Исповедник Хиония Архангельская

Священномученик Тихон и исповедница Хиония Архангельские

Свя­щен­но­му­че­ник Ти­хон ро­дил­ся 30 мая 1875 го­да в се­ле Боль­ше-По­по­во Во­ро­неж­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка Иоан­на Ар­хан­гель­ско­го. Ро­ди­те­ли умер­ли ра­но, и млад­ших де­тей — Ти­хо­на и его сест­ру — вос­пи­ты­ва­ли их дво­ю­род­ная сест­ра Зи­на­и­да и ее муж Петр. В свое вре­мя они от­да­ли Ти­хо­на учить­ся в Ду­хов­ную се­ми­на­рию, по окон­ча­нии ко­то­рой он же­нил­ся на бла­го­че­сти­вой де­ви­це Хи­о­нии. Она ро­ди­лась 8 ап­ре­ля 1883 го­да в се­ле Но­вый Ко­пыл Во­ро­неж­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка Иоан­на Дмит­ри­е­ва. Впо­след­ствии у от­ца Ти­хо­на и Хи­о­нии Ива­нов­ны ро­ди­лось во­сем­на­дцать де­тей; пер­вая дочь ро­ди­лась в 1901 го­ду, а по­след­няя — в 1923-м. Из всех де­тей вы­жи­ли де­вять: шесть до­че­рей и трое сы­но­вей, осталь­ные умер­ли во мла­ден­че­стве. Вско­ре по­сле вен­ча­ния Ти­хон Ива­но­вич был ру­ко­по­ло­жен в сан свя­щен­ни­ка ко хра­му в се­ле Тро­е­ку­ро­во Во­ро­неж­ской епар­хии, непо­да­ле­ку от го­ро­да Ле­бе­дянь.
Се­ло Тро­е­ку­ро­во рас­по­ла­га­лось в жи­во­пис­ном ме­сте на бе­ре­гу ре­ки Кра­си­вая Ме­ча непо­да­ле­ку от жен­ско­го мо­на­сты­ря, ныне раз­ру­шен­но­го. Свя­щен­ни­ку вы­де­ли­ли зем­лю, и боль­шая се­мья жи­ла тем, что они по­лу­ча­ли от за­ня­тий сель­ским хо­зяй­ством. Уча­сток зем­ли был не луч­шим, за­со­рен кам­ня­ми, и при­шлось при­ло­жить мно­го тру­да, чтобы его очи­стить. На зем­ле ра­бо­та­ли все стар­шие де­ти, что при­учи­ло их ко вся­ко­го ро­да тру­ду и по­мог­ло впо­след­ствии пе­ре­не­сти об­ру­шив­ши­е­ся на них ис­пы­та­ния.
Вос­пи­та­ни­ем де­тей за­ни­ма­лась Хи­о­ния Ива­нов­на. Она бы­ла жен­щи­ной глу­бо­ко ре­ли­ги­оз­ной и бла­го­че­сти­вой и на­учи­ла де­тей мо­лить­ся и при всех труд­но­стях об­ра­щать­ся к еди­но­му Бо­гу. Во все боль­шие и ма­лые цер­ков­ные празд­ни­ки де­ти вме­сте с нею шли в цер­ковь. Она при­учи­ла их по­стить­ся в со­от­вет­ствии с цер­ков­ным уста­вом, а во вре­мя го­не­ний в два­дца­тых го­дах эти по­сты за­ча­стую пе­ре­ме­жа­лись с го­ло­дом, след­стви­ем на­шед­ших на всю стра­ну бед­ствий. В по­сты от­кла­ды­ва­лось чте­ние свет­ских книг и чи­тал­ся лишь За­кон Бо­жий. Про­чи­тан­ное де­ти рас­ска­зы­ва­ли от­цу или ма­те­ри. По­сколь­ку вре­ме­ни, сво­бод­но­го от ра­бо­ты, бы­ло немно­го, то рас­ска­зы­ва­ли за ра­бо­той — в ого­ро­де или в по­ле, за вя­за­ни­ем чу­лок или ва­ре­жек.
