Свя­щен­но­му­че­ник Фе­о­дор ро­дил­ся 12 но­яб­ря 1867 го­да в се­ле Вез­гум Бе­ло­зер­ской во­ло­сти Нов­го­род­ской (ныне Во­ло­год­ская об­ласть) гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка Ев­ге­ния Бе­ля­е­ва. В 1889 го­ду он окон­чил Оло­нец­кую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и был ру­ко­по­ло­жен в сан свя­щен­ни­ка. Слу­жил в Тро­иц­ком хра­ме се­ла Уло­ма Че­ре­по­вец­ко­го уез­да. Здесь же, по при­ше­ствии со­вет­ской вла­сти, был в 1919 го­ду аре­сто­ван Че­ре­по­вец­кой ЧК, но вско­ре осво­бож­ден.

В мар­те 1922 го­да при­хо­жа­нам Тро­иц­кой церк­ви в се­ле Уло­ма ста­ло из­вест­но, что вла­сти со­би­ра­ют­ся при­слать ко­мис­сию для изъ­я­тия цер­ков­но­го иму­ще­ства. Вла­сти к это­му вре­ме­ни про­де­мон­стри­ро­ва­ли всей Рос­сии свою же­сто­кость и лжи­вость, и у боль­шин­ства пра­во­слав­ных воз­ник­ло впе­чат­ле­ние, что не на по­мощь го­ло­да­ю­щим пой­дет цер­ков­ное до­сто­я­ние. Это пред­по­ло­же­ние бы­ло не да­ле­ко от дей­стви­тель­но­сти: цер­ков­ные ве­щи ино­гда оста­ва­лись и у тех, кто непо­сред­ствен­но их изы­мал, и са­ма цен­траль­ная власть ши­ро­ко жерт­во­ва­ла их — то на по­дар­ки 1-й Кон­ной ар­мии, то на со­дер­жа­ние го­судар­ствен­ных чи­нов­ни­ков, то на до­пол­ни­тель­ные вы­пла­ты чле­нам ко­мис­сии по изъ­я­тию цен­но­стей.

При­хо­жане хра­ма, в ос­нов­ном жен­щи­ны, ре­ши­ли со­здать свою ко­мис­сию по за­щи­те хра­ма. На вос­кре­се­нье, 26 мар­та, бы­ло на­зна­че­но со­бра­ние чле­нов со­ве­та об­щи­ны, ко­то­рое долж­но бы­ло пе­ре­из­брать пред­се­да­те­ля со­ве­та и ре­шить хо­зяй­ствен­ные во­про­сы, свя­зан­ные с при­бли­жа­ю­щим­ся празд­ни­ком Пас­хи. Од­на­ко жен­щи­ны ре­ши­ли про­ве­сти свое со­бра­ние, где глав­ным во­про­сом был гря­ду­щий при­езд ко­мис­сии по изъ­я­тию цер­ков­ных цен­но­стей. Чтобы не ста­вить под угро­зу со­вет об­щи­ны, его чле­нам бы­ло ве­ле­но уда­лить­ся, свя­щен­ник, ко­то­рый был в то вре­мя пред­се­да­те­лем со­ве­та, так­же не был при­гла­шен, он слу­жил в это вре­мя за­каз­ной мо­ле­бен в пе­ред­ней ча­сти церк­ви. Со­брав­ши­е­ся сра­зу вы­бра­ли пред­се­да­те­ля со­бра­ния — об­ра­зо­ван­ную, энер­гич­ную и глу­бо­ко ве­ру­ю­щую жен­щи­ну Оль­гу Ва­си­льев­ну Ле­ви­ну. Пер­вым и един­ствен­ным во­про­сом, об­суж­дав­шим­ся на со­бра­нии, был во­прос об изъ­я­тии цен­но­стей. Бы­ли вне­се­ны пред­ло­же­ния, что ес­ли при­дут от­би­рать цен­но­сти, то зво­нить в ко­ло­ко­ла, чтобы всей во­ло­стью встать на за­щи­ту хра­ма, а ес­ли бу­дут от­би­рать си­лой, то ока­зать физи­че­ское со­про­тив­ле­ние. По­сле об­суж­де­ния ре­ши­ли из­брать ко­мис­сию по за­щи­те цен­но­стей и во вре­мя изъ­я­тия по­слать по де­рев­ням на­роч­ных для опо­ве­ще­ния. На со­бра­нии при­сут­ство­ва­ли жен­щи­ны из мно­гих де­ре­вень, и от ли­ца при­хо­жан по­чти два­дца­ти де­ре­вень бы­ли со­став­ле­ны при­го­во­ры, что жи­те­ли их не со­глас­ны от­да­вать цер­ков­ные ве­щи.

По­сле со­бра­ния Оль­га Ва­си­льев­на с жен­щи­на­ми по­шли к о. Фе­о­до­ру и со­об­щи­ли, что ими со­здан жен­ский при­ход­ской со­вет, цель ко­то­ро­го под­дер­жи­вать чи­сто­ту в хра­ме, на­блю­дать за по­ряд­ком и охра­нять цер­ков­ные цен­но­сти. Отец Фе­о­дор одоб­рил со­зда­ние со­ве­та и ини­ци­а­ти­ву ве­ру­ю­щих, ко­то­рые, по его мне­нию, и долж­ны бы­ли дер­жать­ся сво­е­го са­мо­сто­я­тель­на ре­ше­ния, ис­хо­дя из то­го, на­сколь­ко до­рог им храм, на­сколь­ко ве­ли­ка у них пра­во­слав­ная ве­ра.

