Преподобный Антипа Валаамский (Афонский)

Иерос­хи­мо­нах Ан­ти­па ро­дил­ся в Мол­да­вии, в се­ле Ка­ла­по­де­ш­ти Те­кунч­ско­го уез­да в 1816 го­ду. Ро­ди­те­ли его бы­ли лю­ди пра­во­слав­ные и весь­ма бла­го­че­сти­вые. Жи­ли они в боль­шой бед­но­сти. Отец его, Ге­ор­гий Кон­стан­ти­но­вич Лу­ки­ан, слу­жил дья­ко­ном в убо­гой церк­ви се­ла Ка­ла­по­де­ш­ти; мать его, Ека­те­ри­на Афа­на­сьев­на, впо­след­ствии по­сту­пи­ла в жен­ский мо­на­стырь и с име­нем Ели­са­ве­та скон­ча­лась в схи­ме. Дол­го у Лу­ки­а­нов не бы­ло де­тей; на­ко­нец по мо­лит­вам же­ны у них ро­дил­ся сын Алек­сандр, впо­след­ствии в схи­ме по­лу­чив­ший имя Ан­ти­пы.

Рож­де­ние бу­ду­ще­го по­движ­ни­ка озна­ме­но­ва­лось осо­бен­ным бла­го­во­ле­ни­ем Бо­жи­им: мать ро­ди­ла его без бо­лез­ни; за­тем до кон­ца жиз­ни осе­ня­ла его чуд­ная бла­го­дать Бо­жия. Еще в дет­стве, ко­гда он пас овец сво­е­го от­ца в глу­хом ле­су, где во­ди­лось мно­же­ство ядо­ви­тых змей, брал он их жи­вых без ма­лей­ше­го вре­да в свои ру­ки и тем при­во­дил в ужас сто­рон­них зри­те­лей. Раз он по­шел в ого­род к сво­е­му со­се­ду, се­мей­но­му че­ло­ве­ку, у них за­шел раз­го­вор о зме­ях, то­гда маль­чик уве­рял, что он не бо­ит­ся змей и да­же бе­рет их на ру­ки жи­вых; со­сед не ве­рил ему и да­же сме­ял­ся над ним, как вдруг, по смот­ре­нию Бо­жию, очу­ти­лась в том са­мом ого­ро­де од­на змея, ко­то­рую маль­чик без бо­яз­ни взял на свои ру­ки; со­сед же, ис­пу­гав­шись, за­кри­чал на всю мочь и пу­стил­ся бе­жать. Так Бог хра­нил от юно­сти се­го от­ро­ка.

Ода­рен­ный от Бо­га вы­со­ки­ми ду­хов­ны­ми да­ро­ва­ни­я­ми, в от­ро­че­стве о. Ан­ти­па был как бы ли­шен обык­но­вен­ных, есте­ствен­ных спо­соб­но­стей: от при­ро­ды он был очень про­сто­ват и крайне непо­нят­лив. Эта двой­ствен­ность о. Ан­ти­пы про­из­во­ди­ла со­от­вет­ству­ю­щее впе­чат­ле­ние на его сверст­ни­ков. Ино­гда они, по­ра­жа­е­мые про­яв­ле­ни­ем в нем че­го-то див­но­го, необы­чай­но­го, па­да­ли пред ним со стра­хом на ко­ле­ни и на­зы­ва­ли его сво­им вла­ды­кой; ино­гда же – ру­га­ли и би­ли его за его про­сто­ва­тые вы­ход­ки.

Дол­го, не смот­ря на са­мое усерд­ное при­ле­жа­ние, не мог о. Ан­ти­па на­учить­ся гра­мо­те. Ви­дя его неспо­соб­ность, учи­те­ля да­же со­ве­то­ва­ли ему луч­ше оста­вить шко­лу и обу­чать­ся ка­ко­му-ли­бо ре­ме­с­лу. О. Ан­ти­па горь­ко пла­кал. "Нет, – го­во­рил он, – мое един­ствен­ное же­ла­ние на­учить­ся чи­тать; я до смер­ти бу­ду за­ни­мать­ся толь­ко чте­ни­ем Бо­же­ствен­ных книг". Усер­дие, труд и мо­лит­ва, на­ко­нец, по­бе­ди­ли, и свя­щен­ные кни­ги для о. Ан­ти­пы ста­ли един­ствен­ным все­гдаш­ним ис­точ­ни­ком ду­хов­но­го на­зи­да­ния и са­мых сла­дост­ных уте­ше­ний.

Еще о. Ан­ти­па хо­дил учить­ся в шко­лу, как скон­чал­ся его отец, и все их се­мей­ство оста­лось без опо­ры. Его, как стар­ше­го, как бу­ду­ще­го кор­миль­ца, от­да­ла мать в обу­че­ние пе­ре­плет­но­му ма­стер­ству. Му­же­ствен­но пре­тер­пев все тяж­кие невзго­ды в чу­жом до­ме у же­сто­ко­го хо­зя­и­на, без­за­щит­ный си­ро­та с по­мо­щью Бо­жи­ей быст­ро до­стиг зва­ния пе­ре­плет­но­го ма­сте­ра и, воз­вра­тясь на ро­ди­ну и об­за­ве­дясь соб­ствен­ным хо­зяй­ством, еще юно­шей сде­лал­ся опо­рой и един­ствен­ной от­ра­дой вдов­ству­ю­щей сво­ей ма­те­ри и всей се­мьи.

Пол­ное до­воль­ство ца­ри­ло в се­мей­стве Лу­ки­а­на, но серд­це мо­ло­до­го хо­зя­и­на не на­хо­ди­ло уте­ше­ний в зем­ном. Ча­сто вда­ли от всех, об­ли­ва­ясь сле­за­ми, недо­уме­вая, где об­ре­сти по­кой ду­ши, мыс­лен­но взы­вал он к Бо­гу: "Ска­жи мне, Гос­по­ди, путь в он же пой­ду, яко к Те­бе взях ду­шу мою!" (Пс.142:8). В од­ну из та­ких уеди­нен­ных мыс­лен­ных бе­сед с са­мим со­бой, на два­дца­том го­ду сво­ей жиз­ни, вне­зап­но о. Ан­ти­па был оза­рен див­ным, неизъ­яс­ни­мым све­том. Свет этот на­пол­нил серд­це его невы­ра­зи­мой ра­до­стью, из очей его по­то­ка­ми по­ли­лись неудер­жи­мые, сла­дост­ные сле­зы – то­гда, как бы ощу­тив в этом све­те выс­шее Бо­же­ствен­ное зва­ние, о. Ан­ти­па в от­вет на зов Бо­жий в ра­до­сти вос­клик­нул: "Гос­по­ди, я бу­ду мо­на­хом!"

Но Гос­подь про­мыс­ли­тель­но по­пус­кал на него и раз­но­об­раз­ные бе­сов­ские ис­ку­ше­ния. Бе­сы яв­ля­лись ему в ви­де чер­ных эфи­о­пов и чер­ных со­бак, но при зна­ме­нии кре­ста они мгно­вен­но, сверк­нув мол­нией, ис­че­за­ли. Ино­гда при­ни­ма­ли они на се­бя и дру­гие мно­го­раз­лич­ные от­вра­ти­тель­ные об­ра­зы, про­из­во­ди­ли ужас­ный треск и шум, на­во­ди­ли невы­ра­зи­мый страх на ду­шу по­движ­ни­ка. Пред на­ступ­ле­ни­ем бе­сов­ских ис­ку­ше­ний в воз­ду­хе неред­ко слы­шал­ся глас, пред­ва­ряв­ший о. Ан­ти­пу и взы­вав­ший к нему: "Го­товь­ся! Бу­дет ис­ку­ше­ние!"

Кро­ме ис­ку­ше­ний от бе­сов, мно­го скор­бей и по­но­ше­ний в раз­ное вре­мя пре­тер­пел о. Ан­ти­па и от враж­до­вав­ших на него лю­дей за его пря­мо­ту и неудер­жи­мую рев­ность к бла­го­че­стию. Так "дес­ны­ми и шуй­и­ми" воз­во­дил­ся он по сте­пе­ням ле­стви­цы со­вер­шен­ства.

II.

Од­на­жды но­чью ти­хо вы­шел о. Ан­ти­па из до­ма сво­их ро­ди­те­лей и на­пра­вил­ся в зна­ме­ни­тый в Мол­да­вии бо­га­тый Ня­мец­кий мо­на­стырь. В со­бор­ном мо­на­стыр­ском хра­ме со сле­за­ми по­верг­ся он пе­ред чу­до­твор­ной ико­ной Ня­мец­кой Бо­жи­ей Ма­те­ри. Цер­ковь бы­ла со­вер­шен­но пу­ста. Вдруг сде­лал­ся шум, и за­ве­са, за­кры­вав­шая свя­тую ико­ну, от­дер­ну­лась са­ма со­бой. В уми­ле­нии и в неизъ­яс­ни­мой ра­до­сти ду­ши при­ло­жил­ся о. Ан­ти­па к чу­до­твор­но­му об­ра­зу Ца­ри­цы Небес­ной.

Бла­го­дат­но уте­шен­ный в Бо­жи­ем хра­ме, с ве­ли­кой пе­ча­лью вы­шел о. Ан­ти­па из ке­ллий на­сто­я­тель­ских, ко­гда, несмот­ря на все его прось­бы и моль­бы, ему ре­ши­тель­но от­ка­за­ли в при­е­ме в Ня­мец­кую оби­тель. И он от­пра­вил­ся в Ва­ла­хию. Там неболь­шой штат­ный мо­на­стырь при­нял стран­ни­ка в свои мир­ные сте­ны. Бо­лее двух лет с пол­ным са­мо­от­вер­же­ни­ем тру­дил­ся здесь рев­ност­ный по­движ­ник в мо­на­стыр­ских по­слу­ша­ни­ях. Жизнь его бы­ла ис­пол­не­на скор­бей и ли­ше­ний. Ему не да­ва­ли мо­на­стыр­ской одеж­ды, не бы­ло у него ке­ллии. Утом­лен­ный, за­сы­пал он где слу­чит­ся: на ху­то­ре, на ку­хон­ном по­лу. Раз, за­снув в по­ле на сене, он за­не­сен был сне­гом – по­лу­за­мерз­ше­го, его ед­ва при­ве­ли в чув­ство.

С по­дви­га­ми те­лес­ны­ми, бде­ни­ем, по­стом, со­еди­нял юный во­ин Хри­стов ум­ную мо­лит­ву, ко­то­рой на­учил его схи­мо­нах Ге­де­он, око­ло 30 лет под­ви­зав­ший­ся в за­тво­ре близ их мо­на­сты­ря.

Стро­гая, са­мо­от­вер­жен­ная жизнь о. Ан­ти­пы рез­ко вы­де­ля­лась сре­ди об­ще­го мо­на­стыр­ско­го строя. Ду­хов­ник со­ве­то­вал ему ид­ти на Афон. Ту­да же стре­ми­лось серд­це и са­мо­го о. Ан­ти­пы; толь­ко уже и на пер­вых ша­гах сво­е­го по­движ­ни­че­ства об­на­ру­жи­вая ду­хов­ную рас­су­ди­тель­ность – этот глав­ней­ший при­знак ис­тин­но­го по­движ­ни­ка, в ре­ше­нии сво­е­го недо­уме­ния он же­лал слы­шать го­лос опыт­но­го в ду­хов­ной жиз­ни стар­ца.

