щен­ни­ка Иоан­на Ска­дов­ско­го – аре­сто­ва­ли и предъ­яви­ли об­ви­не­ние в ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции, и глав­ным об­ра­зом в том, что мы буд­то бы ру­га­ли мест­ное ду­хо­вен­ство, что оно без­дей­ству­ет. Тут же при аре­сте во вре­мя обыс­ка бы­ла най­де­на цер­ков­ная ли­те­ра­ту­ра – ру­ко­пис­ная и на­пе­ча­тан­ная на ма­шин­ках, ко­то­рая ха­рак­те­ри­зо­ва­ла об­щее со­сто­я­ние цер­ков­ной жиз­ни по от­дель­ным те­че­ни­ям, где, ко­неч­но, ка­са­лась и су­ще­ству­ю­ще­го по­ли­ти­че­ско­го строя в во­про­се об от­но­ше­ни­ях Церк­ви и го­су­дар­ства.
Нас про­дер­жа­ли в изо­ля­то­ре в го­ро­де То­боль­ске пол­то­ра ме­ся­ца, по­сле че­го за пре­кра­ще­ни­ем де­ла мы бы­ли осво­бож­де­ны. Нас на­пра­ви­ли в се­ло Об­дорск, Ска­дов­ская по­еха­ла об­рат­но в Хер­сон. В Об­дор­ске мы про­жи­ли ме­сяц. Ме­ня на­зна­чи­ли в се­ло Му­жи, а По­лян­ско­го в се­ло Шу­рыш­ка­ры.
В Му­жах я про­жил пять-шесть дней, а от­ту­да был на­прав­лен в Ки­е­ват, где про­жил с 1929 го­да по июль 1931 го­да. В Му­жах мы сна­ча­ла оста­но­ви­лись у Дьяч­ко­ва, на вто­рой же день пе­ре­шли на квар­ти­ру, ка­жет­ся, к Ко­не­вой. Там я по­зна­ко­мил­ся с Хри­сти­ни­ей Те­рен­тье­вой, чле­ном цер­ков­но­го со­ве­та. Я у нее бы­вал в до­ме, ко­гда толь­ко при­е­хал в Му­жи и ко­гда при­ез­жал в Му­жи из Ки­е­ва­та по сво­им лич­ным де­лам. С ней объ­яс­нять­ся очень труд­но, так как по-рус­ски она го­во­рит неваж­но. Бы­ла один раз и она у ме­ня, за­хо­ди­ла ко мне в квар­ти­ру, так как я до­го­во­рил­ся, чтобы она по­