28 мар­та сре­ди жи­те­лей во­ло­сти про­шел слух, что в Уло­му при­е­ха­ла ко­мис­сия из Че­ре­пов­ца, ко­то­рая вско­ре на­ме­ре­на при­сту­пить к изъ­я­тию цен­но­стей из хра­ма. В од­ной из де­ре­вень уда­ри­ли в на­бат, в неко­то­рых де­рев­нях по­яви­лись на­роч­ные, ко­то­рые ста­ли при­зы­вать кре­стьян ид­ти в Уло­му за­щи­щать храм. Вско­ре пе­ред зда­ни­ем Улом­ско­го во­лост­но­го ис­пол­ко­ма со­бра­лась тол­па в две ты­ся­чи че­ло­век, в ос­нов­ном жен­щин, ко­то­рые ста­ли тре­бо­вать ко­мис­сию и кри­чать, что они ни в ко­ем слу­чае цер­ков­ных цен­но­стей не от­да­дут. Это бы­ло око­ло трех ча­сов дня. Меж­ду тем о. Фе­о­дор в этот день в семь ча­сов утра уехал из се­ла за дро­ва­ми; вер­нув­шись до­мой, он по­ехал от­пе­вать мла­ден­ца в со­сед­нюю де­рев­ню, а от­ту­да — в дру­гую де­рев­ню кре­стить ре­бен­ка и осво­бо­дил­ся да­ле­ко за пол­день. Про­ез­жая по се­лу, он уви­дел, что пе­ред ис­пол­ко­мом со­бра­лась огром­ная тол­па. До­ма су­пру­га ска­за­ла, что там об­суж­да­ют всех ра­бот­ни­ков ис­пол­ко­ма.

Через неко­то­рое вре­мя к свя­щен­ни­ку при­бе­жал на­роч­ный из ис­пол­ко­ма и ве­лел, чтобы о. Фе­о­дор сроч­но шел с ним. В ис­пол­ко­ме от о. Фе­о­до­ра по­треб­ва­ли, чтобы он немед­лен­но вы­шел к на­ро­ду, успо­ко­ил его и объ­яс­нил, что бес­смыс­лен­но окру­жать ис­пол­ком, по­сколь­ку изъ­я­тие цен­но­стей про­во­дить­ся не бу­дет; они по­про­си­ли свя­щен­ни­ка убе­дить со­брав­шу­ю­ся тол­пу со­гла­сить­ся с необ­хо­ди­мо­стью изъ­я­тия цен­но­стей из церк­ви. Отец Фе­о­дор от­ка­зал­ся, ска­зав, что ес­ли он да­же и вый­дет, то ни­че­го из это­го не по­лу­чит­ся, так как ве­ру­ю­щие со­чтут, что свя­щен­ник так го­во­рит, по­то­му что за­пу­ган, и не по­слу­ша­ют­ся его.

То­гда к тол­пе вы­шел пред­ста­ви­тель вла­сти. Неко­то­рое вре­мя его слу­ша­ли, а по­том ста­ли пре­ры­вать кри­ка­ми. Со­брав­ши­е­ся за­яви­ли, что ни­ка­ким ре­чам пред­ста­ви­те­лей вла­сти не ве­рят, и пусть луч­ше вый­дет к ним ба­тюш­ка и все объ­яс­нит.

Ора­тор вер­нул­ся в во­лост­ной ис­пол­ком и пред­ло­жил о. Фе­о­до­ру вый­ти к тол­пе и ска­зать, что сей­час изъ­я­тия цен­но­стей не бу­дет; к мо­мен­ту изъ­я­тия дол­жен при­быть спе­ци­аль­ный упол­но­мо­чен­ный из Че­ре­пов­ца, о чем ве­ру­ю­щие бу­дут своевре­мен­но из­ве­ще­ны. Свя­щен­ник от­ка­зал­ся. Рас­сер­жен­ные со­труд­ни­ки ис­пол­ко­ма ста­ли спра­ши­вать у свя­щен­ни­ка, го­во­рил ли он в хра­ме про­по­ве­ди о необ­хо­ди­мо­сти по­жерт­во­ва­ний, о том, чтобы от­дать без поль­зы ле­жа­щие в церк­ви цен­но­сти, по­сколь­ку мил­ли­о­ны лю­дей го­ло­да­ют, а де­сят­ки ты­сяч уми­ра­ют от го­ло­да — ведь с при­зы­вом к по­жерт­во­ва­ни­ям об­ра­ти­лись выс­шие слу­жи­те­ли хри­сти­ан­ской ре­ли­гии, зна­ет ли об этом свя­щен­ник.

— Не сто­ит и го­во­рить, — от­ве­тил о. Фе­о­дор, — га­зет я не чи­таю и ни­ка­ких воз­зва­ний не знаю.

В это вре­мя тол­па вплот­ную при­дви­ну­лась к зда­нию, и неко­то­рые жен­щи­ны ста­ли уже про­хо­дить внутрь. Свя­щен­ни­ку в ка­те­го­ри­че­ской фор­ме бы­ло при­ка­за­но, чтобы он вы­шел к на­ро­ду. Отец Фе­о­дор ни­че­го не от­ве­тил, он про­шел в дру­гую ком­на­ту, где со­бра­лось в это вре­мя че­ло­век два­дцать жен­щин, и, об­ра­ща­ясь к ним, ска­зал:

— Вот сей­час го­во­рят, что вы не зна­е­те, что есть го­лод­ные, и ни­че­го не жерт­ву­е­те; что ж, на­до жерт­во­вать.

В от­вет жен­щи­ны ста­ли кри­чать, что они все вре­мя жерт­ву­ют и по­чти все от­да­ли.

Свя­щен­ник на это ска­зал:

— Вот сей­час здесь го­во­рят, что не все из церк­ви возь­мут, а толь­ко лиш­нее.

Ска­зав это, он по­вер­нул­ся и ушел до­мой. Тол­па сто­я­ла, не рас­хо­дясь, на­во­дя страх на во­лост­ные вла­сти; был вы­зван от­ряд ми­ли­ции, ко­то­рый рас­се­ял тол­пу.

В тот же день пред­се­да­тель Улом­ско­го во­лост­но­го со­ве­та со­ста­вил ра­порт: «Мне как пред­се­да­те­лю при­шлось вы­звать в вол­ис­пол­ком свя­щен­ни­ка, ко­то­ро­му бы­ло пред­ло­же­но убе­дить мас­сы и разъ­яс­нить цель изъ­я­тия из церк­вей неко­то­рых дра­го­цен­но­стей, но поп или по незна­нию, или по неже­ла­нию, это­го не сде­лал, то­гда вся тол­па в ко­ли­че­стве до 2000 че­ло­век об­сту­пи­ла вол­ис­пол­ком и не поз­во­ля­ла при­сут­ству­ю­щим в нем чле­нам и слу­жа­щим, а так­же чле­нам из мест­но­го кол­лек­ти­ва, на­хо­дя­щим­ся здесь, вый­ти из по­ме­ще­ния в те­че­ние от трех до че­ты­рех ча­сов. Вол­ис­пол­ко­му ни­ка­ких объ­яс­не­ний вы­ска­зать бы­ло нель­зя под кри­ком и угро­за­ми озве­ре­лой тол­пы, в ко­то­рой по­яви­лись да­же и му­жи­ки.

При сем при­ла­гаю спи­сок ру­ко­во­ди­те­лей это­го по­ис­ти­не без­об­раз­но­го и контр­ре­во­лю­ци­он­но­го де­ла, ко­то­рых про­шу при­влечь к са­мой стро­гой от­вет­ствен­но­сти через Рев­три­бу­нал.

Ни­ка­ких ма­те­ри­а­лов боль­ше при­ла­гать не на­хо­жу нуж­ным, и де­ло это нуж­но вы­пол­нить быст­ро без юри­ди­че­ской за­кон­но­сти и раз­бо­ра, как это­го тре­бу­ет наш го­лод­ный брат По­вол­жья.

Сло­ва­ми при­зы­вать к со­зна­тель­но­сти нет ни­ка­кой воз­мож­но­сти, да в на­сто­я­щий мо­мент и неко­гда, и тем бо­лее что они все весь­ма дав­но об этом зна­ют... Чтобы за­ста­вить, уго­во­рить мас­су, нуж­но сло­во пас­ты­ря церк­ви, но пас­тырь по­че­му-то в этот день уехал за дро­ва­ми, и по­то­му про­шу при­нять стро­гие ме­ры к улом­ско­му свя­щен­ни­ку, со­зда­ю­ще­му контр­ре­во­лю­ци­он­ное вы­ступ­ле­ние...»

На сле­ду­ю­щий день, 29 мар­та, вла­сти аре­сто­ва­ли свя­щен­ни­ка Фе­о­до­ра Бе­ля­е­ва, Оль­гу Ва­си­льев­ну Ле­ви­ну, чле­нов цер­ков­но­го со­ве­та Алек­сея Те­рен­тье­ви­ча Пар­са­ко­ва, Тро­фи­ма Ефи­мо­ви­ча Ни­ко­ла­е­ва, Ва­си­лия Ва­си­лье­ви­ча Мат­ве­е­ва, Ива­на Ива­но­ви­ча Лу­ки­че­ва, Ива­на Пет­ро­ви­ча Ут­ки­на и его сы­на Пет­ра; все аре­сто­ван­ные бы­ли за­клю­че­ны в Че­ре­по­вец­кую тюрь­му. Та­ким об­ра­зом вла­сти, несмот­ря на преду­смот­ри­тель­ную осто­рож­ность жен­щин, аре­сто­ва­ли свя­щен­ни­ка, цер­ков­ный со­вет и пред­се­да­те­ля жен­ско­го со­ве­та за­щи­ты хра­ма. На­ча­лись до­про­сы. На во­про­сы сле­до­ва­те­ля свя­щен­ник от­ве­тил:

— От­да­вать цер­ков­ное иму­ще­ство — де­ло ве­ру­ю­щих, а не слу­жи­те­лей церк­ви, ни­ка­ких мер к успо­ко­е­нию граж­дан мною при­ня­то не бы­ло, так я в это вре­мя был в от­луч­ке, но хо­тя бы и был, то ни­че­го бы не пред­при­нял. Ко­гда я был в Ве­сье­гон­ске 24 мар­та, то слы­хал, что и там по­ста­но­ви­ли цен­но­сти не от­да­вать, а жерт­во­вать кто чем мо­жет...

По­сле до­про­са о. Фе­о­дор счел нуж­ным обо­зна­чить свою по­зи­цию, ка­са­ю­щу­ю­ся пред­ме­тов, име­ю­щих бо­го­слу­жеб­ное зна­че­ние, и на­пи­сал: «... Я стою за то, что свя­тыне по­до­ба­ет бла­го­ле­пие, и Свя­тые Да­ры долж­ны быть обя­за­тель­но в дра­го­цен­ных со­су­дах, ес­ли они есть, рас­по­ря­дить­ся — от­дать или не от­дать со­су­ды и во­об­ще цер­ков­ное иму­ще­ство — впра­ве ве­ру­ю­щие, не слу­жи­тель куль­та».

Через неко­то­рое вре­мя сно­ва со­сто­ял­ся до­прос; о. Фе­о­дор на во­прос о про­ис­шед­ших в Уло­ме со­бы­ти­ях от­ве­тил:

— По су­ще­ству про­ис­шед­ше­го... мо­гу по­ка­зать сле­ду­ю­щее: на 26 мар­та бы­ло на­зна­че­но об­щее со­бра­ние чле­нов со­ве­та об­щи­ны ве­ру­ю­щих при улом­ской Тро­иц­кой церк­ви, на ка­ко­вом со­бра­нии долж­ны бы­ли об­суж­дать­ся во­про­сы: о пас­халь­ном воз­на­граж­де­нии ду­хо­вен­ства и о про­да­же све­чей. Так как во­прос ка­сал­ся воз­на­граж­де­ния ду­хо­вен­ства, то мы, чле­ны прич­та, на со­бра­ние не бы­ли при­гла­ше­ны. В вос­кре­се­нье, 26 мар­та, по­сле обед­ни, в то вре­мя, ко­гда я слу­жил мо­ле­бен в пе­ред­ней ча­сти церк­ви, в зад­ней по­ло­вине со­бра­лись лю­ди. Но кто на­хо­дил­ся в этой мас­се, ска­зать не мо­гу, так как я про­шел ми­мо и лю­ди сто­я­ли ко мне спи­ной. Что бы­ло на со­бра­нии, я не мо­гу ска­зать, о ре­ше­нии со­бра­ния я узнал от при­шед­ших ко мне жен­щин, ко­то­рые за­яви­ли, что они из­бра­ны в жен­ский при­ход­ской со­вет, цель ко­то­ро­го — на­блю­де­ние за чи­сто­той в церк­ви, за ти­ши­ной и по­ряд­ком. Я со сво­ей сто­ро­ны толь­ко при­вет­ство­вал та­кое ре­ше­ние, так как чем боль­ше бу­дет со­вет, тем луч­ше — бу­дет ко­му сле­дить за ти­ши­ной в церк­ви, на­блю­дать чи­сто­ту и по­ря­док и за охра­ной цен­но­стей.

— Чем вы­зва­лась необ­хо­ди­мость со­зда­вать та­кой жен­ский со­вет, а тем бо­лее его по­след­няя функ­ция, ука­зан­ная в про­то­ко­ле, охра­на цен­но­стей? — сил сле­до­ва­тель.

— По­ла­гаю, что это вы­зва­но слу­ха­ми об изъ­я­тии цен­но­стей в поль­зу го­ло­да­ю­щих.

— Что, по-ва­ше­му, озна­ча­ет «охра­на цен­но­стей»?

— Во­об­ще, чтобы цен­но­сти бы­ли це­лы от взя­тия кем бы то ни бы­ло.

— Что ва­ми бы­ло сде­ла­но, чтобы успо­ко­ить тол­пу?

— Мной бы­ло ска­за­но тол­пе, что изъ­я­тия цен­но­стей еще нет, а ес­ли и бу­дет взя­то, то не все — необ­хо­ди­мое бу­дет остав­ле­но для бо­го­слу­же­ния.

— От­ку­да вы зна­е­те, что в та­ком по­ряд­ке бу­дут изъ­яты цен­но­сти?

— По слу­хам, так как ни­ка­ко­го рас­по­ря­же­ния от мест­ных вла­стей не бы­ло, точ­но так же не зна­ли по­ста­нов­ле­ний цен­траль­но­го пра­ви­тель­ства. Ко­го-ли­бо в аги­та­ции про­тив изъ­я­тия цен­но­стей я не за­ме­чал и не слы­хал.

Оль­га Ле­ви­на, бу­дучи до­про­ше­на сле­до­ва­те­лем, ска­за­ла:

— Де­ло бы­ло в вос­кре­се­нье, 26 мар­та. Мы, жен­щи­ны, еще рань­ше го­во­ри­ли о чи­сто­те хра­ма, и слу­хи бы­ли об изъ­я­тии ве­щей из хра­ма, но кем рас­про­стра­ня­лись слу­хи, мне не бы­ло из­вест­но. Но мы, жен­щи­ны, го­во­ри­ли меж­ду со­бой, ко­гда при­е­дет ко­мис­сия, то ве­щи не от­да­дим, а пред­ло­жим со­брать по­силь­но по­мощь сре­ди при­хо­жан про­дук­та­ми и по­про­сим дать пред­ста­ви­те­ля от го­ло­да­ю­щих и по­слать ско­рей го­ло­да­ю­щим про­дук­ты. А ве­щи оста­вить для ре­мон­та хра­ма. Вы­бра­ли ме­ня пред­се­да­те­лем со­ве­та. Уго­во­ри­лись так: ко­гда при­дут к церк­ви за ве­ща­ми, то дать мне знать через сто­ро­жа, и я при­ду ту­да... Я хо­те­ла с ни­ми по­го­во­рить от име­ни жен­ско­го со­бра­ния об остав­ле­нии цер­ков­ных ве­щей, о за­мене та­ко­вых по­силь­ны­ми по­жерт­во­ва­ни­я­ми про­дук­та­ми. И ес­ли бы ко­мис­сия не со­гла­си­лась на мое пред­ло­же­ние, то я хо­те­ла про­сить ко­мис­сию об от­сроч­ке изъ­я­тия цен­но­стей дня на три, ко­гда со­бе­рет­ся весь при­ход и ре­шит — да­вать или не да­вать. Так бы­ло ре­ше­но жен­ским со­бра­ни­ем. Ча­са в три или че­ты­ре при­шел маль­чик и ска­зал, чтобы я по­шла в Уло­му. Я оде­лась и по­шла. При­шла и ви­жу: у церк­ви по­ря­доч­ная тол­па на­ро­ду, я спро­си­ла, за­чем вы со­бра­лись, кто вас звал. Они от­ве­ти­ли, что са­ми при­шли. Я спро­си­ла со­брав­ших­ся, что у них вы­шло, что вдруг со­бра­лись. Жен­щи­ны мне го­во­рят, что мы си­де­ли в ке­лье, и к нам при­хо­дят и го­во­рят, что аре­сто­ва­ли свя­щен­ни­ка.

— Как вы по­сту­пи­ли по­сле это­го с ис­пол­ко­мом?

— Я са­ма лич­но не бы­ла в это вре­мя, ко­гда жен­щи­ны бы­ли в ис­пол­ко­ме, но слы­ша­ла от жен­щин, ко­гда при­шла из до­му, ко­то­рые ска­за­ли мне, что мы с ис­пол­ко­мом по­ру­га­лись как сле­ду­ет.

— Кто при­ка­зал или, вер­нее, под­ска­зал Вол­ну­хи­ной по­зво­нить в ко­ло­кол?

— По­го­ря­чи­лась. Кто ей ве­лел зво­нить — не знаю.

17 мая 1922 го­да в Че­ре­пов­це со­сто­я­лось за­се­да­ние Гу­берн­ско­го Ре­во­лю­ци­он­но­го три­бу­на­ла, на ко­то­ром раз­би­ра­лось де­ло вось­ми об­ви­ня­е­мых. В кон­це дня Рев­три­бу­нал за­чи­тал при­го­вор: «Лу­ки­че­ва Ива­на Ива­но­ви­ча, Че­ре­по­вец­ко­го уез­да и гу­бер­нии, Улом­ской во­ло­сти де­рев­ни По­па­дьи­но, со­ро­ка се­ми лет, из кре­стьян, чле­на цер­ков­но­го со­ве­та, Мат­ве­е­ва Ва­си­лия Ва­си­лье­ви­ча, той же во­ло­сти де­рев­ни Фе­до­со­во, со­ро­ка трех лет, из кре­стьян, чле­на цер­ков­но­го со­ве­та, Ни­ко­ла­е­ва Тро­фи­ма Ефи­мо­ви­ча, той же во­ло­сти де­рев­ни Ко­ро­то­во, пя­ти­де­ся­ти од­но­го го­да, из кре­стьян, чле­на цер­ков­но­го со­ве­та, Ут­ки­на Ива­на Пет­ро­ви­ча, той же во­ло­сти де­рев­ни Пе­сье, се­ми­де­ся­ти двух лет, из кре­стьян, чле­на улом­ско­го цер­ков­но­го со­ве­та — ли­шить сво­бо­ды сро­ком на два го­да с при­ме­не­ни­ем об­ще­ствен­но-при­ну­ди­тель­ных ра­бот каж­до­го, но, при­ни­мая во вни­ма­ние их ма­ло­со­зна­тель­ность и низ­кий куль­тур­ный уро­вень, — на­ка­за­ние счи­тать услов­ным, но ли­шить ак­тив­но­го и пас­сив­но­го из­би­ра­тель­но­го пра­ва на три го­да каж­до­го.

Ут­ки­на Пет­ра Ива­но­ви­ча, Че­ре­по­вец­кой гу­бер­нии и уез­да, Улом­ской во­ло­сти де­рев­ни Пе­сье, со­ро­ка трех лет, из кре­стьян, под­верг­нуть ли­ше­нию сво­бо­ды в до­ме за­клю­че­ния сро­ком на пол­то­ра го­да и ли­шить из­би­ра­тель­ных прав по­сле от­бы­тия на­ка­за­ния на два го­да.

Пар­са­ко­ва Алек­сея Те­рен­тье­ви­ча, Че­ре­по­вец­кой гу­бер­нии и уез­да, Улом­ской во­ло­сти де­рев­ни Ко­ро­то­во, ше­сти­де­ся­ти двух лет, из кре­стьян, чле­на улом­ско­го цер­ков­но­го со­ве­та за­клю­чить в дом за­клю­че­ния с ли­ше­ни­ем сво­бо­ды сро­ком на три го­да и ли­шить из­би­ра­тель­ных прав сро­ком на три го­да по­сле от­бы­тия на­ка­за­ния.

Бе­ля­е­ва Фе­до­ра Ев­ге­нье­ви­ча, Че­ре­по­вец­кой гу­бер­нии и уез­да, Улом­ской во­ло­сти, де­рев­ни Уло­ма, пя­ти­де­ся­ти че­ты­рех лет, свя­щен­ни­ка улом­ской церк­ви и пред­се­да­те­ля цер­ков­но­го со­ве­та за­клю­чить в ис­прав­дом на че­ты­ре го­да.

Ле­ви­ну Оль­гу Ва­си­льев­ну, Че­ре­по­вец­кой гу­бер­нии и уез­да, Улом­ской во­ло­сти, де­рев­ни Кло­пу­зо­во, со­ро­ка од­но­го го­да, за­клю­чить в ис­прав­дом сро­ком на пять лет и ли­шить вы­бор­ных прав на три го­да по­сле от­бы­тия на­ка­за­ния. (Оль­га Ва­си­льев­на бы­ла вдо­вой, на ее ижди­ве­нии оста­лось двое де­тей — сын Ва­си­лий де­ся­ти лет и дочь Ве­ра вось­ми лет.) По­сле осво­бож­де­ния о. Фе­о­дор вер­нул­ся слу­жить в то же се­ло, но в 1931 го­ду сно­ва был аре­сто­ван за невы­пол­не­ние про­из­воль­но на­зна­чен­ной нор­мы хле­бо­за­го­то­вок и при­го­во­рен к пя­ти го­дам ссыл­ки.

Вер­нув­шись из ссыл­ки в 1933 го­ду, о. Фе­о­дор по­сту­пил слу­жить в Ма­ка­рьев­ский храм се­ла Ма­ка­ро­во Егон­ско­го сель­со­ве­та Ве­сье­гон­ско­го рай­о­на Твер­ской об­ла­сти.

Та­ким был путь пра­во­слав­но­го пас­ты­ря во вре­мя го­не­ний: из пят­на­дца­ти лет цер­ков­но­го слу­же­ния, с 1918 по 1933 год, во­семь лет он нес крест ис­по­вед­ни­че­ства, пре­бы­вая в за­клю­че­нии и ссыл­ке. Ко­гда о. Фе­о­дор вер­нул­ся из ссыл­ки, он, уже не имея ни­че­го сво­е­го, ни до­ма, ни иму­ще­ства, жил в цер­ков­ной сто­рож­ке вме­сте со сто­ро­жем, глу­бо­ко ве­ру­ю­щим пра­во­слав­ным че­ло­ве­ком. Се­мья — че­ты­ре до­че­ри и три сы­на, бы­ли са­мо­сто­я­тель­ны и жи­ли кто где устро­ил­ся, су­пру­га Ла­ри­са Ми­хай­лов­на — в Ве­сье­гон­ске.

Отец Фе­о­дор всю свою жизнь рев­но­вал толь­ко о хра­ме и служ­бе и ни­че­го не бо­ял­ся; ко­гда не ста­ло хва­тать средств на со­дер­жа­ние хра­ма и на дро­ва, по­то­му что вла­сти об­ло­жи­ли при­ход на­ло­га­ми, он сам по­шел со­би­рать день­ги сре­ди при­хо­жан. Сель­со­вет до­нес об этой де­я­тель­но­сти свя­щен­ни­ка в со­от­вет­ству­ю­щее учре­жде­ние, но то­гда де­ло оста­лось без по­след­ствий.

В кон­це 1936 - на­ча­ле 1937 го­да вла­сти на­ча­ли но­вое го­не­ние на Пра­во­слав­ную Цер­ковь, и 17 мар­та сель­со­вет за­крыл храм. Отец Фе­о­дор в тот день стал до­би­вать­ся от­кры­тия хра­ма, объ­яс­няя чле­нам два­дцат­ки и ве­ру­ю­щим, что храм за­крыт неза­кон­но. Он на­пи­сал жа­ло­бу во ВЦИК и сам со­брал под ней под­пи­си ве­ру­ю­щих. А по­ка храм был за­крыт, он хо­дил по до­мам при­хо­жан — слу­жил мо­леб­ны и со­вер­шал тре­бы.

Через ме­сяц сель­со­вет объ­явил, что на тер­ри­то­рии де­ре­вень, при­ле­жа­щих к Егон­ско­му сель­со­ве­ту, на­ча­лась эпи­де­мия сып­но­го ти­фа, и свя­щен­ни­ку бы­ло за­пре­ще­но хо­дить по до­мам. Это бы­ла яв­ная ложь, и о. Фе­о­дор про­дол­жал хо­дить по се­лам и де­рев­ням, неся лю­дям сло­во Бо­жие и бла­го­дат­ные та­ин­ства. Уви­дев, что эти­ми сред­ства­ми уре­зо­нить его не удаст­ся, вла­сти на­ла­ди­ли про­тив него след­ствие, но оно опять кон­чи­лось ни­чем.

Бы­ва­ло, ко­гда о. Фе­о­дор при­хо­дил в сель­со­вет пла­тить на­ло­ги, пред­се­да­тель при­ни­мал­ся его убеж­дать, что Бо­га нет и ре­ли­гия это об­ман, пы­тал­ся уго­во­рить его оста­вить все цер­ков­ное и свя­щен­ни­че­скую служ­бу. Но в сво­ем ис­по­ве­да­нии пра­во­сла­вия о. Фе­о­дор был тверд и на безум­ные гла­го­лы все­гда так от­ве­чал:

— Ве­ры я ни­ко­гда не остав­лю и умру на служ­бе свя­щен­ни­ком.

8 ок­тяб­ря 1937 го­да о. Фе­о­дор был аре­сто­ван и за­клю­чен в тюрь­му в Ве­сье­гон­ске. То­гда ему бы­ло уже семь­де­сят лет. При аре­сте взя­ли по­след­нее, что у него оста­ва­лось, — де­вят­на­дцать книг ду­хов­но­го со­дер­жа­ния и порт­рет Иоан­на Крон­штадт­ско­го; свя­той пра­вед­ный Иоанн не раз про­ез­жал те­ми ме­ста­ми, где слу­жил о. Фе­о­дор.

В те­че­ние двух дней, 12 и 13 ок­тяб­ря, со­сто­я­лись до­про­сы «сви­де­те­лей» — кол­хоз­но­го бри­га­ди­ра и кол­хоз­ни­ков. Вы­би­ра­лись, ко­неч­но, сви­де­те­ли неве­ру­ю­щие и нецер­ков­ные, ко­то­рые мог­ли дать по­ка­за­ния в со­от­вет­ствии с по­же­ла­ни­я­ми со­труд­ни­ков НКВД. Но ав­то­ри­тет о. Фе­о­до­ра сре­ди на­ро­да был столь ве­лик, что ни­кто не хо­тел на­го­ва­ри­вать лиш­не­го. На во­про­сы сле­до­ва­те­ля от­ве­ча­ли так:

— В 1935 го­ду в мо­мент сня­тия ко­ло­ко­лов с Ма­ка­рьев­ской церк­ви Бе­ля­ев мо­би­ли­зо­вал ве­ру­ю­щих для пре­пят­ствия уда­ле­нию ко­ло­ко­лов. В мо­мент зер­но­по­ста­вок го­су­дар­ству 1936 го­да Бе­ля­ев в цер­ков­ной сто­рож­ке го­во­рил, что со­вет­ская власть пу­тем за­го­то­вок у кол­хоз­ни­ков от­би­ра­ет весь хлеб, а кол­хоз­ни­кам остав­ля­ет толь­ко от­бро­сы. В то же вре­мя го­во­рил, что кол­хо­зы ор­га­ни­зо­ва­ны для то­го, чтобы со­вет­ская власть име­ла воз­мож­ность ими рас­по­ря­жать­ся про­тив во­ли на­ро­да. Ле­том 1937 го­да, ко­гда я был на кось­бе кле­ве­ра, ми­мо ме­ня про­хо­дил Бе­ля­ев, ко­то­рый ска­зал, что хо­рош вы­рос кле­вер, но не для кол­хоз­ных ло­ша­дей, а для со­вет­ской вла­сти. В июне и июле ме­ся­це 1937 го­да я неод­но­крат­но встре­чал­ся в Егон­ской лав­ке с Бе­ля­е­вым, ко­то­рый вви­ду вре­мен­но­го пе­ре­боя воль­ной про­да­жи хле­ба го­во­рил, что ну вот, кол­хоз­нич­ки, осе­нью хлеб от­да­е­те го­су­дар­ству, а вес­ной за ки­ло­грам­мом сто­и­те в оче­ре­ди це­лы­ми дня­ми. До­пол­няю, что в ап­ре­ле ме­ся­це, в мо­мент мо­е­го слу­чай­но­го на­хож­де­ния в цер­ков­ной сто­рож­ке, Бе­ля­ев го­во­рил со сво­им сто­ро­жем о том, что со­вет­ская власть на­силь­но, про­тив во­ли на­ро­да за­кры­ва­ет церк­ви с це­лью пре­пят­ство­ва­ния ве­рить пра­во­слав­ным. В том же ме­ся­це он неглас­но мо­би­ли­зо­вал цер­ков­ный со­вет на сбор под­пи­сей от окру­жа­ю­ще­го на­се­ле­ния о вос­ста­нов­ле­нии служ­бы в Ма­ка­рьев­ской церк­ви.

Дру­гая сви­де­тель­ни­ца по­ка­за­ла:

— В мар­те ме­ся­це 1937 го­да Ма­ка­рьев­ская цер­ковь бы­ла за­кры­та, по­сле че­го Бе­ля­ев го­во­рил, что со­вет­ская власть пре­сле­ду­ет ве­ро­ис­по­ве­да­ние то есть на­силь­но, про­тив во­ли на­ро­да за­кры­ва­ет церк­ви, при­чем Бе­ля­ев неглас­но со­би­рал цер­ков­ные со­бра­ния ве­ру­ю­щих в по­ме­ще­нии цер­ков­ной сто­рож­ки и аги­ти­ро­вал о сбо­ре под­пи­сей по до­мам от на­се­ле­ния, чтобы раз­ре­ши­ли цер­ков­ную служ­бу, вслед­ствие че­го ве­ру­ю­щие ку­ла­ки, на­при­мер, цер­ков­ный сто­рож и дру­гие, хо­ди­ли по се­ле­ни­ям, в то же вре­мя Бе­ля­ев и сам этим де­лом за­ни­мал­ся.

15 ок­тяб­ря сле­до­ва­тель до­про­сил о. Фе­о­до­ра:

— Про­жи­вая в де­ревне Ма­ка­ро­ве Егон­ско­го сель­со­ве­та, вы си­сте­ма­ти­че­ски ве­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию, вы­сту­па­ли про­тив про­во­ди­мых хоз­по­лит­кам­па­ний. При­зна­е­те ли вы это?

— Ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции я не вел, про­тив про­во­ди­мых хоз­по­лит­кам­па­ний я не вы­ска­зы­вал­ся.

— В 1935 го­ду при изъ­я­тии ко­ло­коль­ной брон­зы в церк­вях и в ап­ре­ле 1937 го­да вы на поч­ве ре­ли­ги­оз­ных убеж­де­ний со­зда­ва­ли недо­воль­ство сре­ди на­се­ле­ния, на­стра­и­ва­ли его про­тив со­вет­ской вла­сти, при этом ве­ли ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию. Рас­ска­жи­те след­ствию, в свя­зи с чем это вы про­во­ди­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную де­я­тель­ность?

— Раз­го­во­ра о сня­тии ко­ло­ко­лов в церк­ви с мо­ей сто­ро­ны я не пом­ню, на­счет за­кры­тия церк­вей раз­го­вор в сто­рож­ке в ап­ре­ле 1937 го­да был. Я го­во­рил, что ско­ро все церк­ви за­кро­ют, а ве­ру­ю­щим со­вет­ская власть ве­ро­вать за­пре­тит.

— При вы­пол­не­нии зер­но­по­ста­вок кол­хоз­ни­ка­ми ле­том 1936 го­да и в июне 1937 го­да вы ве­ли ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию про­тив го­судар­ствен­ных зер­но­по­ста­вок, при этом вы­ска­зы­ва­лись в контр­ре­во­лю­ци­он­ной фор­ме. При­по­ми­на­е­те ли вы это?

— Я это­го при­пом­нить не мо­гу, по­то­му что ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции я не вел.

— Ле­том 1937 го­да, в июне и в июле, на поч­ве вре­мен­но­го пе­ре­боя в тор­гов­ле хле­бом, вы, бы­вая в лав­ке Егон­ско­го сель­по, неод­но­крат­но вы­ска­зы­ва­ли ан­ти­со­вет­ские взгля­ды, со­зда­ва­ли недо­воль­ство сре­ди на­се­ле­ния. Рас­ска­жи­те, как вы вы­ска­зы­ва­лись у Егон­ско­го сель­по.

— У Егон­ской лав­ки ле­том 1937 го­да в мо­мент пе­ре­бо­ев в тор­гов­ле хле­бом, это бы­ло в июне и июле, я неод­но­крат­но го­во­рил сре­ди на­се­ле­ния, что рань­ше при ца­ре бы­ло все­го мно­го, и хлеб был, а те­перь при со­вет­ской вла­сти хле­ба не ста­ло, при­хо­дит­ся в оче­ре­ди сто­ять. Кро­ме это­го я ни­че­го го­во­рил.

На этом до­прос был за­кон­чен; в тот же день бы­ло со­став­ле­но об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние и от­прав­ле­но на рас­смот­ре­ние Трой­ки НКВД. 1 но­яб­ря Трой­ка по­ста­но­ви­ла о. Фе­о­до­ра рас­стре­лять. Свя­щен­ник Фе­о­дор Бе­ля­ев рас­стре­лян через день, 3 но­яб­ря 1937 го­да.

При­чис­лен к ли­ку свя­тых Но­во­му­че­ни­ков и Ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских на Юби­лей­ном Ар­хи­ерей­ском Со­бо­ре Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в ав­гу­сте 2000 го­да для об­ще­цер­ков­но­го по­чи­та­ния.

Игу­мен Да­мас­кин. "Му­че­ни­ки, ис­по­вед­ни­ки и по­движ­ни­ки бла­го­че­стия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви XX сто­ле­тия". Тверь, Из­да­тель­ство "Бу­лат", т.1 1992, т.2 1996, т.3 1999, т.4 2000, т.5 2001.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru/