Священномученик Аркадий (Остальский), Бежецкий Епископ

Свя­щен­но­му­че­ник Ар­ка­дий, епи­скоп Лу­бен­ский, ви­ка­рий Пол­тав­ский (в ми­ру Осталь­ский Ар­ка­дий Иоси­фо­вич) ро­дил­ся в ап­ре­ле 1888 го­да в се­ле Яко­ви­цы Жи­то­мир­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка Иоси­фа Осталь­ско­го. Впо­след­ствии ро­ди­те­ли бу­ду­ще­го Свя­ти­те­ля пе­ре­еха­ли в Жи­то­мир, ку­да пе­ре­ве­ли слу­жить от­ца Иоси­фа. Кро­ме Ар­ка­дия в се­мье бы­ли ещё двое де­тей: сын и дочь, ко­то­рая умер­ла в воз­расте трёх лет. По­сле окон­ча­ния Во­лын­ской Ду­хов­ной Се­ми­на­рии, с сен­тяб­ря 1911 го­да отец Ар­ка­дий слу­жил свя­щен­ни­ком со­бор­но­го хра­ма в го­ро­де Ста­ро-Кон­стан­ти­нов, за­тем на­сто­я­те­лем Ни­коль­ской еди­но­вер­че­ской церк­ви в го­ро­де Пол­та­ва. Во вре­мя вой­ны он — пол­ко­вой свя­щен­ник. Яв­ля­ясь с 1917 по 1922 го­ды на­сто­я­те­лем хра­ма в Жи­то­ми­ре, отец Ар­ка­дий при хра­ме же ор­га­ни­зо­вал Пра­во­слав­ное Брат­ство. Его пла­мен­ные про­по­ве­ди при­вле­ка­ли мно­же­ство на­ро­да, а Брат­ство в тяж­кие го­ды граж­дан­ской вой­ны осу­ществ­ля­ло прак­ти­че­скую по­мощь бед­ным и боль­ным, тут обу­ча­ли де­тей, хо­ро­ни­ли умер­ших, за­ни­ма­лись бла­го­тво­ри­тель­но­стью. Отец Ар­ка­дий по­имён­но пом­нил всех боль­ных, ко­то­рых опе­ка­ло Брат­ство, и, бы­ва­ло, не раз спра­ши­вал, кто де­жу­рит се­го­дня у та­кой-то, кто по­не­сёт та­кой-то обед.

Не толь­ко дру­гих по­буж­дал он к ни­ще­лю­бию и жерт­вен­но­сти, но и сам по­ка­зы­вал при­мер этой жерт­вен­но­сти и край­не­го нес­тя­жа­ния. Близ­кие, зная, что он нуж­да­ет­ся и не име­ет средств, сши­ли ему шу­бу. Эту шу­бу он на­дел все­го ра­за два, за­тем она вне­зап­но ис­чез­ла. Ока­за­лось, он от­дал её бед­ной вдо­ве, у ко­то­рой бы­ло двое боль­ных ту­бер­ку­лё­зом де­тей. Од­на­жды он вы­шел из Жи­то­ми­ра в са­по­гах, а в Ки­ев при­шёл уже в лап­тях. Ока­за­лось, ему на до­ро­ге встре­тил­ся ка­кой-то бед­няк, и они по­ме­ня­лись обу­вью. В дру­гой раз отец Ар­ка­дий от­дал ка­ко­му-то неиму­ще­му брю­ки и остал­ся в ниж­нем бе­лье, а чтобы это­го не бы­ло вид­но, за­шил спе­ре­ди под­ряс­ник, чтобы по­лы не рас­па­хи­ва­лись.

Отец Ар­ка­дий ча­сто слу­жил и все­гда ис­по­ве­ды­вал. На ис­по­ве­ди он ни­ко­го не то­ро­пил, пред­ла­гая без стес­не­ния на­звать то, что му­ча­ет ду­шу че­ло­ве­ка. Ино­гда ис­по­ведь за­тя­ги­ва­лась до двух ча­сов но­чи.

Вес­ною 1922 го­да от­ца Ар­ка­дия аре­сто­ва­ли по об­ви­не­нию в со­про­тив­ле­нии изъ­я­тию цер­ков­ных цен­но­стей пря­мо на вы­хо­де из хра­ма, по­сле со­вер­ше­ния Бо­же­ствен­ной Ли­тур­гии. Тол­па мо­ля­щих­ся по­сле­до­ва­ла вме­сте со сво­им пас­ты­рем к зда­нию Ч. К., но сол­да­ты взя­ли вин­тов­ки на­из­го­тов­ку, при­ка­зы­вая всем разой­тись. Од­на­ко лю­ди от­ка­за­лись под­чи­нить­ся, тре­буя от­пу­стить свя­щен­ни­ка. Всех их си­лой уве­ли в под­вал зда­ния Ч. К. Весть об аре­сте лю­би­мо­го пас­ты­ря об­ле­те­ла го­род, в тюрь­му ста­ли при­но­сить пе­ре­да­чи в та­ком ко­ли­че­стве, что их хва­та­ло и за­клю­чён­ным, и над­зи­ра­те­лям.