Отец Ти­хон был доб­ро­со­вест­ным и рев­ност­ным пас­ты­рем, он мно­го мо­лил­ся и ча­сто слу­жил. При­вет­ли­вый и от­зыв­чи­вый на люд­ское го­ре, он все­гда мог уте­шить при­шед­ше­го к нему с бе­дой че­ло­ве­ка. Отец Ти­хон был че­ло­ве­ком ре­ши­тель­ным и твер­дым, и в его при­сут­ствии невоз­мож­но бы­ло вы­ра­зить­ся гру­бо или непо­треб­но — он все­гда в этих слу­ча­ях оста­нав­ли­вал и де­лал за­ме­ча­ние. При всем том он был немно­го­сло­вен и сдер­жан. За без­упреч­ное и рев­ност­ное слу­же­ние свя­щен­ник был воз­ве­ден в сан про­то­и­е­рея.
В 1928 го­ду вла­сти за­кры­ли храм в се­ле Тро­е­ку­ро­во и ре­ши­ли за­пи­сать свя­щен­ни­ка в ку­ла­ки, чтобы за­тем рас­ку­ла­чить и отобрать все иму­ще­ство. Но в сель­со­ве­те мно­гие от­но­си­лись к от­цу Ти­хо­ну с боль­шим ува­же­ни­ем, и один из слу­жа­щих сель­со­ве­та при­шел к нему до­мой и со­об­щил, что за­ду­ма­ли от­но­си­тель­но свя­щен­ни­ка вла­сти.
— Чем мы бу­дем ждать, ко­гда при­дут и вы­швыр­нут нас из до­ма, — ска­за­ла ре­ши­тель­но Хи­о­ния Ива­нов­на, — луч­ше сей­час со­брать все необ­хо­ди­мое и уехать на пер­вое вре­мя в Ле­бе­дянь.
Отец Ти­хон с ней со­гла­сил­ся. Они со­бра­ли са­мые необ­хо­ди­мые ве­щи, за­пряг­ли ло­шадь в ма­лень­кие кре­стьян­ские са­ни, и тот же член сель­со­ве­та, ко­то­рый пре­ду­пре­дил о рас­ку­ла­чи­ва­нии, от­вез их в го­род. Пер­вое вре­мя они сни­ма­ли угол на квар­ти­ре, а за­тем ма­лень­кую ком­на­ту. Епи­скоп Ли­пец­кий Уар (Шма­рин) на­пра­вил от­ца Ти­хо­на слу­жить на при­ход, рас­по­ло­жен­ный в трех ки­ло­мет­рах от Ле­бе­дя­ни; здесь он про­слу­жил око­ло го­да, а за­тем вла­сти и здесь храм за­кры­ли. Это бы­ло вре­мя, ко­гда вла­стя­ми по всей стране бы­ла раз­вер­ну­та кам­па­ния по за­кры­тию хра­мов.
Епи­скоп Уар на­пра­вил свя­щен­ни­ка в храм в се­ле Ильин­ском, но и здесь храм вско­ре за­кры­ли, и то­гда епи­скоп на­пра­вил его в храм в се­ле Пат­ри­ар­ши, где свя­щен­ник про­слу­жил око­ло го­да, а за­тем и здесь храм был за­крыт. В Пат­ри­ар­ши к от­цу Ти­хо­ну при­е­хал по­сла­нец от при­хо­да хра­ма, рас­по­ло­жен­но­го в се­ле Куй­мань, и пред­ло­жил ему пой­ти слу­жить к ним. По­лу­чив бла­го­сло­ве­ние епи­ско­па Уа­ра, отец Ти­хон пе­ре­ехал в Куй­мань. Это бы­ло боль­шое се­ло, на­се­лен­ное пре­иму­ще­ствен­но бла­го­че­сти­вы­ми и глу­бо­ко ве­ру­ю­щи­ми кре­стья­на­ми, так что храм во вре­мя служб все­гда был по­лон мо­ля­щих­ся. От­дель­но­го до­ма здесь для свя­щен­ни­ка уже не бы­ло, и отец Ти­хон сни­мал ма­лень­кую из­буш­ку в кре­стьян­ском дво­ре у Ан­дрея и Еле­ны Жда­но­вых; меж­ду се­мья­ми кре­стья­ни­на и свя­щен­ни­ка сло­жи­лись доб­рые хри­сти­ан­ские от­но­ше­ния, пол­ные вза­им­ной люб­ви и ми­ра. Здесь отец Ти­хон про­слу­жил до аре­ста. Стар­шие де­ти разъ­е­ха­лись, с ро­ди­те­ля­ми оста­лась жить толь­ко млад­шая дочь Еле­на, а в 1936 го­ду по­сле смер­ти му­жа к ним пе­ре­еха­ла дочь Ири­на, у ко­то­рой бы­ло чет­ве­ро ма­лень­ких де­тей.