В это вре­мя сла­вил­ся в Мол­да­вии сво­и­ми вы­со­ки­ми по­дви­га­ми и ду­хов­ной опыт­но­стью на­сто­я­тель мо­на­сты­ря, на­зы­ва­е­мо­го "Браз", ар­хи­манд­рит Ди­мит­рий. До на­сто­я­тель­ства в глу­хом ле­су про­во­дил он стро­гую от­шель­ни­че­скую жизнь. Слу­чай­но то­гда на­шел он в зем­ле со­суд, на­пол­нен­ный зо­ло­ты­ми мо­не­та­ми. При со­су­де бы­ла за­пис­ка, объ­яс­няв­шая, что день­ги эти при­над­ле­жат Мол­дав­ско­му мит­ро­по­ли­ту До­си­фею, ко­то­рый спря­тал их, узнав о неиз­беж­ной ему му­че­ни­че­ской кон­чине от рук ту­рок. "Кто най­дет эти день­ги, – го­во­ри­лось да­лее в за­пис­ке, – тот дол­жен вы­стро­ить на них мо­на­стырь и три ски­та; по окон­ча­нии по­строй­ки тре­тье­го, по­след­не­го ски­та об­ре­тут и мои мо­щи".

Объ­явив о чу­дес­ной сво­ей на­ход­ке Мол­дав­ско­му мит­ро­по­ли­ту и с его бла­го­сло­ве­ния о. Ди­мит­рий рев­ност­но при­сту­пил к ис­пол­не­нию по­след­ней во­ли бла­жен­но­го мит­ро­по­ли­та До­си­фея. Воз­двиг­нут был ве­ли­ко­леп­ный мо­на­стырь. "Как Ня­мец­кий", – го­во­рил о. Ан­ти­па. Окон­че­на бы­ла по­строй­ка и тре­тье­го, по­след­не­го ски­та, в огра­де ко­то­ро­го по­ру­чил о. Ди­мит­рий вы­ко­пать для се­бя мо­ги­лу. Ко­гда в день освя­ще­ния скит­ско­го хра­ма при­был в скит о. Ди­мит­рий, ему объ­яви­ли, что мо­ги­ла, ко­то­рую он при­ка­зал вы­рыть, что-то осы­па­ет­ся. В его при­сут­ствии до­ко­па­лись и об­ре­ли ков­чег с мо­ща­ми бла­жен­но­го мит­ро­по­ли­та До­си­фея. "Я спо­до­бил­ся ви­деть эти мо­щи, – го­во­рил о. Ан­ти­па, – я при­кла­ды­вал­ся к ним: от них бла­го­уха­ние".

К это­му-то о. ар­хи­манд­ри­ту Ди­мит­рию и об­ра­тил­ся о. Ан­ти­па за ду­хов­ным со­ве­том. Во­об­ще о. Ди­мит­рий все­гда удер­жи­вал стре­мив­ших­ся на Афон­скую го­ру, но на этот раз, к удив­ле­нию всех, он со­гла­сил­ся от­пу­стить ту­да о. Ан­ти­пу, при­ба­вив, что он сам пред­ва­ри­тель­но по­стри­жет его в мо­на­хи. Так, мо­на­хом, с име­нем Алим­пия, на­пут­ство­ван­ный бла­го­сло­ве­ни­я­ми ве­ли­ко­го стар­ца, от­пра­вил­ся о. Ан­ти­па на Свя­тую Го­ру.

В од­ной из пу­стын­ных ке­ллий Афо­на под­ви­за­лись в это вре­мя два со­оте­че­ствен­ни­ка о. Ан­ти­пы – мол­да­ване: иерос­хи­мо­на­хи Ни­фонт и Нек­та­рий. К ним же­лал он по­сту­пить в уче­ни­ки. "Ты недав­но при­нял мо­на­ше­скую ман­тию, – от­ве­ча­ли ему на его прось­бу опыт­ные от­цы, – и те­бе сле­ду­ет спер­ва по­тру­дить­ся в по­слу­ша­ни­ях в мо­на­сты­ре". По­ви­ну­ясь их со­ве­ту, о. Ан­ти­па по­сту­пил в гре­че­ский Ес­фиг­ме­нов мо­на­стырь. Око­ло че­ты­рех лет тру­дил­ся он в той оби­те­ли в по­варне. Здесь в те­че­ние це­ло­го го­да на­хо­дил­ся он в тяг­чай­шем и опас­ней­шем для по­движ­ни­ка ис­ку­ше­нии: от него от­сту­пи­ла ум­ная мо­лит­ва и с нею пре­кра­ти­лись все бла­го­дат­ные уте­ше­ния. И ум, и серд­це его ис­пол­не­ны бы­ли по­дав­ля­ю­щей тьмы и скор­би. Толь­ко твер­дое упо­ва­ние на за­ступ­ле­ние Бо­жи­ей Ма­те­ри со­хра­ни­ло его то­гда от от­ча­я­ния. Кон­чи­лось вре­мя по­слуш­ни­че­ско­го ис­ку­са, и стар­цы мол­дав­ские при­ня­ли сво­е­го со­бра­та на выс­шие по­дви­ги в пу­сты­ню.

"Те­бе на­до те­перь об­лечь­ся в схи­му – я по­стри­гу те­бя", – ска­зал од­на­жды о. Ни­фонт о. Ан­ти­пе. "Я с ве­ли­кою ра­до­стью го­тов при­нять схи­му, толь­ко бо­юсь, что то­гда ты не от­пу­стишь ме­ня од­но­го в пу­сты­ню", – от­ве­чал ему о. Ан­ти­па. "Ко­неч­но, не от­пу­щу, – ска­зал о. Ни­фонт, – ты ну­жен нам". В го­ло­ве о. Ни­фон­та уже за­рож­да­лась то­гда мысль устро­ить на Афоне са­мо­сто­я­тель­ный об­ще­жи­тель­ный мол­дав­ский скит. Он осо­зна­вал, что в де­ле устро­е­ния ски­та ему бу­дет весь­ма по­ле­зен о. Ан­ти­па, по­че­му и же­лал сам по­стричь его в схи­му и тем, по за­ко­ну ду­хов­но­му, при­вя­зать его к се­бе на­все­гда. О. Ан­ти­па по­ни­мал цель стар­ца, и она без­мер­но тя­го­ти­ла его. В недо­уме­нии с во­про­сом о схи­ме и ста­рец, и уче­ник ре­ши­лись об­ра­тить­ся к иерос­хи­мо­на­ху Ев­фи­мию, их об­ще­му ду­хов­ни­ку, пу­стын­ни­ку и весь­ма бла­го­че­сти­во­му стар­цу. О. Ев­фи­мий при­нял сто­ро­ну о. Ан­ти­пы, и по его со­ве­ту о. Ан­ти­пу по­стриг­ли в схи­му и предо­ста­ви­ли ему пол­ную сво­бо­ду од­но­му про­во­дить от­шель­ни­че­скую жизнь.

Весь­ма неохот­но от­пу­стил о. Ни­фонт сво­е­го схи­мо­на­ха в пу­сты­ню. Неохо­та эта вы­ра­зи­лась да­же и внеш­ним об­ра­зом в том, что он не дал ему ре­ши­тель­но ни­че­го, что пред­став­ля­лось необ­хо­ди­мым для пер­во­на­чаль­но­го об­за­ве­де­ния. С го­лы­ми ру­ка­ми во­шел о. Ан­ти­па в по­лу­раз­ва­лив­шу­ю­ся от­шель­ни­че­скую хи­жи­ну; она бы­ла со­вер­шен­но пу­ста, толь­ко в пе­ред­нем уг­лу на кар­ни­зи­ке на­шел он неболь­шую ико­ну Бо­жи­ей Ма­те­ри, на ко­то­рой от мно­го­лет­ней ко­по­ти нель­зя бы­ло рас­смот­реть ли­ка. Невы­ра­зи­мо об­ра­до­вал­ся о. Ан­ти­па сво­ей на­ход­ке. Он чув­ство­вал, что об­рел дра­го­цен­ное ду­хов­ное со­кро­ви­ще. Немед­лен­но, взяв с со­бою свя­тую ико­ну, от­пра­вил­ся он к зна­ко­мо­му ико­но­пис­цу – пу­стын­ни­ку иеро­ди­а­ко­ну Па­и­сию, пе­ре­се­лив­ше­му­ся со свя­тых гор Ки­ев­ских на свя­щен­ные вы­со­ты Афо­на, и стал про­сить его про­мыть ико­ну, толь­ко про­мыть как мож­но осто­рож­нее, чтобы не по­вре­дить ее и от­нюдь не по­прав­лять ее крас­ка­ми. Ни­как не со­гла­шал­ся на та­ких усло­ви­ях взять к се­бе ико­ну о. Па­и­сий, и толь­ко по убе­ди­тель­ным прось­бам о. Ан­ти­пы ре­шил­ся, на­ко­нец, он по­про­бо­вать про­мыть ее, хо­тя вполне сам осо­зна­вал всю бес­по­лез­ность та­кой про­бы. Несколь­ко вре­ме­ни спу­стя воз­вра­тил он о. Ан­ти­пе ико­ну со­вер­шен­но но­вую, клят­вен­но уве­рив его, что она ста­ла та­кою от од­ной про­стой про­мыв­ки и что это яв­ле­ние чрез­вы­чай­но по­ра­зи­ло его са­мо­го. Так чуд­но из мно­го­лет­ней тьмы про­явив­шая се­бя во све­те ико­на Вла­ды­чи­цы про­сла­ви­ла се­бя впо­след­ствии мно­ги­ми бла­го­дат­ны­ми зна­ме­ни­я­ми. "Она – чу­до­твор­ная!" – в ра­до­сти все­гда сви­де­тель­ство­вал о ней ни­ко­гда с нею не раз­лу­чав­ший­ся о. Ан­ти­па. Поз­же эта ико­на на­хо­ди­лась в Ва­ла­ам­ском мо­на­сты­ре, в хра­ме пре­по­доб­ных от­цов Сер­гия и Гер­ма­на, ва­ла­ам­ских чу­до­твор­цев, на ле­вой сто­роне у пе­ред­не­го стол­ба, в неболь­шом ико­но­ста­се.

Невоз­мож­но бы­ло жить в по­лу­раз­ва­лив­шей­ся сы­рой пу­сты­ни; средств же на ее по­прав­ку у о. Ан­ти­пы не бы­ло ни­ка­ких. Раз в за­дум­чи­во­сти шел он по пу­стын­ным тро­пин­кам Афон­ской Го­ры: вдруг его оста­нав­ли­ва­ет незна­ко­мый от­шель­ник. "Ба­тюш­ка, – го­во­рит он ему, – доб­рые лю­ди да­ли мне пять чер­вон­цев и про­си­ли пе­ре­дать их бед­ней­ше­му пу­стын­ни­ку. По­мо­лясь, я ре­шил­ся от­дать эти день­ги пер­во­му, ко­го встре­чу. Так возь­ми их – они, долж­но быть, те­бе нуж­ны". С бла­го­дар­но­стью, как от ру­ки Бо­жи­ей, при­няв день­ги от ру­ки незна­ком­ца, о. Ан­ти­па при­гла­сил к се­бе од­но­го бе­ло­го свя­щен­ни­ка-кел­ли­о­та, за­ни­мав­ше­го­ся плот­нич­ным ма­стер­ством, и тот при­сту­пил к ис­прав­ле­нию его ке­ллии. Че­ты­ре дня шла успеш­но ра­бо­та, но на пя­тый день кел­лиот опас­но за­бо­лел силь­ней­шим при­пад­ком хо­ле­ры – в из­не­мо­же­нии упал он неда­ле­ко от ке­ллии, и с ним сде­ла­лись су­до­ро­ги. Очень встре­во­жил­ся о. Ан­ти­па. Не имея сил вта­щить боль­но­го в свою ке­ллию, в ка­ком-то необъ­яс­ни­мом по­ры­ве, как един­ствен­ную на­деж­ду и за­ступ­ле­ние вы­нес он ико­ну Бо­жи­ей Ма­те­ри и по­ста­вил ее на воз­вы­ше­нии про­тив ле­жав­ше­го на зем­ле кел­ли­о­та; сам же, углу­бив­шись в ча­щу ле­са, стал мо­лить Гос­по­да об его ис­це­ле­нии. Дол­го мо­лил­ся о. Ан­ти­па, ко­гда же по мо­лит­ве воз­вра­тил­ся он к сво­ей пу­сты­ни, то с изум­ле­ни­ем и ве­ли­кою ра­до­стью уви­дал он от­ча­ян­но боль­но­го уже со­вер­шен­но здо­ро­вым и за ра­бо­той. "Ико­на твоя ме­ня ис­це­ли­ла, – объ­яс­нил о. Ан­ти­пе быв­ший боль­ной, – она – чу­до­твор­ная. Я ле­жал как мерт­вый. Вдруг по­чув­ство­вал я, что от ико­ны Ца­ри­цы Небес­ной об­да­ет ме­ня необъ­яс­ни­мо жи­ви­тель­ным теп­лым ды­ха­ни­ем: я со­вер­шен­но со­грел­ся и в од­но мгно­ве­ние здо­ро­вым встал на но­ги".

В ко­рот­кое вре­мя об­стро­и­лась ке­лия о. Ан­ти­пы и мир­но по­тек­ли дни его. С по­дви­гом мо­лит­вен­ным от­шель­ник по необ­хо­ди­мо­сти со­еди­нял без­мя­теж­ное ру­ко­де­лие – де­ла­ние де­ре­вян­ных ло­жек, ко­то­рые и про­да­вал на Ко­рее, соб­ствен­но для сво­е­го про­пи­та­ния. За со­ве­том в ду­хов­ной жиз­ни об­ра­щал­ся он к пу­стын­ни­ку, схи­мо­на­ху Леон­тию – стар­цу свя­то­му и ве­ли­ко­му по­движ­ни­ку; с ним и в по­сле­ду­ю­щее вре­мя он на­хо­дил­ся в бли­жай­шем ду­хов­ном об­ще­нии; с его толь­ко бла­го­сло­ве­ния ре­шал­ся он на но­вые ша­ги.

Меж­ду тем мысль о. Ни­фон­та об устро­е­нии мол­дав­ско­го ски­та ста­ла ма­ло-по­ма­лу осу­ществ­лять­ся. В Мол­да­вии, в го­ро­де Яс­сы устро­е­но бы­ло уже им по­дво­рье; на Афоне при­об­ре­те­на бы­ла зем­ля, на ко­то­рой быст­ро под­ни­ма­лись скит­ские зда­ния; чис­ло бра­тий рос­ло. То­гда мол­дав­ские стар­цы ста­ли про­сить о. Ан­ти­пу в со­труд­ни­ки. По­ви­ну­ясь со­ве­ту ду­хов­ных от­цов, он со­гла­сил­ся. Его по­свя­ти­ли в иеро­ди­а­ко­на, по­том ско­ро в иеро­мо­на­ха и сде­ла­ли ке­ла­рем.

За­ни­мая в воз­ни­ка­ю­щем об­ще­жи­тель­ном ски­ту, по-ви­ди­мо­му, незна­чи­тель­ную долж­ность, о. Ан­ти­па по ме­ре сво­их сил рев­но­вал о со­хра­не­нии в нем об­ще­жи­тель­ных пра­вил во всей си­ле. Од­на­жды о. Ни­фонт, бу­дучи уже игу­ме­ном, в об­щей брат­ской тра­пе­зе бла­го­сло­вил ке­ла­рю при­го­то­вить для се­бя и для ка­ко­го-то при­быв­ше­го к нему го­стя от­дель­ное ку­ша­нье. Ке­ларь не при­го­то­вил; игу­мен раз­гне­вал­ся и ве­лел встать ему на по­кло­ны. "По­кло­ны я бу­ду класть с ра­до­стью, – от­ве­чал ке­ларь игу­ме­ну, – но про­шу, ба­тюш­ка, из­ви­нить ме­ня: сде­ла­но это мною с бла­гой це­лью, дабы не бы­ло пре­ты­ка­ния и со­блаз­ну бра­тии, так как са­мим то­бою же на­ча­ты доб­рые уста­вы по пра­ви­лам свя­тых отец, то чтобы то­бою же не бы­ли оные на­ру­ша­е­мы, по­то­му что на­сто­я­те­лю во всем на­до быть са­мо­му при­ме­ром для всех: то­гда толь­ко бу­дет твер­до и на­деж­но на­ше об­ще­жи­тие". Впо­след­ствии, ко­гда со­вер­шен­но успо­ко­и­лось вол­не­ние, о. Ни­фонт бла­го­да­рил о. Ан­ти­пу за его бла­го­ра­зум­ную рев­ность.

Де­ла по устрой­ству ски­та по­бу­ди­ли о. Ни­фон­та го­да на три ехать в Мол­да­вию; на все это вре­мя управ­ле­ние все­ми от­рас­ля­ми скит­ско­го об­ще­жи­тия воз­ло­же­но бы­ло на о. Ан­ти­пу. Ему же по­том предо­став­ле­но бы­ло и пра­во ис­пол­нять обя­зан­но­сти ду­хов­ни­ка, для че­го, по афон­ско­му обы­чаю, в хра­ме ар­хи­пас­ты­рем про­чте­на бы­ла над ним мо­лит­ва и вы­да­на бы­ла ему осо­бая гра­мо­та.

III.

С воз­вра­ще­ни­ем о. Ни­фон­та на Афон­скую Го­ру на­ста­ло вре­мя для о. Ан­ти­пы рас­стать­ся на­все­гда со свя­щен­ным ме­стом мно­го­лет­них его ду­хов­ных по­дви­гов, к ко­то­ро­му он при­вя­зал­ся все­ми си­ла­ми ду­ши и о ко­то­ром до кон­ца сво­ей жиз­ни со­хра­нил глу­бо­кую бла­го­го­вей­ную па­мять: о. Ни­фонт на­зна­чил его эко­но­мом на их Яс­ское по­дво­рье.

Из ти­хих пре­де­лов Афон­ской Го­ры очу­тясь неожи­дан­но сре­ди раз­но­об­раз­ных хло­пот и по­пе­че­ний в шум­ном го­ро­де, о. Ан­ти­па преж­де все­го ста­рал­ся и здесь, как в ми­нув­шие дни в пу­стыне, во всей точ­но­сти ис­пол­нять все схим­ни­че­ское пра­ви­ло по уста­ву Афо­на: так за­по­ве­дал ему о. Ни­фонт, от­прав­ляя его в Яс­сы. На все мо­гу­щее вред­но по­вли­ять на ду­шу по­движ­ни­ка, при оби­лии все­воз­мож­ных ис­ку­ше­ний, окру­жав­ших его со всех сто­рон, опыт­ный во­ин ду­хов­ный во­ору­жил­ся мощ­ным ору­жи­ем – по­стом. По­сто­ян­но по два и по три дня, ино­гда да­же по неде­ле, он со­вер­шен­но не упо­треб­лял ни пи­щи, ни пи­тья. Сам про­во­дя стро­гую по­движ­ни­че­скую жизнь, всей ду­шой лю­бя свя­тую ве­ру и бла­го­че­стие, о. Ан­ти­па при вся­ком удоб­ном слу­чае, несмот­ря на ли­ца, с рев­но­стью об­ли­чал за­ме­ча­е­мые им от­ступ­ле­ния от цер­ков­ных по­ста­нов­ле­ний. Та­кая его рев­ность, со­еди­нен­ная с про­сто­той и ис­крен­ней лю­бо­вью, при на­зи­да­тель­ном, про­ник­ну­том глу­бо­кой ду­хов­ной опыт­но­стью, его слове, при соб­ствен­ном при­ме­ре его вы­со­ко по­движ­ни­че­ской жиз­ни вско­ре рас­по­ло­жи­ла к о. Ан­ти­пе серд­ца лю­дей са­нов­ных и про­стых. Все они с ве­рою и бла­го­го­ве­ни­ем при­ни­ма­ли его со­ве­ты и слу­ша­ли его на­став­ле­ния. Осо­бен­ное бла­го­во­ле­ние ока­зы­вал рев­ност­но­му по­движ­ни­ку вы­со­ко­прео­свя­щен­ный мит­ро­по­лит Мол­дав­ский. Он по­ста­вил его ду­хов­ни­ком в двух жен­ских оби­те­лях и сам ча­сто бе­се­до­вал с ним о пред­ме­тах ду­хов­ных. Со сво­ей сто­ро­ны и о. Ан­ти­па пи­тал к свя­ти­те­лю чув­ство пол­но­го сы­нов­не­го до­ве­рия, ко­то­рое вы­ра­зи­лось, меж­ду про­чим, и в сле­ду­ю­щем об­сто­я­тель­стве.

В дни по­движ­ни­че­ства сво­е­го в пре­де­лах Го­ры Афон­ской от про­дол­жи­тель­но­го по­ста о. Ан­ти­па ощу­щал обык­но­вен­но осо­бен­ную го­речь во рту; в Мол­да­вии же, спу­стя два го­да, го­речь эта об­ра­ти­лась в необык­но­вен­ную сла­дость. В недо­уме­нии за объ­яс­не­ни­ем это­го но­во­го для него яв­ле­ния об­ра­тил­ся о. Ан­ти­па к мол­дав­ско­му вла­ды­ке. Ар­хи­пас­тырь объ­яс­нил ему, что та­кое ощу­ще­ние – есть плод по­ста и ум­ной мо­лит­вы, что оно есть бла­го­дат­ное уте­ше­ние, ко­то­рым Гос­подь обод­ря­ет под­ви­за­ю­ще­го­ся на Его спа­си­тель­ном пу­ти. "Об этом так го­во­рит пре­по­доб­ный Иса­ак Си­рин, – за­клю­чил свое объ­яс­не­ние свя­ти­тель, – "Сам Гос­подь го­речь пост­ни­че­ско­го озлоб­ле­ния ма­ни­ем Сво­им пре­ла­га­ет в сла­дость Свою неис­по­ве­ди­мую."

При об­щем рас­по­ло­же­нии к о. Ан­ти­пе всех знав­ших его де­ла его по управ­ле­нию по­дво­рьем шли пре­крас­но, сред­ства к со­дер­жа­нию по­дво­рья рос­ли. Со всей рев­но­стью слу­жа на поль­зу мол­дав­ско­го ски­та, с пол­ной лю­бо­вью от­зы­ва­ясь на ду­хов­ные нуж­ды об­ра­щав­ших­ся к нему за со­ве­том в де­ле спа­се­ния, о. Ан­ти­па по­сто­ян­но сам стре­мил­ся серд­цем на пу­стын­ную мно­го­лю­без­ную ему Афон­скую Го­ру; ча­сто он да­же про­сил о. Ни­фон­та о воз­вра­ще­нии его на Афон – но не то бы­ло на уме у о. Ни­фон­та. Ви­дя боль­шую поль­зу от де­я­тель­но­сти о. Ан­ти­пы для их скит­ско­го об­ще­жи­тия, со­зна­вая мно­же­ство раз­но­об­раз­ных неот­лож­ных нужд по устро­е­нию ски­та и ску­дость на­сто­я­щих средств к их удо­вле­тво­ре­нию, о. Ни­фонт ре­шил­ся ехать за сбо­ром по­да­я­ний в Рос­сию и взять с со­бой ту­да и о. Ан­ти­пу. – "Не пус­ка­ешь ты ме­ня на Афон, – ска­зал о. Ан­ти­па игу­ме­ну, ко­гда тот объ­явил ему свое ре­ше­ние, – бе­решь в Рос­сию, а я чув­ствую, что как толь­ко мы пе­ре­едем на­шу гра­ни­цу, я уже не бу­ду боль­ше ваш, я бу­ду рус­ский".

Толь­ко пер­вые ша­ги в Рос­сии бы­ли сде­ла­ны о. Ан­ти­пой под ру­ко­вод­ством о. Ни­фон­та: вско­ре о. Ни­фонт уехал в Мол­да­вию, и о. Ан­ти­па, во­все не зная рус­ско­го язы­ка, остал­ся один сре­ди рус­ских. Как у род­ных, по­ме­щен был он в од­ном бла­го­че­сти­вом ку­пе­че­ском се­мей­стве. В от­дель­ном до­ми­ке, в са­ду, про­во­дил он по­чти за­твор­ни­че­скую жизнь, по­свя­щая по­чти все вре­мя мо­лит­ве. Ред­ко, и толь­ко по осо­бо­му при­гла­ше­нию, вы­хо­дил он из сво­е­го за­тво­ра. Меж­ду тем де­ла по сбо­ру при­но­ше­ний шли очень успеш­но; при­но­ше­ния по боль­шей ча­сти до­став­ля­лись к нему на дом. Вско­ре об­шир­ные за­лы ку­пе­че­ско­го до­ма на­пол­ни­лись до­ро­ги­ми со­су­да­ми, об­ла­че­ни­я­ми, ри­за­ми, воз­ду­ха­ми, по­жерт­во­ван­ны­ми от мос­ков­ских бла­го­тво­ри­те­лей в поль­зу мол­дав­ско­го ски­та, все­го с ко­ло­ко­ла­ми на сум­му свы­ше 30 000 руб­лей. Ко­гда все эти по­жерт­во­ва­ния бы­ли от­прав­ле­ны на Афон, уте­шал­ся о. Ан­ти­па мыс­лью о той ра­до­сти, ка­кую они до­ста­вят пу­стын­ным от­цам Афон­ским. К со­жа­ле­нию, они не до­стиг­ли Свя­той Го­ры: па­ро­ход, на ко­то­ром они бы­ли от­прав­ле­ны, со все­ми пас­са­жи­ра­ми и гру­зом по­гиб во вре­мя бу­ри на Чер­ном мо­ре. В ночь этой пе­чаль­ной ка­та­стро­фы о. Ан­ти­па по обык­но­ве­нию сто­ял на мо­лит­ве. Вдруг гром­ко трес­ну­ло стек­ло, на­хо­див­ше­е­ся в ки­о­те, в ко­то­ром по­ме­щен был об­раз Бо­жи­ей Ма­те­ри, взя­тый о. Ан­ти­пой из его Афон­ской пу­сты­ни. Внеш­ней при­чи­ны ни­ка­кой не бы­ло; ки­от и стек­ло бы­ли ста­рые. О. Ан­ти­па по­нял, что неожи­дан­но лоп­нув­шее стек­ло бы­ло пред­вест­ни­ком ка­ко­го-то го­ря, и стал спо­кой­но ожи­дать разъ­яс­не­ний. Ко­гда все разъ­яс­ни­лось, от неудач­ной от­прав­ки при­но­ше­ний уны­ли афон­ские от­цы и по­те­ря­ли усер­дие мос­ков­ские бла­го­тво­ри­те­ли, – не упал ду­хом толь­ко о. Ан­ти­па.

Во вре­мя за­ти­шья в Москве со­бра­на бы­ла о. Ан­ти­пой в Санкт-Пе­тер­бур­ге по сбор­ной кни­ге до­воль­но зна­чи­тель­ная сум­ма. Для от­прав­ле­ния ее на Афон нуж­но бы­ло об­ме­нять ее на зо­ло­тую мо­не­ту. Меж­ду тем по вы­со­чай­ше­му по­ве­ле­нию вы­да­ча зо­ло­та из Глав­но­го Каз­на­чей­ства бы­ла в то вре­мя вос­пре­ще­на. С од­ной сто­ро­ны, зная край­ние нуж­ды мол­дав­ских стар­цев, с дру­гой – ви­дя неодо­ли­мые пре­пят­ствия, о. Ан­ти­па об­ра­щал­ся с прось­ба­ми о по­мо­щи к вли­я­тель­ным ли­цам. Ко­гда от­ка­за­лись все, ко­гда не бы­ло бо­лее ни­ка­кой че­ло­ве­че­ской на­деж­ды, то­гда по­верг­ся о. Ан­ти­па пред афон­ским об­ра­зом Бо­жи­ей Ма­те­ри и стал про­сить за­ступ­ле­ния Ца­ри­цы Небес­ной. Во вре­мя мо­лит­вы он услы­шал как бы глас от ико­ны: "Это де­ло мит­ро­по­ли­та". – "Это не то, чтобы глас, но это тон­ко на ум", – объ­яс­нил о. Ан­ти­па. И дей­стви­тель­но, сверх вся­ких ожи­да­ний, соб­ствен­но толь­ко вслед­ствие од­но­го со­дей­ствия свя­то­го вла­ды­ки, по пред­пи­са­нию ми­ни­стра финан­сов бы­ло сде­ла­но ис­клю­че­ние для о. Ан­ти­пы, и со­бран­ная им сум­ма зо­ло­том от­прав­ле­на бы­ла в мол­дав­ский скит.

