Священномученик Иоанн Бойков Пресвитер

Свя­щен­но­му­че­ни­ки Иоанн и Иа­ков Бой­ко­вы

Свя­щен­но­му­че­ник Иоанн (Бой­ков) ро­дил­ся в 1891 го­ду в го­ро­де Бе­жец­ке Твер­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка По­кров­ской тю­рем­ной церк­ви го­ро­да Бе­жец­ка Иа­ко­ва Ива­но­ви­ча и его су­пру­ги Алек­сан­дры Ва­си­льев­ны Бой­ко­вых. В 1915 го­ду он окон­чил Твер­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и по­сту­пил пса­лом­щи­ком в со­бор в го­ро­де Осташ­ко­ве. В 1917 го­ду умер его отец свя­щен­ник, и род­ствен­ни­ки уго­во­ри­ли Ива­на Яко­вле­ви­ча вер­нуть­ся на ро­ди­ну в Бе­жецк, ку­да он при­е­хал в 1918 го­ду и устро­ил­ся ра­бо­тать учи­те­лем. Но не по ду­ше бы­ло ре­ли­ги­оз­но­му мо­ло­до­му че­ло­ве­ку пре­по­да­ва­ние в но­вой, враж­деб­ной пра­во­сла­вию шко­ле. Он же­нил­ся, оста­вил учи­тель­ство и в 1921 го­ду был ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка ко хра­му се­ла За­лу­жа­нье Ве­сье­гон­ско­го уез­да Твер­ской гу­бер­нии.

Иван Бой­ков.
Твер­ская Ду­хов­ная се­ми­на­рия. 1915 год

Здесь он слу­жил до 1929 го­да. В это вре­мя на­ча­лась кол­лек­ти­ви­за­ция, и, как по­чти вез­де, на­ча­лась она с за­кры­тия хра­ма. По­сле то­го как храм был за­крыт, же­на свя­щен­ни­ка Ев­фро­си­ния Ми­хай­лов­на ста­ла про­сить его, чтобы он не ис­кал но­во­го ме­ста и пе­ре­стал слу­жить; о том же про­си­ли и неко­то­рые из кре­стьян, ви­дя, что не се­го­дня-зав­тра свя­щен­ник мо­жет быть аре­сто­ван. Они го­во­ри­ли ему:
– Отец Иван, ведь уже и в Москве всё раз­ру­ша­ют, хра­мы взры­ва­ют, оставь слу­же­ние.
– Нет, я не из­мен­ник Бо­гу. Мо­ре пе­ре­плы­вешь – на бе­ре­гу уто­нешь.
Но на вся­кий слу­чай, чтобы из-за его свя­щен­ства вла­сти не пре­сле­до­ва­ли се­мью, он раз­ре­шил жене раз­ве­стись.
В 1929 го­ду отец Иоанн по­лу­чил ме­сто свя­щен­ни­ка в Вос­кре­сен­ской церк­ви на по­го­сте Бе­лом Мо­ло­ков­ско­го рай­о­на, а 1 но­яб­ря 1930 го­да пе­ре­шел слу­жить в храм се­ла Бо­ша­ро­ва Ста­риц­ко­го рай­о­на Твер­ской об­ла­сти. Здесь в то вре­мя по­се­ли­лись мо­на­хи­ни из мно­гих за­кры­тых мо­на­сты­рей и цер­ков­ная служ­ба пра­ви­лась по-мо­на­стыр­ски.
Вре­мя от вре­ме­ни отец Иоанн при­ез­жал в За­лу­жа­нье на­ве­стить се­мью и по­ви­дать­ся с при­хо­жа­на­ми, ко­то­рые ис­кренне лю­би­ли свя­щен­ни­ка. При­ез­жать при­хо­ди­лось но­чью, чтобы не на­влечь бе­ду на близ­ких. Но все рав­но, ча­сто слу­ча­лось так, что со­се­ди, ко­то­рым ОГПУ по­ру­чи­ло сле­дить за до­мом свя­щен­ни­ка, до­но­си­ли о при­ез­де от­ца Иоан­на упол­но­мо­чен­но­му ОГПУ, тот по­сы­лал ми­ли­ци­о­не­ра, ко­то­рый, при­хо­дя, спра­ши­вал, здесь ли свя­щен­ник, и тут же ухо­дил по хо­ро­ше­му от­но­ше­нию к свя­щен­ни­ку, не же­лая его аре­сто­вы­вать. По­бы­вав до­ма и всех по­ви­дав, отец Иоанн так­же но­чью ухо­дил пеш­ком в се­ло, где слу­жил.
ОГПУ все же ре­ши­ло аре­сто­вать свя­щен­ни­ка, а вме­сте с ним и неко­то­рых при­хо­жан-кре­стьян, об­ви­нив их в том, что они яв­ля­ют­ся про­тив­ни­ка­ми со­зда­ния кол­хо­зов, по­всю­ду го­во­рят про­тив них и со­зда­ли на этой поч­ве це­лую груп­пу, ко­то­рую буд­то бы и воз­гла­вил свя­щен­ник Иоанн Бой­ков. Со­се­ди в оче­ред­ной раз до­нес­ли, что к жене и де­тям при­е­хал свя­щен­ник, и на этот раз со­труд­ни­ки ОГПУ уже са­ми аре­сто­ва­ли его. Ви­нов­ным се­бя отец Иоанн не при­знал. На до­про­сах, от­ве­чая на во­про­сы сле­до­ва­те­ля, он по­ка­зал: «В се­ле За­лу­жа­нье я не стал слу­жить с ок­тяб­ря ме­ся­ца 1929 го­да вви­ду то­го, что цер­ковь за­кры­ли. Там я слу­жил во­семь лет. Осо­бой друж­бы мне с кем-ли­бо ве­сти не при­хо­ди­лось по той при­чине, что я глу­хо­ват, бо­лез­нен­ный. В де­ревне Ма­лые Дель­ки я знаю всех, так как эта де­рев­ня бы­ла при­хо­да церк­ви се­ла За­лу­жа­нье. Знаю там Пав­ло­ва Ва­си­лия Пав­ло­ви­ча как жи­во­пис­ца, так как по­след­ний лич­но мне пи­сал ико­ну и в цер­ковь пи­сал две ико­ны, за­тем зо­ло­тил крест на ко­ло­кольне. Кро­ме то­го, ко­гда бы­ва­ли в де­ревне Ма­лые Дель­ки мо­леб­ны и бы­ва­ла пло­хая по­го­да, при­хо­ди­лось оста­нав­ли­вать­ся у Пав­ло­ва, так как у него име­ет­ся на­вес и удоб­но ста­вить ло­шадь. Спе­ци­аль­но в го­сти к нему не хо­дил. Ка­кой-ли­бо по­мо­щи, со­ве­тов я ему не да­вал и око­ло го­да со­вер­шен­но не ви­дел­ся с ним. С мо­мен­та мо­е­го отъ­ез­да в се­ло Бо­ша­ро­во, то есть с 1 но­яб­ря 1930 го­да, я ни с од­ним при­хо­жа­ни­ном За­лу­жан­ско­го при­хо­да не ви­дал­ся и ни­ка­кой свя­зи не имел как пись­мен­ной, так же и жи­вой. При­е­хал я в се­ло За­лу­жа­нье 11 мар­та и, так как в Бо­ша­ро­ве уво­лил­ся со­всем, при­вез де­тям кар­то­фе­ля два уз­ла и хо­тел на дру­гой день ехать на Крас­ный Холм в го­род Бе­жецк к прео­свя­щен­но­му епи­ско­пу Гри­го­рию[**] про­сить­ся ку­да-ни­будь на служ­бу в дру­гой при­ход, но уехать не уда­лось, так как 12 мар­та был за­дер­жан на квар­ти­ре у раз­ве­ден­ной же­ны Пост­ни­ко­вой. Боль­ше по на­сто­я­ще­му де­лу до­ба­вить ни­че­го не мо­гу»[5].
Бы­ли аре­сто­ва­ны и кре­стьяне, но ни один из них не при­знал се­бя ви­нов­ным и не стал под­дер­жи­вать вы­ду­мок сле­до­ва­те­ля. Как раз имен­но в этом се­ле бед­ня­ки вы­сту­пи­ли про­тив за­ку­ла­чи­ва­ния, то есть за­пи­сы­ва­ния од­но­сель­чан в ку­ла­ки и изъ­я­тия у них иму­ще­ства, су­мев до­ка­зать, что ни ку­ла­ка­ми, ни «ми­ро­еда­ми» они не яв­ля­ют­ся. То­гда вла­сти об­ло­жи­ли «ви­нов­ных» на­ло­гом и, по­сколь­ку на­лог был чрез­мер­но ве­лик и не мог быть упла­чен, по­тре­бо­ва­ли упла­тить штраф и за неупла­ту штра­фа по­ста­но­ви­ли изъ­ять все иму­ще­ство; од­на­ко пред­се­да­тель сель­со­ве­та не смог ис­пол­нить бес­со­вест­ное ре­ше­ние. Те­перь, ко­гда и свя­щен­ник, и кре­стьяне бы­ли аре­сто­ва­ны, сле­до­ва­тель спро­сил пред­се­да­те­ля, по­че­му он не про­из­вел изъ­я­тия иму­ще­ства у оштра­фо­ван­ных кре­стьян. «Я не вы­но­шу кри­ка и пла­ча де­тей, – от­ве­тил тот, – и по­это­му от­ка­зал­ся ид­ти, но я не го­во­рил дру­гим чле­нам сель­со­ве­та, чтобы и они не хо­ди­ли, а по­че­му и они не по­шли, я не знаю»[6].
Через ме­сяц, 20 ап­ре­ля 1931 го­да, трой­ка ОГПУ при­го­во­ри­ла от­ца Иоан­на к пя­ти го­дам ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вых ла­ге­рей; вме­сте с ним бы­ли при­го­во­ре­ны к раз­лич­ным сро­кам за­клю­че­ния и ссыл­ки чет­ве­ро кре­стьян.
По­сле аре­ста свя­щен­ни­ка у его же­ны Ев­фро­си­нии ото­бра­ли дом в За­лу­жа­нье и все, что в нем бы­ло, хо­тя дом был по­стро­ен еще ее ро­ди­те­ля­ми, ко­гда она вы­шла за­муж за Ива­на Яко­вле­ви­ча. Без до­ма и средств оста­лись до­че­ри от­ца Иоан­на, Ни­на и Ве­ра, ко­то­рым бы­ло то­гда во­семь лет и че­ты­ре го­да. Вла­сти ото­бра­ли всю одеж­ду, у де­тей за­бра­ли иг­руш­ки, род­ным свя­щен­ни­ка раз­ре­ши­ли взять из до­ма толь­ко то, что они на се­бя успе­ли на­деть.
Неза­дол­го до аре­ста отец Иоанн по­про­сил свою мать, Алек­сан­дру Ва­си­льев­ну: «Ма­ма, ко­гда ме­ня аре­сту­ют, не оставь мо­их де­тей, по­мо­ги им». Сест­ра от­ца Иоан­на бы­ла про­тив то­го, чтобы да­вать при­ют жене бра­та, по­то­му, мол, что у Ев­фро­си­нии Ми­хай­лов­ны есть свои род­ствен­ни­ки, но Алек­сандра Ва­си­льев­на на­сто­я­ла, и же­на от­ца Иоан­на с детьми по­се­ли­лась в Бе­жец­ке в до­ме его ма­те­ри. В до­ме в это вре­мя про­жи­ва­ло мно­го род­ствен­ни­ков, и се­мья аре­сто­ван­но­го свя­щен­ни­ка по­се­ли­лась на кухне. По­сколь­ку Ев­фро­си­ния Ми­хай­лов­на бы­ла ли­ше­на граж­дан­ских прав как же­на свя­щен­ни­ка, несмот­ря на то что бы­ла с му­жем раз­ве­де­на, на ра­бо­ту ее ни­ку­да не при­ни­ма­ли. И при­шлось ей хо­дить по ми­ру и по­би­рать­ся. Свое ни­щен­ство она от де­тей скры­ва­ла, чтобы те не пе­ре­жи­ва­ли за нее и не сты­ди­лись; она ни­ко­гда не хо­ди­ла про­сить в хра­мы, так как это быст­ро до­шло бы до род­ствен­ни­ков, а хо­ди­ла по глу­хим и даль­ним де­рев­ням. Утром по­ти­хо­неч­ку со­би­ра­лась и ухо­ди­ла, ве­че­ром при­хо­ди­ла с тем, что через лю­дей по­да­вал Гос­подь. Все, что ей уда­лось со­хра­нить к то­му вре­ме­ни из лич­ных ве­щей, в пер­вые же дни по­сле аре­ста му­жа бы­ло об­ме­не­но на про­до­воль­ствие. Но бес­ко­неч­но так не мог­ло про­дол­жать­ся, и она по­еха­ла к сво­ей сест­ре в Моск­ву по­со­ве­то­вать­ся. Сест­ра ее при­ня­ла, но по­мочь ни­чем не смог­ла, да и при­ни­ма­ла, как же­ну аре­сто­ван­но­го свя­щен­ни­ка, тай­но: толь­ко на­кор­мит – и все, на ночь ни­ко­гда не остав­ля­ла, бо­я­лась, чтобы муж не узнал.
Од­на­жды еха­ла к ней Ев­фро­си­ния в Моск­ву и всю до­ро­гу горь­ко пла­ка­ла, гла­за не про­сы­ха­ли от слез. И вот ка­кой-то че­ло­век спро­сил ее:
– Да что вы пла­че­те-то? Что у вас слу­чи­лось?
– Да вот еду, еду, а са­ма не знаю, ку­да и как еду и на что и как мне жить.
И че­ло­век то­гда ей ска­зал:
– По­ез­жай­те в Ива­но­во-Воз­не­сенск, есть та­кой го­род – Ива­но­во-Воз­не­сенск. И там вас в пра­вах вос­ста­но­вят. Устро­и­тесь ра­бо­тать на ком­би­нат и вос­ста­но­ви­тесь в пра­вах.
Ев­фро­си­ния ему сра­зу по­ве­ри­ла и от­пра­ви­лась в Ива­но­во-Воз­не­сенск – по­на­ча­лу од­на, без де­тей. При­е­ха­ла – чу­жой го­род, ни од­но­го род­но­го че­ло­ве­ка. При­шла она на ме­лан­же­вый ком­би­нат, и там ей кто-то ска­зал: «Иди­те по та­ко­му-то адре­су. Там жи­вет оди­но­кая ста­руш­ка, она вас пу­стит».
Это бы­ла оди­но­кая ста­руш­ка, де­ви­ца, она са­ма и свой ма­лень­кий до­мик по­стро­и­ла, и дро­ва за­го­тов­ля­ла, и все по до­му са­ма де­ла­ла. По­сту­ча­лась к ней роб­ко Ев­фро­си­ния Ми­хай­лов­на.
– Кто, кто там? Кто ты? – спро­си­ла ста­руш­ка.
– Да вот я… мне по­со­ве­то­ва­ли.
Ста­руш­ка, взгля­нув на при­шед­шую, сра­зу ска­за­ла:
– Про­хо­ди, про­хо­ди! Ты зна­ешь, ка­кой мне сон се­го­дня при­снил­ся? Уви­де­ла я, как ко мне в окош­ко свя­щен­ник по­сту­чал. Про­хо­ди, про­хо­ди, ма­туш­ка! И де­тей при­во­зи, устра­и­вай­ся.
Съез­ди­ла Ев­фро­си­ния Ми­хай­лов­на за детьми, устро­и­лась ра­бо­тать на ме­лан­же­вый ком­би­нат, на са­мую тя­же­лую, гряз­ную ра­бо­ту, на ко­то­рую ни­кто не шел, – це­ха уби­рать. Про­ра­бо­та­ла она здесь один год и ста­ла бо­леть, и ей со­труд­ни­ки на ком­би­на­те по­со­ве­то­ва­ли: по­хло­по­чи, чтобы те­бя вос­ста­но­ви­ли в пра­вах. Хло­по­ты увен­ча­лись успе­хом, ее вос­ста­но­ви­ли в пра­вах, она уеха­ла в Бе­жецк и устро­и­лась ра­бо­тать учи­тель­ни­цей. Но про­ра­бо­та­ла недол­го: узна­ли, что она же­на свя­щен­ни­ка, и сра­зу уво­ли­ли. И она по­шла в дру­гую шко­лу, но здесь по­вто­ри­лось то же са­мое. В по­след­ний раз она устро­и­лась в шко­лу в се­ле Кня­же­ве, где слу­жил брат ее му­жа отец Иа­ков. И здесь ди­рек­тор шко­лы хо­тел не толь­ко уво­лить ее как же­ну свя­щен­ни­ка, но стал до­би­вать­ся, чтобы ОГПУ непре­мен­но аре­сто­ва­ло ее. Все эти со­бы­тия и пе­ре­жи­ва­ния при­ве­ли к то­му, что Ев­фро­си­ния Ми­хай­лов­на тя­же­ло за­бо­ле­ла: у нее от­ня­лись но­ги, и вра­чи при­зна­ли ее ин­ва­ли­дом. Алек­сандра Ва­си­льев­на то­гда ска­за­ла ей: «Фро­луш­ка! Не хо­ди боль­ше ра­бо­тать. Не хо­ди. Ну их. Не хо­ди к ним боль­ше ра­бо­тать». Это был 1937 год. О пен­сии по ин­ва­лид­но­сти ей при­шлось хло­по­тать дол­го, мно­го­крат­но она пи­са­ла вла­стям; од­на­ко пен­сию ей да­ли са­мую незна­чи­тель­ную, толь­ко чтобы хва­ти­ло на хлеб, но с Бо­жьей по­мо­щью она с детьми вы­жи­ла.
Из ла­ге­ря отец Иоанн пи­сал род­ным:
«9 но­яб­ря 1931 го­да.
До­ро­гая ма­ма и все род­ные! Будь­те здра­вы и бла­го­по­луч­ны!
Спа­си­бо Вам, до­ро­гая ма­ма, за пись­мо и от­кры­точ­ку, ко­то­рые я по­лу­чил. От­крыт­ка мною по­лу­че­на 27 ок­тяб­ря н. ст., а пись­мо дня на три по­рань­ше. Не по­лу­чая дол­го от Вас пи­сем, я ду­мал, что Вы обо мне по­за­бы­ли или не хо­ти­те мне на­пи­сать. Спа­си­бо Вам, что не оста­ви­ли де­тей и по­за­бо­ти­лись о них. На­прас­но Вы обо мне бес­по­ко­и­тесь. Я, сла­ва Бо­гу, до­во­лен всем. Хле­ба мне хва­та­ет, и во­об­ще пай­ком и пи­та­ни­ем я до­во­лен и го­ло­ден не бы­ваю. Здо­ро­вье мое по­ка, сла­ва Бо­гу, бла­го­по­луч­но. Ра­бо­тать хо­жу по-преж­не­му на про­до­воль­ствен­ный склад. Ра­бо­та не тя­же­лая. Те­перь хо­жу на ве­чер­нюю сме­ну с 4–5 ве­че­ра до 11-12 ча­сов но­чи. За­ве­ду­ю­щий скла­дом че­ло­век хо­ро­ший, ста­рик-свя­щен­ник из Ко­стро­мы. Во­об­ще мне жа­ло­вать­ся ни на что не при­хо­дит­ся, и я от Вас ни­че­го не скры­ваю: жить, сла­ва Бо­гу, мож­но, а даль­ше что бу­дет, не знаю. Я очень рад, что Фро­ня на­шла ме­сто, – сла­ва Бо­гу, что обес­пе­чи­ла се­бя и де­тей кус­ком хле­ба. По­лу­чив Ва­ше пись­мо и узнав про се­мей­ные де­ла мои, я успо­ко­ил­ся и по­бла­го­да­рил Бо­га за то, что Он не оста­вил мое се­мей­ство без кус­ка хле­ба. О том, что Фро­ня бу­дет се­бе ис­кать ме­сто, я пред­по­ла­гал, а так­же твер­до уве­рен в ее пре­дан­но­сти мне и де­тям. По­мо­ги ей Бог устро­ить­ся в даль­ней­шей жиз­ни. Из-за квар­ти­ры по­ло­же­ние тя­же­лое, но как-ни­будь Гос­подь по­мо­жет. Со­глас­но при­ка­зу из ОГПУ, нам с ав­гу­ста ме­ся­ца се­го го­да про­из­во­дит­ся за­чет ра­бо­чих дней, ли­шен­цам срок за­клю­че­ния в ла­ге­ре со­кра­ща­ет­ся на 1/5 часть, а нели­шен­цам – на 1/4, ко­неч­но, при усло­вии хо­ро­ше­го по­ве­де­ния. Мне этим за­че­том ра­бо­чих дней срок мо­жет со­кра­тить­ся на один год, а по­том вот уже де­вя­тый ме­сяц как си­жу, а там бу­дем ждать еще ка­кой-ни­будь от Бо­га ми­ло­сти.
По­ка до сви­да­ния, же­лаю Вам здо­ро­вья и вся­ко­го бла­го­по­лу­чия, а род­ным всем по­сы­лаю свой при­вет.
Оста­юсь лю­бя­щий Вас сын, мно­го­греш­ный иерей Иоанн Бой­ков

5 ав­гу­ста 1932 го­да.
До­ро­гая ма­ма, сест­ра Нюта, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, брат Яша и все род­ные!
По­сы­лаю вам свой при­вет и же­лаю здо­ро­вья и вся­ко­го бла­го­по­лу­чия в жиз­ни. Спа­си­бо вам боль­шое за за­бо­ту обо мне. Из одеж­ды ни­че­го не шей­те и не при­сы­лай­те, а так­же и ва­лен­ки не нуж­ны. Все с ног и до го­ло­вы вы­да­ют ка­зен­ное, а у ме­ня, кро­ме то­го, есть еще ват­ное паль­то и те­ло­грей­ка. Крас­но-Ви­шер­ское п/о и Ви­шер­ское п/о для пи­сем зна­че­ния не име­ет. Ви­шер­ский ла­герь на­хо­дит­ся к нам бли­же (от Чер­ды­ни со­рок верст), чем те ко­ман­ди­ров­ки, на ко­то­рых я на­хо­дил­ся зи­мой. „Сы­пу­чая“ – на се­ве­ре от Ви­ше­ры в се­ми­де­ся­ти вер­стах. В де­рев­ню Сы­пу­чую рань­ше съез­жа­лись ва­гу­лы, где по­ку­па­ли ло­ша­дей для жерт­во­при­но­ше­ний, – те­перь бо­ят­ся, не ез­дят. Ураль­ский на­род очень чи­сто­плот­ный, но в об­ра­ще­нии гру­бее на­ше­го. При­ро­да очень кра­си­вая. Те­перь ма­лень­ко на­пи­шу про се­бя. Я на­хо­жусь еще в са­на­то­рии. Ту­бер­ку­лез, по­ви­ди­мо­му, про­шел. Ни каш­ля, ни бо­ли в бо­ках и в гру­ди нет. Я те­перь уже по­пра­вил­ся, толь­ко си­лы не очень окреп­ли. Ма­ма, обо мне не за­боть­тесь и не пе­чаль­тесь, по­бе­ре­ги­те свое здо­ро­вье.
Оста­юсь лю­бя­щий вас сын, отец и брат иерей Иоанн Бой­ков

1933 го­да ян­ва­ря 7 дня но­во­го сти­ля.
До­ро­гие род­ные: ма­ма, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, сест­ра Нюта и брат Яша!
По­здрав­ляю вас всех с празд­ни­ком Рож­де­ства Хри­сто­ва и же­лаю вам здо­ро­вья, сча­стья и вся­ко­го бла­го­по­лу­чия. Из боль­ни­цы ме­ня 1 де­каб­ря док­тор вы­пи­сал, и по­ме­сти­ли ме­ня в 1-ю ро­ту, в ко­то­рой на­хо­дят­ся вы­здо­рав­ли­ва­ю­щие и от­ды­ха­ю­щие, где я на­хо­жусь и в на­сто­я­щее вре­мя. Ра­бо­тать по­ка ни­ку­да не по­сы­ла­ли, так как по вы­хо­де из боль­ни­цы я по­став­лен в ин­ва­ли­ды, но толь­ко на один ме­сяц. 1 ян­ва­ря срок мо­ей ин­ва­лид­но­сти ис­тек, и ме­ня 5-го чис­ла ян­ва­ря ме­ся­ца вы­зы­ва­ли на ко­мис­сию для опре­де­ле­ния мо­е­го здо­ро­вья и сте­пе­ни тру­до­спо­соб­но­сти. Я на озна­чен­ной ко­мис­сии был, а ре­зуль­тат ка­кой по­лу­чил­ся, еще не мо­гу ска­зать. Вче­ра ве­че­ром хо­дил к на­ряд­чи­ку (на­ряд­чик – это ли­цо в ро­те, ко­то­рое на­ря­жа­ет на ра­бо­ту за­клю­чен­ных), но ока­зы­ва­ет­ся, что еще спис­ки не по­лу­че­ны. Здо­ро­вье мое те­перь по­пра­ви­лось и си­лы окреп­ли. В ро­те, где я на­хо­жусь, усло­вия жиз­ни хо­ро­шие. Пи­та­ние удо­вле­тво­ри­тель­ное. Су­ха­рей мне хва­тит на­дол­го, день­жон­ки у ме­ня то­же есть, на ру­ках око­ло де­ся­ти руб­лей. По­это­му обо мне не бес­по­кой­тесь: я, сла­ва Бо­гу, сыт и всем до­во­лен. До­ро­гая Фро­ня, Ни­на и Ве­ра! Немно­го ме­ста оста­лось, но на­пи­шу вам несколь­ко строк. На­пи­сал бы вам мно­го, но, со­глас­но пра­ви­лам, пи­са­нье мое огра­ни­че­но этим лист­ком бу­ма­ги. Во-пер­вых, по­здрав­ляю до­ро­гую доч­ку Ни­ну с днем Ан­ге­ла, а вас с до­ро­гой име­нин­ни­цей. Дай Бог вам здо­ро­вья и вся­ко­го бла­го­по­лу­чия. Спа­си­бо, Фро­ня, за пись­ме­цо, пи­ши­те мне и не за­бы­вай­те ме­ня. Бе­ре­ги Ни­ну и Ве­ру.
Адрес мой: го­род Крас­но-Ви­шерск Ураль­ской об­ла­сти. УВИТЛ ОГПУ 1-я ро­та, з/к Бой­ко­ву Ива­ну Яко­вле­ви­чу.
По­ка до сви­да­ния.

8 фев­ра­ля 1933 го­да.
До­ро­гая ма­ма, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, сест­ра Нюта и брат Яша!
Шлю вам свой при­вет и же­лаю вам от Бо­га здо­ро­вья, сча­стья и вся­ко­го бла­го­по­лу­чия в жиз­ни. Что же ка­са­ет­ся ме­ня, то я, сла­ва Бо­гу, жив, здо­ров и бла­го­по­лу­чен. Жи­ву еще по-преж­не­му без пе­ре­мен. По­ме­ща­юсь в той же 1‑й ро­те для от­ды­ха­ю­щих. На ра­бо­ту еще не хо­жу, толь­ко недав­но, так не бо­лее неде­ли, стал де­жу­рить в сво­ей ро­те во­семь ча­сов в сут­ки. Пи­та­ние, сла­ва Бо­гу, у нас в ро­те хо­ро­шее, то же, что пи­сал вам в ра­нее по­слан­ных пись­мах. Толь­ко хле­ба ста­ли вы­да­вать мень­ше: ра­нее да­ва­ли 700 грам­мов, а те­перь да­ют 500 грам­мов, уба­ви­ли бе­ло­го хле­ба на 200 грам­мов. Но, сла­ва Бо­гу, мне хле­ба хва­та­ет. Так что ва­ши су­ха­ри­ки, по­лу­чен­ные мною в но­яб­ре ме­ся­це, я по­чти не тро­гал. По­это­му по­ка мне ни­че­го не по­сы­лай­те – ни де­нег, ни су­ха­рей. В про­шлом пись­ме за ян­варь ме­сяц я вам пи­сал, что был на ко­мис­сии для опре­де­ле­ния здо­ро­вья мо­е­го; по­сле это­го неде­ли через две всем ин­ва­ли­дам бы­ла еще ко­мис­сия, на ко­то­рую ме­ня то­же вы­зы­ва­ли. На по­след­ней вра­чеб­ной ко­мис­сии мне да­ли 3-ю тру­до­вую ка­те­го­рию; 1-я ка­те­го­рия озна­ча­ет хо­ро­шую тру­до­спо­соб­ность, 2-я ка­те­го­рия – тру­до­спо­соб­ность ме­нее силь­ную, 3‑я ка­те­го­рия – тру­до­спо­соб­ность пло­хо­го ка­че­ства, и на­ко­нец за 3-й ка­те­го­ри­ей сле­ду­ют ин­ва­ли­ды – негод­ные к тру­ду. Зна­чит, на тя­же­лую ра­бо­ту ме­ня не по­шлют те­перь. Хо­тя на все во­ля Бо­жия.
Шлю вам свой при­вет и по­же­ла­ния от Гос­по­да Бо­га здо­ро­вья и вся­ко­го сча­стья и бла­го­по­лу­чия. Фро­ня! бе­ре­ги, по­жа­луй­ста, Ни­ну и Ве­ру, не оби­жай их. Вот уж два го­да про­шло мо­ей раз­лу­ки, и за это вре­мя Ве­ра уже ста­ла боль­шая, а про Ни­ну и го­во­рить не при­хо­дит­ся. Ес­ли, Гос­подь даст, при­ду до­мой, мне их и не узнать, да и им ме­ня то­же бу­дет труд­но узнать, так как ме­ня остриг­ли на­го­ло и обри­ли. Здесь в ла­ге­ре каж­дый ме­сяц стри­гут и не поз­во­ля­ют от­ра­щи­вать во­ло­сы на го­ло­ве и бо­ро­ду всем во­об­ще за­клю­чен­ным, за ред­ки­ми ис­клю­че­ни­я­ми. Я, сла­ва Бо­гу, жив и здо­ров, че­го и всем вам же­лаю.
Адрес мой преж­ний, по­ка про­щай­те.
Оста­юсь лю­бя­щий вас иерей Иоанн Бой­ков

1933 го­да фев­ра­ля 27 дня.
Здрав­ствуй­те до­ро­гие род­ные: ма­ма, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, сест­ра Нюта и брат Яша!
Шлю я вам с лю­бо­вью свой низ­кий при­вет и же­лаю вам от Гос­по­да Бо­га по­лу­чить ми­ло­сти, здо­ро­вья и вся­ко­го бла­го­по­лу­чия в жиз­ни. До­ро­гим доч­кам Нине и Ве­ре по­сы­лаю свое ро­ди­тель­ское бла­го­сло­ве­ние и же­лаю им рас­ти здра­вы­ми и мо­лю Гос­по­да Бо­га, чтобы Он, Все­ми­ло­серд­ный, да­ро­вал им сча­стье, здра­вие и вся­кое бла­го­по­лу­чие в жиз­ни. Я по­ка, сла­ва Бо­гу, жив и бла­го­по­лу­чен, здо­ро­вье мое улуч­ши­лось. Из 1-й ро­ты 14 фев­ра­ля се­го го­да ме­ня пе­ре­ве­ли в 27‑ю ро­ту, на ра­бо­ту по­ка еще не хо­жу. Пи­та­ние в 27-й ро­те по­пло­ше, чем в 1‑й, но, сла­ва Бо­гу, я до­во­лен тем, что по­лу­чаю. На зав­трак здесь не да­ют ни­че­го, но я, как болев­ший цин­гой, по­лу­чаю утром ви­не­грет. Обед из двух блюд: пер­вое – щи или суп (пост­ные), вто­рое – немно­го кар­то­фе­ля и до­ля ры­бы, на ужин да­ют суп или что-ни­будь в этом ро­де. Хле­ба да­ют толь­ко 550 грам­мов. Во­об­ще в этой ро­те за­клю­чен­ные вы­здо­рав­ли­ва­ю­щие, но еще не со­всем по­пра­вив­ши­е­ся, по­это­му на ра­бо­ту не хо­дят и пи­та­ни­ем по срав­не­нию с дру­ги­ми за­клю­чен­ны­ми поль­зу­ют­ся бо­лее улуч­шен­ным, но, ко­неч­но, пи­та­ние здесь не та­кое, как в 1-й ро­те, – там бы­ло луч­ше, чем здесь. Ес­ли мож­но, то при­шли­те мне су­ха­ри­ков и ма­лень­ко яб­лок су­ше­ных; бе­лых су­ха­рей не на­до, при­шли­те толь­ко чер­ных, и са­ха­ру то­же не на­до по­сы­лать, де­нег не по­сы­лай­те, их все рав­но не вы­да­ют. Хлеб здесь очень до­рог. Су­ха­ри­ки, ко­то­рые вы мне при­сла­ли в но­яб­ре, я все бе­рег и не тро­гал, а те­перь, с пе­ре­во­дом на дру­гое пи­та­ние, стал упо­треб­лять. Во­об­ще, че­го нель­зя до­стать и что силь­но де­фи­цит­ное из съест­ных про­дук­тов, то­го не при­сы­лай­те, а толь­ко при­шли­те чер­ных су­ха­ри­ков.
Пи­ши­те мне, как ва­ше здо­ро­вье и как жи­ве­те. Очень я за­бо­чусь, до­ро­гая ма­ма, о Ва­шем здо­ро­вье и мо­лю Гос­по­да, чтобы Он, Все­ми­ло­серд­ный, про­длил Ва­шу жизнь и укре­пил те­лес­ные си­лы Ва­ши. Обо мне не рас­стра­и­вай­тесь: я, сла­ва Бо­гу, сыт, на­хо­жусь в бла­го­при­ят­ных усло­ви­ях. Мо­жет быть, по ми­ло­сти Бо­жи­ей, не от­пу­стят ли да­же до­мой. По­го­да здесь сто­ит очень хо­лод­ная, мо­ро­зы до­хо­дят до 50 гра­ду­сов. На­вер­ное, и у вас то­же не теп­ло.
Оста­юсь лю­бя­щий вас иерей Иоанн Бой­ков

Март 1933 го­да.
Хри­стос вос­кре­се!
До­ро­гие род­ные: ма­ма, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, брат Яша, сест­ра Нюта!
По­здрав­ляю вас с празд­ни­ком Свет­ло­го Хри­сто­ва Вос­кре­се­ния и же­лаю встре­тить и про­ве­сти его в ра­до­сти и ду­шев­ном спо­кой­ствии, а так­же же­лаю вам здра­вия и всех ми­ло­стей от Гос­по­да Бо­га. До­ро­гих до­чек Ни­ну и Ве­ру креп­ко це­лую, по­сы­лаю им свое бла­го­сло­ве­ние и же­лаю им сча­стья и ра­до­стей в жиз­ни. Хо­те­лось бы мне узнать, как вы все по­жи­ва­е­те, все ли жи­вы и здо­ро­вы и нет ли че­го у вас но­во­го в жиз­ни. Но, к со­жа­ле­нию, пи­сем от вас не по­лу­чаю вот уже три ме­ся­ца. При­чи­ной это­го об­сто­я­тель­ства яв­ля­ет­ся мой пе­ре­вод из ро­ты в ро­ту; сна­ча­ла я на­хо­дил­ся в 1-й от­ды­ха­ю­щей ро­те, из 1-й ме­ня пе­ре­ве­ли в 4‑ю от­ды­ха­ю­щую ро­ту (а в 1-й ро­те устро­и­ли ла­за­рет), из 4-й ро­ты ме­ня пе­ре­ве­ли 14 фев­ра­ля в 27-ю нера­бо­чую ро­ту, где я на­хо­дил­ся до 22 мар­та, а по­том ме­ня от­пра­ви­ли из Ви­ше­ры на этап в ла­гер­ный пункт Су­ян­ко­во, от­сто­я­щий от Ви­шер­ска в пя­ти вер­стах, в на­сто­я­щее вре­мя где я и по­ме­ща­юсь. Пункт этот бла­го­устро­ен­ный, есть мно­го ма­стер­ских: са­пож­ная, сто­ляр­ная, сле­сар­ная, куз­неч­ная, порт­нов­ская и кир­пич­ный за­вод. На­род здесь на­хо­дит­ся не очень креп­ко­го здо­ро­вья – 3-я ка­те­го­рия и ин­ва­ли­ды. На тя­же­лую ра­бо­ту не по­сы­ла­ют, а ра­бо­та так на­зы­ва­е­мая лег­кая и бо­лее по доб­рой во­ле, чем по при­нуж­де­нию. На ра­бо­ту ме­ня еще до сих пор ни­ку­да не по­сы­ла­ли, вот уже год про­шло вре­ме­ни, как ни­че­го не ра­бо­таю, а те­перь, сла­ва Бо­гу, я по­пра­вил­ся, чув­ствую се­бя удо­вле­тво­ри­тель­но, си­лы по­окреп­ли, по­это­му ду­маю встать на ка­кую-ни­будь ра­бо­ту, хо­тя в этом лаг­пунк­те при­нуж­де­ния нет на ра­бо­ту, но ра­бо­та­ю­щим ока­зы­ва­ет­ся пред­по­чте­ние в смыс­ле вы­да­чи про­до­воль­ствен­но­го пай­ка. Да­ют по­боль­ше хле­ба (нера­бо­че­му – 400 грам­мов, а ра­бо­че­му – 550 грам­мов) и кое-что из ларь­ко­во­го до­воль­ствия. В пись­ме, по­слан­ном мною в фев­ра­ле, я про­сил вас при­слать мне чер­ных су­ха­рей. Ес­ли мож­но, то при­шли­те (бе­лых су­ха­рей не на­до, од­них чер­ных), на­прас­но се­бя не изъ­я­нь­те на до­ро­го­сто­я­щие про­дук­ты, без них мож­но обой­тись: не то те­перь вре­мя, чтобы ку­шать бул­ки да са­хар, они сто­ят очень до­ро­го. Еще на­пи­шу вам, что 2 мар­та я был на про­ку­рор­ской (так на­зы­ва­е­мой цен­траль­ной) вра­чеб­ной ко­мис­сии. Озна­чен­ная ко­мис­сия бы­ла в 27‑й нера­бо­чей ро­те. Не по­шлет ли Гос­подь ми­лость, мо­жет быть, от­пу­стят ме­ня. Ин­ва­ли­дов и во­об­ще лю­дей некреп­ко­го здо­ро­вья от­пус­ка­ют из ла­ге­ря.
Оста­юсь лю­бя­щий вас иерей Иоанн Бой­ков

1933 го­да мая 30 дня.
До­ро­гие род­ные: ма­ма, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, брат Яша и сест­ра Нюта!
Будь­те здо­ро­вы, бла­го­по­луч­ны и счаст­ли­вы в жиз­ни. До­ро­гим доч­кам Нине и Ве­ре по­сы­лаю свое ро­ди­тель­ское бла­го­сло­ве­ние и же­лаю по ми­ло­сти Бо­жи­ей жить и рас­ти здра­вы­ми и бла­го­по­луч­ны­ми в жиз­ни. Про се­бя на­пи­шу вам, что мое здо­ро­вье по ми­ло­сти Бо­жи­ей по­пра­ви­лось и на­столь­ко улуч­ши­лось, что я чув­ствую се­бя не ху­же, чем рань­ше. Я все еще на­хо­жусь в Су­ян­ко­ве, ра­бо­тать хо­жу каж­дый день, за ис­клю­че­ни­ем дней от­ды­ха, ко­то­рые бы­ва­ют на седь­мой день. Ра­бо­таю те­перь в ле­су в ка­че­стве ле­со­ру­ба (а рань­ше но­сил суч­ки и дро­ва). Ра­бо­та не тя­же­лая. Нор­мы вы­ра­бот­ки нет, так что си­лы не из­ну­ря­ют­ся, а, на­про­тив, по­прав­ля­ют­ся, че­му спо­соб­ству­ет чи­стый воз­дух сос­но­во­го ле­са, солн­це и теп­ло. Сла­ва Бо­гу, я сей­час по­ка очень до­во­лен сво­им по­ло­же­ни­ем и бла­го­да­рю Гос­по­да за Его пре­щед­рые ми­ло­сти ко мне, греш­но­му. В мае ме­ся­це пи­та­ние мне бы­ло хо­ро­шее как ле­со­ру­бу (счи­та­ет­ся тя­же­лая ра­бо­та), вы­да­ва­ли уси­лен­ное пи­та­ние: хле­ба 750 грам­мов, обед и ужин то­же бо­лее, чем дру­гим, а вот дня два то­му на­зад хле­ба уба­ви­ли на 100 грам­мов: вме­сто 750 грам­мов, ста­ли да­вать 650 грам­мов, но эта вы­да­ча те­перь счи­та­ет­ся хо­ро­шая, боль­шин­ство по­лу­ча­ет 550 грам­мов, а кто со­всем не хо­дит на ра­бо­ту, тот по­лу­ча­ет толь­ко 400 грам­мов хле­ба. Су­ха­ри­ки еще ме­ня под­дер­жи­ва­ют, а так­же и су­ше­ные яб­лоч­ки очень хо­ро­ши. До­ро­гая ма­ма, ес­ли бу­де­те мне по­сы­лать по­сыл­ку, то при­шли­те мне од­них су­ха­рей чер­ных и ни на что дру­гое се­бя боль­ше не изъ­я­нь­те, мне ни­че­го боль­ше не тре­бу­ет­ся. В ап­рель­ском пись­ме я оши­боч­но на­пи­сал вам по­сы­лать по­сыл­ку мне в ме­сяц раз – луч­ше все­го в два ме­ся­ца раз, а са­мое луч­шее, по­ка я не на­пи­шу о необ­хо­ди­мо­сти по­сыл­ки. И вот та­ким об­ра­зом, ес­ли, до­ро­гая ма­ма, по­сыл­ка Ва­ми от­прав­ле­на, то бо­лее ни брат, ни Вы, ни Фро­ня, од­ним сло­вом, ни­кто, не по­сы­лай­те мне, по­ка я вам не на­пи­шу, что нуж­да­юсь в по­сыл­ке. Спа­си­бо вам, что вы ме­ня не остав­ля­е­те и за­бо­ти­тесь обо мне. За это и Гос­подь вас не оста­вит. Же­лаю вам всех благ и ми­ло­стей от Все­щед­ро­го Со­зда­те­ля и За­щит­ни­ка на­ше­го Гос­по­да Бо­га, Ко­то­ро­го про­шу и мо­люсь о всех вас по­сто­ян­но…

28 июля 1934 го­да.
До­ро­гая ма­ма!
Я, сла­ва Бо­гу, жив и здо­ров, из Су­ян­ки ме­ня от­пра­ви­ли 25 июля на этап в Ви­ше­ру, а сей­час, 28 июля утром в пять ча­сов, из Ви­ше­ры от­прав­ля­ют не знаю ку­да. Обо мне не бес­по­кой­тесь. Я здо­ров и бла­го­по­лу­чен. При­вет всем род­ным. Где бу­ду на­хо­дить­ся, я на­пи­шу.
Бой­ков».

Хо­тя и успо­ка­и­вал отец Иоанн сво­их род­ных, но здо­ро­вье его бы­ло по­до­рва­но, ту­бер­ку­лез да­вал о се­бе знать, и при тя­же­лой ра­бо­те это ока­за­лось смер­тель­ным. Вско­ре по­сле это­го пись­ма отец Иоанн скон­чал­ся.

Свя­щен­но­му­че­ник Иа­ков ро­дил­ся 8 июня 1896 го­да в го­ро­де Бе­жец­ке и был млад­шим бра­том свя­щен­но­му­че­ни­ка Иоан­на. С дет­ства лю­би­мым за­ня­ти­ем его бы­ло чте­ние ду­хов­ных книг, а лю­би­мой иг­рой – «иг­ра в храм». На чер­да­ке до­ма он обо­ру­до­вал се­бе неболь­шую биб­лио­те­ку и устро­ил «цер­ковь»: по­ве­сил ико­ны, ко­ло­коль­чи­ки и утром, ко­гда на­сту­па­ло вре­мя служ­бы, зво­нил. Все окру­жа­ю­щие ду­ма­ли, что маль­чик по­свя­тит свою жизнь су­гу­бо слу­же­нию Бо­гу, и ско­рее все­го в мо­на­ше­ском зва­нии, и, ко­гда он впо­след­ствии же­нил­ся, бы­ли весь­ма удив­ле­ны. В 1911 го­ду Яков окон­чил Бе­жец­кое ду­хов­ное учи­ли­ще, в 1917-м – Твер­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и в том же го­ду по­сту­пил в Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию.

Яков Бой­ков. Твер­ская Ду­хов­ная се­ми­на­рия

Яков успеш­но окон­чил пер­вый курс ака­де­мии, но в 1918 го­ду, учась на вто­ром кур­се, он столк­нул­ся с непре­одо­ли­мы­ми для се­бя труд­но­стя­ми – негде бы­ло жить и не бы­ло средств на по­куп­ку про­дук­тов, и он вер­нул­ся в Бе­жецк и по­се­лил­ся у сест­ры. Но он не те­рял на­деж­ды на про­дол­же­ние об­ра­зо­ва­ния и в 1919 го­ду вы­слал в ака­де­мию се­мест­ро­вое со­чи­не­ние на те­му «Хри­сти­ан­ская лю­бовь и ас­ке­тизм». Вско­ре, од­на­ко, вся­кая воз­мож­ность на по­лу­че­ние об­ра­зо­ва­ния в ака­де­мии бы­ла без­бож­ны­ми вла­стя­ми пре­се­че­на, и Яков Яко­вле­вич по­сту­пил пре­по­да­ва­те­лем в бе­жец­кое ре­аль­ное учи­ли­ще. Он про­ра­бо­тал здесь два го­да и был уво­лен как сын свя­щен­ни­ка и по­то­му, что не скры­вал сво­их взгля­дов – ка­кой он ви­дит окру­жа­ю­щую жизнь. Пре­сле­до­ва­ния, уволь­не­ния и вся­ко­го ро­да го­не­ния толь­ко укреп­ля­ют в че­ло­ве­ке ве­ру, да­ют ду­хов­ный опыт и на­гляд­но яв­ля­ют бла­гие де­я­н