Преподобный Феодор Санаксарский

Краткое житие преподобного Феодора Санаксарского

Пре­по­доб­ный Фе­о­дор Са­нак­сар­ский (в ми­ру дво­ря­нин Иван Иг­на­тье­вич Уша­ков) ро­дил­ся в 1718 го­ду в сель­це Бур­на­ко­во Ро­ма­нов­ско­го уез­да Яро­слав­ской про­вин­ции. Ро­ди­те­ли опре­де­ли­ли юно­шу на во­ин­скую служ­бу в гвар­дей­ский Пре­об­ра­жен­ский полк в Санкт-Пе­тер­бур­ге, где вско­ре он был про­из­ве­ден в сер­жан­ты. Во вре­мя обыч­но­го шум­но­го со­бра­ния гвар­дей­цев, в са­мый раз­гар ве­се­лья, один из юно­шей вне­зап­но упал за­мерт­во. Уви­дев умер­ше­го без по­ка­я­ния то­ва­ри­ща, Иоанн осо­знал непроч­ность мир­ско­го сча­стья. По­сле это­го, бу­дучи два­дца­ти лет от­ро­ду, Иван Уша­ков оста­вил бле­стя­щую сто­лич­ную жизнь гвар­дей­ско­го офи­це­ра и из­брал сте­зю от­шель­ни­ка. Бо­лее трех лет он в оди­но­че­стве под­ви­зал­ся в лес­ной ча­ще на бе­ре­гах Дви­ны, а за­тем в Пло­щан­ской пу­сты­ни Ор­лов­ской гу­бер­нии, в от­да­лен­ной лес­ной ке­ллии. Как не име­ю­щий пас­пор­та, Иоанн был взят сыск­ной ко­ман­дой и до­став­лен в Санкт-Пе­тер­бург. Шесть лет тяж­ких ис­пы­та­ний, ли­ше­ний и скор­бей из­ме­ни­ли его неузна­ва­е­мо. Он был сух и бле­ден ли­цом, одет во вла­ся­ни­цу, под­по­я­сан про­стым рем­нем. Но осо­бен­но по­ра­жа­ла всех ле­жа­щая на нем пе­чать глу­бо­ко­го сми­ре­ния. «Не вме­няю те­бе по­бе­га в про­сту­пок и жа­лую преж­ним чи­ном», – ска­за­ла им­пе­ра­три­ца Ели­за­ве­та Пет­ров­на. На это он от­ве­тил сми­рен­ной прось­бой – дать уме­реть мо­на­хом. По­сле трех­лет­не­го по­слуш­ни­че­ско­го ис­ку­са в Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ре 13 ав­гу­ста 1748 го­да трид­ца­ти­лет­ний Иоанн Уша­ков был по­стри­жен в мо­на­хи с име­нем Фе­о­дор.

Пре­по­доб­ный все­гда же­лал под­ви­зать­ся в Са­ров­ской оби­те­ли и в 1757 го­ду вы­ехал из Санкт-Пе­тер­бур­га. С ним вы­еха­ли неко­то­рые уче­ни­ки и уче­ни­цы. Ста­рец по­ме­стил уче­ниц в Ар­за­мас­ском де­ви­чьем Ни­коль­ском мо­на­сты­ре, а сам с уче­ни­ка­ми по­се­лил­ся в Са­ров­ской пу­сты­ни. Вско­ре уче­ни­цы пре­по­доб­но­го пе­ре­ве­де­ны бы­ли в Алек­се­ев­скую об­щи­ну, где жи­ли в стро­гом сле­до­ва­нии уста­ву, дан­но­му стар­цем.

Про­жив в Са­ров­ской пу­сты­ни два го­да, отец Фе­о­дор возы­мел на­ме­ре­ние воз­об­но­вить обед­нев­шую Са­нак­сар­скую оби­тель, на­хо­дя­щу­ю­ся в трех вер­стах от уезд­но­го го­ро­да Тем­ни­ко­ва, на ле­вом бе­ре­гу ре­ки Мок­ши. К при­ез­ду от­ца Фе­о­до­ра един­ствен­ная цер­ковь оби­те­ли бы­ла вет­ха и бед­на, де­ре­вян­ные ке­ллии и огра­да по­чти раз­ва­ли­лись, кров­ли сгни­ли. В стро­и­тель­стве от­цу Фе­о­до­ру по­мо­га­ли сред­ства­ми бла­го­тво­ри­те­ли, по­чи­тав­шие его за доб­ро­де­тель­ную жизнь в Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ре. Прео­свя­щен­ный Па­хо­мий, епи­скоп Там­бов­ский, при­звал к се­бе пре­по­доб­но­го и умо­лял его быть в Са­нак­са­ре на­сто­я­те­лем, при­няв свя­щен­ство. Ста­рец по сми­ре­нию от­ка­зы­вал­ся от хи­ро­то­нии, но, убеж­ден­ный епи­ско­пом, 13 де­каб­ря 1762 го­да был ру­ко­по­ло­жен в иеро­мо­на­ха. На­сто­я­те­лем пре­по­доб­ный Фе­о­дор был твер­дым и стро­гим. На бо­го­слу­же­ния по­свя­ща­лось в сут­ки ча­сов де­вять, а в вос­крес­ные и по­ли­е­лей­ные дни – де­сять и бо­лее то­го; при все­нощ­ном бде­нии до две­на­дца­ти. В церк­ви он тре­бо­вал раз­дель­но­го неспеш­но­го чте­ния. Ста­рец за­вел в оби­те­ли лич­ное ру­ко­во­ди­тель­ство бра­тии и пол­ное от­кро­ве­ние по­мыс­лов. Днем или но­чью вся­кий мог ид­ти к на­сто­я­те­лю. При вы­хо­де от стар­ца чув­ство­ва­лась на ду­ше сво­бо­да и ти­ши­на.

Пи­ща в оби­те­ли бы­ла са­мая гру­бая. На мо­на­стыр­ские по­слу­ша­ния вы­хо­ди­ли все, во гла­ве с на­сто­я­те­лем. Из­бе­гая по­во­дов тще­сла­вия, он не по­стил­ся бо­лее, чем бы­ло уста­нов­ле­но, и на брат­ской тра­пе­зе пи­тал­ся на­равне со все­ми, бе­ря все­го по­не­мно­гу.

Ко­гда бы­ли вы­ры­ты рвы в ос­но­ва­нии ка­мен­ной двух­этаж­ной церк­ви, во вре­мя мо­леб­на при­ле­тел рой пчел и сел на гор­нем ме­сте бу­ду­ще­го ал­та­ря, про­об­ра­зуя обиль­ную бла­го­дать в оби­те­ли и мно­же­ство мо­на­хов в ней. С тех пор от при­ле­тев­ше­го роя в оби­те­ли по­ве­лись пче­лы.

Но стар­ца вновь жда­ло тя­же­лое ис­пы­та­ние. По лож­но­му до­но­су тем­ни­ков­ско­го во­е­во­ды Нее­ло­ва ста­рец в 1774 го­ду был со­слан в Со­ло­вец­кий мо­на­стырь. Для до­про­сов отец Фе­о­дор был вы­зван в Во­ро­неж, а от­ту­да за­ехал в За­дон­ский мо­на­стырь к пре­бы­ва­ю­ще­му там на по­кое свя­ти­те­лю Ти­хо­ну. Он при­нял от­ца Фе­о­до­ра с ве­ли­кой лю­бо­вью; три дня про­дол­жа­лась меж­ду ни­ми ду­хов­ная бе­се­да. При отъ­ез­де свя­ти­тель Ти­хон про­во­жал от­ца Фе­о­до­ра через весь мо­на­стырь, низ­ко кла­ня­ясь на­по­сле­док. В Со­ло­вец­ком мо­на­сты­ре ста­рец про­жил де­вять лет в стро­гом за­клю­че­нии, нуж­да­ясь в са­мом необ­хо­ди­мом и ис­пы­ты­вая стра­да­ния от хо­ло­да и силь­но­го уга­ра. Не раз его ед­ва жи­во­го вы­но­си­ли из кел­лии и от­ти­ра­ли сне­гом. Но и в ме­сте за­клю­че­ния бра­тия Са­нак­сар­ской оби­те­ли и сест­ры Алек­се­ев­ской об­щи­ны не остав­ля­ли сво­е­го лю­би­мо­го на­став­ни­ка, ока­зы­вая ма­те­ри­аль­ную под­держ­ку и ис­пра­ши­вая его мо­литв.

На­ко­нец по хо­да­тай­ству мит­ро­по­ли­та Санкт-Пе­тер­бург­ско­го Гав­ри­и­ла и вы­со­чай­ше­му по­ве­ле­нию Ека­те­ри­ны II отец Фе­о­дор по­лу­чил пол­ную сво­бо­ду и воз­вра­тил­ся в Са­нак­сар­скую оби­тель. В лю­би­мой оби­те­ли ста­рец про­дол­жал усерд­но ра­бо­тать Гос­по­ду. По­сле непро­дол­жи­тель­ной бо­лез­ни отец Фе­о­дор скон­чал­ся в ночь на 19 фев­ра­ля 1791 г. Те­ло его, хо­тя и ле­жав­шее в теп­лой ке­ллии до по­гре­бе­ния, не из­да­ва­ло за­па­ха тле­ния. На мо­ги­ле пре­по­доб­но­го бы­ла по­ло­же­на ас­пид­но­го кам­ня пли­та с над­пи­сью: «Здесь по­гре­бен 73-лет­ний ста­рец иеро­мо­нах Фе­о­дор, по фа­ми­лии Уша­ков, воз­об­но­ви­тель Са­нак­сар­ско­го мо­на­сты­ря, ко­то­рый по­стри­жен в Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ре, про­дол­жал мо­на­ше­ское жи­тие 45 лет; со все­ми ви­да­ми ис­тин­но­го хри­сти­а­ни­на и доб­ро­го мо­на­ха 19 фев­ра­ля 1791 го­да скон­чал­ся».

Пле­мян­ник пре­по­доб­но­го Фе­о­до­ра Са­нак­сар­ско­го – бле­стя­щий фло­то­во­дец адми­рал Фе­дор Уша­ков, вый­дя в от­став­ку, так­же жил воз­ле Са­нак­сар­ско­го мо­на­сты­ря, скон­чал­ся в 1817 го­ду и был по­хо­ро­нен воз­ле сво­е­го дя­ди. Вме­сте со сво­им пре­по­доб­ным срод­ни­ком он про­слав­лен в ли­ке свя­тых Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви.

Па­мять пре­по­доб­но­го Фе­о­до­ра Са­нак­сар­ско­го празд­ну­ет­ся в день его кон­чи­ны – 19 фев­ра­ля (по ста­ро­му сти­лю; 4 мар­та, а в ви­со­кос­ный год 3 мар­та – по но­во­му сти­лю), а так­же в день об­ре­те­ния его мно­го­це­леб­ных мо­щей – 21 ап­ре­ля (4 мая н. ст.).

Полное житие преподобного Феодора Санаксарского

Пре­по­доб­ный отец наш Фе­о­дор Са­нак­сар­ский ро­дил­ся в 1719 го­ду близ се­ла Ро­ма­но­ва Яро­слав­ской гу­бер­нии в ро­до­вом име­нии бла­го­че­сти­вых дво­рян Иг­на­тия и Ири­ны Уша­ко­вых и при Свя­том Кре­ще­нии был на­ре­чен Иоан­ном. Воз­рас­тав­ше­го в ро­ди­тель­ском до­ме от­ро­ка от юно­сти на­пи­ты­ва­ли бла­го­че­сти­ем, усерд­но на­учая его За­ко­ну Бо­жи­е­му и доб­ро­де­тель­ной жиз­ни. Ко­гда Иоан­ну бы­ло че­ты­ре го­да, у него умер­ла мать. Вско­ре отец же­нил­ся вто­рой раз. Его но­вая су­пру­га Па­рас­ке­ва и вос­пи­та­ла от­ро­ка Иоан­на в ве­ре и бла­го­че­стии.
Ко­гда Иоанн до­стиг со­вер­шен­но­ле­тия, его ро­ди­те­ли, как лю­ди со­сто­я­тель­ные, опре­де­ли­ли юно­шу на во­ин­скую служ­бу в гвар­дей­ский Пре­об­ра­жен­ский полк в Санкт-Пе­тер­бур­ге, где за осо­бое усер­дие Иоан­на вско­ре про­из­ве­ли в сер­жан­ты.
Жи­вя в сто­ли­це, в до­воль­стве, сре­ди ве­се­лых и бес­печ­ных то­ва­ри­щей, сре­ди раз­доль­но­го бы­та и уве­се­ле­ний, обыч­ных то­гда в сто­ли­це и гвар­дии, мо­ло­дой Иоанн Уша­ков лег­ко мог бы со вре­ме­нем по­те­рять свои при­род­ные бла­го­че­сти­вые на­клон­но­сти, ибо, по сло­ву апо­сто­ла, «ху­дые со­об­ще­ства раз­вра­ща­ют доб­рые нра­вы» (1Кор.15:33). Но че­ло­ве­ко­лю­би­вый Гос­подь, не хо­тя­щий смер­ти греш­ни­ка, но ожи­да­ю­щий об­ра­ще­ния его и «еже жи­ву бы­ти ему» (Иез.18:23), не оста­вил юно­шу окон­ча­тель­но укло­нить­ся от бла­го­го пу­ти прав­ды Бо­жи­ей и по­гиб­нуть в раз­вра­ще­нии, но спо­до­бил его прий­ти к по­ка­я­нию сле­ду­ю­щим об­ра­зом.
Во вре­мя обыч­но­го шум­но­го со­бра­ния гвар­дей­цев-то­ва­ри­щей Иоан­на, в са­мый раз­гар ве­се­лья, один из юно­шей, быв­ший до то­го со­вер­шен­но здо­ров и ве­сел, вне­зап­но упал за­мерт­во. Уви­дев умер­ше­го без по­ка­я­ния то­ва­ри­ща, Иоанн, слов­но оч­нув­шись от оба­я­ния мир­ских со­блаз­нов, вне­зап­но осо­знал всю непроч­ность то­го, что лю­ди на­зы­ва­ют сча­сти­ем. Тот­час же ре­шил­ся юно­ша оста­вить все: во­ин­ский чин, дру­зей, ро­ди­те­лей и всю кра­со­ту это­го ми­ра, и тай­но бе­жать в пу­сты­ню, же­лая стя­жать зва­ние во­и­на Ца­ря Небес­но­го, на­сле­до­вать граж­дан­ство Небес­но­го Иеру­са­ли­ма, «вчи­нить­ся в ли­це дру­гов Хри­сто­вых» сре­ди ис­тин­ной кра­со­ты Цар­ствия Бо­жи­его. Жаж­ду­щая су­гу­бо­го по­дви­га юная ду­ша укре­пи­лась то­гда сло­ва­ми пре­по­доб­но­го Иоан­на Ле­ствич­ни­ка: «Изы­ди­те от сре­ды их и от­лу­чи­те­ся и нечи­сто­те ми­ра не при­ка­сай­те­ся, гла­го­лет Гос­подь. Кто бо ко­гда у них со­тво­ри чу­де­са? Кто мерт­выя воз­ста­ви? Кто из­гна де­мо­нов? Ник­то­же. Вся бо сия ино­ком суть на­граж­де­ния, яже мир вме­сти­ти не мо­жет; аще же бы воз­мог, то к че­му бы был ино­че­ский по­двиг и от­шель­ни­че­ство?" (2 сту­пень Ле­стви­цы).
Вняв, та­ким об­ра­зом, всем су­ще­ством сво­им гла­су Бо­жию, зо­ву­ще­му к каж­до­му серд­цу, но не в каж­дом на­хо­дя­ще­му от­клик, Иоанн, на­ско­ро со­брав­шись, спеш­но вы­ехал из сто­ли­цы с од­ним слу­гой, как бы в ро­ди­тель­ский дом, же­лая лишь оби­те­лей От­ца Небес­но­го. Отъ­е­хав да­ле­ко от го­ро­да, юно­ша от­пу­стил слу­гу, пе­ре­одел­ся в ни­щен­скую одеж­ду и по­шел на бе­ре­га Дви­ны в по­мор­ские ле­са.
По­сле несколь­ких дней пу­ти по­пустил Гос­подь Иоан­ну ис­пы­та­ние тще­сла­ви­ем, же­лая укре­пить через это Сво­е­го ра­ба.
На до­ро­ге вбли­зи Яро­слав­ля неожи­дан­но встре­тил­ся ему род­ной дя­дя, вы­ез­жа­ю­щий из го­ро­да в рос­кош­ной ка­ре­те со мно­же­ством слуг. Же­лая при­вет­ство­вать род­ствен­ни­ка, Иоанн по­кло­нил­ся дя­де, но тот, не узнав в обо­рван­ной одеж­де сво­е­го пле­мян­ни­ка, да­же не об­ра­тил на него вни­ма­ния. Силь­ная скорбь и сму­ще­ние воз­му­ти­ли ду­шу мо­ло­до­го по­движ­ни­ка. Вспом­нил он свою преж­нюю без­бед­ную жизнь и бо­гат­ство, не усту­па­ю­щее дя­ди­но­му. Враг спа­се­ния на­ше­го, обод­рен­ный мгно­ве­ни­ем сму­ще­ния, тот­час пред­ста­вил во­об­ра­же­нию юно­ши осле­пи­тель­ные кар­ти­ны ба­лов и тор­же­ствен­ных вы­ез­дов. Пред­ста­вил он мно­же­ство слуг и лег­кую жизнь в рос­ко­ши и неге, все яр­кие со­блаз­ны сто­лич­ной жиз­ни и уда­лое ве­се­лие гвар­дей­ско­го пол­ка. Но Иоан­на, по­знав­ше­го су­ет­ность зем­но­го сча­стия, уже не пре­льсти­ли диа­воль­ские ухищ­ре­ния. С мо­лит­вою, осе­нив се­бя крест­ным зна­ме­ни­ем, юно­ша пре­воз­мог ми­нут­ное со­мне­ние и с но­вы­ми си­ла­ми на­пра­вил­ся к по­мор­ским ле­сам, став­шим для него на­ча­лом пу­ти ко спа­се­нию.
Вско­ре, неуклон­но пре­одоле­вая бо­ре­ния и со­блаз­ны, Иоанн, ед­ва пе­ре­сту­пив­ший по­рог два­дца­ти­ле­тия, до­стиг ле­сов на бе­ре­гах Дви­ны. Углу­бив­шись в лес­ные де­бри, мо­ло­дой по­движ­ник на­шел в ча­ще опу­стев­шую кел­лию и жил в ней один бо­лее трех лет, од­но­му лишь Бо­гу ра­бо­тая в со­кру­ше­нии серд­ца, под­ви­за­ясь в по­сте, мо­лит­ве и тер­пе­нии скор­бей. Пи­щу, са­мую скуд­ную, и все немно­гое, необ­хо­ди­мое для жиз­ни, ему при­но­си­ли бо­го­лю­би­вые жи­те­ли окрест­ных се­ле­ний.
Вско­ре мест­ное на­чаль­ство уси­ли­ло го­не­ния на се­лив­ших­ся в се­вер­ных ле­сах рас­коль­ни­ков, а при слу­чае тес­ни­ло и уеди­нив­ших­ся там пра­во­слав­ных пу­стын­ни­ков, про­жи­вав­ших без до­ку­мен­тов. На­ча­ли при­тес­нять и Иоан­на, по­до­зре­вая в нем рас­коль­ни­ка; он же тер­пе­ли­во сно­сил все оскорб­ле­ния и да­же по­бои.
Од­на­жды, уви­дев свя­то­го, вы­нуж­ден­но­го прий­ти в бли­жай­шее се­ле­ние за са­мым необ­хо­ди­мым, неко­то­рые по­се­ляне вновь ста­ли неспра­вед­ли­во оскорб­лять Иоан­на. По­движ­ник все сно­сил в мол­ча­нии и сми­ре­нии. Не вы­но­ся та­ко­го об­ли­че­ния сво­ей зло­бе, нече­стив­цы на­столь­ко рас­па­ли­лись нена­ви­стью, что с по­бо­я­ми по­во­лок­ли свя­то­го в бли­жай­ший го­род Ар­хан­гельск для су­да и рас­пра­вы. Скор­бя о та­ком па­де­нии со­бра­тьев, пре­по­доб­ный умо­лял их от­пу­стить его и обе­щал со­вер­шен­но по­ки­нуть по­мор­ские ле­са, лишь бы не быть при­чи­ной со­блаз­на и зло­бы. Но му­чи­те­ли пре­по­доб­но­го лишь усерд­нее влек­ли Иоан­на на рас­пра­ву, слов­но про­об­ра­зуя бу­ду­щие его му­че­ния за прав­ду Бо­жию. Но вско­ре силь­ная уста­лость овла­де­ла нече­стив­ца­ми, и они, вняв, на­ко­нец, усерд­ным мо­ле­ни­ям свя­то­го, как бы нехо­тя от­пу­сти­ли его. С та­ким боль­шим тру­дом осво­бо­див­шись, Иоанн вы­нуж­ден был спеш­но пе­рей­ти из сво­ей уеди­нен­ной кел­лии в Пло­щан­скую пу­стынь Ор­лов­ской гу­бер­нии.
При­дя в Пло­щан­скую пу­стынь, Иоанн при встре­че с на­сто­я­те­лем оби­те­ли на­звал­ся цер­ков­но­слу­жи­те­лем. Ста­рец игу­мен дол­го не со­гла­шал­ся при­ни­мать при­шед­ше­го без ви­да (пас­пор­та) юно­шу, осте­ре­га­ясь рас­коль­ни­ков или бег­лых пре­ступ­ни­ков. Лишь усту­пая на­стой­чи­вой и уси­лен­ной прось­бе, на­сто­я­тель по­ста­вил Иоан­на чи­тать в церк­ви бо­го­слу­жеб­ное по­сле­до­ва­ние и из его чте­ния сра­зу по­нял, что пе­ред ним не цер­ков­ник, а ка­кой-ни­будь дво­рян­ский сын. Опа­са­ясь, как бы из-за него не бы­ло в оби­те­ли ка­кой-ли­бо непри­ят­но­сти, на­сто­я­тель по­се­лил Иоан­на в од­ной из от­да­лен­ных кел­лий в ле­су, устро­ен­ных преж­де жив­ши­ми там по­движ­ни­ка­ми.
Но недол­го по­жил лю­би­тель без­мол­вия в пу­сты­ни. По про­ше­ствии немно­го­го вре­ме­ни бла­го­во­лил Гос­подь явить Сво­е­го све­тиль­ни­ка ми­ру. По вы­со­чай­ше­му по­ве­ле­нию по­сла­на бы­ла сыск­ная ко­ман­да для вы­яв­ле­ния всех, укры­ва­ю­щих­ся в ле­сах от за­ко­на, и для ра­зо­ре­ния их тай­ных жи­лищ. Взят был и Иоанн как не име­ю­щий ви­да. При до­про­се он от­кро­вен­но ска­зал, что тай­но ушел из служ­бы в гвар­дии, а по­то­му сра­зу был до­став­лен в Санкт-Пе­тер­бург к им­пе­ра­три­це Ели­са­ве­те Пет­ровне.
Слу­чись та­кое со­бы­тие на несколь­ко лет рань­ше, в цар­ство­ва­ние су­ро­вой Ан­ны Иоан­нов­ны, несдоб­ро­вать бы Уша­ко­ву. Но Ели­са­ве­та Пет­ров­на бы­ла лас­ко­ва, на­бож­на, чти­ла мо­на­хов и по­кро­ви­тель­ство­ва­ла на­сто­я­щим пу­стын­ни­кам.
При­ве­ден­ный во дво­рец, Иоанн в ожи­да­нии при­е­ма у го­су­да­ры­ни был по­став­лен под цар­ским крыль­цом. А так как преж­де ухо­да из ми­ра он был из­ве­стен мно­гим как при­род­ный дво­ря­нин и нема­лый чин в Пре­об­ра­жен­ском пол­ку, то по Пе­тер­бур­гу, а в осо­бен­но­сти в гвар­дей­ских пол­ках, быст­ро про­нес­лась весть, что сер­жант Уша­ков сыс­кан. Мно­гие до­пу­щен­ные ко дво­ру со­бра­лись по­смот­реть на мо­ло­до­го по­движ­ни­ка, сми­рен­но сто­я­ще­го у крыль­ца. За про­шед­шие шесть лет Иоанн силь­но из­ме­нил­ся, и труд­но бы­ло в этом из­мож­ден­ном по­стом че­ло­ве­ке узнать бле­стя­ще­го гвар­дей­ца, ве­се­ло­го то­ва­ри­ща по сто­лич­ным за­ба­вам и раз­вле­че­ни­ям. От ве­ли­ко­го воз­дер­жа­ния Иоанн был сух и бле­ден ли­цом, одет лишь во скуд­ную вла­ся­ни­цу, под­по­я­сан про­стым рем­нем. Но осо­бен­но по­ра­жа­ла всех ле­жа­щая на пре­по­доб­ном пе­чать глу­бо­ко­го сми­ре­ния и по­слу­ша­ния во­ле Бо­жи­ей, слов­но про­ни­зы­ва­ю­щая мо­ло­до­го по­движ­ни­ка. Ви­дя это, мно­гие уми­ля­лись и кла­ли в сво­ем серд­це на­ме­ре­ние оста­вить мир и сле­до­вать тес­ным пу­тем, по­доб­но Иоан­ну, в Цар­ство Небес­ное.
По­сле до­кла­да Иоан­на про­ве­ли к им­пе­ра­три­це. Уви­дев пре­по­доб­но­го, она по-ма­те­рин­ски ми­ло­сти­во спро­си­ла его: «За­чем ты ушел из мо­е­го пол­ка?» «Для удоб­ства спа­се­ния ду­ши, Ва­ше им­пе­ра­тор­ское Ве­ли­че­ство», – с кро­то­стью от­ве­чал Иоанн. «Не вме­няю те­бе по­бе­га в про­сту­пок и жа­лую те­бя преж­ним чи­ном, – ска­за­ла го­су­да­ры­ня, ис­пы­ты­вая твер­дость на­ме­ре­ния Иоан­на, – всту­пай в преж­нее зва­ние». На это свя­той от­ве­тил: «Ва­ше ве­ли­че­ство, в на­ча­той жиз­ни для Бо­га и спа­се­ния мо­ей ду­ши же­лаю пре­быть до кон­ца, а преж­ней жиз­ни и чи­на не же­лаю». Сно­ва спро­си­ла его им­пе­ра­три­ца: «Для че­го же ты то­гда не спро­сясь ушел из пол­ка? К та­ко­му де­ла­нию и от нас ты мог быть от­пу­щен». «Ес­ли бы то­гда про­сил я об этом ва­ше ве­ли­че­ство, то не по­ве­ри­ли бы Вы мне, мо­ло­до­му и не ис­пы­тав­ше­му всей труд­но­сти мо­на­ше­ско­го жи­тия. Те­перь же, по­сле убо­го­го мо­е­го ис­ку­са, утруж­даю ва­ше ве­ли­че­ство прось­бой – дай­те мне уме­реть мо­на­хом». Ви­дя та­кую ре­ши­мость по­движ­ни­ка, им­пе­ра­три­ца спро­си­ла Иоан­на, где бы же­лал он под­ви­зать­ся. «В Са­ров­ской пу­сты­ни, ва­ше ве­ли­че­ство». Го­су­да­ры­ня со­гла­си­лась, но, ис­пы­ты­вая сми­ре­ние мо­ло­до­го по­движ­ни­ка, оста­ви­ла его для при­ня­тия мо­на­ше­ско­го по­стри­га в Алек­сан­дро-Нев­ской оби­те­ли Пе­тер­бур­га.
Так, по во­ле Бо­жи­ей и со­глас­но им­пе­ра­тор­ско­му по­ве­ле­нию, по­сле трех­лет­не­го по­слуш­ни­че­ско­го ис­ку­са в Алек­сан­дро-Нев­ской оби­те­ли 13 ав­гу­ста 1748 го­да 29-тилет­ний Иоанн Уша­ков был по­стри­жен в мо­на­хи. По­стриг в при­сут­ствии им­пе­ра­три­цы Ели­са­ве­ты Пет­ров­ны со­вер­шил на­чаль­ство­вав­ший то­гда в оби­те­ли вы­со­ко­прео­свя­щен­ней­ший Фе­о­до­сий, на­рек­ший но­во­го мо­на­ха име­нем Фе­о­дор, те­зо­имен­но ве­ли­ко­му кня­зю Фе­о­до­ру Смо­лен­ско­му (па­мять 19 сен­тяб­ря).
С са­мо­го пер­во­го дня сво­е­го мо­на­ше­ско­го де­ла­ния Фе­о­дор, вни­мая сво­е­му спа­се­нию, неис­ход­но под­ви­зал­ся в той оби­те­ли, лю­бя без­мол­вие, неустан­но упраж­ня­ясь в по­сте и мо­лит­ве.
Ко­гда же вос­хо­тел Гос­подь ис­пы­тать Сво­е­го ра­ба и укре­пить его твер­дость и тер­пе­ние, то по­пустил ему плот­скую брань, та­кую, что и сам Фе­о­дор удив­лял­ся ей. Од­на­ко, воз­ло­жив все упо­ва­ние на Бо­га и ожи­дая лишь от Него из­бав­ле­ния, пре­по­доб­ный уси­лил при­леж­ное мо­ле­ние и по­стил­ся до из­не­мо­же­ния. Бог же, ви­дя Сво­е­го ра­ба, в по­дви­ге усерд­но под­ви­за­ю­ще­го­ся, об­лег­чил ему плот­скую брань, по­сра­мив за­вист­ни­ка на­ше­го спа­се­ния.
Но вско­ре яви­лась по за­ви­сти вра­жи­ей но­вая брань. Про­изо­шло это по сле­ду­ю­щей при­чине.
Ви­дя и зная ис­тин­но по­движ­ни­че­скую жизнь пре­по­доб­но­го Фе­о­до­ра, го­су­да­ры­ня им­пе­ра­три­ца Ели­са­ве­та Пет­ров­на бы­ла к нему по-ма­те­рин­ски ми­ло­сти­ва и вни­ма­тель­на. Бы­вая в оби­те­ли, она вся­кий раз спра­ши­ва­ла, не оби­жа­ет ли его кто. А на­след­ник, впо­след­ствии им­пе­ра­тор, Петр Фе­до­ро­вич и во­все лю­бил при слу­чае по­вто­рить, что «в Алек­сан­дро-Нев­ском мо­на­сты­ре толь­ко один мо­нах – Уша­ков», ува­жая его под­лин­ное бла­го­че­стие, пост­ный, в от­ли­чие от про­чих мо­на­хов, вид и доб­ро­де­те­ли. Жи­те­ли же Пе­тер­бур­га, вся­ко­го чи­на и зва­ния, вспо­ми­ная ве­се­лую жизнь се­го от­ца в быт­ность его гвар­дей­цем, удив­ля­лись, ви­дя на­сто­я­щее его стро­гое мо­на­ше­ское жи­тие и по­чет от цар­ствен­ных особ, и скло­ня­ли свои ду­ши к по­ка­я­нию.
Вско­ре пе­тер­бург­ские жи­те­ли, хо­тя­щие жить в ми­ре бо­го­угод­но, на­ча­ли при­хо­дить к нему, умо­ляя дать на­став­ле­ние: как им, с детьми в ми­ре жи­ву­щим, уго­дить Бо­гу. Пре­по­доб­ный Фе­о­дор со сми­ре­ни­ем от­ка­зы­вал­ся от это­го, ука­зы­вая при­хо­дя­щим на мно­гих уче­ных мо­на­хов, жи­ву­щих в оби­те­ли, мо­гу­щих на­учить пра­вед­ной жиз­ни. Од­на­ко по­се­ти­те­ли ис­ка­ли не уче­но­сти, а опыт­но­сти ду­хов­ной. Пост­ни­че­ская жизнь са­мо­го Фе­о­до­ра, усерд­но сле­до­вав­ше­го пу­тем Хри­сто­вых за­по­ве­дей, по­буж­да­ла лю­дей вновь про­сить мо­ло­до­го по­движ­ни­ка раз­ре­шить их ду­хов­ные нуж­ды и недо­уме­ния, нераз­ре­шен­ные уче­ны­ми мо­на­ха­ми. В чис­ле об­ра­ща­ю­щих­ся к нему бы­ли и гвар­дей­цы, преж­ние его со­слу­жив­цы.
Ви­дя неот­ступ­ность при­хо­дя­щих к нему и край­нюю необ­хо­ди­мость по­мочь лю­дям, пре­по­доб­ный Фе­о­дор со­кру­шал се­бя при­леж­ной мо­лит­вой, про­ся у Бо­га про­све­тить его ра­зум к по­ни­ма­нию Пи­са­ния, ес­ли Его свя­той во­ле угод­но, чтобы лю­ди на­зи­да­лись через его недо­сто­ин­ство. И не оста­вил Гос­подь Сво­е­го угод­ни­ка, спо­до­бив его да­ра ра­зу­ме­ния Пи­са­ния и уме­ния яс­но раз­ре­шать все ду­хов­ные нуж­ды в лю­дях. Чте­ние же тво­ре­ний свя­ти­те­ля Иоан­на Зла­то­усто­го на­пол­ни­ло его ду­шу от чи­сто­го ис­точ­ни­ка ду­хов­ной муд­ро­сти и по­уче­ни­ям стар­ца Фе­о­до­ра да­ло изящ­ность и яс­ность. По­это­му и об­ра­тил­ся к свя­то­му скор­бя­щий на­род за со­ве­том и уте­ше­ни­ем.
Но жив­шие в оби­те­ли уче­ные мо­на­хи из за­ви­сти, а за­тем и нена­ви­сти, на­ча­ли жа­ло­вать­ся Вы­со­ко­прео­свя­щен­ней­ше­му, что про­стой-де мо­нах при­вле­ка­ет к се­бе на­род, бес­по­ко­ит оби­тель и про­из­во­дит со­блазн. Вла­ды­ка, еже­днев­но слы­ша до­но­сы и ви­дя мно­же­ство лю­дей, иду­щих к пре­по­доб­но­му, при­ка­зал каз­на­чею не пус­кать в оби­тель лю­дей, иду­щих к пре­по­доб­но­му за со­ве­та­ми и уте­ше­ни­ем, чем вверг чад стар­ца Фе­о­до­ра в ве­ли­кую скорбь и уны­ние.
Пре­по­доб­ный Фе­о­дор, си­дя в без­мол­вии в сво­ей кел­лии, слы­ша и ви­дя со­вер­ша­ю­ще­е­ся непра­вед­ное по­ве­ле­ние, раз­дра­жил­ся ду­хом, как и о ве­ли­ком Зла­то­усте го­во­рит­ся, по­шел в кел­лию каз­на­чея той оби­те­ли и, при обыч­ной скром­но­сти сво­ей, ска­зал ему: «Про­шу ва­ше пре­по­до­бие объ­яс­нить мне, по­че­му за­пре­щен вход в мо­на­стырь для же­ла­ю­щих при­хо­дить ко мне и кто это за­пре­тил?». Каз­на­чей от­ве­чал стар­цу: «Не го­дит­ся те­бе в де­ла учи­тель­ства вхо­дить и через хож­де­ние к те­бе тол­пы на­ро­да бра­тию со­блаз­нять. Уже и вы­со­ко­прео­вя­щен­ней­ший, ви­дя та­кую непри­стой­ность, при­ка­зал все это за­пре­тить». На это бла­жен­ный от­ве­тил ему: «Ес­ли в мо­ем уче­нии есть что-то неза­кон­ное, то пусть ар­хи­ерей об­ли­чит ме­ня. А без при­чи­ны на­во­дить та­кую скорбь лю­дям, же­ла­ю­щим ви­деть мое убо­же­ство, не ар­хи­пас­тыр­ское де­ло. Су­дит ему за это Гос­подь Бог». Тут же об этом от­ве­те ста­ло из­вест­но вы­со­ко­прео­свя­щен­ней­ше­му, ко­то­рый, тща­тель­но ис­сле­до­вав уче­ние стар­ца, не на­шел ни­че­го за­пре­щен­но­го и вы­нуж­ден был вновь до­пу­стить к пре­по­доб­но­му на­род, но с то­го вре­ме­ни стал гне­вать­ся на Фе­о­до­ра и из­мыш­лять на него коз­ни с про­чи­ми кле­вет­ни­ка­ми и за­вист­ни­ка­ми. Так до­са­жда­ли они свя­то­му, что и день и осо­бен­но ночь был ста­рец Фе­о­дор в опас­но­сти. Но пом­ня, что и влас гла­вы на­шей без во­ли Бо­жи­ей не по­гибнет (Мф.10:30), пре­по­доб­ный не остав­лял сво­е­го учи­тель­ства и по­учал всех, при­хо­дя­щих к нему в раз­лич­ных ду­хов­ных неду­гах – на­став­ле­ни­я­ми вра­чуя и уте­шая. Креп­ко дер­жал в па­мя­ти пре­по­доб­ный сло­во Си­ра­хо­во: «Луч­ше сло­во, неже­ли да­я­ние» (Сир.7:35). И в тво­ре­ни­ях Зла­то­уста то­же: «Слу­ча­ет­ся ча­сто, что при­ят­ное (по­лез­ное) сло­во боль­ше до­воль­ству­ет неиму­ще­го, чем по­да­я­ние...доб­рым со­ве­том мо­жет быть боль­шее при­об­ре­те­ние, ибо не го­лод на­сы­ща­ет­ся, но спа­са­ет­ся от лю­той смер­ти» (25 бе­се­да на Де­я­ния; 41 бе­се­да на Бы­тие).
Так бла­жен­ный Фе­о­дор не остав­лял сво­е­го доб­ро­го по­дви­га и усерд­но по­мо­гал всем, при­хо­дя­щим к нему в ду­шев­ных скор­бях. От­во­дил от от­ча­я­ния страж­ду­щих недо­уме­ни­я­ми и на­став­лял на путь ис­тин­ный; пе­ча­ли от диа­во­ла, на­но­си­мые на ду­шу, от­се­кал от сер­дец ме­чем здра­во­го сво­е­го рас­суж­де­ния и при­во­дил их в со­вер­шен­ный по­ря­док хри­сти­ан­ско­го лю­бо­муд­рия. И от это­го мно­гие так воз­лю­би­ли его, что всю свою жизнь на него воз­ло­жи­ли, и что бы он им ни ска­зал, все с ра­до­стию и ве­ли­ким усер­ди­ем спе­ши­ли ис­пол­нить за лю­бовь к Бо­гу. Все уче­ни­ки его ка­за­лись меж­ду со­бою как еди­но­утроб­ные бра­тья через при­ча­стие небес­ной люб­ви. Не бы­ло в них ни за­ви­сти, ни рев­но­сти, но уди­ви­тель­ное крот­кое со­гла­сие и еди­не­ние. Им да­но бы­ло от от­ца Фе­о­до­ра на­став­ле­ние, как обе­ре­гать­ся гре­хов­ных стра­стей и сла­стей, во­ю­ю­щих на ду­шу (1Пет.2:11), по­то­му что тот, кто друг мир­ским стра­стям, тот враг Бо­гу и Кре­сту Хри­сто­ву. Учил пре­по­доб­ный, как жить в ми­ре, тер­петь скор­би ра­ди Бо­га с ра­до­стию и бла­го­да­ре­ни­ем; учил, ка­кое но­сить пла­тье и как в пи­ще и пи­тии быть уме­рен­ны­ми; как быть не строп­ти­вы­ми и раз­вра­щен­ны­ми, но жить по свя­тым пра­ви­лам. В празд­нич­ные дни для ду­ше­спа­си­тель­но­го со­бе­се­до­ва­ния и чте­ния свя­то­оте­че­ских тво­ре­ний схо­дить­ся к од­но­му из бо­лее све­ду­щих и об­ра­зо­ван­ных уче­ни­ков его, а для ре­ше­ния недо­уме­ний при­хо­дить в оби­тель к стар­цу Фе­о­до­ру. Да­но им бы­ло и мо­лит­вен­ное пра­ви­ло.
Но нена­ви­дя­щий доб­ро диа­вол не пе­ре­ста­вал мно­ги­ми коз­ня­ми, дей­ствуя через раз­вра­щен­ных лю­дей, до­са­ждать стар­цу и его уче­ни­кам. Уче­ные мо­на­хи по­но­си­ли их, на­зы­вая свя­то­ша­ми и да­же рас­коль­ни­ка­ми. Ча­да же стар­ца мно­гие го­ды все тер­пе­ли со сми­ре­ни­ем, при­ни­мая по­но­ше­ния с ра­до­стью. Рос­ла за­висть и к са­мо­му от­цу Фе­о­до­ру за со­бран­ное им ду­хов­ное брат­ство. Осо­бен­но воз­рос­ла нена­висть к пре­по­доб­но­му по­сле то­го, как, по­став­лен­ный у мо­щей св. бл­гв. кня­зя Алек­сандра Нев­ско­го, при­но­сил он де­нег мно­го боль­ше, чем быв­шие до него на этой долж­но­сти за­вист­ни­ки. На­столь­ко воз­рос­ла зло­ба вра­жия, что уже и к смер­ти го­то­вил­ся свя­той Фе­о­дор, но, не же­лая мстить, все тер­пел ве­ли­ко­душ­но, мо­лясь за сво­их обид­чи­ков, хо­тя и имел воз­мож­ность до­ло­жить им­пе­ра­три­це о тво­ря­щих­ся без­за­ко­ни­ях. Как ни же­ла­ли за­вист­ни­ки со­слать пре­по­доб­но­го в даль­ние мо­на­сты­ри, но не мог­ли сде­лать это­го без во­ли го­су­да­ры­ни и толь­ко злоб­ство­ва­ли на бла­жен­но­го и при­чи­ня­ли ему до­са­жде­ния и неудоб­ства.
По­тер­пев та­ким об­ра­зом де­сять лет и ви­дя се­бя ис­точ­ни­ком гне­ва, силь­ной зло­бы и со­блаз­на, пре­по­доб­ный Фе­о­дор ре­шил­ся уехать из оби­те­ли по сло­ву Хри­сто­ву: «Ко­гда же бу­дут гнать вас в од­ном го­ро­де, бе­ги­те в дру­гой» (Мф.10:23). Свя­той Фе­о­дор про­сил на­чаль­ство Лав­ры от­пу­стить его в Са­ров­скую пу­стынь, ку­да и преж­де хо­тел по­сту­пить. Вско­ре же­ла­ние стар­ца, не без со­дей­ствия воз­ли­ко­вав­ших вра­гов свя­то­го, бы­ло ис­пол­не­но. По­лу­чив же­ла­е­мое уволь­не­ние, пре­по­доб­ный ис­хо­да­тай­ство­вал у Св. Си­но­да от­пуск­ные гра­мо­ты для сво­их ду­хов­ных чад, же­лав­ших сле­до­вать за стар­цем в Са­ров, и в 1757 го­ду вы­ехал из Санкт-Пе­тер­бур­га с ра­до­стью, по­сле дол­гой борь­бы и том­ле­ния ду­ха. С ним вы­еха­ли и при­вя­зан­ные к нему ду­хов­ной лю­бо­вью уче­ни­ки и уче­ни­цы, оста­вив­шие бла­га гра­да зем­но­го ра­ди Гра­да Небес­но­го. При­быв в г. Ар­за­мас и не до­ез­жая 60-ти верст до Са­ро­ва, ста­рец по­ме­стил немно­гих сво­их уче­ниц в де­ви­чьем Ни­коль­ском мо­на­сты­ре, а сам с уче­ни­ка­ми по­се­лил­ся в Са­ров­ской пу­сты­ни. Вско­ре умно­жив­ши­е­ся уче­ни­цы пре­по­доб­но­го пе­ре­ве­де­ны бы­ли в Алек­се­ев­скую об­щи­ну, где жи­ли в стро­гом сле­до­ва­нии уста­ву, дан­но­му стар­цем.
Про­жив в Са­ров­ской пу­сты­ни два го­да, отец Фе­о­дор, ви­дя рас­ту­щее чис­ло сво­их уче­ни­ков, счел неудоб­ным ру­ко­во­дить ими, так как и сам был лишь по­слуш­ник са­ров­ский. На­учен­ный горь­ким опы­том бла­го­ра­зум­ной осто­рож­но­сти, ста­рец про­сил от­цов са­ров­ских дать ему обед­нев­шую Са­нак­сар­скую оби­тель, на­хо­дя­щу­ю­ся в трех вер­стах от уезд­но­го го­ро­да Тем­ни­ко­ва, на ле­вом бе­ре­гу ре­ки Мок­ши.
Са­нак­сар­ская пу­стынь по­лу­чи­ла свое на­ча­ло в 1659 го­ду в цар­ство­ва­ние ца­ря Алек­сия Ми­хай­ло­ви­ча. Ме­сто под бу­ду­щую оби­тель дал жи­тель го­ро­да Тем­ни­ко­ва дво­ря­нин пи­сец Лу­ка Евсю­ков, при­гла­сив­ший из Ста­ро-Ка­дом­ско­го мо­на­сты­ря пер­во­го стро­и­те­ля и на­сто­я­те­ля игу&s