Меж­ду тем, ма­ло-по­ма­лу за­бы­лось в Москве впе­чат­ле­ние, про­из­ве­ден­ное ка­та­стро­фой, и от ее оби­та­те­лей ста­ли сно­ва по­сту­пать к о. Ан­ти­пе раз­ные при­но­ше­ния, оби­ли­ем сво­им вско­ре со­вер­шен­но за­ста­вив­шие и его, и от­цов мол­дав­ских за­быть о ми­нув­шей по­те­ре.

Так успеш­но шли де­ла о. Ан­ти­пы по сбо­ру при­но­ше­ний. Этим успе­хом, глав­ным об­ра­зом, он обя­зан был то­му глу­бо­ко­му чув­ству до­ве­рия и ис­крен­ней, сер­деч­ной рас­по­ло­жен­но­сти, ко­то­рые пи­та­ли к нему все знав­шие его в Рос­сии, как и преж­де в Мол­да­вии. И в Москве, и в С.-Пе­тер­бур­ге лю­ди бла­го­че­сти­вые из всех сло­ев об­ще­ства об­ра­ща­лись к нему за ду­хов­ны­ми на­став­ле­ни­я­ми и с бла­го­го­вей­ною ве­рою вни­ма­ли его об­ли­чи­тель­но­му и на­зи­да­тель­но­му сло­ву. У него бы­ло мно­го ис­крен­них уче­ни­ков. Оба вы­со­ко­прео­свя­щен­ные мит­ро­по­ли­ты – С.–Пе­тер­бург­ский Ис­и­дор и мос­ков­ский Фила­рет – ока­зы­ва­ли ему ми­ло­сти­вое вни­ма­ние и бе­се­до­ва­ли с ним о ду­хов­ной жиз­ни. В од­ной из та­ких бе­сед на во­прос: "Что осо­бен­но необ­хо­ди­мо упраж­ня­ю­ще­му­ся в ум­ной мо­лит­ве?" – рев­ност­ный де­ла­тель мо­лит­вы от­ве­чал: "Тер­пе­ние". Свя­ти­те­лю Мос­ков­ско­му о. Ан­ти­па пред­став­лен был о. Ни­фон­том, свя­ти­те­лю же С.-Пе­тер­бург­ско­му он сде­лал­ся из­ве­стен слу­чай­но. Од­на­жды, при­быв из Моск­вы в С.-Пе­тер­бург для по­лу­че­ния сбор­ной кни­ги из Свя­тей­ше­го Си­но­да, о. Ан­ти­па по­ме­щен был, как стран­ник, в Свя­то-Тро­иц­кой Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ре в од­ной ке­ллии с при­е­хав­шим по де­лам сво­им в сто­ли­цу бе­лым свя­щен­ни­ком. Вско­ре на­сту­пил Ве­ли­кий пост. По сво­е­му обык­но­ве­нию, о. Ан­ти­па хо­дил ко всем цер­ков­ным служ­бам в свя­той Лав­ре; в ке­ллии со­вер­шал днем и но­чью всю пост­ную служ­бу на мол­дав­ском язы­ке и ис­пол­нял схим­ни­че­ское пра­ви­ло; пи­щи и пи­тья не упо­треб­лял во­все – так что и ночь, и день по­движ­ни­ка про­хо­ди­ли по­чти в од­ной мо­лит­ве. Ми­но­вал пер­вый день по­ста, ми­но­вал вто­рой, тре­тий... Все то же! С удив­ле­ни­ем смот­рел на та­кую жизнь со­оби­та­тель о. Ан­ти­пы. В кон­це неде­ли, пред­став­ля­ясь по сво­е­му де­лу, пе­ре­дал он, меж­ду про­чим, все его по­ра­зив­шее вы­со­ко­прео­свя­щен­ней­ше­му мит­ро­по­ли­ту Ис­и­до­ру. Свя­ти­тель об­ра­тил вни­ма­ние на по­движ­ни­ка. Ве­ли­ко бы­ло это вни­ма­ние ар­хи­пас­ты­ря к о. Ан­ти­пе в раз­ных об­сто­я­тель­ствах его жиз­ни и в де­ле пе­ре­ме­ще­ния его на Ва­ла­ам. Во вре­мя же от­кры­тия свя­тых мо­щей свя­ти­те­ля и чу­до­твор­ца Ти­хо­на За­дон­ско­го оно при­ня­ло див­ный от­те­нок бла­го­во­ле­ния выс­ше­го, небес­но­го, та­ин­ствен­но­го...

Ко­гда мит­ро­по­лит Ис­и­дор на пу­ти сле­до­ва­ния в Во­ро­неж оста­но­вил­ся в Москве, к нему явил­ся о. Ан­ти­па. То­гда вла­ды­ка, узнав, что и он же­ла­ет быть при от­кры­тии мо­щей св. Ти­хо­на, при­гла­сил его к со­слу­же­нию с со­бою при от­кры­тии. Невы­ра­зи­мо об­ра­до­вал­ся о. Ан­ти­па. Со­зна­вая всю ве­ли­кость сча­стья слу­жить в та­кой мно­го­зна­ме­на­тель­ный день свет­ло­го тор­же­ства свя­то­го пра­во­сла­вия в ли­ке немно­гих из­бран­ни­ков из все­го бес­чис­лен­но­го сон­ма пра­во­слав­ных, име­ю­щих при­сут­ство­вать в тот день в хра­ме, с са­мо­го мо­мен­та воз­ве­ще­ния ар­хи­пас­ты­рем ему та­кой ра­до­сти о. Ан­ти­па стал го­то­вить­ся к слу­же­нию. В те­че­ние че­ты­рех дней он не при­ни­мал ни пи­щи, ни пи­тья, хо­тя в эти же дни он на­хо­дил­ся в до­ро­ге. По при­бы­тии в За­донск при сви­да­нии с о. Ан­ти­пой мит­ро­по­лит Ис­и­дор ми­ло­сти­во по­вто­рил ему св