День 9 ав­гу­ста 1937 го­да вы­дал­ся теп­лым. Вся се­мья хо­зя­ев, свя­щен­ник, ма­туш­ка и де­ти на­хо­ди­лись в до­ме, но по теп­ло­сти дня дверь на ули­цу бы­ла рас­пах­ну­та на­стежь. Вдруг око­ло до­ма оста­но­ви­лась ма­ши­на, из нее вы­шли лю­ди в фор­ме и на­пра­ви­лись к до­му. Вой­дя, один из них сра­зу по­до­шел к от­цу Ти­хо­ну и спро­сил:
— Ору­жие есть?
— Есть! — от­ве­тил свя­щен­ник. — Крест и мо­лит­ва!
Со­труд­ни­ки НКВД раз­бре­лись по до­му и ста­ли пе­ре­во­ра­чи­вать ве­щи. Один из них за­брал­ся за печь, вы­нул из сво­ей ко­бу­ры пи­сто­лет и за­тем, вый­дя из-за пе­чи, по­ка­зал его при­е­хав­шим вме­сте с ним во­ен­ным и ска­зал:
— Вот его ору­жие!
От­ца Ти­хо­на уве­ли в лег­ком лет­нем под­ряс­ни­ке, не дав одеть­ся и со­брать­ся.
По­сле аре­ста свя­щен­ни­ка про­шло три дня, и Хи­о­ния Ива­нов­на ска­за­ла до­че­ри: «Ну, пой­ди ты, что ли, най­ди от­ца. Там ми­ли­ци­о­нер жи­вет, — и она объ­яс­ни­ла до­че­ри, где имен­но, — спро­си его, ку­да они его де­ли». Дочь на­шла ми­ли­ци­о­не­ра и спро­си­ла его об от­це.
— Ну что я мо­гу ска­зать, — от­ве­тил тот, — я мо­гу толь­ко од­но ска­зать, что их увез­ли в Тру­бет­чи­но.
Тру­бет­чи­но бы­ло неболь­шим, рас­по­ло­жен­ным в сто­роне от до­рог, се­лом, ко­то­рое на то вре­мя ста­ло рай­он­ным цен­тром, здесь бы­ли со­ору­же­ны вре­мен­ные тю­рем­ные ба­ра­ки, и сю­да со все­го рай­о­на сво­зи­ли аре­сто­ван­ных, здесь про­хо­ди­ло крат­кое след­ствие, по­сле ко­то­ро­го за­клю­чен­ных уво­зи­ли в Ли­пецк.
Из Тру­бет­чи­на от­ца Ти­хо­на пе­ре­ве­ли в тюрь­му в го­ро­де Ли­пец­ке. Во вре­мя до­про­сов сле­до­ва­тель тре­бо­вал от свя­щен­ни­ка при­зна­тель­ных по­ка­за­ний:
— Сви­де­тель­ски­ми по­ка­за­ни­я­ми вы до­ста­точ­но ули­че­ны в ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти, про­во­ди­мой сре­ди на­се­ле­ния се­ла Куй­мань. След­ствие тре­бу­ет от вас прав­ди­вых по­ка­за­ний.
— Да, я со­гла­сен с той фор­му­ли­ров­кой сви­де­те­лей, что в мо­ем по­ни­ма­нии ком­му­ни­сты — лю­ди неве­ру­ю­щие, за­блу­див­ши­е­ся, про­па­щие и ве­дут на­род к по­ги­бе­ли в бу­ду­щей за­гроб­ной жиз­ни. Они долж­ны по­знать Бо­га. На зем­ле аб­со­лют­ной прав­ды нет, а прав­да есть толь­ко на небе.
—Вы вы­ска­зы­ва­ли тер­ро­ри­сти­че­ские на­ме­ре­ния по адре­су пар­тии и пра­ви­тель­ства?
— Тер­ро­ри­сти­че­ских на­ме­ре­ний я ни­ко­гда не вы­ска­зы­вал и не счи­таю се­бя в этом ви­нов­ным.
— Рас­ска­жи­те о ва­ших пре­ступ­ных свя­зях.
— Пре­ступ­ных и дру­гих ка­ких-ли­бо свя­зей у ме­ня нет. По­доб­но­го ро­да до­про­сы про­дол­жа­лись в те­че­ние двух ме­ся­цев. Сле­до­ва­тель спра­ши­вал, со­сто­ял ли свя­щен­ник в контр­ре­во­лю­ци­он­ной ор­га­ни­за­ции, ко­то­рую воз­глав­лял епар­хи­аль­ный ар­хи­ерей, и по­лу­чал ли он от него за­да­ния по ве­де­нию контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти, на что отец Ти­хон от­ве­чал ка­те­го­ри­че­ским от­ка­зом и несо­гла­си­ем.
— По­ка­за­ни­я­ми сви­де­те­лей вы до­ста­точ­но изоб­ли­ча­е­тесь в контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти, — про­дол­жал на­ста­и­вать сле­до­ва­тель, — дай­те о ней по­ка­за­ния.
— По­ка­за­ния сви­де­те­лей я от­ри­цаю, так как ни­ка­кой контр­ре­во­лю­ци­он­ной ра­бо­ты я не вел.
— Вы го­во­ри­те неправ­ду. Вам за­чи­ты­ва­ют­ся по­ка­за­ния сви­де­те­лей, из ко­то­рых вид­но, что вы ве­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию, ис­поль­зуя ре­ли­гию, как пред­рас­су­док, и вы­ска­зы­ва­ли тер­ро­ри­сти­че­ские на­ме­ре­ния про­тив ру­ко­во­ди­те­лей пар­тии и со­вет­ский вла­сти.
— Все эти об­ви­не­ния я от­ри­цаю, а так­же от­ри­цаю и по­ка­за­ния сви­де­те­лей, как вы­мыш­лен­ные.
— Рас­ска­жи­те о ва­ших контр­ре­во­лю­ци­он­ных свя­зях и об их ха­рак­те­ре! — по­тре­бо­вал сле­до­ва­тель.
— Ни­ка­ких контр­ре­во­лю­ци­он­ных свя­зей у ме­ня нет, и не бы­ло, — от­ве­тил свя­щен­ник.
На этом до­про­сы бы­ли окон­че­ны. 4 ок­тяб­ря 1937 го­да Трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла от­ца Ти­хо­на к рас­стре­лу. При­го­во­рен­ных к рас­стре­лу каз­ни­ли за окра­и­ной го­ро­да Ли­пец­ка. Пе­ред рас­стре­лом со­труд­ник НКВД спро­сил от­ца Ти­хо­на:
— Не от­ре­чешь­ся?
— Нет, не от­ре­кусь! — от­ве­тил свя­щен­ник.
Про­то­и­е­рей Ти­хон Ар­хан­гель­ский был рас­стре­лян 17 ок­тяб­ря 1937 го­да и по­гре­бен в об­щей ныне без­вест­ной мо­ги­ле.
Хи­о­ния Ива­нов­на не остав­ля­ла по­пы­ток узнать об уча­сти му­жа и не раз хо­ди­ла к мест­ным вла­стям, тре­буя от них от­ве­та. Они от­мал­чи­ва­лись, а она, как че­ло­век ре­ши­тель­ный и пря­мой, сде­ла­ла им за это вы­го­вор. А вы­хо­дя из сель­со­ве­та, ска­за­ла: «Му­жа за­бра­ли, ни­че­го от них невоз­мож­но до­бить­ся, это ка­кое-то без­об­ра­зие». Один из пред­ста­ви­те­лей вла­стей од­на­жды при­гро­зил:
— Смот­ри­те! Вы слиш­ком мно­го бол­та­е­те! Мы и вас за­бе­рем!
— Вот и хо­ро­шо! — от­ве­ти­ла Хи­о­ния Ива­нов­на. — За­бе­ри­те ме­ня, по­жа­луй­ста, я там, мо­жет быть, с от­цом Ти­хо­ном уви­жусь!
Вско­ре по­сле это­го раз­го­во­ра Хи­о­ния Ива­нов­на уеха­ла в Моск­ву к жив­шим там сест­рам — по­со­ве­то­вать­ся, как жить и что де­лать даль­ше, и как про­дол­жать хло­по­ты об от­це Ти­хоне. В ее от­сут­ствие в дом при­шли пред­ста­ви­те­ли сель­со­ве­та, и один из них спро­сил ее дочь Ири­ну:
— Где Хи­о­ния Ива­нов­на?
— Ее сей­час здесь нет, — от­ве­ти­ла Ири­на. — Она уеха­ла к сест­рам в Моск­ву.
Они, од­на­ко, ста­ли де­мон­стра­тив­но обыс­ки­вать дом в по­ис­ках хо­зяй­ки. Вско­ре по­сле это­го при­е­ха­ла Хи­о­ния Ива­нов­на, и ей рас­ска­за­ли об обыс­ке.
— На­до со­би­рать­ся, — ска­за­ла она. — Я уже чув­ствую, что возь­мут. А я пря­тать­ся ведь не бу­ду. И уж раз вы­зы­ва­ли, я са­ма луч­ше пой­ду к ним.
Она оде­лась; при­го­то­вив­шись к аре­сту, со­бра­ла необ­хо­ди­мые ве­щи, и они вме­сте с до­че­рью Еле­ной по­шли в сель­со­вет. Это был ве­чер 12 де­каб­ря 1937 го­да. Хи­о­ния Ива­нов­на по­здо­ро­ва­лась, на­зва­ла се­бя, а за­тем, на­пом­нив, что они уже при­хо­ди­ли за ней, спро­си­ла:
— В чем де­ло? За­чем я вам нуж­на?
— Оста­вай­тесь. Вы тут оста­не­тесь, — ска­за­ли они ей.
И Хи­о­ния Ива­нов­на по­про­ща­лась с до­че­рью. Всех аре­сто­ван­ных от­прав­ля­ли в Тру­бет­чи­но. Дочь, при­дя до­мой, со­бра­ла про­дук­ты, взя­ла би­дон со свя­той во­дой и от­пра­ви­лась в Тру­бет­чи­но, где встре­ти­лась с ма­те­рью и все ей пе­ре­да­ла.
На до­про­се сле­до­ва­тель спро­сил Хи­о­нию Ива­нов­ну:
— Вы об­ви­ня­е­тесь в ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти, при­зна­е­те се­бя ви­нов­ной?
— В ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти ви­нов­ной се­бя не при­знаю, — от­ве­ти­ла она.
— Сви­де­тель­ски­ми по­ка­за­ни­я­ми вы до­ста­точ­но изоб­ли­ча­е­тесь в ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти, дай­те прав­ди­вые по­ка­за­ния.
— Сви­де­тель­ские по­ка­за­ния о сво­ей ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти я от­ри­цаю.
— Вы лже­те, след­ствие тре­бу­ет от вас прав­ди­вых по­ка­за­ний.
— Я след­ствию даю толь­ко прав­ди­вые по­ка­за­ния, ни­ка­кой ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти я не про­во­ди­ла.
— Вам за­чи­ты­ва­ют­ся по­ка­за­ния сви­де­те­лей о ва­шей ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти, при­зна­е­те се­бя ви­нов­ной?
— Сви­де­тель­ские по­ка­за­ния о мо­ей ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти я от­ри­цаю.
Из тюрь­мы Хи­о­ния Ива­нов­на на­пи­са­ла пись­мо де­тям, ко­то­рое смог­ла пи­сать лишь урыв­ка­ми в те­че­ние несколь­ких дней, на­чав его до офи­ци­аль­ных до­про­сов и окон­чив по­сле то­го, как след­ствие бы­ло за­вер­ше­но. «14/ХII. До­ро­гие мои де­ти, — пи­са­ла она, — вот три дня я в клет­ке, а ду­маю — веч­ность. До­про­са фор­мен­но­го не бы­ло еще, но спро­си­ли, ве­рю я в то, что Бог спас ев­ре­ев, по­то­пив фа­ра­о­на в мо­ре, я ска­за­ла, ве­рю, и за это ме­ня на­зва­ли троц­кист­кой, ко­то­рых нуж­но уни­что­жать, как вра­гов со­вет­ской вла­сти. Те­перь я на се­бе ис­пы­та­ла, как сло­во Спа­си­те­ля ни еди­но не прой­дет не ис­пол­не­но. Я в жиз­ни сво­ей име­ла все­гда грех су­дить, дру­гих осуж­да­ла без вся­ко­го на то пра­ва, и вот те­перь са­ма по­па­ла под суд, а ес­ли б ни­ко­го не су­ди­ла, бы­ла бы не су­ди­ма. Бы­ла власт­на, все де­ла­ла, как мне угод­но, вот те­перь ли­ши­ли сво­бо­ды, без раз­ре­ше­ния и на двор не хо­дим, а тер­пим от ран­не­го ве­че­ра до пол­но­го рас­све­та, что неко­то­рым му­чи­тель­но, по­это­му при­хо­дит­ся боль­ше го­веть и мень­ше есть и пить.
До­ро­гие мои, возь­ми­те се­бе на па­мять о мне хоть по ма­лень­кой ве­щич­ке из бед­но­го мо­е­го иму­ще­ства. До­ро­гой Во­ло­дя про­сил кар­точ­ку, дай­те ему... и с птич­ка­ми мою круж­ку, она у Ве­ры в квар­ти­ре, — Во­ло­де. Лене — швей­ную ма­ши­ну и чай­ную ло­жеч­ку. Иру­ша, ес­ли ты не по­лу­чи­ла по кви­тан­ции день­ги, то у Ле­ны есть па­пи­ны день­ги, немно­го, то­гда вме­сте их трать­те, а о нас с от­цом не по­ску­пи­тесь, лам­па­ду Гос­по­ду жги­те и мо­ли­тесь, чтоб Гос­подь ме­ня и вас укре­пил в Его свя­той ве­ре. Не су­ди­те ме­ня, но, про­шу, про­сти­те и мо­ли­тесь. До­ро­го­го Ми­шу и Во­ло­дю очень жа­лею, но ес­ли они же­нят­ся в та­кое труд­ное вре­мя, то еще боль­ше жа­лею; но ес­ли не мо­гут не же­нить­ся, то вы­би­рай­те же­ну с бла­го­сло­ве­ния Бо­жия, а по-со­ба­чьи не схо­ди­тесь, мож­но бла­го­сло­ве­ние по­лу­чить — зна­е­те, как. Ко­му из вас па­пин крест на па­мять, но не для по­ру­га­ния, до­ро­гой Во­ло­дя, бой­ся Бо­га про­гнев­лять. Сла­ву мне очень жаль, как он за­блу­дил­ся, от­ку­да нет воз­вра­та, но для Бо­га ни­че­го невоз­мож­но­го нет — Он раз­бой­ни­ка спас во еди­ном ча­се. Спо­до­би, Гос­по­ди, за­блуд­ших­ся де­тей мо­их спа­сти, Те­бе же ве­си судь­ба­ми, Гос­по­ди, мо­лит­ва­ми Пре­чи­стыя Бо­го­ро­ди­цы.
До­ро­гая Иру­ша, спе­ши день­ги по­лу­чить по кол­хоз­ной справ­ке и возь­ми из мо­е­го паль­то стеж­ку, от­не­си­те с Ле­ной к Прас­ко­вье Ива­новне, и она с дру­гой ста­руш­кой на­кро­ют те­бе паль­то тво­им спор­ком. Лене к паль­то нуж­но верх или весь но­вый, или под­ба­вить к крас­но­му спор­ку, а луч­ше бы спо­рок крас­ный — ре­бя­там, а ей два мет­ра ку­пить без чет­вер­ти, а сшить ей необ­хо­ди­мо длин­ное паль­то с во­рот­ни­ком... но, в об­щем, спе­ши­те обе вы се­бе паль­то по­де­лать, в Ле­бе­дя­ни, я ду­маю, это сде­лать де­шев­ле, и, ду­маю, они, то есть Прас­ко­вья Ива­нов­на со ста­ру­хой, не уне­сут у си­рот и сде­ла­ют теп­ло. Ря­сы па­пи­ны — дра­по­вую Лене, а хо­лод­ную пусть по­ка бе­ре­жет —сго­дит­ся. А теп­лую сте­га­ную ря­су хо­те­ла я Фро­луш­ке на по­мин, а там как вы зна­е­те, но что-ни­будь ему необ­хо­ди­мо дать. Ря­са-то для вас всех кро­ме как вме­сто оде­я­ла ни на что не го­дит­ся.
Иру­ша! С Ти­мо­фе­ем Ильи­чом необ­хо­ди­мо нуж­но го­во­рить о всех вас, и ес­ли те­бя возь­мут, то еще бо­лее о всех де­тях, воз­мож­но, его Гос­подь умуд­рит с Его по­мо­щью устро­ить всех си­рот у се­бя, вбли­зи те­ток и Шу­ры, а там как Гос­по­ду угод­но, да бу­дет Его свя­тая во­ля. Я ду­маю, вам с хо­зя­е­ва­ми в их из­бу пе­рей­ти, в эко­но­мии топ­ки, но жить вме­сте — не ба­ло­вать­ся де­тям, чтоб хо­зя­ев не оби­деть. Ира, ты свой са­мо­вар не бе­ри у них, до­воль­но вам од­но­го, а в Ли­пец­ке еще есть при­мус. Крест в кор­зине у Ве­ры.
Ира, необ­хо­ди­мо обе бур­ки вам спе­шить сшить, те­бе и Лене, а ко­жу для них из па­пи­ных са­пог, и се­рые ва­лен­ки так­же под­шить ко­жи­цей из го­ле­нищ, и то­гда они в га­ло­ши хо­ро­ши бу­дут... Ира, уж очень в бур­ках удоб­но, де­лай для се­бя, но толь­ко по­тол­ще их на­сте­гать, теп­лее. Не про­да­вай­те обу­ви, вас мно­го. Па­пи­ны ва­лен­ки мне бы хо­те­лось Во­ло­де на па­мять. Ре­бят­ки пусть бе­ре­гут свою обувь; дет­ки, все баш­ма­ки блю­ди­те в по­ряд­ке. Ко­ля, те бо­ти­ноч­ки с га­ло­ша­ми, до­ро­гой, най­ди и ры­бьим жи­ром на­мажь, они со­хра­нят­ся дол­жее.
Ми­лые ре­бят­ки, не ша­ли­те и с Ле­ной друж­ны будь­те, а ты, Ле­на, ти­хо, но учи их, а не оби­жай. С Ти­мо­фе­ем Ильи­чей непре­мен­но нуж­но ви­деть­ся, или его сю­да, или к нему нуж­но до­е­хать и умо­лять его при­ютить вас у се­бя; и с Асей и со все­ми род­ны­ми го­во­рить необ­хо­ди­мо и умо­лять их вас у Ти­мо­фея устро­ить, а в Куй­ма­ни жить вам не да­дут ни ми­ну­ты.
Сию ми­ну­ту ме­ня до­пра­ши­ва­ли, чем я за­ни­ма­юсь в Куй­ма­ни. Вы убе­ре­тесь ли из Куй­ма­ни? Вы аги­та­ци­ей за­ни­ма­е­тесь про­тив со­вет­ской вла­сти, как ваш муж, вы сек­тан­ты, не ве­ле­ли Жда­но­вой ид­ти в кол­хоз, и она не по­шла. Я го­во­рю, что это все ложь, ни­ко­му я это­го не го­во­ри­ла, пусть бу­дет мне оч­ная став­ка, я лжи не бо­юсь, а мой муж сам про­тив сек­тан­тов вы­сту­пал. Он го­во­рит, где ваш муж? Я го­во­рю, не знаю. Как, не знаю? Он контр­ре­во­лю­ци­о­нер, он сам мне ска­зал, что у со­вет­ской вла­сти прав­ды нет, его нуж­но рас­стре­лять; а вы убе­ре­тесь из Куй­ма­ни, па­ра­зи­ты? Я го­во­рю, ес­ли при­ка­же­те, то убе­русь, и дав­но бы убра­лась, ес­ли бы мне си­ро­ты не вя­за­ли рук. Что ва­ша дочь де­ла­ет, чем за­ни­ма­ет­ся, на ка­кие сред­ства вы жи­ве­те? Я го­во­рю, дочь про­да­ла свой до­миш­ко и про­жи­ва­ем его. Что вы в Куй­ма­ни сви­ли гнез­до? Че­го не уби­ра­е­тесь от­ту­да, там лю­ди ра­бо­та­ют, а вы па­ра­зи­ты? Вы у ме­ня до­жде­тесь ла­ге­ря, я вас в ла­герь упе­ку Я го­во­рю: во­ля ва­ша. А я жизнь жи­ла, гре­ши­ла и долж­на по­не­сти на­ка­за­ние за гре­хи. Но на­чаль­ник за­шу­мел: враг! враг! са­мый на­сто­я­щий враг! пи­ши­те акт (к сек­ре­та­рю). И про­во­ди­ли ме­ня опять под за­мок.
Ну, до­ро­гие, спе­ши­те убрать­ся из Куй­ма­ни быст­рее, а то и Иру и всех раз­ме­чут, а я про­шу вас, на­дей­тесь и мо­ли­тесь — Бог не без ми­ло­сти, ни­где Сво­их ра­бов не оста­вит без по­мо­щи, и мо­ли­тесь Бо­гу, чтоб Он укре­пил Сво­их ра­бов, при­вет мой всем, всем и спа­си­бо вам за ва­ши тру­ды. Про­сти­те ме­ня. Хра­ни вас Гос­подь и Его Пре­чи­стая Ма­терь.
До­ро­гая Ва­ря! Как ты? Как твое здо­ро­вье? Че­го те­бе на па­мять, са­ма не знаю, возь­ми се­бе для ха­ла­та де­душ­кин по­яс, на от­дел­ку, и еще че­го най­дешь. Не за­бы­вай Бо­га, ре­бен­ка окре­сти, ес­ли неко­му, то ба­буш­ка лю­бая или са­ма, до­стань свя­той во­ди­цы, а са­мое луч­шее, Со­фья Ива­нов­на у се­бя са­ми окре­стят — это и па­па все­гда го­во­рил баб­ке де­лать, а не кре­ще­но­го не оставь. Будь здо­ро­ва, пе­ки­тесь вме­сте о всех де­тях и Лене, и о их вы­ез­де к Ти­мо­фею.
Ве­ра! При­ни­май уча­стие и ты. Су­дя по до­про­су, у на­чаль­ни­ка ни­ка­ко­го ма­те­ри­а­ла не бы­ло, но он очень и очень стро­го шу­мел на ме­ня. Я ни­ко­гда ни­че­го не го­во­ри­ла ни­ко­му из кре­стьян про со­вет­скую власть, ну а ложь все­гда мо­жет быть. Ну, будь­те здо­ро­вы, ва­ша мать. Хра­ни вас Гос­подь».
31 де­каб­ря 1937 го­да Трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла Хи­о­нию Ива­нов­ну к вось­ми го­дам ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вых ла­ге­рей. За­клю­че­ние она бы­ла от­прав­ле­на от­бы­вать в тюрь­му в го­ро­де Шац­ке Ря­зан­ской об­ла­сти. 20 мая 1938 го­да тю­рем­ные вра­чи со­ста­ви­ли акт о со­сто­я­нии ее здо­ро­вья и пред­ло­жи­ли осво­бо­дить ее в со­от­вет­ствии с за­ко­ном, так как об­сле­до­ва­ние по­ка­за­ло, что она не мо­жет об­хо­дить­ся без по­сто­рон­ней по­мо­щи. Од­на­ко упол­но­мо­чен­ный НКВД по­тре­бо­вал не рас­смат­ри­вать во­прос о ее до­сроч­ном осво­бож­де­нии вви­ду ее рез­ких по от­но­ше­нию к со­вет­ской вла­сти вы­ска­зы­ва­ний.
Хи­о­ния Ива­нов­на бы­ла осво­бож­де­на в кон­це 1944 го­да по­сле то­го, как стал оче­ви­ден смер­тель­ный ис­ход бо­лез­ни. Пер­вое вре­мя она жи­ла у до­че­ри Юлии в Ми­чу­рин­ске, а ко­гда при­е­ха­ла дру­гая дочь, Ве­ра, Хи­о­ния Ива­нов­на по­про­си­ла пе­ре­вез­ти ее по­бли­же к мо­ги­лам род­ных. Они вы­еха­ли в ненаст­ный но­ябрь­ский день и ед­ва до­е­ха­ли, чу­дом пе­ре­брав­шись по гни­лым ялам мо­ста и ед­ва не упав вме­сте с ло­ша­дью и по­воз­кой в глу­бо­кий овраг. Хи­о­ния Ива­нов­на по­се­ли­лась воз­ле се­ла Тют­че­во в де­ревне Кри­вуш­ке, где ее дочь Ири­на ку­пи­ла за две па­ры га­лош неболь­шую из­буш­ку. До­е­хав до до­ма, Хи­о­ния Ива­нов­на со­всем раз­бо­ле­лась и те­перь по­чти не вста­ва­ла с кро­ва­ти, но, несмот­ря на это, она взя­лась под­ра­ба­ты­вать ши­тьем. Да­ва­ли ей за ра­бо­ту про­дук­ты, часть из них она от­да­ва­ла до­че­рям, а часть остав­ля­ла на свои по­мин­ки, — и мо­ли­лась, и за­го­тав­ли­ва­ла все на свою смерть, чтобы по воз­мож­но­сти ни­ко­го не обре­ме­нить. По­след­ние неде­ли пе­ред смер­тью она вслед­ствие бо­лез­ни уже не при­ни­ма­ла ни­ка­кой пи­щи. Скон­ча­лась Хи­о­ния Ива­нов­на в де­каб­ре. По­хо­ро­ни­ли ее на мест­ном клад­би­ще 22 де­каб­ря 1945 го­да.

Игу­мен Да­мас­кин. "Му­че­ни­ки, ис­по­вед­ни­ки и по­движ­ни­ки бла­го­че­стия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви XX сто­ле­тия". Тверь, Из­да­тель­ство "Бу­лат", т.1 1992, т.2 1996, т.3 1999, т.4 2000, т.5 2001.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru/