Свя­щен­но­му­че­ник Ев­ста­фий ро­дил­ся 29 мар­та 1880 го­да в се­мье свя­щен­ни­ка По­лоц­кой епар­хии Вла­ди­ми­ра Ма­ла­хов­ско­го. В 1897 го­ду Ев­ста­фий окон­чил По­лоц­кое ду­хов­ное учи­ли­ще, в 1900 го­ду – три клас­са Ви­теб­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии и был на­зна­чен учи­те­лем в Пруд­скую цер­ков­но­при­ход­скую шко­лу Грод­нен­ской епар­хии.
Рев­ност­ный хри­сти­а­нин, он ре­шил по­слу­жить Церк­ви в слож­ных то­гда усло­ви­ях Тур­ке­стан­ской епар­хии, где рус­ские пе­ре­се­лен­цы в ту по­ру по­чти не име­ли хра­мов и ду­хо­вен­ства, и 15 де­каб­ря 1904 го­да был на­зна­чен пса­лом­щи­ком в таш­кент­скую во­ен­ную цер­ковь; в мар­те сле­ду­ю­ще­го го­да он был пе­ре­ве­ден в тур­ке­стан­ский ка­фед­раль­ный со­бор; 13 мая 1905 го­да ру­ко­по­ло­жен во диа­ко­на, а на дру­гой день – во свя­щен­ни­ка к это­му со­бо­ру.
27 мая 1905 го­да отец Ев­ста­фий был на­зна­чен свя­щен­ни­ком Трех­свя­ти­тель­ской церк­ви в се­ло Ка­ра­бу­лак. 1 сен­тяб­ря 1906 го­да он был пе­ре­ме­щен в Со­фий­скую цер­ковь го­ро­да Вер­но­го, 5 сен­тяб­ря 1907 го­да на­зна­чен на­сто­я­те­лем хра­ма в се­ле Ива­нов­ском Леп­син­ско­го уез­да, в 1909 го­ду – в По­кров­скую цер­ковь го­ро­да Вер­но­го, в 1910 го­ду – в храм по­сел­ка Ка­ра­лин­ско­го Леп­син­ско­го уез­да, в 1911 го­ду – в ста­ни­цу Леп­син­скую.
За вре­мя слу­же­ния в Леп­син­ском уез­де ему близ­ко при­шлось на­блю­дать жизнь рус­ских пе­ре­се­лен­цев. Отец Ев­ста­фий пи­сал: «…Срав­ни­тель­но еще недав­но, лет пять или шесть, жизнь здеш­не­го края во мно­гих от­но­ше­ни­ях ка­за­лась луч­ше, чи­ще и от­рад­нее. Мне при­хо­ди­лось слы­шать рас­ска­зы о воз­ник­но­ве­нии и са­мо­му на­блю­дать жизнь ста­ро­жиль­че­ских се­ле­ний. Недав­но же при­ве­лось по­слу­жить и в пе­ре­се­лен­че­ском при­хо­де.
Преж­де все­го, боль­шая раз­ни­ца в на­стро­е­нии преж­не­го пе­ре­се­лен­ца и те­пе­реш­не­го. Преж­ний пе­ре­се­ле­нец был, по­чти ис­клю­чи­тель­но, хле­бо­роб. Шел в по­ис­ках зем­ли­цы и луч­шей до­ли и был счаст­лив, ко­гда по­сле дол­гих про­ше­ний и ски­та­ний ему на­ко­нец уда­ва­лось по­лу­чить на­дел и раз­ре­ше­ние на­чаль­ства по­се­лить­ся на об­лю­бо­ван­ном ме­сте. Пер­вой за­бо­той его по­сле это­го бы­ло по­стро­ить хо­тя бы ма­лень­кий храм, и от­рад­но би­лось серд­це его, ко­гда в этом хра­ме, ино­гда ра­за три в год не бо­лее, раз­да­ва­лась служ­ба Бо­жия, со­вер­ша­е­мая при­ез­жим свя­щен­ни­ком. В это вре­мя чув­ство­вал он, что хо­тя и да­лек от сво­ей преж­ней ро­ди­ны, что хо­тя и окру­жен со всех сто­рон ино­вер­ца­ми, но все же не по­те­рял еще ду­хов­ной свя­зи с ро­ди­мой сто­ро­ной, и лег­че ему бы­ло, ко­гда он ви­дел, что и здесь есть еще лю­ди оди­на­ко­вые с ним по ве­ре, и здесь, хо­тя ред­ко, все же он ви­дит та­ко­го же пас­ты­ря, ка­кой на­став­лял его в дет­стве и ко­то­ро­му при­вык он до­ве­рять­ся во всем. До­ро­жа сво­ей ве­рой, он рев­ни­во обе­ре­гал ее, а так как ра­нее схо­ди­лись в се­ле­ния по сво­е­му со­гла­сию, то кре­стьяне-ма­ло­рос­сы про­сто не при­ни­ма­ли в свои об­ще­ства раз­ных сек­тан­тов. Но вот про­хо­дил год, дру­гой. Уве­ли­чи­ва­лось ма­те­ри­аль­ное бла­го­со­сто­я­ние при­шель­ца: а в свя­зи с этим яв­ля­лось и же­ла­ние иметь бо­лее бла­го­укра­шен­ный храм. Ста­ро­жил не лю­бил в этом свя­том де­ле ис­кать по­сто­рон­ней по­мо­щи и сво­и­ми жерт­ва­ми и тру­да­ми вско­ре воз­дви­гал его.
Воз­двиг­ши храм, он на­чи­нал хло­по­тать се­бе при­чт и в этом от­но­ше­нии не на­де­ял­ся на каз­ну, а сам, сво­и­ми сред­ства­ми не толь­ко стро­ил при­что­вые до­ма… но неред­ко да­вал при­чту и жа­ло­ва­ние. Мне из­ве­стен та­кой слу­чай, ко­гда кре­стьян­ское се­ле­ние все­го из ста дво­ров, по­стро­ив без ко­пей­ки по­сто­рон­ней по­мо­щи цер­ковь за пять ты­сяч руб­лей, ста­ло хло­по­тать се­бе при­чт, при этом кре­стьяне обя­зы­ва­лись не толь­ко по­стро­ить при­что­вые до­ма, и не та­кие, чтобы толь­ко от­де­лать­ся, а по пла­ну, ко­то­рый вы­даст кон­си­сто­рия, кро­ме то­го, не прочь бы­ли дать от се­бя при­чту и неболь­шое жа­ло­ва­ние, но и по­сле все­го это­го толь­ко через три го­да у них от­крыт был при­ход. От­сю­да есте­ствен­но, как до­ро­жи­ли они свя­щен­ни­ком и с ка­кой тро­га­тель­ной, свой­ствен­ной од­но­му рус­ско­му че­ло­ве­ку пре­ду­пре­ди­тель­но­стью от­но­си­лись к нему.
Вто­рой глав­ной за­бо­той на­ше­го ста­ро­жи­ла бы­ла шко­ла. И здесь он вы­ста­вил се­бя с хо­ро­шей сто­ро­ны…
Со­вер­шен­но дру­гой эле­мент пред­став­ля­ют из се­бя те­пе­реш­ние но­во­се­лы, из ко­их неко­то­рые яв­ля­ют­ся про­сто ис­ка­те­ля­ми при­клю­че­ний, дру­гие сво­е­го ро­да афе­ри­ста­ми, спе­ци­а­ли­зи­ро­вав­ши­ми­ся на по­лу­че­нии раз­ных по­со­бий, тре­тьих же вы­бро­си­ла из внут­рен­них гу­бер­ний Рос­сии ре­во­лю­ци­он­ная вол­на и, на­ко­нец, неко­то­рая часть вы­нуж­ден­ная на пе­ре­се­ле­ние тя­же­лы­ми усло­ви­я­ми бы­та на ро­дине. Нуж­но еще до­ба­вить, что, преж­де чем дой­ти до Тур­ке­ста­на, мно­гие успе­ли прой­ти по­чти всю Си­бирь, сле­до­ва­тель­но, “ви­да­ли ви­ды” и про­шли “огонь и во­ду”. Боль­шим со­блаз­ном слу­жат для но­во­се­лов раз­но­го ро­да “спо­со­бия”. Как-ни­как, а мно­гие не мо­гут по­нять, как это “да­ром” да­ют день­ги?! На этой поч­ве воз­ни­ка­ют раз­ные тол­ко­ва­ния, но в кон­це кон­цов они так при­вы­ка­ют к это­му, что на­чи­на­ют про­сить их у всех то­по­гра­фов, док­то­ров, фельд­ше­ров, свя­щен­ни­ков и пса­лом­щи­ков и, на­ко­нец, пи­са­рей, и да­же страж­ни­ков пе­ре­се­лен­че­ско­го прав­ле­ния… Ко­гда я при­е­хал на при­ход, то ме­ня вна­ча­ле бук­валь­но оса­жда­ли с по­доб­ны­ми прось­ба­ми. По­сле же то­го, как я ка­те­го­ри­че­ски от­ка­зал­ся от та­ких хо­да­тайств, мно­гие из мо­их при­хо­жан по­чти вслух ста­ли вы­ра­жать свое недо­воль­ство та­ким мо­им яко­бы пре­не­бре­же­ни­ем их ин­те­ре­сов. “Спо­со­бие” же по­ро­ди­ло у но­во­се­лов лень. Как ни стран­но, но, про­жив в пе­ре­се­лен­че­ском се­ле­нии бо­лее го­да и слы­ша по­сто­ян­ные жа­ло­бы на нуж­ду, я не мог най­ти в этом се­ле­нии при­слу­ги, а на­ни­мал та­ко­вую в со­сед­нем ста­ро­жиль­че­ском ка­за­чьем се­ле­нии…
С дру­гой сто­ро­ны, при­шлось мне по при­ез­де в се­ле­ние сов­мест­но с луч­ши­ми из при­хо­жан, боль­шая часть ко­то­рых со­сто­я­ла из быв­ших ме­щан, по­не­сти за­бо­ту о по­строй­ке мо­лит­вен­но­го до­ма, ка­ко­вая и увен­ча­лась успе­хом. И вот, ко­гда уже про­шло по­сле это­го несколь­ко ме­ся­цев, слу­чи­лось мне от­пе­вать од­но­го из но­во­се­лов, по­сле че­го по обы­чаю пред­ло­жи­ли обед. И вот во вре­мя обе­да один из при­сут­ство­вав­ших но­во­се­лов… наг­ло за­явил мне: “Вы из нас кровь пье­те”. По­ра­жен­ный та­ки­ми сло­ва­ми, я вна­ча­ле как бы рас­те­рял­ся, да и осталь­ные при­сут­ство­вав­шие недо­умен­но по­гля­ды­ва­ли друг на дру­га. На­ко­нец, несколь­ко опра­вив­шись, я спро­сил его: “Как это мы пьем и кто, соб­ствен­но?” Ока­зы­ва­ет­ся, что в этом он уко­рял ме­ня и си­дев­ших око­ло ме­ня неко­то­рых ста­ро­жи­лов, ко­то­рые участ­во­ва­ли в ко­ми­те­те по по­строй­ке мо­лит­вен­но­го до­ма. Из даль­ней­ших рас­спро­сов ста­ло вид­но, что уко­ряв­ший нас но­во­сел по­лу­чил 100 руб­лей по­со­бия, из ко­то­рых, со­глас­но с при­го­во­ром, у него удер­жа­ли 2 руб­ля на по­строй­ку мо­лит­вен­но­го до­ма…
За­ме­тил я так­же меж­ду но­во­се­ла­ми боль­шое са­мо­мне­ние, же­сто­кость и страсть к раз­но­го ро­да жа­ло­бам…
Не под­ле­жит со­мне­нию, что как в ре­ли­ги­оз­ном, так и во всех дру­гих от­но­ше­ни­ях ста­ро­жи­лы-тур­ке­стан­цы да­ле­ко сто­ят вы­ше но­во­се­лов. В ста­ро­жиль­че­ских се­ле­ни­ях до по­след­них лет не слыш­но бы­ло сек­тан­тов, то­гда как в но­вых вы­сел­ках они об­ма­ном, а ино­гда по­чти и от­кры­то про­ле­за­ют в зна­чи­тель­ном ко­ли­че­стве. Впро­чем, кре­стьяне пра­во­слав­ные в та­ких слу­ча­ях на­пря­га­ют все си­лы, чтобы из­ба­вить­ся от непро­ше­ных про­по­вед­ни­ков, но все их ста­ра­ния не все­гда окан­чи­ва­ют­ся успе­хом…»[1]
18 ян­ва­ря 1913 го­да отец Ев­ста­фий по его про­ше­нию был на­зна­чен разъ­езд­ным свя­щен­ни­ком 1-го Пи­шпек­ско­го окру­га, в 1914 го­ду – в се­ло Теп­ло­клю­чин­ское Пр­же­валь­ско­го окру­га и в том же го­ду – на­сто­я­те­лем По­кров­ско­го хра­ма в се­ло По­кров­ское, в трид­ца­ти пя­ти вер­стах от Пр­же­валь­ска на юж­ном бе­ре­гу озе­ра Ис­сык-Куль.
В 1916 го­ду в Се­ми­ре­чен­ской об­ла­сти вспых­ну­ло вос­ста­ние кир­ги­зов. Кир­ги­зы, вос­поль­зо­вав­шись тем, что Рос­сия бы­ла втя­ну­та в Первую ми­ро­вую вой­ну, и оправ­ды­ва­ясь тем, что го­судар­ствен­ная власть ста­ла при­зы­вать их к ты­ло­вой служ­бе, под­ня­ли вос­ста­ние. Пре­не­бре­гая тем, что Рос­сия в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни улуч­ши­ла за эти го­ды их по­ло­же­ние, они пред­по­чли в труд­ный для стра­ны час же­сто­кий гра­беж и без­гра­нич­ный раз­гул стра­стей мир­ной, со­зи­да­тель­ной жиз­ни.
На­сто­я­тель Пр­же­валь­ско­го го­род­ско­го со­бо­ра свя­щен­ник Ми­ха­ил За­озер­ский пи­сал об этих со­бы­ти­ях епи­ско­пу Тур­ке­стан­ско­му Ин­но­кен­тию (Пу­стын­ско­му) в ра­пор­те: «В на­ча­ле июля се­го го­да бы­ла объ­яв­ле­на мо­би­ли­за­ция кир­гиз в ка­че­стве ра­бо­чих на вой­ну; тот­час же всех нас объ­ял страх, вско­ре за­го­во­ри­ли, что кир­ги­зы не под­чи­нят­ся это­му за­ко­ну. В на­ча­ле ав­гу­ста меж­ду рус­ски­ми по­шла мол­ва, что рез­ня рус­ских нач­нет­ся в на­ча­ле ав­гу­ста в но­во­лу­ние. Меж­ду тем кир­ги­зы об­ма­ны­ва­ли на­чаль­ство, це­ло­ва­ли свой Ко­ран, да­ва­ли клят­ву, что ис­пол­нят за­кон, а са­ми в это вре­мя то­чи­ли свои но­жи и пи­ки. По­ло­же­ние на­ше бы­ло ужас­ное: Вер­ный в 400 вер­стах, до Пи­шпе­ка 370 верст, до Таш­кен­та 833 вер­сты. В Пр­же­валь­ске бы­ла ка­ра­уль­ная ко­ман­да в семь­де­сят че­ло­век, из них в се­ло Са­за­нов­ку бы­ло по­сла­но два­дцать сол­дат и в се­ло Коль­пов­ку – де­сять че­ло­век; в го­ро­де оста­ва­лось око­ло со­ро­ка вин­то­вок, весь на­род на­хо­дил­ся на войне, в го­ро­де и в 26 се­ле­ни­ях оста­ва­лись од­ни ста­ри­ки, жен­щи­ны и де­ти.
10 ав­гу­ста кир­ги­зы вне­зап­но, од­новре­мен­но (зна­чит, у них был за­го­вор) на­па­ли на без­за­щит­ные рус­ские се­ле­ния все­го уез­да, угна­ли скот, ко­то­рый был на паст­би­ще (се­ло По­кров­ское по­те­ря­ло око­ло 15 ты­сяч го­лов ско­та), и на­ча­ли из­би­вать ра­бо­тав­ших на по­лях; в се­ле Пре­об­ра­жен­ском, по сло­вам мест­но­го свя­щен­ни­ка, уби­то в по­ле око­ло двух­сот че­ло­век. 11 ав­гу­ста они на­па­ли на се­ле­ния, на­ча­ли из­би­вать жи­те­лей и жечь до­ма… В 9 ча­сов утра 11 ав­гу­ста, ко­гда кир­ги­зы от го­ро­да бы­ли в 9 вер­стах, а дун­гане (ки­тай­цы-му­суль­мане, по­се­лив­ши­е­ся в Тур­ке­стане с 1883 го­да) в 4 вер­стах, я при­ка­зал уда­рить в со­бор­ный ко­ло­кол в на­бат. Весь на­род при­бе­жал на со­бор­ную пло­щадь с ру­жья­ми, ви­ла­ми, ко­лья­ми и про­чим во­ору­же­ни­ем; ста­ли мо­лить­ся Бо­гу, я ис­по­ве­до­вал, при­ча­щал, го­то­ви­лись к смер­ти… Так как мы не мог­ли за­щи­щать го­род, по­это­му го­род оста­ви­ли без за­щи­ты, а са­ми пять дней спа­са­лись в ка­зар­мах. Во­круг ка­зарм сде­ла­ли бар­ри­ка­ды из те­лег, жен­щи­ны и де­ти на­хо­ди­лись в ка­зар­мах, а муж­чи­ны с пи­ка­ми и ви­ла­ми у бар­ри­кад. Во­круг го­ро­да пы­ла­ли за­ре­ва – это го­ре­ли церк­ви и се­ла. Ни­ко­гда не за­бу­ду ночь с 14-го на 15 ав­гу­ста, ко­гда мы усла­ли от­ряд… спа­сать По­кров­ское, а са­ми оста­лись с се­мью вин­тов­ка­ми; кир­ги­зы в эту ночь уже на­ча­ли под­жи­гать окра­и­ны го­ро­да. Ка­кая бы­ла па­ни­ка в ка­зар­мах! По­ща­ды рус­ским не бы­ло: их ре­за­ли, из­би­ва­ли, не ща­дя ни жен­щин, ни де­тей. От­ре­за­ли го­ло­вы, уши, но­сы, де­тей раз­ры­ва­ли по­по­лам, на­ты­ка­ли их на пи­ки, жен­щин на­си­ло­ва­ли, да­же де­во­чек, мо­ло­дых жен­щин и де­ву­шек уво­ди­ли в плен. Ко­гда в го­ро­де узна­ли об этих звер­ствах, на­ча­лась па­ни­ка. Один чи­нов­ник ска­зал мне: “Ба­тюш­ка, мы все по­гиб­нем, спа­се­ния нам нет, но же­ну и че­ты­рех де­тей я не от­дам на му­че­ния, я их отрав­лю”. Сам я свык­ся с мыс­лью о смер­ти, но мне не да­ва­ла спать мысль о судь­бе же­ны и мо­их де­тей: у ме­ня один сын и пять до­че­рей. За вре­мя мя­те­жа раз­граб­ле­но и со­жже­но 23 рус­ских се­ле­ния, из них два се­ле­ния Са­за­нов­ка и По­кров­ка, су­ще­ство­вав­шие с за­во­е­ва­ния края… Сго­ре­ли со всем иму­ще­ством хра­мы в се­ле­ни­ях Са­за­нов­ке, По­кров­ском, Алек­се­ев­ском, Гра­фа-Па­лене и Гри­горь­ев­ке, сго­ре­ло во­семь мо­лит­вен­ных до­мов и семь цер­ков­но­при­ход­ских школ. По мо­е­му пред­по­ло­же­нию уби­то око­ло двух ты­сяч че­ло­век; по­гиб­ли ху­то­ра и все па­се­ки. Уби­ты по­мощ­ник на­чаль­ни­ка уез­да, са­за­нов­ский су­дья, пр­же­валь­ский участ­ко­вый врач и дру­гие чи­нов­ни­ки.
30 ав­гу­ста яви­лась ко мне же­на разъ­езд­но­го диа­ко­на, пят­на­дцать дней про­быв­шая в пле­ну, и рас­ска­за­ла, что кир­ги­зы на них на­па­ли в се­ле Бар­ска­ун. Они все спа­са­лись в до­ме; ве­че­ром 12-го кир­ги­зы по­до­жгли дом, они вы­ско­чи­ли: од­них уби­ли, а она, свя­щен­ник Иоанн Ро­ик с же­ною и детьми бы­ли взя­ты в плен; она слу­чай­но на­шла пя­ти­лет­не­го сы­на, а дочь и сын оста­лись в пле­ну, что кир­ги­зы обри­ли от­ца Ро­и­ка, убеж­да­ли пе­рей­ти в му­суль­ман­ство, и, по­лу­чив от­каз, они уби­ли от­ца Иоан­на…
Ес­ли бы кир­ги­зы сра­зу на­па­ли на го­род, то нас уже не бы­ло в жи­вых и про­пал бы весь уезд, а по­ка кир­ги­зы во­зи­лись с по­сел­ка­ми (са­за­нов­цы от­би­ва­лись де­сять дней и 19 ав­гу­ста бе­жа­ли в Пре­об­ра­жен­ское), к нам по­до­шли вой­ска 15-го и 20 ав­гу­ста из Джар­кен­та, 2 сен­тяб­ря из Вер­но­го и 6 сен­тяб­ря из Таш­кен­та с 4 пуш­ка­ми и 4 пу­ле­ме­та­ми, – кир­ги­зы ушли в го­ры…»[2]
Отец Ев­ста­фий сра­зу же по про­ше­ствии со­бы­тий пи­сал в ра­пор­те бла­го­чин­но­му: «С 11-го по 15 ав­гу­ста 1916 го­да – дни гне­ва и яв­ной по­мо­щи Бо­жи­ей По­кров­ско­му при­хо­ду. Еще с вес­ны, ко­гда на­чал­ся по­сев ма­ка под опий, все пра­во­слав­ные лю­ди го­во­ри­ли, что добра с это­го не бу­дет. Мо­жет быть, все это сте­че­ние об­сто­я­тельств, но лич­но я то­же со­зна­вал, что, хо­тя опи­ум офи­ци­аль­но и пред­на­зна­чал­ся для ап­тек, но те, ко­то­рые его за­се­ва­ли, пред­по­ла­га­ли сбы­вать его и в Ки­тай по зна­чи­тель­но бо­лее до­ро­гой цене, т. е. по­стро­ить свое бла­го­по­лу­чие на ги­бе­ли дру­гих…»[3] Встав в 7 ча­сов утра 11 ав­гу­ста, отец Ев­ста­фий со­би­рал­ся ехать в Пр­же­вальск за цер­ков­ны­ми све­ча­ми, но не ока­за­лось ло­ша­ди – на ней уехал в Пр­же­вальск участ­ко­вый врач. Как вы­яс­ни­лось впо­след­ствии, он был звер­ски убит, не до­ез­жая пя­ти верст до го­ро­да. Через 10 ми­нут по­сле то­го, как отец Ев­ста­фий вы­шел на ули­цу, здесь ста­ли раз­да­вать­ся кри­ки, «что кир­ги­зы на­бро­си­лись на толь­ко что вы­гнан­ные та­бу­ны ско­та и по­гна­ли их в го­ры. Пер­вым де­лом, – вспо­ми­нал свя­щен­ник, – у ме­ня мельк­ну­ла мысль, что необ­хо­ди­мо объ­еди­нить на­род, чтобы об­щи­ми си­ла­ми дать от­пор невер­ным, для че­го я ве­лел зво­нить в ко­ло­кол… На­род быст­ро стал со­би­рать­ся в церк­ви. В это вре­мя на пред­гор­ных хол­мах око­ло се­ла по­яви­лись боль­шие тол­пы кир­гиз с фла­га­ми, го­то­вив­ших­ся к на­па­де­нию на него. Ка­за­лось, дни на­ши бы­ли со­чте­ны, так как в се­ле бы­ли по­чти од­ни жен­щи­ны и де­ти. Муж­чин во­об­ще и ра­нее бы­ло немно­го, а в ра­бо­чее вре­мя и те, ко­то­рые оста­ва­лись, бы­ли на ра­бо­те. Да и что мог сде­лать де­ся­ток-дру­гой по­чти без­оруж­ных лю­дей про­тив ты­сяч кир­гиз! Ви­дя все это, я ре­шил го­то­вить­ся к смер­ти и при­го­то­вить к ней сво­их ду­хов­ных де­тей. И вот в церк­ви мы на­ча­ли слу­же­ние ака­фи­ста По­кро­ву Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы. За об­щим ры­да­ни­ем не бы­ло слыш­но слов ака­фи­ста. Это был об­щий пред­смерт­но-по­ка­ян­ный плач. Се­мья моя на­хо­ди­лась здесь же око­ло ико­ны Бо­го­ма­те­ри. Пе­ре­дав чте­ние вто­ро­го ака­фи­ста диа­ко­ну Рез­ни­ко­ву, я на­чал ис­по­ве­до­вать на­род, но ви­дя, что по­оди­ноч­ке не в со­сто­я­нии ис­по­ве­дать, пред­ло­жил об­щую ис­по­ведь. На­род стал с ры­да­ни­ем ка­ять­ся в сво­их пре­гре­ше­ни­ях. Про­чи­тав за­тем об­щую раз­ре­ши­тель­ную мо­лит­ву, я при­сту­пил к при­ча­ще­нию всех за­пас­ны­ми Свя­ты­ми Да­ра­ми…
Все это про­ис­хо­ди­ло в церк­ви. Что же в это вре­мя бы­ло вне нее? – А вне нее со­вер­ши­лось де­ло яв­ной по­мо­щи Бо­жи­ей. Кир­ги­зы в огром­ном ко­ли­че­стве с ди­ким во­ем бро­си­лись с гор на се­ло. Со­вер­шен­но слу­чай­но в се­ле ока­за­лись три ка­за­ка, во­ору­жен­ных вин­тов­ка­ми, и один тех­ник с охот­ни­чьим ру­жьем. И вот по­чти че­ты­ре этих че­ло­ве­ка при сла­бой под­держ­ке несколь­ких маль­чи­ков от­би­ли на­па­де­ние. Пусть неве­ру­ю­щие лю­ди объ­яс­ня­ют это чем угод­но, но я и мои при­хо­жане не со­мне­ва­ют­ся в этом пер­вом за­ступ­ле­нии за нас Ца­ри­цы Небес­ной.
По­ка про­ис­хо­ди­ло на­ступ­ле­ние, по­сте­пен­но ста­ли при­бе­гать с по­лей и из дру­гих мест муж­чи­ны. По­яви­лось несколь­ко охот­ни­чьих ру­жей, ре­воль­ве­ров, кос, вил… с этим во­ору­же­ни­ем лю­ди ста­ли на ули­цах по кра­ям се­ла. Кир­ги­зы же, со­брав­шись на пред­гор­ных хол­мах, го­то­ви­лись к но­во­му на­па­де­нию. В се­ло ста­ли при­бе­гать лю­ди с пе­чаль­ны­ми из­ве­сти­я­ми о звер­ствах кир­гиз над те­ми, ко­то­рых они за­хва­ти­ли на по­лях и до­ро­гах…
Но вот на­ча­лось но­вое на­ступ­ле­ние. По­слы­ша­лись кри­ки и от­дель­ные вы­стре­лы. Про­шло при­бли­зи­тель­но с пол­ча­са вре­ме­ни, как вдруг раз­дал­ся об­щий крик, что кир­ги­зы во­рва­лись в се­ле­ние. По­ка­за­лось пла­мя и ста­ло из­вест­но, что они про­бе­жа­ли по глав­ной ули­це се­ла и за­жгли в несколь­ких ме­стах до­ма. Под­няв­ший­ся силь­ный ве­тер еще бо­лее уси­ли­вал па­ни­ку. Жен­щи­ны взя­ли ико­ны из церк­ви и с пе­ни­ем “За­ступ­ни­ца Усерд­ная” и дру­ги­ми пес­но­пе­ни­я­ми вы­шли на пло­щадь око­ло хра­ма. К это­му вре­ме­ни мы сов­мест­но с учи­те­лем Ста­ро­ду­бо­вым при­шли к ре­ше­нию, что бо­лее удоб­ное ме­сто для за­щи­ты бу­дет – два боль­ших школь­ных зда­ния с ого­ро­жен­ным гли­но­бит­ным за­пло­том са­дом и пло­ща­дью меж­ду шко­лой и цер­ко­вью, по­че­му и ста­ли со­би­рать жен­щин и де­тей в зда­ния шко­лы и сад око­ло них.
Огонь с вет­ром меж­ду про­чим де­лал свое раз­ру­ши­тель­ное де­ло, и нам гро­зи­ла опас­ность за­дох­нуть­ся в ды­му и остать­ся без­за­щит­ны­ми, ко­гда сго­рят до­ма. Но ве­тер при­нес нам поль­зу. Силь­ны­ми по­ры­ва­ми он от­нес пла­мя на ту часть се­ла, где не бы­ло лю­дей, а лишь гра­би­ли за­го­рев­ши­е­ся до­ма быв­шие ра­бот­ни­ки-кир­ги­зы, зная, где ле­жит хо­зяй­ское доб­ро.
Пер­вый день ожи­да­ния страш­ной, на­силь­ствен­ной, звер­ски-из­де­ва­тель­ской и му­чи­тель­ной смер­ти при­хо­дил к кон­цу. Кир­ги­зы от­хлы­ну­ли, и лишь огонь по­жа­ров зло­ве­ще осве­щал цер­ковь, пло­щадь, шко­лу и на­род. В церк­ви на­ча­лось ве­чер­нее слу­же­ние. Ве­ро­ят­но, ни­кто не спал в эту и в осталь­ные но­чи. По край­ней ме­ре я в про­дол­же­ние че­ты­рех но­чей толь­ко по несколь­ку ми­нут тре­вож­но дре­мал, и что, уди­ви­тель­но, не чув­ство­ва­лось склон­но­сти ко сну…
Ста­ли по­яв­лять­ся ли­ца, ко­то­рым с Бо­жи­ей по­мо­щью уда­лось из­бе­жать на­силь­ствен­ной смер­ти. Неко­то­рые из них бы­ли же­сто­ко из­ра­не­ны. Ужа­сом ве­я­ло от их рас­ска­зов. Кир­ги­зы не ща­ди­ли да­же ма­лень­ких де­тей. Вре­ме­на злой та­тар­щи­ны вос­крес­ли в мо­ей па­мя­ти, но все, что ко­гда-то чи­та­лось об этих вре­ме­нах, блед­не­ло пред быв­шей дей­стви­тель­но­стью. Гро­зив­шая нам всем опас­ность под­верг­нуть­ся той же уча­сти за­став­ля­ла всех еще силь­нее про­сить по­мо­щи Бо­жи­ей. Всю ночь я хо­дил сре­ди лю­дей, ис­по­ве­дуя и при­об­щая боль­ных и по­буж­дая муж­чин не спать и быть го­то­вы­ми дать вра­гу от­пор в слу­чае на­па­де­ния.
В это вре­мя в на­ших “ма­стер­ских”, со­сто­яв­ших из двух куз­ниц, спеш­но из­го­тов­ля­лись ру­жей­ные па­тро­ны, со­би­ра­ли по­рох, от­ли­ва­ли из свин­ца пу­ли, а впо­след­ствии, ко­гда не хва­ти­ло свин­ца, на это по­шли са­мо­ва­ры. Де­ла­ли ко­пья, те­са­ки и про­чее во­ору­же­ние. Яви­лись свои ин­струк­то­ра и ма­сте­ра. Все ра­бо­та­ли для об­ще­го де­ла – спа­се­ния жиз­ни.
Ве­че­ром в этот день я об­ра­тил­ся с при­зы­вом к лю­дям – кто бы ре­шил­ся на по­двиг и про­брал­ся с из­ве­сти­ем в го­род Пр­же­вальск. На мой при­зыв ото­зва­лось чет­ве­ро муж­чин и несколь­ко под­рост­ков. Ре­ше­но бы­ло по­слать но­чью часть пе­ши­ми, а часть на ло­ша­дях. Маль­чи­ки ско­ро вер­ну­лись об­рат­но, так как вы­шли ра­но и бы­ли за­ме­че­ны кир­ги­за­ми. Осталь­ные же, как по­том узна­ли, но­чью до­бра­лись до Пр­же­валь­ска. Вся труд­ность в этом де­ле со­сто­я­ла в том, что по до­ро­ге из По­кров­ско­го в Пр­же­вальск бы­ло дун­ган­ское се­ле­ние, и мы зна­ли, что это небла­го­дар­ное ис­ча­дие, ко­гда-то за­щи­щен­ное рус­ски­ми, зло от­пла­чи­ва­ло нам. В это вре­мя у ме­ня мельк­ну­ла мысль, при­нес­шая нам впо­след­ствии та­кую поль­зу, что без пре­уве­ли­че­ния мож­но ска­зать, что не при­ве­ди мы ее в ис­пол­не­ние, вряд ли бы мы оста­лись жи­вы, а имен­но: я об­ра­тил вни­ма­ние на то, что кир­ги­зы на­па­да­ют на ло­ша­дях и что весь их на­пор до се­го вре­ме­ни сдер­жи­вал­ся жи­вой си­лой, – но дол­го ли мог­ли его сдер­жи­вать ка­ких-то сто че­ло­век про­тив ты­сяч?.. Это… на­ве­ло ме­ня на мысль за­го­ро­дить ули­цы бар­ри­ка­да­ми. Че­го, ка­жет­ся, по­нят­нее? Но рус­ский че­ло­век и в опас­но­сти се­бе ве­рен – не ско­ро его рас­ка­ча­ешь. Все нуж­но по­ка­зать на­гляд­но. На­прас­но я уго­ва­ри­вал за­гра­дить ули­цы. Ме­ня ни­кто не слу­шал. Оста­ва­лось од­но – сде­лать это са­мо­му. И вот ра­но на за­ре я, взяв несколь­ко жен­щин, стал вме­сте с ни­ми ста­вить по­пе­рек улиц те­ле­ги. При­хо­ди­лось спо­рить с те­ми, кто не же­лал пе­ре­ста­вить сво­ей те­ле­ги на дру­гое ме­сто. Но как бы то ни бы­ло, а кру­гом пло­ща­ди мы уста­но­ви­ли по од­но­му ря­ду те­лег. Сле­ду­ю­щий день на­гляд­но по­ка­зал всю поль­зу по­доб­ных за­граж­де­ний, ко­гда на них на­ско­чи­ло несколь­ко кир­гиз. По­сле это­го кре­стьяне уже са­ми ста­ли стро­ить бар­ри­ка­ды не толь­ко из те­лег, но из бре­вен и бо­рон, и не в один, а в три ря­да.
В седь­мом ча­су утра на­ча­лось слу­же­ние ли­тур­гии. Опять мно­гие ис­по­ве­да­лись и при­об­щи­лись Свя­тых Та­ин. При­об­ще­ны бы­ли и де­ти. Толь­ко что кон­чи­лась ли­тур­гия, как с ко­ло­коль­ни, слу­жив­шей для нас на­блю­да­тель­ным пунк­том, ста­ли за­ме­чать по­яв­ле­ние из раз­ных гор­ных ще­лей неболь­ших групп кир­гиз, ко­то­рые по­сте­пен­но ста­ли со­би­рать­ся ку­ча­ми. При­бли­зи­тель­но ча­сов око­ло один­на­дца­ти, раз­де­лив­шись на две пар­тии, с ди­ким во­ем, под ру­ко­вод­ством сво­их пред­во­ди­те­лей, дер­жав­ших бе­лые и крас­ные флаж­ки и да­вав­ших ими осо­бые зна­ки, ор­да в ко­ли­че­стве несколь­ких ты­сяч вновь бро­си­лась на се­ло, но, встре­тив на сво­ем пу­ти бар­ри­ка­ды, за ко­то­ры­ми си­де­ло де­сят­ка два стрел­ков с охот­ни­чьи­ми ру­жья­ми, на вре­мя от­сту­пи­ла и за­ня­лась гра­бе­жом и под­жо­гом тех до­мов, ко­то­рые на­хо­ди­лись вне чер­ты на­шей обо­ро­ны, так как при ма­ло­чис­лен­но­сти за­щит­ни­ков мы не мог­ли обо­ро­нять все­го се­ла.
На­ступ­ле­ния кир­гиз про­дол­жа­лись ча­сов до че­ты­рех. Все это вре­мя в церк­ви непре­стан­но мо­ли­лись. В этот же день ча­сов око­ло двух в По­кров­ское при­е­ха­ли пе­ре­се­лен­цы из се­ла Свет­лой По­ля­ны. Об­ра­до­ва­лись бы­ло по­кров­цы, что на­шей си­лы при­бы­ло, но ско­ро разо­ча­ро­ва­лись, так как но­во­се­лы на­род бы­ва­лый и по при­ез­де преж­де все­го устро­и­лись под брич­ка­ми и за­ня­лись едой. За­тем по­шли по ам­ба­рам за му­кой, по­пут­но за­би­рая все, что по­па­да­ло на гла­за. Ско­ро по­шли жа­ло­бы и на про­па­жу одеж­ды. Стран­но и непо­нят­но бы­ло для ме­ня, что лю­ди, до­жи­вая, мо­жет быть, по­след­ние ча­сы сво­ей зем­ной жиз­ни, ре­ша­ют­ся во­ро­вать. В 5 ча­сов ве­че­ра слу­жи­ли ве­чер­ню и утре­ню, а в 7 ча­сов утра ли­тур­гию. Днем в про­дол­же­ние всей оса­ды по несколь­ку раз слу­жи­ли мо­леб­ны во­до­свят­ные и ака­фи­сты с крест­ны­ми хо­да­ми.
В суб­бо­ту на­па­де­ния не бы­ло, хо­тя на пред­гор­ных хол­мах по­яв­ля­лись неболь­ши­ми ку­ча­ми кир­ги­зы. Чем объ­яс­нить это – я за­труд­ня­юсь. Го­во­рят, в этот день рус­ские раз­би­ли дун­ган­ское се­ло. На­ко­нец на­сту­пи­ло вос­кре­се­нье – 14 чис­ла ав­гу­ста ме­ся­ца. Ед­ва кон­чи­лась ли­тур­гия, как со всех гор­ных ще­лей ста­ли вы­ле­зать от­дель­ные пар­тии кир­гиз. По все­му для нас бы­ло вид­но, что труд­но нам при­дет­ся, ес­ли из Пр­же­валь­ска не да­дут по­мо­щи, тем бо­лее что нам бы­ло со­об­ще­но при­бе­жав­ши­ми из пле­на, что кир­ги­зы ре­ши­ли за на­шу упор­ную за­щи­ту не вы­пу­стить ни­ко­го из се­ла жи­вым. И вот в уны­лом, близ­ком к от­ча­я­нию со­сто­я­нии ду­ха мы на­ча­ли в 12 ча­сов дня слу­жить мо­ле­бен на пло­ща­ди. Слез­но мо­лил­ся ис­стра­дав­ший­ся на­род Ца­ри­це Небес­ной. И, о уте­ше­ние! – во вре­мя мо­леб­на при­бе­жал ве­сто­вой с из­ве­ще­ни­ем, что из Пр­же­валь­ска идет дру­жи­на. Еще усерд­нее ста­ла мо­лит­ва, и ко­гда, при­бли­зи­тель­но через пол­ча­са, дей­стви­тель­но при­шло шесть­де­сят пять че­ло­век дру­жин­ни­ков, весь на­род, как один че­ло­век, пал на ко­ле­ни и слыш­но бы­ло сплош­ное ры­да­ние. Во­об­ще, над По­кров­ским при­хо­дом пря­мо яв­но для ме­ня и ве­ру­ю­щих лю­дей вме­сте с гне­вом Бо­жи­им бы­ла вид­на и по­мощь Его нам по слез­ной на­род­ной мо­лит­ве к За­ступ­ни­це Усерд­ной. При­ди по­мощь поз­же на час – воз­мож­но, что мно­гих из нас уже не бы­ло бы. Толь­ко что мы успе­ли обой­ти с крест­ным хо­дом за­ня­тую на­ро­дом пло­щадь, как со сто­ро­ны гор по­слы­шал­ся ди­кий зло­ве­щий вой. Шесть во­ло­стей кир­гиз, то есть не ме­нее ше­сти ты­сяч ор­ды, ле­те­ло на по­лу­ра­зо­рен­ное се­ло.
Три ча­са бес­пре­рыв­но сы­па­лись ру­жей­ные вы­стре­лы, толь­ко к ве­че­ру стих­ла стрель­ба. Кир­ги­зы от­хлы­ну­ли в го­ры, го­то­вясь на зав­тра к на­па­де­нию на нас еще в боль­шем чис­ле. Ма­ло кто из нас на­де­ял­ся, что мы про­дер­жим­ся сле­ду­ю­щий день. Как бы в от­вет на на­ши мыс­ли дру­жин­ни­ки со­об­щи­ли нам, что на зав­тра они остать­ся не мо­гут, и пред­ло­жи­ли но­чью ехать в Пр­же­вальск – дру­го­го ис­хо­да не бы­ло. Все со­зна­ва­ли, что нуж­на толь­ко осо­бая по­мощь Бо­жия, чтобы про­ехать неза­ме­чен­ным трид­цать пять верст обо­зу в семь­сот под­вод под охра­ной ка­кой-ли­бо сот­ни на­езд­ни­ков, во­ору­жен­ных охот­ни­чьи­ми ру­жья­ми. По­чти уве­рен­ные, что не ви­деть нам зав­траш­не­го дня, мы на­ча­ли слу­жить все­нощ­ную Успе­нию Бо­го­ма­те­ри. На­род уже на­чи­нал со­би­рать­ся в путь, и в цер­ковь за­хо­ди­ли для крат­кой мо­лит­вы. Кон­чи­лась все­нощ­ная. С осо­бым, непе­ре­да­ва­е­мым сло­ва­ми чув­ством сто­ял я око­ло пре­сто­ла. С од­ной сто­ро­ны, ме­ня не по­ки­да­ла мысль о том, что, мо­жет быть, это бы­ла на­ша по­след­няя все­нощ­ная, с дру­гой – мне пред­став­ля­лось, как через несколь­ко ча­сов и на этом ме­сте по­явят­ся лю­ди-зве­ри и нач­нут свои бес­чин­ства…
Отец диа­кон, за­дум­чи­вый и без­молв­ный, сто­ял око­ло ме­ня. Мол­ча по­кло­ни­лись мы друг дру­гу и пред свя­тым пре­сто­лом, по­сле че­го я взял свя­той ан­ти­минс и Да­ры се­бе на грудь, ска­зав, что, ес­ли ме­ня убьют, – пусть он сни­мет их с ме­ня… Цер­ков­но­му ста­ро­сте я ве­лел взять день­ги и пред­ло­жил сто­яв­шим в церк­ви взять кто что мо­жет. Взя­ли несколь­ко икон. Ехать бы­ло ре­ше­но по­сле по­лу­но­чи, но в 10 ча­сов уже все ло­ша­ди бы­ли за­пря­же­ны. На пло­ща­ди бы­ло свет­ло от го­рев­ших кру­гом до­мов, а в церк­ви све­ти­лись по­став­лен­ные пе­ред об­ра­за­ми све­чи. По­сре­ди церк­ви ле­жа­ла ико­на Успе­ния Бо­го­ма­те­ри…
Ожи­дая отъ­ез­да, я за­шел в свой дом, все в нем ле­жа­ло на сво­ем ме­сте. Ка­кое-то чув­ство без­раз­ли­чия ко все­му на вре­мя овла­де­ло мною. Но вот при­бли­жа­лось вре­мя отъ­ез­да, и чем бли­же бы­ло оно, тем силь­нее сжи­ма­лось серд­це. Ми­нут за 20 до отъ­ез­да я вновь от­пра­вил­ся в цер­ковь про­стить­ся в по­след­ний раз… Ве­лел взять за­пре­столь­ный крест на пе­ред­нюю под­во­ду, а ико­ну Бо­жи­ей Ма­те­ри на по­след­нюю.
Все се­ли на свои во­за в ожи­да­нии ко­ман­ды – тро­гать. Про­еха­ли впе­ред де­сят­ка пол­то­ра кон­во­и­ров. Слыш­но бы­ло, как впе­ре­ди раз­би­ра­ли бар­ри­ка­ды и по­чи­ня­ли мост. Ми­нут через де­сять раз­да­лась ти­хая ко­ман­да: “Тро­гай”. В по­лу­тьме вид­но бы­ло, как под­ня­лись ру­ки, тво­ря крест­ное зна­ме­ние. По­слы­ша­лись сдав­лен­ные ры­да­ния. Я си­дел на коз­лах, а в те­леж­ке за мной без­за­бот­но дре­ма­ли, тес­но при­жав­шись друг к дру­гу, мои де­ти… “Неуже­ли же, Гос­по­ди, Ты не по­ми­лу­ешь их?” – мельк­ну­ла у ме&sh