Го­род Дал­ма­то­во – од­но из пер­вых рус­ских по­се­ле­ний в За­ура­лье, стар­ше со­сед­них го­ро­дов Шад­рин­ска и Кур­га­на, стар­ше да­же Санкт-Пе­тер­бур­га, а го­род Ка­менск-Ураль­ский на­чал­ся с по­се­лья на зем­лях Дал­ма­тов­ско­го мо­на­сты­ря на ре­ке Же­ле­зян­ке. Это вре­мя за­се­ле­ния Си­би­ри рус­ски­ми людь­ми – про­дви­же­ние Рос­сий­ско­го го­су­дар­ства на во­сток. Свое на­зва­ние го­род по­лу­чил от Дал­ма­тов­ско­го Успен­ско­го муж­ско­го мо­на­сты­ря, ос­но­ва­те­лем ко­то­ро­го стал в да­ле­ком 1644 го­ду от Рож­де­ства Хри­сто­ва ста­рец Дал­мат.

До по­стри­же­ния в мо­на­хи пре­по­доб­ный Дал­мат в ми­ру был Дмит­ри­ем Ива­но­ви­чем Мок­рин­ским. Ро­дил­ся он в 1594 го­ду в го­ро­де-кре­по­сти (остро­ге) Бе­ре­зо­ве. Жил в То­боль­ске, со­сто­ял на го­су­да­ре­вой служ­бе, был же­нат, имел де­тей. Отец его был ка­за­чьим ата­ма­ном, мать, как неко­то­рые счи­та­ли, – до­че­рью но­во­кре­щен­но­го та­та­ри­на из ро­да мур­зы Или­гея, вла­дель­ца зе­мель по бе­ре­гам ре­ки Ис­е­ти.

По­сле смер­ти же­ны Дмит­рий Мок­рин­ский ушел в Невьян­ский мо­на­стырь, где и был на­ре­чен Дал­ма­том. За свою на­чи­тан­ность и при­вер­жен­ность к ве­ре Дал­мат поль­зо­вал­ся та­ким ува­же­ни­ем бра­тии, что воз­на­ме­ри­лись они по­ста­вить Дал­ма­та на­став­ни­ком. Но, не же­лая этой че­сти, стре­мясь к уеди­не­нию, Дал­мат тай­но по­ки­нул Невьян­ский мо­на­стырь и ушел на даль­нее по­се­ле­ние, за­хва­тив с со­бою ро­до­вую ико­ну Успе­ния Бо­жи­ей Ма­те­ри. Нет, не убо­гий ста­рец ухо­дил в ино­че­ский по­двиг, а че­ло­век, рас­счи­ты­вав­ший на свои си­лы и Бо­жию по­мощь. Ведь ему при­шлось нести на се­бе не толь­ко тя­же­лую ико­ну, но и все, что необ­хо­ди­мо для уеди­нен­но­го бы­тия.

По со­ве­ту жи­те­ля Кир­гин­ской сло­бо­ды Се­ме­на Сос­нов­ско­го Дал­мат вы­брал для уеди­не­ния удоб­ное в гео­гра­фи­че­ском от­но­ше­нии ме­сто – вы­со­кий об­ры­ви­стый холм – бе­рег ре­ки Ис­е­ти, уро­чи­ще Бе­лое Го­ро­ди­ще – при сли­я­нии рек Те­чи и Ис­е­ти. Пер­вым жи­ли­щем его бы­ла пе­ще­ра око­ло чи­сто­го клю­ча.

Зем­ли, на ко­то­рых по­се­лил­ся Дал­мат в 1644 г., при­над­ле­жа­ли та­тар­ско­му мур­зе Или­гею и сда­ва­лись им в арен­ду для про­мыс­лов «ир­бит­цам и невьян­цам Ко­роле­вым и Ши­пи­цы­ным». Или­гей два­жды пы­тал­ся во­ору­жен­ным пу­тем из­гнать Дал­ма­та из сво­их вла­де­ний. Труд­но ска­зать, ка­ким об­ра­зом стар­цу уда­лось одер­жать по­бе­ду в борь­бе за эти зем­ли. Счи­та­лось, что успех Дал­ма­та был обес­пе­чен его род­ством с Или­ге­ем по ма­те­рин­ской ли­нии, но со­чи­не­ние Иса­а­ка со­об­ща­ет, что этот факт не со­от­вет­ству­ет ис­тине. Оно та­ким об­ра­зом опи­сы­ва­ет этот эпи­зод: «...при­и­де той Или­гей та­та­рин к стар­цу Дал­ма­ту во об­ра­зе аки зве­ря и хо­тя ево уби­ти. Ста­рец же, ви­дев ево та­ко яря­ща­ся и по­мыс­лив че­ло­ве­че­ски, вос­по­мя­нув апо­сто­ла Пав­ла: «В Ри­ме быв­ша рим­ля­нам на­зва­ся» и прот­чая, так­же и ста­рец Дал­мат при­чел­ся к нему, та­та­ри­ну, ро­дом по­не­же по сест­ре ево: «А ма­ти моя от си­бир­ских та­тар от но­во­кре­ще­на ро­ди­ла­ся». И то слы­ша оный Или­гей та­та­рин и абие пре­ста на ма­лое вре­мя от убий­ства».

Вто­рой раз Или­гей воз­же­лал со­гнать стар­ца, но Дал­ма­та спас­ло чу­до – бо­же­ствен­ное про­зре­ние та­тар­ско­го мур­зы. По до­ро­ге к пе­ще­ре Дал­ма­та Или­гея на­стиг­ла ночь, и во сне ему бы­ло ви­де­ние: Бо­го­ро­ди­ца в баг­ря­ных ри­зах с хлы­сти­ком в ру­ках по­веле­ва­ла та­тар­ско­му мур­зе не толь­ко не тро­гать стар­ца, в том чис­ле и злым сло­вом, но и от­дать ему вот­чи­ну. Или­гея охва­тил ужас, и во ис­куп­ле­ние сво­их гре­хов он пе­ре­дал Дал­ма­ту вла­де­ния на Бе­лом Го­ро­ди­ще вес­ной 1646 г. Та­ким об­ра­зом, мо­на­стыр­ская ле­ген­да пред­став­ля­ла пе­ре­да­чу зе­мель­ных уго­дий ос­но­ва­те­лю мо­на­сты­ря как доб­ро­воль­ное по­жа­ло­ва­ние. Ско­рее все­го, Дал­мат до­го­во­рил­ся с Или­ге­ем об арен­де этой зем­ли за бо­лее вы­со­кую пла­ту, чем преды­ду­щие арен­да­то­ры – Ко­роле­вы и Ши­пи­цы­ны.

То­боль­ский бо­ярин Па­вел Шуль­гин опи­сал мо­на­стыр­скую вот­чи­ну по тем ме­жам, по ко­то­рым Или­гей от­дал ее Дал­ма­ту в при­сут­ствии род­ствен­ни­ков и со­пле­мен­ни­ков. Дли­на вла­де­ний «от вы­со­ко­ва Сос­но­во­го Яру» до «Атя­шу озе­ра» со­ста­ви­ла при­мер­но 90 верст, ши­ри­на – 25-30 верст. На­вер­ное, с тех пор и по­шла у мо­на­хов по­го­вор­ка: «Вплоть до Атя­ша все на­ше».

Спу­стя 5 лет, в 1651 г., стар­цы об­ра­ти­лись с че­ло­бит­ной к ца­рю Алек­сею Ми­хай­ло­ви­чу и то­боль­ско­му во­е­во­де Б.Б. Ше­ре­ме­тье­ву с прось­бой о по­жа­ло­ва­нии им этих зе­мель. В 1659 го­ду по ука­зу ца­ря бы­ли уста­нов­ле­ны гра­ни­цы мо­на­стыр­ской вот­чи­ны. По­лу­чив цар­скую жа­ло­ван­ную гра­мо­ту, мо­на­стырь стал за­кон­ным вла­дель­цем зе­мель­ных уго­дий на р. Ис­е­ти. В даль­ней­шем тер­ри­то­рия мо­на­сты­ря еще не раз рас­ши­ря­лась за счет при­об­ре­те­ния та­тар­ских зе­мель.

Мо­на­стырь за­ни­мал вы­год­ное стра­те­ги­че­ское и гео­гра­фи­че­ское по­ло­же­ние и по­это­му стал свое­об­раз­ны­ми во­ро­та­ми для за­се­ле­ния об­шир­но­го Ис­ет­ско­го края. Он с пер­вых лет ос­но­ва­ния ма­нил к се­бе все но­вых и но­вых по­се­лен­цев. Пер­вы­ми рус­ски­ми по­се­лен­ца­ми бы­ли ис­ет­ские ка­за­ки, по­том­ки ка­зац­кой дру­жи­ны Ер­ма­ка. Слух о но­вом мо­на­сты­ре рас­про­стра­нил­ся, и сю­да ста­ли при­бы­вать лю­ди из Вер­хо­тур­ско­го уез­да, с Усо­лья и дру­гих мест, при­но­ся сю­да свои фа­ми­лии и про­зва­ния, жи­ву­щие и по­ныне.

К 1651 г. пер­вые на­сель­ни­ки Дал­ма­то­вой пу­сты­ни по­стро­и­ли на Бе­лом Го­ро­ди­ще по бла­го­сло­ве­нию То­боль­ско­го ар­хи­епи­ско­па Ге­ра­си­ма Крем­не­ва де­ре­вян­ную ча­сов­ню, кел­лии и огра­ду – пер­вые по­строй­ки бу­ду­ще­го мо­на­сты­ря. Но им бы­ло суж­де­но про­сто­ять недол­го. Как со­об­ща­ют до­ку­мен­ты, «в то ле­то по всей Ис­е­ти ни­кто рус­ских лю­дей не жи­вал ни­где, и при­шли на них (т.е. жи­те­лей мо­на­сты­ря) ра­тию кал­мыц­кие лю­ди, и ча­сов­ню и кел­лии у стар­цев и труд­ни­ков по­жгли и по­би­ли, а иных в по­лон по­бра­ли, толь­ко оста­лась на по­жа­ре в пеп­ле ико­на Пре­свя­тыя Бо­го­ро­ди­цы невре­ди­ма, и ста­рец Дал­мат со­хра­нен бысть». С тех пор ико­на Успе­ния Пре­свя­тыя Бо­го­ро­ди­цы счи­та­ет­ся за­щит­ни­цей и по­кро­ви­тель­ни­цей Дал­ма­тов­ско­го мо­на­сты­ря. Эта ико­на бы­ла при­не­се­на на Бе­лое Го­ро­ди­ще Дал­ма­том из Невьян­ско­го мо­на­сты­ря. Вновь во­круг Дал­ма­та со­бра­лись спо­движ­ни­ки, и мо­на­стырь воз­ро­дил­ся. Бы­ли по­стро­е­ны цер­ковь во имя Успе­ния Бо­го­ро­ди­цы, кел­лии, мо­на­стыр­ские служ­бы, огра­да с баш­ня­ми.

В 1662–1664 гг. пу­стынь опять под­верг­лась опу­сто­ши­тель­ным на­па­де­ни­ям баш­кир­ских ко­че­вых пле­мен и вну­ков по­след­не­го си­бир­ско­го ха­на Ку­чу­ма. Но по­сле каж­до­го ра­зо­ре­ния оби­тель вновь от­стра­и­ва­лась. Ста­рец Дал­мат пе­ре­жил тя­же­лые го­ди­ны бед­ствий и ис­пы­та­ний. Несколь­ко раз он был бли­зок к смер­ти, два­жды на его гла­зах мо­на­стырь был уни­что­жен до ос­но­ва­ния, и два­жды он сно­ва воз­во­дил его из гру­ды пеп­ла и раз­ва­лин.

Дал­мат, не ис­кав­ший по сво­е­му сми­ре­нию су­ет­ной сла­вы и вла­сти, до са­мой смер­ти остал­ся лишь про­стым стар­цем-ино­ком, несмот­ря на то, что ему как ос­но­ва­те­лю, устро­и­те­лю и ру­ко­во­ди­те­лю мо­на­сты­ря по пра­ву при­над­ле­жа­ло и на­сто­я­тель­ство в нем. Но хо­тя офи­ци­аль­но мо­на­сты­рем управ­ля­ли дру­гие стар­цы (так, в 1667 г. игу­ме­ном мо­на­сты­ря был на­зна­чен сын Дал­ма­та Иса­ак), ав­то­ри­тет Дал­ма­та был ве­лик, и его сло­во бы­ло ре­ша­ю­щим. Он все­гда был сто­рон­ни­ком стро­го­го со­блю­де­ния ре­ли­ги­оз­ных ка­но­нов, и ни­ка­кие об­сто­я­тель­ства не мог­ли за­ста­вить его от­сту­пить от них. В та­ком же ду­хе он на­став­лял и мо­на­стыр­скую бра­тию.

Умер Дал­мат 25 июня 1697 г. в воз­расте 103 лет. Сле­до­ва­тель­но, год его рож­де­ния – 1594 г. Он был по­хо­ро­нен в мо­на­сты­ре на ме­сте са­мой пер­вой церк­ви, ко­гда-то со­жжен­ной ко­чев­ни­ка­ми. Еще при жиз­ни Дал­мат из­го­то­вил се­бе гроб (вы­дол­бил из боль­шо­го де­ре­ва), ко­то­рый дол­гие го­ды хра­нил­ся в са­рае. Для за­хо­ро­не­ния Дал­ма­та был со­ору­жен кир­пич­ный склеп. В 1707 г. над скле­пом бы­ла по­стро­е­на де­ре­вян­ная усы­паль­ни­ца или ча­сов­ня.

Усы­паль­ни­ца Дал­ма­та бы­ла глав­ной свя­ты­ней мо­на­сты­ря. За ней сле­ди­ли, вос­ста­нав­ли­ва­ли по­сле по­жа­ров, под­нов­ля­ли, укра­ша­ли. Са­ма гроб­ни­ца бы­ла рас­пи­са­на сю­же­та­ми и сти­ха­ми о пер­во­на­чаль­ной ис­то­рии мо­на­сты­ря и ино­че­ском по­дви­ге ее ос­но­ва­те­ля.

Бра­тия мо­на­сты­ря бе­реж­но хра­ни­ла па­мять о «на­чаль­ном» стар­це, его ве­щи ста­ли свое­об­раз­ны­ми сим­во­ла­ми тор­же­ства пра­во­слав­ной ве­ры. Это ши­шак и коль­чу­га, по­да­рен­ные Дал­ма­ту мур­зой Или­ге­ем в знак при­ми­ре­ния, ке­лей­ная ман­тия и кло­бук. Поз­же, по­сле смер­ти ар­хи­манд­ри­та Иса­а­ка, в усы­паль­ни­це по­яви­лись его по­сох, ман­тия и кло­бук, а сам он был по­гре­бен в при­дель­ной церк­ви во имя пре­по­доб­но­го Дмит­рия При­луц­ко­го.

От го­да к го­ду все боль­ше лю­дей при­хо­ди­ло в мо­на­стырь, чтобы по­мо­лить­ся в усы­паль­ни­це Дал­ма­та, взять во­ды из род­ни­ка. На­род­ная па­мять хра­ни­ла рас­ска­зы о вы­здо­ров­ле­нии стра­дав­ших неду­гом по­сле мо­лит­вы в ча­совне Дал­ма­та, а во­да из род­ни­ка счи­та­лась це­леб­ной. Дал­ма­та ста­ли счи­тать по­кро­ви­те­лем во­и­нов, и пе­ред от­прав­кой в ар­мию мо­ло­дые лю­ди обя­за­тель­но при­хо­ди­ли к его гроб­ни­це, на­де­ва­ли на се­бя коль­чу­гу и ши­шак, тем са­мым как бы по­лу­чая обе­рег. Та­ким об­ра­зом, на­род­ная мол­ва со­зда­ла во­круг име­ни Дал­ма­та, его мо­ги­лы и ве­щей оре­ол свя­то­сти.

В 1871 г. на мо­ги­ле ино­ка Дал­ма­та был по­стро­ен но­вый ка­мен­ный храм Всех Скор­бя­щих ра­до­сти. Ал­тарь и соб­ствен­но храм на­хо­ди­лись в се­ре­дине зда­ния и бы­ли окру­же­ны раз­лич­ны­ми по­ме­ще­ни­я­ми: с во­сто­ка – для риз­ни­цы и цер­ков­ной утва­ри, с юга – «для бес­при­ют­ных и страж­ду­щих ду­хов­ных лиц», с се­ве­ра – для пре­ста­ре­лой немощ­ной мо­на­ше­ству­ю­щей бра­тии.

В 1896 г. над мо­ги­лой пре­по­доб­но­го Дал­ма­та в па­мять ис­пол­няв­ше­го­ся 250-ле­тия су­ще­ство­ва­ния Дал­ма­тов­ской оби­те­ли вме­сто де­ре­вян­ной ча­сов­ни бы­ла воз­ве­де­на ка­мен­ная усы­паль­ни­ца. В но­вой усы­паль­ни­це бы­ла вос­со­зда­на преж­няя об­ста­нов­ка. Из­нут­ри ее сте­ны бы­ли укра­ше­ны жи­во­пи­сью на те­мы жи­тия стар­ца Дал­ма­та. Так же, как и в де­ре­вян­ной ча­совне, за гроб­ни­цей сто­ял боль­ших раз­ме­ров крест-рас­пя­тие с пред­сто­я­щи­ми, «все ли­ца жи­во­пи­си ста­рин­ной». На се­вер­ной стене усы­паль­ни­цы бы­ли раз­ме­ще­ны порт­ре­ты Дал­ма­та и его сы­на – ар­хи­манд­ри­та Иса­а­ка. По утвер­жде­нию Г. Плот­ни­ко­ва, эти порт­ре­ты бы­ли на­пи­са­ны мас­ля­ны­ми крас­ка­ми с на­ту­ры.

К 300-ле­тию пре­став­ле­ния свя­то­го в 1997 г. бы­ли со­став­ле­ны ему служ­ба и ака­фист. В 2004 го­ду по бла­го­сло­ве­нию пат­ри­ар­ха всея Ру­си Алек­сия II пре­по­доб­но­го Дал­ма­та Ис­ет­ско­го при­чис­ли­ли к мест­но­чти­мым свя­тым Кур­ган­ской епар­хии, по­чи­та­е­мо­му в ли­ке Со­бо­ра Си­бир­ских свя­тых, с уста­нов­ле­ни­ем дня па­мя­ти 8 июля.