Ба­тюш­ку при­го­во­ри­ли к рас­стре­лу. Рас­ска­зы­ва­ют, что во вре­мя чте­ния об­ви­ни­тель­но­го за­клю­че­ния и при­го­во­ра отец Ар­ка­дий за­снул, и кон­во­и­ры вы­нуж­де­ны бы­ли раз­бу­дить его, чтобы со­об­щить, что он при­го­во­рён к смер­ти. «Ну что ж, — ска­зал свя­щен­ник, — бла­го­да­рю Бо­га за всё. Для ме­ня смерть — при­об­ре­те­ние» По­сле су­да вер­ные хри­сти­ане ста­ли хло­по­тать о смяг­че­нии при­го­во­ра, и он был за­ме­нён пя­тью го­да­ми за­клю­че­ния.

По­ка отец Ар­ка­дий на­хо­дил­ся в за­клю­че­нии, его су­пру­га вы­шла за­муж за офи­це­ра Крас­ной ар­мии, по­тре­бо­вав по­сле осво­бож­де­ния ба­тюш­ки из тюрь­мы, чтобы он дал ей раз­вод. Де­тей у них не бы­ло. Так Гос­подь раз­ре­шил от­ца Ар­ка­дия от се­мей­ных уз.

По­сле до­сроч­но­го осво­бож­де­ния в 1925 го­ду ба­тюш­ка по­ехал по­мо­лить­ся в Ди­вев­ский жен­ский мо­на­стырь. В Ди­ве­е­ве его встре­ти­ла бла­жен­ная Ма­рия Ива­нов­на, ко­то­рая вни­ма­тель­но по­гля­де­ла на при­е­хав­ше­го по­мо­лить­ся свя­щен­ни­ка и ска­за­ла ему: «Бу­дешь епи­ско­пом, но из тюрь­мы не вый­дешь». В Са­ров­ской Успен­ской пу­сты­ни он был по­стри­жен в ман­тию с остав­ле­ни­ем то­го же име­ни.

Вер­нув­шись в Жи­то­мир, иеро­мо­нах Ар­ка­дий всё вре­мя стал от­да­вать мо­лит­ве и ас­ке­ти­че­ским по­дви­гам. Пе­ред ним, как ни­ко­гда яс­но, пред­на­чер­та­ли смысл и цель хри­сти­ан­ской жиз­ни — в стя­жа­нии Ду­ха Свя­то­го. На од­ной из от­кры­ток, по­да­рен­ной ду­хов­ной до­че­ри, он на­пи­сал по­же­ла­ние, ко­то­рое в та­кой же сте­пе­ни от­но­сил и к се­бе: «Не тот бла­жен, кто хо­ро­шо на­чи­на­ет, но кто хо­ро­шо кон­ча­ет по­двиг свой. По­се­му по­двиг по­ка­я­ния и борь­бы со стра­стя­ми дол­жен быть по­жиз­нен­ным».

В на­ча­ле 1926 го­да иеро­мо­нах Ар­ка­дий был воз­ве­дён в сан ар­хи­манд­ри­та, а 2 сен­тяб­ря 1926 го­да ар­хи­манд­рит Ар­ка­дий был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Лу­бен­ско­го, ви­ка­рия Пол­тав­ской епар­хии, од­на­ко епар­хи­ей управ­лять не мог, по­сколь­ку в ок­тяб­ре был аре­сто­ван и вы­слан в Харь­ков, а в фев­ра­ле 1927 го­да в Ту­ап­се.

Въезд в епар­хию, в го­род Луб­ны, ему был за­пре­щён, од­на­ко Вла­ды­ка всё же ре­шил вы­ехать, чтобы от­слу­жить хо­тя бы Пас­халь­ное Бо­го­слу­же­ние. В Луб­ны он вы­ехал тай­но и пе­ред са­мым на­ча­лом Пас­халь­ной по­лу­нощ­ни­цы, око­ло по­ло­ви­ны две­на­дца­то­го, во­шёл в ал­тарь. Он был в паль­то, в тём­ных оч­ках и в та­ком ви­де ма­ло по­хо­дил на епи­ско­па. Диа­кон со­бо­ра стал про­го­нять незна­ком­ца, го­во­ря, что они ждут при­ез­да на­зна­чен­но­го к ним ар­хи­ерея, и ему со­всем не ме­сто сей­час в ал­та­ре. Незна­ко­мец по­про­сил вы­звать на­сто­я­те­ля, диа­кон усту­пил, и ко­гда при­шёл на­сто­я­тель, епи­скоп Ар­ка­дий от­крыл­ся ему и ска­зал, что он и есть на­зна­чен­ный к ним ар­хи­ерей.

По­сле объ­яс­не­ний Вла­ды­ка об­ла­чил­ся, и на­ча­лось Пас­халь­ное Бо­го­слу­же­ние. Но ещё не за­кон­чи­лась служ­ба, как в со­бо­ре ста­ли по­яв­лять­ся пред­ста­ви­те­ли вла­сти. Даль­ней­шее пре­бы­ва­ние вла­ды­ки Ар­ка­дия в со­бо­ре гро­зи­ло аре­стом, и он был вы­нуж­ден скрыть­ся. Это бы­ло един­ствен­ным бо­го­слу­же­ни­ем в на­зна­чен­ной ему епар­хии. Епи­скоп уехал в Но­во-Афон­ский мо­на­стырь на Кав­каз, жил в го­рах, встре­чал­ся с по­движ­ни­ка­ми, на­се­ляв­ши­ми в то вре­мя про­па­сти и уще­лья Кав­каз­ских хреб­тов. Од­на­ко и здесь по­ло­же­ние бы­ло неспо­кой­ным. Вла­сти с по­мо­щью охот­ни­ков вы­сле­жи­ва­ли по­движ­ни­ков, аре­сто­вы­ва­ли и рас­стре­ли­ва­ли их.

Вновь Вла­ды­ка был аре­сто­ван в ап­ре­ле 1927 го­да и со­слан в Ка­зань. Из этой ссыл­ки он бе­жал в мар­те 1928 го­да и неле­галь­но по­се­лил­ся в Ле­нин­гра­де при по­дво­рье Ки­е­во-Пе­чер­ской Лав­ры. Слу­жил он тай­но.

В мае 1928 го­да по­сле­до­вал но­вый арест Свя­ти­те­ля, уже в Москве. Его за­клю­чи­ли в Бу­тыр­скую тюрь­му. В июле то­го же го­да Вла­ды­ка был при­го­во­рён к пя­ти го­дам за­клю­че­ния в ла­ге­ре, а в даль­ней­шем срок про­дли­ли ещё на пять лет.

Вла­ды­ка на­хо­дил­ся в еди­но­мыс­лии с кли­ри­ка­ми и при­хо­жа­на­ми «Ме­чёв­ско­го» цен­тра уме­рен­ной оп­по­зи­ции при хра­ме Свя­ти­те­ля Ни­ко­лая, что на Ма­ро­сей­ке в Москве, на­сто­я­те­лем ко­то­ро­го по­сле кон­чи­ны по­чи­та­е­мо­го в на­ро­де от­ца Алек­сия Ме­чё­ва (па­мять 9 июня) стал его сын отец Сер­гий. Офи­ци­аль­но не от­де­ля­ясь от мит­ро­по­ли­та Сер­гия, они рез­ко кри­ти­ко­ва­ли его, по­да­ва­ли про­ше­ния об уволь­не­нии на по­кой, воз­дер­жи­ва­лись от воз­но­ше­ния его име­ни за бо­го­слу­же­ни­я­ми.

Как-то, бу­дучи тай­но в Москве меж­ду бес­ко­неч­ны­ми ссыл­ка­ми, Вла­ды­ка по­пы­тал­ся об­ра­тить­ся к мит­ро­по­ли­ту Сер­гию (Стра­го­род­ско­му) за разъ­яс­не­ни­я­ми о совре­мен­ной цер­ков­ной жиз­ни, од­на­ко тот не стал с ним раз­го­ва­ри­вать, пред­ло­жив ему преж­де явить­ся в Н. К. В. Д.

С 1928 по 1937 го­ды с неболь­шим пе­ре­ры­вом Вла­ды­ка на­хо­дил­ся в за­клю­че­нии на Со­лов­ках. Там он был опре­де­лён на са­мую тя­жё­лую ра­бо­ту. Ла­гер­ное на­чаль­ство, ви­дя, ка­кое бла­го­твор­ное вли­я­ние Вла­ды­ка ока­зы­ва­ет на окру­жа­ю­щих, и, опа­са­ясь это­го вли­я­ния, ча­сто пе­ре­во­ди­ло его с од­но­го ме­ста на дру­гое. Вла­ды­ка раз­да­вал всё, что по­лу­чал от ду­хов­ных де­тей и ста­рал­ся, чтобы ссыль­ное ду­хо­вен­ство по­мо­га­ло друг дру­гу.

Боль­шое чис­ло осве­до­ми­те­лей и по­сто­ян­ное на­блю­де­ние за за­клю­чён­ны­ми зна­чи­тель­но утя­же­ля­ли усло­вия пре­бы­ва­ния в ла­ге­ре. Здесь на каж­до­го уз­ни­ка был за­ве­дён сек­рет­ный фор­му­ляр, в ко­то­ром от­ме­ча­лось его по­ве­де­ние, как он ра­бо­та­ет, что го­во­рил, ка­ких взгля­дов при­дер­жи­ва­ет­ся. Ла­гер­ное на­чаль­ство ис­ка­ло по­вод, чтобы аре­сто­вать епи­ско­па-по­движ­ни­ка, име­ю­ще­го вы­со­кий ав­то­ри­тет сре­ди за­клю­чён­ных. По­во­дом к это­му ста­ло уча­стие Вла­ды­ки и дру­гих свя­щен­но­слу­жи­те­лей во все­нощ­ной под Бла­го­ве­ще­ние. След­ствие бы­ло за­кон­че­но в июле. Мно­гие свя­щен­ни­ки и ми­ряне бы­ли осуж­де­ны на дис­ци­пли­нар­ные на­ка­за­ния — пре­бы­ва­ние в штраф­ном изо­ля­то­ре. Де­ло епи­ско­па Ар­ка­дия бы­ло на­прав­ле­но для рас­смот­ре­ния в трой­ку О. Г. П. У., ко­то­рая при­го­во­ри­ла его к пя­ти го­дам за­клю­че­ния в конц­ла­ге­ре. По­сле при­го­во­ра Вла­ды­ку в ка­че­стве на­ка­за­ния пе­ре­ве­ли на неко­то­рое вре­мя на Се­кир­ную Го­ру, ко­то­рая пред­став­ля­ла со­бой по­до­бие внут­рен­ней Со­ло­вец­кой тюрь­мы с са­мым су­ро­вым ре­жи­мом. Кор­ми­ли там гни­лы­ми про­дук­та­ми, и то в са­мом ма­лом ко­ли­че­стве. На Се­кир­ной Го­ре бы­ло два «от­де­ле­ния» — верх­нее и ниж­нее. Це­лы­ми дня­ми за­клю­чён­ные «верх­не­го от­де­ле­ния» долж­ны бы­ли си­деть на жёр­доч­ках, не до­ста­вая но­га­ми до по­ла, вплот­ную друг к дру­гу. На ночь раз­ре­ша­лось лечь на го­лом ка­мен­ном по­лу, но укрыть­ся бы­ло нечем. За­клю­чён­ных бы­ло столь­ко, что спать при­хо­ди­лось всю ночь на од­ном бо­ку. Через неко­то­рое вре­мя за­клю­чён­ных пе­ре­во­ди­ли из «верх­не­го» от­де­ле­ния в ниж­нее и то­гда поз­во­ля­ли ра­бо­тать, но ра­бо­ту да­ва­ли са­мую тя­жё­лую.

Из это­го ла­ге­ря Вла­ды­ка вер­нул­ся через де­сять лет — в фев­ра­ле 1937 го­да — со­вер­шен­но се­дым. По­сле осво­бож­де­ния он был на­зна­чен епи­ско­пом Бе­жец­ким, но на­зна­че­ния не при­нял. По­сто­ян­ное про­жи­ва­ние ему бы­ло раз­ре­ше­но в Ка­лу­ге. Там Вла­ды­ка ча­сто ви­дел­ся с ар­хи­епи­ско­пом Ка­луж­ским Ав­гу­сти­ном (Бе­ля­е­вым), с ко­то­рым под­дер­жи­вал дру­же­ские от­но­ше­ния как с че­ло­ве­ком од­но­го с ним по­движ­ни­че­ско­го ду­ха.

В сен­тяб­ре 1937 го­да Н. К. В. Д. аре­сто­вал ар­хи­епи­ско­па Ав­гу­сти­на, о чём тут же узнал епи­скоп Ар­ка­дий. На сле­ду­ю­щий день око­ло по­лу­но­чи прео­свя­щен­ный Ар­ка­дий от­пра­вил­ся на вок­зал. Ему уда­лось сесть в по­езд, но вла­сти уже ис­ка­ли его. Со­став был за­дер­жан, в по­езд во­шли со­труд­ни­ки Н. К. В. Д. вме­сте с че­ло­ве­ком, ко­то­рый знал епи­ско­па в ли­цо, и Вла­ды­ка был аре­сто­ван. По­на­ча­лу его дер­жа­ли в Ка­луж­ской тюрь­ме, а за­тем пе­ре­ве­ли в Бу­тыр­скую тюрь­му в Москве. 17 ок­тяб­ря на­ча­лись до­про­сы.

«Сви­де­те­ли», по­ка­за­ни­я­ми ко­то­рых вос­поль­зо­ва­лось след­ствие, го­во­ри­ли: «Осталь­ско­го я слу­чай­но встре­тил на ули­це воз­ле Пиме­нов­ской церк­ви, где в бе­се­де со мной он за­явил: «При­е­хал в Моск­ву на­ве­стить сво­их ду­хов­ных де­тей..» Даль­ше Осталь­ский со­об­щил мне: «Пра­ви­тель­ство взя­ло курс на уни­что­же­ние по­след­них остав­ших­ся пра­во­слав­ных хра­мов, по­всю­ду ви­дишь за­пу­сте­ние внеш­нее, но ве­ра в Бо­га у на­ро­да ве­ли­ка, это я го­во­рю по сле­ду­ю­щим уро­кам: сто­ить толь­ко епи­ско­пу по­явить­ся в де­ревне и го­ро­де, мо­мен­таль­но во­круг те­бя со­би­ра­ет­ся на­род; и как на мо­лит­ве се­бя дер­жат ве­ру­ю­щие — это то­же ха­рак­тер­но: ти­ши­на, тор­же­ствен­ное бла­го­го­ве­ние, по­ря­док... Я не ве­рю, чтобы Рус­ская на­ция со­вер­шен­но со­шла со сце­ны, нет, на­цио­наль­ный дух жи­вёт в Рус­ском на­ро­де, и при­дёт вре­мя, он се­бя по­ка­жет!».

На до­про­се Вла­ды­ка от­ве­тил сле­до­ва­те­лю: «В по­ряд­ке обыч­ных раз­го­во­ров со сво­и­ми зна­ко­мы­ми кто-то из них за­дал во­прос, что необ­хо­ди­мо сде­лать для укреп­ле­ния Церк­ви. Я го­во­рил, что Цер­ковь рас­ша­ты­ва­ет­ся вслед­ствие на­ше­го нрав­ствен­но­го па­де­ния. Сле­до­ва­тель­но, для то­го, чтобы укре­пить Цер­ковь, необ­хо­ди­мо в ос­но­ву по­ло­жить на­ше нрав­ствен­ное усо­вер­шен­ство­ва­ние. По­след­нее яв­ля­ет­ся сред­ством борь­бы с неве­ри­ем и его на­ступ­ле­ни­ем на Цер­ковь... Я при­шёл к вы­во­ду, что по­сле осво­бож­де­ния я бу­ду стре­мить­ся не к то­му, чтобы управ­лять епар­хи­ей, а чтобы иметь воз­мож­ность со­вер­шать бо­го­слу­же­ние в хра­ме. Ес­ли это не удаст­ся, то быть хо­тя бы сто­ро­жем лю­бо­го хра­ма, скрыв от ве­ру­ю­щих своё епи­скоп­ское зва­ние, тем, чтобы сво­им вы­со­ким нрав­ствен­ным со­вер­шен­ство­ва­ни­ем дать об­ра­зец то­го, что и на­ши лю­ди мо­гут укра­сить Цер­ковь в совре­мен­ных усло­ви­ях...».

В на­ча­ле де­каб­ря след­ствие бы­ло за­кон­че­но. Вла­ды­ку об­ви­ни­ли в контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти. Ви­нов­ным се­бя Свя­ти­тель не при­знал, и об­ви­не­ний, про­тив него вы­дви­ну­тых, не под­твер­дил.

16 (29) де­каб­ря 1937 го­да Вла­ды­ка был рас­стре­лян на по­ли­гоне Н. К. В. Д. в по­сёл­ке Бу­то­во под Моск­вой и по­гре­бён в об­щей мо­ги­ле.

При­чис­лен к ли­ку свя­тых Но­во­му­че­ни­ков и Ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских на Юби­лей­ном Ар­хи­ерей­ском Со­бо­ре Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в ав­гу­сте 2000 го­да для об­ще­цер­ков­но­го по­чи­та­ния.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru/