Священномученик Илия Громогласов Пресвитер

Свя­щен­но­му­че­ник Илия ро­дил­ся 19 июля 1869 го­да в се­ле Ерем­шин­ский За­вод Тем­ни­ков­ско­го уез­да Там­бов­ской гу­бер­нии в се­мье диа­ко­на Ми­ха­и­ла Гро­мо­гла­со­ва. Се­мья бы­ла небо­га­та; у от­ца был дом, са­рай, хлев, ло­шадь, ко­ро­ва и сколь­ко-то цер­ков­ной зем­ли, но сы­ну он дал хо­ро­шее об­ра­зо­ва­ние. Пер­во­на­чаль­ное об­ра­зо­ва­ние он по­лу­чил в Шац­ком ду­хов­ном учи­ли­ще, от­ку­да в 1883 го­ду пе­ре­шел в Там­бов­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию. В 1893 го­ду Илья Ми­хай­ло­вич окон­чил Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию со сте­пе­нью кан­ди­да­та бо­го­сло­вия и был остав­лен при ней про­фес­сор­ским сти­пен­ди­а­том. Через год со­вет Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии из­брал Илью Ми­хай­ло­ви­ча ис­пол­ня­ю­щим долж­ность до­цен­та на ка­фед­ре ис­то­рии рус­ско­го рас­ко­ла. В 1900 го­ду он был на­зна­чен на долж­ность лек­то­ра ан­глий­ско­го язы­ка. В 1902 го­ду Илья Ми­хай­ло­вич об­вен­чал­ся с Ли­ди­ей Ни­ко­ла­ев­ной Ду­ло­вой, до­че­рью кня­зя Ни­ко­лая Фе­до­ро­ви­ча Ду­ло­ва и его су­пру­ги Алек­сан­дры Юрьев­ны, урож­ден­ной Зо­граф. В 1908 го­ду он пред­ста­вил к за­щи­те дис­сер­та­цию под за­гла­ви­ем "Опре­де­ле­ния бра­ка в Корм­чей", за ко­то­рую ему бы­ла при­сво­е­на сте­пень ма­ги­стра бо­го­сло­вия и пре­мия мит­ро­по­ли­та Ма­ка­рия. В 1909 го­ду Илья Ми­хай­ло­вич был из­бран чле­ном-кор­ре­спон­ден­том Им­пе­ра­тор­ско­го Мос­ков­ско­го Ар­хео­ло­ги­че­ско­го об­ще­ства. В 1910 го­ду он был на­зна­чен экс­тра­ор­ди­нар­ным про­фес­со­ром Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии на ка­фед­ре ис­то­рии рус­ско­го рас­ко­ла и в том же го­ду был уво­лен со­глас­но его про­ше­нию от долж­но­сти лек­то­ра ан­глий­ско­го язы­ка. Через год Илья Ми­хай­ло­вич уво­лил­ся из Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии и по­сту­пил ин­спек­то­ром клас­сов Ма­ри­ин­ско­го жен­ско­го учи­ли­ща дам­ско­го по­пе­чи­тель­ства о бед­ных в Москве и од­новре­мен­но стал пре­по­да­вать рус­скую ли­те­ра­ту­ру и все­об­щую ис­то­рию в Мос­ков­ской жен­ской гим­на­зии, ко­то­рой за­ве­до­ва­ла его же­на Ли­дия Ни­ко­ла­ев­на Гро­мо­гла­со­ва.
Но Илье Ми­хай­ло­ви­чу хо­те­лось пре­по­да­вать в выс­шем учеб­ном за­ве­де­нии, и в 1914 го­ду он вы­дер­жал эк­за­мен на юри­ди­че­ском фа­куль­те­те Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та и был удо­сто­ен ди­пло­ма пер­вой сте­пе­ни. Через два го­да он вы­дер­жал эк­за­ме­ны по цер­ков­но­му и го­судар­ствен­но­му пра­ву и по­лу­чил уче­ное зва­ние ма­ги­стран­та цер­ков­но­го пра­ва. В том же го­ду он был при­нят в чис­ло при­ват-до­цен­тов на юри­ди­че­ский фа­куль­тет Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та на ка­фед­ру цер­ков­но­го пра­ва[1].
23 ап­ре­ля 1917 го­да по хо­да­тай­ству Со­ве­та Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии опре­де­ле­ни­ем Свя­тей­ше­го Си­но­да Илья Ми­хай­ло­вич был вос­ста­нов­лен в зва­нии про­фес­со­ра ака­де­мии по ка­фед­ре цер­ков­но­го пра­ва.
В то же вре­мя он оста­вал­ся про­фес­со­ром Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та и пре­по­да­ва­те­лем шко­лы вто­рой сту­пе­ни. Его пе­ру при­над­ле­жит мно­же­ство на­уч­ных ра­бот, боль­шая часть ко­то­рых по­свя­ще­на ис­то­рии рас­ко­ла, та­кие, как "О сущ­но­сти и при­чи­нах рус­ско­го рас­ко­ла", "Рус­ский рас­кол и все­лен­ское пра­во­сла­вие", и дру­гие.
25 мая 1917 го­да Свя­тей­ший Си­нод вклю­чил Илью Ми­хай­ло­ви­ча Гро­мо­гла­со­ва в спи­сок при­гла­шен­ных в со­став Пред­со­бор­но­го Со­ве­та. Как член Пред­со­бор­но­го Со­ве­та он был утвер­жден Свя­тей­шим Си­но­дом чле­ном По­мест­но­го Со­бо­ра и стал его де­я­тель­ным участ­ни­ком. В де­каб­ре 1917 го­да Со­бор из­брал Илью Ми­хай­ло­ви­ча в Выс­ший Цер­ков­ный Со­вет, чле­ном ко­то­ро­го он был в те­че­ние несколь­ких лет. Ко­гда свя­той Пат­ри­арх Ти­хон опуб­ли­ко­вал по­сла­ние, в ко­то­ром от­лу­ча­лись от Церк­ви бес­чин­ству­ю­щие, Илья Ми­хай­ло­вич на Со­бо­ре ска­зал: "Един­ствен­ная на­деж­да на­ша не в том, что бу­дет у нас зем­ной царь или пре­зи­дент – как угод­но его на­зо­ви­те, а в том, чтобы был Небес­ный Царь – Хри­стос: в Нем од­ном нуж­но ис­кать спа­се­ния. Вме­сте с ва­ми я бла­го­го­вей­но пре­кло­ня­юсь пе­ред му­же­ствен­ным и су­ро­вым сло­вом Пат­ри­ар­ха, ко­то­рое дав­но по­ра бы­ло ска­зать. Не скрою, что у ме­ня был мо­мент недо­уме­ния, вы­зван­но­го тем, что пат­ри­ар­шее по­сла­ние по­яви­лось на­ка­нуне воз­об­нов­ле­ния со­бор­ных за­се­да­ний, как буд­то Пат­ри­арх же­ла­ет от­ме­же­вать­ся от Со­бо­ра, от все­цер­ков­но­го пред­ста­ви­тель­ства. Но, вду­мы­ва­ясь глуб­же в это об­сто­я­тель­ство, я скло­нен ви­деть объ­яс­не­ние его в том, что Свя­тей­ше­му Пат­ри­ар­ху угод­но бы­ло лич­но на се­бя при­нять все по­след­ствия, ка­кие мо­гут про­изой­ти в свя­зи с его по­сла­ни­ем. Вслед­ствие это­го еще боль­ше воз­рас­та­ет и уве­ли­чи­ва­ет­ся чув­ство бла­го­го­вей­ной бла­го­дар­но­сти за подъ­ятый им по­двиг. Од­на­ко не сле­ду­ет нам за­бы­вать, что по со­зна­нию вы­да­ю­щих­ся во­ждей хри­сти­ан­ской мыс­ли да­же Небес­ный Царь – Бог – не мо­жет спа­сти нас без нас, то есть ес­ли мы са­ми не при­ни­ма­ем уча­стия в со­вер­ше­нии на­ше­го спа­се­ния. И мы ошиб­лись бы, ес­ли бы по­ла­га­ли, что по­сла­ни­ем Пат­ри­ар­ха де­ло за­кон­че­но и нам нече­го боль­ше де­лать. Я по­ла­гаю, что мы долж­ны над­ле­жа­щим об­ра­зом опре­де­лить свое от­но­ше­ние к пе­ре­жи­ва­е­мым со­бы­ти­ям. Ме­ра безу­мия и без­за­ко­ния ис­пол­не­на, и бы­ло бы нера­зум­но от­ка­зы­вать­ся от при­ме­не­ния са­мо­го силь­но­го сред­ства, ка­кое есть у Церк­ви. У Церк­ви нет дру­го­го, бо­лее силь­но­го ору­жия, чем от­лу­че­ние. Это – де­ло ве­ли­кое, но и по­след­нее, что есть у Церк­ви, кро­ме на­деж­ды на бес­пре­дель­ную ми­лость Бо­жию, и го­ре нам, ес­ли сло­во от­лу­че­ния по­виснет в воз­ду­хе, не на­пол­нен­ное ре­аль­ным со­дер­жа­ни­ем. И вот, вслед за тем как про­зву­ча­ло сло­во Пат­ри­ар­ха, оче­редь за на­ми как пред­ста­ви­те­ля­ми Церк­ви, ко­то­рые долж­ны по­за­бо­тить­ся, чтобы сло­во от­лу­че­ния не оста­лось на­прав­лен­ным в про­стран­ство, по неиз­вест­но­му адре­су. Нуж­но опре­де­лить твер­до и яс­но, кто имен­но те вра­ги Хри­ста и Церк­ви, про­тив ко­то­рых под­ня­то это гроз­ное ору­жие, и – что са­мое глав­ное, ра­ди че­го я и всхо­дил на ка­фед­ру, – нуж­но, чтобы от­лу­че­ние бы­ло ре­аль­ным, дей­стви­тель­ным от­чуж­де­ни­ем, от­де­ле­ни­ем тех, кто всею ду­шою пре­дан Церк­ви, от ее вра­гов и го­ни­те­лей.
На­стал мо­мент на­ше­го са­мо­опре­де­ле­ния; каж­дый дол­жен пред ли­цом сво­ей со­ве­сти и Церк­ви ре­шить сам за се­бя, ска­зать, кто он – хри­сти­а­нин или нет, остал­ся ли он ве­рен Церк­ви или из­ме­нил Хри­сту, ве­рен он зна­ме­ни Церк­ви или бро­сил его, топ­чет но­га­ми и идет за те­ми, кто по­пи­ра­ет на­ши свя­ты­ни"[2].
В на­ча­ле 1922 го­да Илья Ми­хай­ло­вич оста­вил свет­скую служ­бу, при­няв твер­дое ре­ше­ние стать свя­щен­но­слу­жи­те­лем, – по­сту­пок, для ко­то­ро­го в усло­ви­ях го­не­ния тре­бо­ва­лось огром­ное му­же­ство. 18 фев­ра­ля 1922 го­да Свя­тей­ший Пат­ри­арх Ти­хон ру­ко­по­ло­жил его в сан диа­ко­на ко хра­му свя­то­го му­че­ни­ка Ан­ти­пы в Москве, а через два дня – в сан свя­щен­ни­ка к той же церк­ви[3]. 22 мар­та о. Илья был аре­сто­ван и за­клю­чен во внут­рен­нюю тюрь­му ГПУ, где на­хо­дил­ся до 14 ав­гу­ста, ко­гда был пе­ре­ве­ден в Бу­тыр­скую тюрь­му. На про­цес­се по де­лу изъ­я­тия цер­ков­ных цен­но­стей, про­хо­див­шем в Москве в но­яб­ре-де­каб­ре 1922 го­да, он был при­го­во­рен к по­лу­то­ра го­дам за­клю­че­ния, ко­то­рое впо­след­ствии бы­ло за­ме­не­но го­дом ссыл­ки. Од­на­ко вла­сти, несмот­ря на из­ме­не­ние при­го­во­ра, со­дер­жа­ли свя­щен­ни­ка в Бу­тыр­ской тюрь­ме. 2 мар­та 1923 го­да его пе­ре­ве­ли в Со­коль­ни­че­ский ис­пра­ви­тель­ный дом, а 8 мар­та – сно­ва во внут­рен­нюю тюрь­му ГПУ.
По воз­вра­ще­нии, 1 ав­гу­ста 1923 го­да он был вре­мен­но на­зна­чен на­сто­я­те­лем Вос­кре­сен­ской в Ка­да­шах церк­ви, а 30 сен­тяб­ря об­щее со­бра­ние при­хо­жан еди­но­глас­но из­бра­ло его на­сто­я­те­лем[4].
8 мар­та 1924 го­да ГПУ про­из­ве­ло в квар­ти­ре свя­щен­ни­ка обыск, по­сле ко­то­ро­го он был уве­зен на до­прос и аре­сто­ван. Во вре­мя след­ствия вы­яс­ни­лось, что о. Илья бо­лен ро­жи­стым вос­па­ле­ни­ем го­ло­вы и ли­ца, и ГПУ, от­ло­жив до­прос, по­ме­сти­ло его в за­раз­ный ба­рак Бу­тыр­ской тюрь­мы. Узнав, что о. Илья за­бо­лел, его же­на, Ли­дия Ни­ко­ла­ев­на, ста­ла уси­лен­но хло­по­тать о его осво­бож­де­нии.
24 мар­та о. Илья был осво­бож­ден из тюрь­мы, но след­ствие про­дол­жа­лось, и 19 мая Кол­ле­гия ОГПУ при­го­во­ри­ла его к трем го­дам ссыл­ки на Урал[5]. 28 июня о. Илия был вы­зван в ми­ли­цию, где ему бы­ло пред­ло­же­но в трех­днев­ный срок по­ки­нуть Моск­ву и про­сле­до­вать к ме­сту ссыл­ки – в Ека­те­рин­бург. Зная, что со­вер­шен­но ни в чем пе­ред вла­стя­ми не ви­но­вен, о. Илья не те­рял на­деж­ды, что ему удаст­ся остать­ся в Москве и, про­дол­жая цер­ков­ное слу­же­ние, за­кон­чить свои на­уч­ные тру­ды. Свя­щен­ник до­бил­ся при­е­ма у про­ку­ро­ра Вер­хов­но­го Су­да Кра­си­ко­ва; в то вре­мя ка­би­не­те Кра­си­ко­ва на­хо­дил­ся его по­мощ­ник Ка­та­нян, им о. Илья и из­ло­жил су­ще­ство де­ла. Его об­ви­ня­ют в том, что он при­сут­ство­вал на со­бра­ни­ях у ка­то­лич­ки Аб­ри­ко­со­вой (где буд­то бы об­суж­дал­ся во­прос о со­зда­нии еди­но­го ан­ти­со­ци­а­ли­сти­че­ско­го фрон­та), в ко­то­рых о. Илья при­ни­мал уча­стие как пред­ста­ви­тель пра­во­слав­но­го ду­хо­вен­ства. Меж­ду тем по са­мо­му де­лу он ни ра­зу не был до­про­шен, и вот те­перь ГПУ тре­бу­ет, чтобы он в трех­днев­ный срок по­ки­нул Моск­ву. В от­вет Кра­си­ков и Ка­та­нян обе­ща­ли, что от­сроч­ка свя­щен­ни­ку бу­дет да­на и они по­шлют те­ле­фо­но­грам­му в ОГПУ. Отец Илья со­об­щил об этом пред­ста­ви­те­лям ОГПУ, но те ему за­яви­ли, что ни­ка­кой те­ле­фо­но­грам­мы не по­лу­ча­ли и сно­ва по­тре­бо­ва­ли немед­лен­но по­ки­нуть Моск­ву.
Отец Илья, на­де­ясь на обе­ща­ние Кра­си­ко­ва, ни­ку­да не по­ехал. Через день его вы­зва­ли в ГПУ и со­об­щи­ли, что от­сроч­ка ему да­на, и ко­гда он по­на­до­бит­ся, его сно­ва вы­зо­вут.
7 ап­ре­ля 1925 го­да скон­чал­ся Пат­ри­арх Ти­хон. Про­то­и­е­рей Илья, как знав­ший его, ска­зал сло­во о по­чив­шем свя­ти­те­ле: "Мы ве­рим и зна­ем, что он, как непо­стыд­ный де­ла­тель Церк­ви, бу­дет сто­ять пред пре­сто­лом Все­выш­не­го и хо­да­тай­ство­вать воз­ды­ха­ни­я­ми неиз­гла­го­лан­ны­ми о Церк­ви Рус­ской, ан­ге­лом ко­то­рой он был сре­ди нас. И мы ве­рим, что Гос­подь сми­лу­ет­ся над Рус­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью по мо­лит­вам Свя­тей­ше­го от­ца на­ше­го Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на..."[6]
Про­шло око­ло ме­ся­ца по­сле смер­ти Пат­ри­ар­ха, и о. Илья вновь был аре­сто­ван: к нему был при­ме­нен тот же при­го­вор – три го­да ссыл­ки, но на­чи­ная уже с 19 мая 1925 го­да. Со­слан он был да­ле­ко на се­вер, в се­ло Сур­гут То­боль­ско­го окру­га.
4 фев­ра­ля 1927 го­да о. Илья на­пи­сал за­яв­ле­ние Кра­си­ко­ву: "На рас­смот­ре­нии Пре­зи­ди­у­ма Цен­траль­но­го Ис­пол­ни­тель­но­го Ко­ми­те­та СССР на­хо­дит­ся про­ше­ние мое от 1 июля 1926 го­да о до­сроч­ном осво­бож­де­нии ме­ня из адми­ни­стра­тив­ной ссыл­ки и о раз­ре­ше­нии мне воз­вра­тить­ся в Моск­ву. В озна­чен­ном про­ше­нии по­дроб­но из­ло­же­ны ос­но­ва­ния мо­ей прось­бы, ко­то­рые в су­ще­стве сво­дят­ся к сле­ду­ю­ще­му:
1. Моя ссыл­ка на Урал на три го­да яв­ля­ет­ся ре­зуль­та­том ка­ко­го-то недо­ра­зу­ме­ния, и во­об­ще не знаю за со­бой ви­ны пред со­вет­ской вла­стью, так как все­гда был вполне ло­яль­ным в от­но­ше­нии к ней.
2. Я уже ста­рый (те­перь мне пять­де­сят во­семь лет) и боль­ной че­ло­век, стра­да­ю­щий, как вид­но из при­ла­га­е­мых при сем вра­чеб­ных удо­сто­ве­ре­ний, а) ту­бер­ку­лез­ным по­ра­же­ни­ем пра­во­го лег­ко­го; б) мио­кар­ди­том с тя­же­лы­ми при­сту­па­ми одыш­ки и серд­це­би­е­ния; в) хро­ни­че­ским су­став­ным рев­ма­тиз­мом; г) ап­пен­ди­ци­том и д) па­хо­вой гры­жей.
Об­ра­ща­ясь к Вам те­перь с прось­бой о со­дей­ствии бла­го­при­ят­но­му раз­ре­ше­нию мо­е­го хо­да­тай­ства, счи­таю нуж­ным при­со­еди­нить к вы­ше­из­ло­жен­но­му, что за вре­мя ссыл­ки вслед­ствие су­ро­во­сти здеш­не­го кли­ма­та (мо­ро­зы свы­ше 50 гра­ду­сов) и от­сут­ствия до­ста­точ­ной вра­чеб­ной по­мо­щи, бо­лез­нен­ное со­сто­я­ние мое зна­чи­тель­но отяг­чи­лось, что мож­но усмот­реть и из при­ла­га­е­мых вра­чеб­ных удо­сто­ве­ре­ний. Про­шу так­же при­нять во вни­ма­ние, что я уже от­был бо­лее по­ло­ви­ны сро­ка ссыл­ки (один год и де­вять ме­ся­цев, то есть два­дцать один ме­сяц из трид­ца­ти ше­сти, что со­став­ля­ет 7/12 все­го трех­лет­не­го сро­ка), а к то­му вре­ме­ни, ко­гда – при бла­го­при­ят­ном ис­хо­де мо­е­го хо­да­тай­ства – я по­лу­чу фак­ти­че­скую воз­мож­ность вы­ехать из Сур­гу­та (не ра­нее июня, так как пе­ре­езд по зим­не­му пу­ти для ме­ня физи­че­ски невоз­мо­жен), ис­те­чет уже две тре­ти все­го сро­ка.
Ес­ли сверх все­го это­го тре­бу­ет­ся за­яв­ле­ние об от­ка­зе мо­ем на бу­ду­щее вре­мя от уча­стия в по­ли­ти­че­ской де­я­тель­но­сти, то я де­лаю его с тем боль­шей го­тов­но­стью, что и рань­ше был чужд ак­тив­ной по­ли­ти­че­ской ра­бо­ты и ни­ко­гда не со­сто­ял чле­ном ни­ка­кой по­ли­ти­че­ской пар­тии.
Я же­лал бы по­свя­тить оста­ток дней сво­их на­уч­ным ис­сле­до­ва­ни­ям, ко­то­рым от­дал трид­цать пять лет сво­ей жиз­ни"[7].
На это за­яв­ле­ние Кра­си­ков от­ве­тил, что он остав­ля­ет ре­ше­ние на во­лю ГПУ, но у него нет воз­ра­же­ний про­тив вы­ез­да свя­щен­ни­ка из ме­ста ссыл­ки с даль­ней­шим за­пре­ще­ни­ем для него про­жи­ва­ния в ше­сти цен­траль­ных об­ла­стях. Отец Илья от­ве­та на это за­яв­ле­ние не по­лу­чил и 28 фев­ра­ля 1928 го­да на­пра­вил в Кол­ле­гию ОГПУ но­вое за­яв­ле­ние, в ко­то­ром пи­сал: "В на­сто­я­щее вре­мя до ис­те­че­ния это­го сро­ка оста­лось все­го два ме­ся­ца с несколь­ки­ми дня­ми. В за­коне об ам­ни­стии к 10-й го­дов­щине Ок­тяб­ря в от­но­ше­нии лиц, осуж­ден­ных ор­га­на­ми ОГПУ за го­судар­ствен­ные пре­ступ­ле­ния, по­ста­нов­ле­но (пункт 6-й, часть 2-я): пре­кра­тить даль­ней­шее при­ме­не­ние опре­де­лен­ных для них мер со­ци­аль­ной за­щи­ты по от­бы­тии ими 3/4 уста­нов­лен­но­го при­го­во­ром сро­ка. Озна­чен­ная льго­та не рас­про­стра­ня­ет­ся толь­ко на ак­тив­ных чле­нов враж­деб­ных со­вет­ско­му строю по­ли­ти­че­ских пар­тий и на злост­ных взя­точ­ни­ков, но ни к тем, ни к дру­гим я ни в ко­ем слу­чае не мо­гу быть при­чис­лен.
Тем не ме­нее моя ссыл­ка еще про­дол­жа­ет­ся, удер­жи­вая ме­ня в крайне тя­же­лом по­ло­же­нии. Я пя­ти­де­ся­ти­де­вя­ти­лет­ний ста­рик, тя­же­ло боль­ной, как вид­но из при­ла­га­е­мой офи­ци­аль­ной ко­пии удо­сто­ве­ре­ния вра­чеб­но-экс­перт­ной ко­мис­сии. Кро­ме то­го, вви­ду уже неда­ле­кой смер­ти, я не хо­тел бы оста­вить неза­кон­чен­ны­ми неко­то­рые из уче­ных ра­бот сво­их (по ис­то­рии пра­ва), что воз­мож­но лишь при усло­вии до­сту­па к мос­ков­ским кни­го­хра­ни­ли­щам.
Вви­ду вы­ше­из­ло­жен­но­го я про­шу об осво­бож­де­нии от адми­ни­стра­тив­ной ссыл­ки и о раз­ре­ше­нии мне воз­вра­тить­ся на жи­тель­ство в Моск­ву"[8].
Суть за­яв­ле­ния бы­ла со­об­ще­на за­ме­сти­те­лю на­чаль­ни­ка сек­рет­но­го от­де­ла ОГПУ Ан­дре­евой, ко­то­рая ве­ла "де­ло" свя­щен­ни­ка, и она рас­по­ря­ди­лась пе­ре­дать в То­больск, что она про­тив его воз­вра­ще­ния в Моск­ву. 13 ап­ре­ля 1928 го­да Кол­ле­гия ОГПУ по­ста­но­ви­ла: "Ли­шить пра­ва про­жи­ва­ния в Москве, Ле­нин­гра­де, Ки­е­ве, Харь­ко­ве, Одес­се, Ро­сто­ве-на-До­ну, озна­чен­ных гу­бер­ни­ях, с при­креп­ле­ни­ем к опре­де­лен­но­му ме­сту жи­тель­ства сро­ком на три го­да"[9].
Так о. Илья ока­зал­ся в Тве­ри, ку­да в это вре­мя по­лу­чил на­зна­че­ние свя­той ар­хи­епи­скоп Фад­дей (Успен­ский), ко­то­ро­го о. Илья знал еще по уче­бе в ака­де­мии. Слу­жил о. Илья за Вол­гой, в хра­ме ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри Неопа­ли­мая Ку­пи­на, ока­зав­шим­ся впо­след­ствии од­ним из по­след­них неза­кры­тых хра­мов, где ча­сто слу­жил свя­ти­тель-по­движ­ник.
На­ча­лись го­не­ния 1937 го­да. В ночь со 2 на 3 но­яб­ря со­труд­ни­ки НКВД при­шли аре­сто­вать свя­щен­ни­ка. Из до­ма у него взя­ли все сколь­ко-ни­будь цен­ное: два на­перс­ных кре­ста с укра­ше­ни­я­ми, на­перс­ный се­реб­ря­ный крест, крест на­пре­столь­ный, ма­ги­стер­ский знак, свя­щен­ни­че­ские об­ла­че­ния, кре­стиль­ный на­бор, мит­ру, Биб­лию и слу­жеб­ное Еван­ге­лие, лич­ные пись­ма, тет­ра­ди с за­пи­ся­ми, за­пис­ные книж­ки, пап­ку с лич­ны­ми до­ку­мен­та­ми, два­дцать фо­то­гра­фий, по­мян­ник, семь ме­да­лей и знач­ков и шесть книг са­мо­го свя­щен­ни­ка, на­пи­сан­ных им в быт­ность его про­фес­со­ром Ду­хов­ной ака­де­мии[10].
По­сле до­про­са о. Илью увез­ли в тюрь­му. Мы не зна­ем, как про­хо­ди­ли до­про­сы в те­че­ние ме­ся­ца. Воз­мож­но, они бы­ли еже­днев­ны­ми. Дер­жал­ся на них о. Илья му­же­ствен­но, и 29 но­яб­ря со­сто­ял­ся по­след­ний до­прос.
– На­зо­ви­те ва­ших близ­ких зна­ко­мых по го­ро­ду Ка­ли­ни­ну и ха­рак­тер свя­зи с ни­ми, – спро­сил сле­до­ва­тель.
– Близ­ких зна­ко­мых у ме­ня в го­ро­де Ка­ли­нине нет. По мо­ей про­фес­сии мне при­хо­ди­лось у неко­то­рых лиц, про­жи­ва­ю­щих в го­ро­де Ка­ли­нине, бы­вать на квар­ти­рах из чи­сто мо­их слу­жеб­ных треб... По­ми­мо ис­пол­не­ния слу­жеб­но-ре­ли­ги­оз­ных об­ря­дов при­гла­шал­ся на чае­пи­тия. Мне хо­ро­шо зна­ко­мы мои со­слу­жив­цы: Илья Ильич Бе­не­ман­ский, Бо­рис Ива­но­вич За­ба­вин и Ни­ко­лай Ива­но­вич Мас­лов. Боль­ше у ме­ня зна­ко­мых лиц нет, с ко­то­ры­ми я бы об­щал­ся, – от­ве­тил о. Илья.
– Вы след­ствию го­во­ри­те неправ­ду, пред­ла­гаю вам да­вать прав­ди­вые по­ка­за­ния. Кто еще из лиц, хо­ро­шо зна­ко­мых вам, про­жи­ва­ет в го­ро­де Ка­ли­нине?
– Боль­ше у ме­ня хо­ро­шо зна­ко­мых мне лиц нет.
– Вы об­ви­ня­е­тесь в том, что, яв­ля­ясь од­ним из участ­ни­ков контр­ре­во­лю­ци­он­ной фа­шист­ско-мо­нар­хи­че­ской ор­га­ни­за­ции, су­ще­ство­вав­шей в го­ро­де Ка­ли­нине, ак­тив­но про­во­ди­ли свою контр­ре­во­лю­ци­он­ную де­я­тель­ность. При­зна­е­те вы это?
– Участ­ни­ком контр­ре­во­лю­ци­он­ной ор­га­ни­за­ции я не был, и о су­ще­ство­ва­нии ка­кой-ли­бо контр­ре­во­лю­ци­он­ной ор­га­ни­за­ции мне неиз­вест­но.
– Вы го­во­ри­те ложь. След­ствие на­ста­и­ва­ет на да­че прав­ди­вых по­ка­за­ний о ва­шем уча­стии в контр­ре­во­лю­ци­он­ной фа­шист­ско-мо­нар­хи­че­ской ор­га­ни­за­ции.
– Ни в ка­ких контр­ре­во­лю­ци­он­ных ор­га­ни­за­ци­ях я не участ­во­вал.
– Вы в контр­ре­во­лю­ци­он­ных це­лях ор­га­ни­зо­ва­ли ли­те­ра­тур­ный бо­го­слов­ско-фило­соф­ский кру­жок, на ко­то­ром про­во­ди­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную де­я­тель­ность. При­зна­е­те вы это?
– Ни­ка­ким ли­те­ра­тур­ным бо­го­слов­ско-фило­соф­ским круж­ком я не ру­ко­во­дил и о су­ще­ство­ва­нии та­ко­во­го я ни­че­го не знаю.
– Вы яв­ля­лись ак­тив­ным участ­ни­ком контр­ре­во­лю­ци­он­ной цер­ков­но-мо­нар­хи­че­ской груп­пы, су­ще­ство­вав­шей в го­ро­де Ка­ли­нине, и про­во­ди­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную де­я­тель­ность. При­зна­е­те вы это?
– Нет, не при­знаю.
– Вы, Гро­мо­гла­сов Илья Ми­хай­ло­вич, яв­ля­ясь участ­ни­ком контр­ре­во­лю­ци­он­ной цер­ков­но-мо­нар­хи­че­ской груп­пы, про­во­ди­ли сре­ди на­се­ле­ния контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию. При­зна­е­те вы это?
– Не при­знаю.
– Ва­ми, Гро­мо­гла­со­вым, ве­лась вер­бов­ка лиц в контр­ре­во­лю­ци­он­ную цер­ков­но-мо­нар­хи­че­скую груп­пу. При­зна­е­те вы это?
– Ре­ши­тель­но от­ри­цаю.
– В июле ме­ся­це 1937 го­да вы сре­ди сво­их близ­ких зна­ко­мых вы­ска­зы­ва­ли свои сим­па­тии гер­ма­но-ита­льян­ско­му фа­шиз­му и вы­ра­жа­ли на­деж­ду на него о яко­бы из­бав­ле­нии им рус­ской церк­ви от боль­ше­ви­ков в СССР. При­зна­е­те ли вы это?
– Это я то­же ре­ши­тель­но от­ри­цаю.
– Вы, Гро­мо­гла­сов, сре­ди на­се­ле­ния го­ро­да Ка­ли­ни­на ве­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию за объ­еди­не­ние ре­ак­ци­он­ных сил ду­хо­вен­ства – ти­хо­нов­цев, для ак­тив­ной борь­бы с со­вет­ской вла­стью по­встан­че­ско­го ха­рак­те­ра. При­зна­е­те вы се­бя ви­нов­ным в этом?
– Это­го не бы­ло, и я ре­ши­тель­но это от­ри­цаю.
– Что вы мо­же­те до­ба­вить к сво­им по­ка­за­ни­ям?
– До­ба­вить ни­че­го не мо­гу[11].
На сле­ду­ю­щий день бы­ли вы­зва­ны "де­жур­ные сви­де­те­ли", об­нов­лен­цы, ко­то­рые под­пи­са­ли про­то­ко­лы до­про­сов, пред­ло­жен­ные сле­до­ва­те­лем, про­тив о. Ильи и дру­гих свя­щен­ни­ков.
2 де­каб­ря Трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла свя­щен­ни­ка к рас­стре­лу. Через день, 4 де­каб­ря 1937 го­да, про­то­и­е­рей Илья Гро­мо­гла­сов был рас­стре­лян[12].

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Му­че­ни­ки, ис­по­вед­ни­ки и по­движ­ни­ки бла­го­че­стия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви ХХ сто­ле­тия. Жиз­не­опи­са­ния и ма­те­ри­а­лы к ним. Кни­га 3». Тверь. 2001. С. 411–420

При­ме­ча­ния

[1] Им­пе­ра­тор­ское Мос­ков­ское Ар­хео­ло­ги­че­ское об­ще­ство в пер­вое пя­ти­де­ся­ти­ле­тие его су­ще­ство­ва­ния (1864-1914 гг.) Т. II. М., 1915. С. 99.
Мир Бо­жий. 1998. № 1(3). С. 41-42.
РГИА. Ф. 831, оп. 1, д. 235, л. 25-26.
[2] Де­я­ния Свя­щен­но­го Со­бо­ра Пра­во­слав­ной Рос­сий­ской Церк­ви 1917-1918. М., 1996. Т. 6. С. 45.
[3] Мир Бо­жий. 1998. № 1(3). С. 43.
РГИА. Ф. 831, оп. 1, д. 235, 27.
[4] Там же.
[5] Мир Бо­жий. 1998. № 1(3). С. 48.
[6] ЦА ФСБ РФ. Арх. № Р-40839. Л. 18.
[7] Там же. Л. 49.
[8] Там же. Л. 53.
[9] Там же. Л. 58.
[10] Ар­хив УФСБ РФ по Твер­ской обл. Арх. № 15785-С. Л. 2-3.
[11] Там же. Л. 8.
[12] Там же. Л. 17-18.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru