Свя­щен­но­му­че­ник Иоанн ро­дил­ся 4 ян­ва­ря 1878 го­да в се­ле Ляц­ко­во Бе­жец­ко­го уез­да Твер­ской гу­бер­нии в се­мье пса­лом­щи­ка Ми­ха­и­ла Ни­коль­ско­го. По окон­ча­нии Твер­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии он был ру­ко­по­ло­жен в сан свя­щен­ни­ка к од­но­му из сель­ских хра­мов Кимр­ско­го уез­да.
В 1929 го­ду вла­сти обя­за­ли о. Иоан­на при­вез­ти к 10 но­яб­ря на го­судар­ствен­ный хле­бо­сда­точ­ный пункт 25 пу­дов ржи. Свя­щен­ник в это вре­мя был в отъ­ез­де. По­лу­чив по­вест­ку 12 но­яб­ря, он на сле­ду­ю­щий же день при­вёз рожь на хле­бо­сда­точ­ный пункт и был аре­сто­ван за то, что опоз­дал на три дня. Суд при­го­во­рил свя­щен­ни­ка к кон­фис­ка­ции все­го иму­ще­ства и ссыл­ке за пре­де­лы Кимр­ско­го рай­о­на.
В Тве­ри у о. Иоан­на жил дво­ю­род­ный брат, про­то­и­е­рей Ва­си­лий Вла­ди­мир­ский, и свя­щен­ник ре­шил пе­ре­ехать с се­мьей ту­да. Свя­той ар­хи­епи­скоп Фад­дей на­зна­чил о. Иоан­на слу­жить в Рож­де­ствен­скую цер­ковь. В это вре­мя ОГПУ аре­сто­ва­ло в Тве­ри наи­бо­лее до­стой­ных свя­щен­ни­ков и осу­ди­ло их на за­клю­че­ние и ссыл­ку, сре­ди них и о. Ва­си­лия Вла­ди­мир­ско­го. Се­мьи аре­сто­ван­ных ока­за­лись без под­держ­ки, и остав­ши­е­ся на сво­бо­де свя­щен­ни­ки ста­ра­лись ча­ще по­се­щать их. Отец Иоанн стал ча­ще бы­вать у се­ми­де­ся­ти­двух­лет­ней су­пру­ги о. Ва­си­лия, На­деж­ды Ни­ко­ла­ев­ны, у ко­то­рой не бы­ло ни­ко­го из род­ных. ОГПУ от­ме­ти­ло ча­стые по­се­ще­ния квар­ти­ры на­хо­дя­ще­го­ся в тюрь­ме свя­щен­ни­ка и ре­ши­ло аре­сто­вать о. Иоан­на.
29 ян­ва­ря 1933 го­да он был аре­сто­ван и за­клю­чён в Твер­скую тюрь­му. До­ка­за­тельств его ви­нов­но­сти у ОГПУ не бы­ло ни­ка­ких, и сле­до­ва­тель по­пы­тал­ся за­по­лу­чить их через со­се­дей На­деж­ды Ни­ко­ла­ев­ны, но без­успеш­но. Толь­ко через пол­то­ра ме­ся­ца, 14 мар­та, о. Иоанн был вы­зван на пер­вый до­прос. Сле­до­ва­тель спро­сил, как он от­но­сит­ся к со­вет­ской вла­сти.
— Как че­ло­век ве­ру­ю­щий, — от­ве­тил о. Иоанн, — я счи­таю со­вет­скую власть Бо­гом по­став­лен­ной, и ей сле­ду­ет по­ви­но­вать­ся не толь­ко за страх, но и за со­весть. При­чин быть враж­деб­ным со­вет­ской вла­сти я не ви­жу. Она да­ла пра­во граж­да­нам сво­бод­но ис­по­ве­до­вать свою ре­ли­гию, ве­ру­ю­щим да­ла воз­мож­ность ор­га­ни­зо­вы­вать­ся в об­щи­ны, огра­ди­ла их пра­ва опре­де­лен­ны­ми за­ко­на­ми и ин­струк­ци­я­ми. По­ви­но­ве­ние со­вет­ской вла­сти я счи­таю сво­им дол­гом и ве­ду се­бя как свя­щен­но­слу­жи­тель и как граж­да­нин стро­го в рам­ках за­кон­но­сти, чтобы не при­не­сти вред го­су­дар­ству и не под­вер­гать се­бя опас­ным взыс­ка­ни­ям.
— Но в ду­ше-то вы все-та­ки враг со­вет­ской вла­сти, — за­ме­тил сле­до­ва­тель.
— Да, вре­ме­на­ми я чув­ствую оби­ду, — от­ве­тил свя­щен­ник, — но не на за­кон или власть, а на пред­ста­ви­те­лей низ­ших ор­га­нов со­вет­ской вла­сти, ко­то­рые, про­во­дя по­ли­ти­ку выс­ших ор­га­нов вла­сти, неза­кон­но при­тес­ня­ли ме­ня. Но я по­дав­лял в се­бе чув­ство оби­ды и по­кры­вал его хри­сти­ан­ским тер­пе­ни­ем и по­кор­но­стью или об­ра­щал­ся за за­щи­той к выс­шим ор­га­нам вла­сти, и не на­прас­но.
Сле­до­ва­тель спро­сил, с ка­кой це­лью он по­се­щал квар­ти­ру Вла­ди­мир­ской, не чи­тал ли он там га­зет, как ком­мен­ти­ро­вал то, что чи­тал, и не бы­ло ли в это вре­мя по­сто­рон­них в квар­ти­ре. Отец Иоанн от­ве­тил:
— Вла­ди­мир­ский — мой дво­ю­род­ный брат; как род­ствен­ник, не имея дру­гих зна­ко­мых в го­ро­де, я за­хо­дил к нему, а ко­гда его вы­сла­ли, за­хо­дил к его жене, ин­те­ре­су­ясь, что пи­шет брат и как се­бя чув­ству­ет.
На сле­ду­ю­щий день о. Иоанн в ка­ме­ре на­пи­сал за­яв­ле­ние про­ку­ро­ру по на­блю­де­нию за ор­га­на­ми ОГПУ. Он пи­сал: «При до­про­се 14 мар­та сле­до­ва­тель Ага­фо­нов по­ка­за­ния мои за­пи­сал крат­ко и ино­гда неточ­но, чем ис­ка­жа­ет­ся их смысл, при под­пи­са­нии про­то­ко­ла до­про­са ли­шил ме­ня воз­мож­но­сти сде­лать ого­вор­ку... Сле­до­ва­тель очень ин­те­ре­со­вал­ся, чи­тал ли я в до­ме Вла­ди­мир­ско­го га­зе­ты. Я по­яс­нил, как и бы­ло, что, ко­гда хо­зяй­ка за­ня­та бы­ла до­маш­ни­ми хло­по­та­ми и я оста­вал­ся один, я чи­тал, что по­па­да­ло под ру­ку, кни­ги или га­зе­ты. Непро­дол­жи­тель­ные раз­го­во­ры на­ши вра­ща­лись боль­ше око­ло лич­но­сти ее му­жа, те­перь умер­ше­го. Ве­сти ка­кие-ли­бо раз­го­во­ры о по­ли­ти­че­ских со­бы­ти­ях не рас­по­ла­га­ли ни об­сто­я­тель­ства, ни об­ста­нов­ка. Пись­ма от Вла­ди­мир­ско­го по­лу­ча­лись все тре­вож­ные: его обо­кра­ли, остав­шись без теп­лой одеж­ды, он сту­дил­ся, хво­рал, окон­ча­тель­но слег и по­мер. Жене его, уби­той го­рем и в сле­зах, бы­ло не до по­сто­рон­них раз­го­во­ров. К квар­ти­ре Вла­ди­мир­ских при­ле­га­ют три квар­ти­ры, от­де­ля­ю­щи­е­ся от нее лег­ки­ми пе­ре­бор­ка­ми и за­ня­тые по­сто­рон­ни­ми жиль­ца­ми. Кто же ре­шит­ся в та­кой об­ста­нов­ке устра­и­вать чте­ние га­зет и об­суж­де­ние их в смыс­ле кри­ти­ки по­ли­ти­ки су­ще­ству­ю­щей вла­сти, на чем так на­ста­и­ва­ет граж­да­нин сле­до­ва­тель? Кто ещё хо­дит к Вла­ди­мир­ской, я не знаю. Слу­ча­лось, что при мне за­хо­ди­ли к ней по сво­им де­лам незна­ко­мые мне жен­щи­ны и, по­го­во­рив, ухо­ди­ли. Сле­до­ва­тель Ага­фо­нов ска­зал мне, что в де­ле есть еще по­ка­за­ния сви­де­те­лей о том, что в мае ме­ся­це мы трое: я, Фло­рен­ский и Вла­ди­мир­ский, в квар­ти­ре по­след­не­го чи­та­ли га­зе­ты, де­ла­ли ка­кие-то по­ли­ти­че­ские вы­во­ды, зло­рад­ство­ва­ли; дру­гое по­ка­за­ние, что я где-то го­во­рил о при­ше­ствии ан­ти­хри­ста, о близ­кой кон­чине ми­ра. Сле­до­ва­тель не опро­сил ме­ня по со­дер­жа­нию этих по­ка­за­ний, от­ка­зал мне дать оч­ную став­ку, меж­ду тем эти по­ка­за­ния, ес­ли толь­ко они есть в де­ле, чи­сто про­во­ка­тор­ские или ко­рыст­ные... По по­ка­за­нию сви­де­те­ля, де­ло бы­ло в мае про­шло­го го­да. Вла­ди­мир­ский в это вре­мя был уже в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вом учре­жде­нии, а Фло­рен­ский в 1930 го­ду вы­ехал из Ка­ли­ни­на и не бы­ва­ет здесь...
Уве­ряю Вас, граж­да­нин про­ку­рор, что по­ка­за­ния мои вполне ис­крен­ни, и про­шу сде­лать рас­по­ря­же­ние, чтобы Трой­ка при об­суж­де­нии мо­ей ви­нов­но­сти, счи­та­лась с мо­и­ми по­ка­за­ни­я­ми, на­пи­сан­ны­ми мо­ею ру­кою, а не по­ка­за­ни­ем, за­пи­сан­ным неточ­но с мо­их слов сле­до­ва­те­лем. Про­шу Вас еще дать мне воз­мож­ность иметь оч­ную став­ку со сви­де­те­ля­ми, да­вав­ши­ми обо мне по­ка­за­ния за­ве­до­мо лож­ные. Ви­нов­ным се­бя в ан­ти­со­вет­ской про­па­ган­де я не при­знаю, тем бо­лее что я дав­но по­ста­вил се­бе жиз­нен­ным пра­ви­лом быть в сто­роне от по­ли­ти­ки...»
За­яв­ле­ние это не бы­ло при­ня­то во вни­ма­ние, и 26 ап­ре­ля Трой­ка ОГПУ при­го­во­ри­ла свя­щен­ни­ка к трем го­дам ссыл­ки в Ка­зах­стан. Через три дня тю­рем­ным эта­пом о. Иоанн был от­прав­лен в Ал­ма-Ату.
Отец Иоанн вер­нул­ся на ро­ди­ну в Твер­скую об­ласть в 1936 го­ду, неза­дол­го до на­ступ­ле­ния но­вых го­не­ний. Несмот­ря на все пре­сле­до­ва­ния, за­клю­че­ния в тюрь­мы и ссыл­ку, он не оста­вил слу­же­ния Бо­гу и Церк­ви и был на­прав­лен свя­тым ар­хи­епи­ско­пом Фад­де­ем слу­жить в храм се­ла Кун­га­но­во Вы­со­ков­ско­го рай­о­на Твер­ской епар­хии. Свя­щен­ник про­дол­жал рев­ност­но слу­жить, непре­стан­но при бо­го­слу­же­ни­ях про­по­ве­дуя, но па­мя­туя, на­сколь­ко при­страст­но и по­до­зри­тель­но ОГПУ, от раз­го­во­ров на по­ли­ти­че­ские те­мы укло­нял­ся.
Од­на­ко то­го, что он два­жды аре­сто­вы­вал­ся и ни на след­ствии, ни в ссыл­ке, ни уже вый­дя на сво­бо­ду, не вы­ка­зы­вал ни ма­лей­ше­го рас­ка­я­ния в вы­бо­ре свя­щен­ни­че­ско­го слу­же­ния, бы­ло до­ста­точ­но, чтобы его аре­сто­ва­ли вновь. Он был аре­сто­ван 4 ав­гу­ста 1937 го­да.
Вы­зван­ные сра­зу по­сле аре­ста о. Иоан­на «де­жур­ные сви­де­те­ли» по ука­за­нию сле­до­ва­те­ля по­ка­за­ли, что свя­щен­ник го­во­рил, что со­вет­ская власть за­кон­чит­ся и лю­ди пой­дут к Бо­жье­му хра­му с по­вин­ной го­ло­вой; что к свя­щен­ни­ку в дом хо­дят лю­ди, что на во­прос, по­че­му к нему не при­ез­жа­ет его ма­туш­ка, он от­ве­тил, что она бо­ит­ся бе­сов, и он сам ез­дит к ней в Тверь, а в про­по­ве­ди в хра­ме го­во­рил, что сей­час в Рос­сии идёт го­не­ние на ве­ру­ю­щих. 8 ав­гу­ста сле­до­ва­тель до­про­сил о. Иоан­на.
— Рас­ска­жи­те о ва­шей контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти про­тив со­вет­ской вла­сти.
— Контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти с мо­ей сто­ро­ны не бы­ло. Ес­ли бы­ли ка­кие раз­го­во­ры несо­вет­ско­го по­ряд­ка, то несо­зна­тель­но, но я та­ких слу­ча­ев не пом­ню. Ино­гда у ме­ня бы­ли со­мне­ния в пра­виль­но­сти про­во­ди­мой по­ли­ти­ки со­вет­ской вла­сти, но я их сам рас­се­и­вал. Пом­ню, од­на­жды по ра­дио я слы­шал, что лен убра­ли за 60 дней, в то вре­мя ко­гда кар­то­фель и дру­гие пло­ды не бы­ли убра­ны, вот это я счи­тал непра­виль­ным, но по­том по­ду­мал, что воз­мож­но, лен нуж­нее.
— След­ствие тре­бу­ет от вас прав­ди­вых, от­кро­вен­ных по­ка­за­ний о ва­шей контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти.
— Дру­гих по­ка­за­ний я дать не мо­гу, так как счи­таю свои по­ка­за­ния пра­виль­ны­ми. Ни­ка­кой контр­ре­во­лю­ци­он­ной ра­бо­ты я не про­во­дил со­вер­шен­но.
На этом след­ствие бы­ло за­кон­че­но. 22 ав­гу­ста Трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла о. Иоан­на к рас­стре­лу. Свя­щен­ник Иоанн Ни­коль­ский был рас­стре­лян 25 ав­гу­ста 1937 го­да.
При­чис­лен к ли­ку свя­тых Но­во­му­че­ни­ков и Ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских на Юби­лей­ном Ар­хи­ерей­ском Со­бо­ре Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в ав­гу­сте 2000 го­да для об­ще­цер­ков­но­го по­чи­та­ния.

Игу­мен Да­мас­кин (Орловский)

"Му­че­ни­ки, ис­по­вед­ни­ки и по­движ­ни­ки бла­го­че­стия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви XX сто­ле­тия". Тверь, Из­да­тель­ство "Бу­лат", т.1 1992, т.2 1996, т.3 1999, т.4 2000, т.5 2001.

Ис­точ­ник: www.fond.ru