Свя­щен­но­му­че­ник Алек­сандр ро­дил­ся 23 ав­гу­ста 1851 го­да в го­ро­де Луц­ке Во­лын­ской гу­бер­нии в се­мье диа­ко­на Фе­о­фа­на Пет­ров­ско­го. В 1892 го­ду он окон­чил че­ты­ре клас­са Во­лын­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии и в том же го­ду был на­зна­чен учи­те­лем цер­ков­но-при­ход­ской шко­лы в се­ле Ко­ня­ги­но Ду­бен­ско­го уез­да[1], а в 1897 го­ду, оста­ва­ясь учи­те­лем, был на­зна­чен пса­лом­щи­ком Кре­сто­воз­дви­жен­ско­го хра­ма в том же се­ле.
Отец к это­му вре­ме­ни умер, и Алек­сандр жил вдво­ем с ма­те­рью, ко­то­рую очень лю­бил. Вско­ре мать умер­ла, и он, по­лу­чив пол­ную сво­бо­ду, стал ве­сти воль­ный об­раз жиз­ни, при­хо­дя иной раз до­мой толь­ко под утро. Од­на­жды, воз­вра­тив­шись до­мой на рас­све­те, он лег спать в сво­ей ком­на­те, рас­по­ло­жен­ной ря­дом с ком­на­той ма­те­ри, где и по­сле ее смер­ти оста­ва­лось все в преж­нем по­ряд­ке. Во сне он уви­дел, как буд­то раз­дви­ну­лась за­на­вес­ка, раз­де­ляв­шая ком­на­ты, к нему во­шла мать и ска­за­ла: «Остав­ляй эту жизнь и по­сту­пай в мо­на­стырь».
Вос­по­ми­на­ние о ма­те­ри и уко­ры со­ве­сти на­столь­ко по­вли­я­ли на Алек­сандра Фе­о­фа­но­ви­ча, что он при­нял твер­дое ре­ше­ние из­ме­нить свою жизнь. 1 сен­тяб­ря 1899 го­да он по­сту­пил по­слуш­ни­ком в Свя­то-Тро­иц­кий Дер­ман­ский мо­на­стырь в Ду­бен­ском уез­де Во­лын­ской гу­бер­нии и нес здесь по­слу­ша­ние учи­те­ля и за­ко­но­учи­те­ля при мо­на­стыр­ской цер­ков­но­при­ход­ской шко­ле. 9 июня 1900 го­да он был по­стри­жен в мо­на­ше­ство с остав­ле­ни­ем то­го же име­ни и на­зна­чен эко­но­мом Дер­ман­ско­го мо­на­сты­ря. 15 ав­гу­ста то­го же го­да мо­нах Алек­сандр в со­бор­ном хра­ме По­ча­ев­ской Успен­ской Лав­ры был ру­ко­по­ло­жен во иеро­ди­а­ко­на, а 29 ок­тяб­ря – во иеро­мо­на­ха и на­зна­чен ис­пол­ня­ю­щим долж­ность риз­ни­че­го с остав­ле­ни­ем за ним преж­них по­слу­ша­ний за­ко­но­учи­те­ля, учи­те­ля и эко­но­ма. 18 но­яб­ря то­го же го­да иеро­мо­нах Алек­сандр был на­зна­чен ис­пол­ня­ю­щим долж­ность на­мест­ни­ка Дер­ман­ско­го мо­на­сты­ря, неся вме­сте с этим по­слу­ша­ния учи­те­ля и за­ко­но­учи­те­ля.
16 ян­ва­ря 1901 го­да отец Алек­сандр был пе­ре­ве­ден в Кре­ме­нец­кий Бо­го­яв­лен­ский мо­на­стырь и на­зна­чен каз­на­че­ем мо­на­сты­ря. 6 де­каб­ря 1903 го­да он, кро­ме то­го, был на­зна­чен каз­на­че­ем Свя­то-Бо­го­яв­лен­ско­го Брат­ства Во­лын­ской епар­хии.
1 фев­ра­ля 1903 го­да иеро­мо­нах Алек­сандр был пе­ре­ве­ден слу­жить в Тур­ке­стан­скую епар­хию и 6 мая то­го же го­да на­зна­чен эко­но­мом Тур­ке­стан­ско­го ар­хи­ерей­ско­го до­ма; в Тур­ке­стан­ской епар­хии он нес по­слу­ша­ния чле­на Ду­хов­ной кон­си­сто­рии, Учи­лищ­но­го со­ве­та и мис­си­о­нер­ско­го об­ще­ства. 7 ап­ре­ля 1905 го­да он был на­граж­ден на­перс­ным кре­стом[2].
Здеш­ний кли­мат небла­го­при­ят­но ска­зал­ся на его здо­ро­вье, и 20 фев­ра­ля 1906 го­да он был осво­бож­ден от по­слу­ша­ний в Тур­ке­стан­ской епар­хии с пра­вом по­ступ­ле­ния в один из мо­на­сты­рей в Ев­ро­пей­ской ча­сти Рос­сии и 16 мар­та то­го же го­да был вклю­чен в чис­ло бра­тии Жи­ро­виц­ко­го Успен­ско­го мо­на­сты­ря Грод­нен­ской епар­хии. 8 ав­гу­ста 1907 го­да он был утвер­жден в долж­но­сти каз­на­чея мо­на­сты­ря, неся, кро­ме то­го, по­слу­ша­ние за­ве­ду­ю­ще­го Жи­ро­виц­кой двух­класс­ной цер­ков­но­при­ход­ской шко­лой.
8 ян­ва­ря 1908 го­да иеро­мо­нах Алек­сандр был пе­ре­ме­щен в брат­ство Дон­ско­го мо­на­сты­ря в Москве, и с 8 фев­ра­ля то­го же го­да ис­пол­нял долж­ность на­мест­ни­ка мо­на­сты­ря. 4 де­каб­ря 1909 го­да он был утвер­жден в долж­но­сти на­мест­ни­ка Дон­ско­го мо­на­сты­ря и 6 мая 1910 го­да воз­ве­ден в сан игу­ме­на. В том же го­ду он был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Лу­бен­ско­го Спа­со-Пре­об­ра­жен­ско­го мо­на­сты­ря и воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та. В 1911 го­ду, ко­гда был тор­же­ствен­но про­слав­лен свя­ти­тель Иоасаф Бел­го­род­ский, ар­хи­манд­рит Алек­сандр ор­га­ни­зо­вал крест­ный ход из Лу­бен­ско­го мо­на­сты­ря в Бел­го­род, в ко­то­ром, несмот­ря на даль­ность рас­сто­я­ния, участ­во­ва­ло несколь­ко сот че­ло­век.
В 1917 го­ду ар­хи­манд­рит Алек­сандр был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Пско­во-Пе­чер­ско­го мо­на­сты­ря. Через год он пе­ре­ехал в Пол­та­ву, где неко­то­рое вре­мя жил при епи­ско­пе Фе­о­фане (Быст­ро­ве). По­сле то­го как епи­скоп Фе­о­фан по­ки­нул Пол­та­ву, ар­хи­манд­рит Алек­сандр по­се­лил­ся в Ко­зе­льщан­ском Рож­де­ство-Бо­го­ро­дич­ном мо­на­сты­ре, ко­то­рый в то вре­мя не был еще ра­зо­рен без­бож­ни­ка­ми-ре­во­лю­ци­о­не­ра­ми, – в нем бы­ли пре­крас­ные хра­мы, своя ти­по­гра­фия и ико­но­пис­ные ма­стер­ские. Здесь, в оби­те­ли, со­бра­лись свя­щен­но­слу­жи­те­ли из раз­граб­лен­ных во вре­мя ре­во­лю­ции церк­вей.
В 1919 го­ду ар­хи­манд­рит Алек­сандр был на­зна­чен на­сто­я­те­лем скит­ской церк­ви Ко­зе­льщан­ско­го мо­на­сты­ря. В 1929 го­ду мо­на­стырь был за­крыт, за­кры­ты и все церк­ви в окрест­но­сти, кро­ме хра­ма в ски­ту, и сю­да ста­ло сте­кать­ся мно­же­ство ве­ру­ю­щих. Отец Алек­сандр ор­га­ни­зо­вал здесь об­ще­на­род­ное пе­ние во вре­мя бо­го­слу­же­ний; бы­ва­ло, ска­жет: «Пой­те все», – и все мо­ля­щи­е­ся то­гда под­хва­ты­ва­ли мо­лит­во­сло­вия все­нощ­но­го бде­ния или ли­тур­гии. По неукос­ни­тель­но со­блю­дав­ше­му­ся бла­го­сло­ве­нию на­сто­я­те­ля служ­ба со­вер­ша­лась здесь стро­го по уста­ву и про­хо­ди­ла с огром­ным мо­лит­вен­ным подъ­емом.
В 1932 го­ду храм в ски­ту был за­крыт, ар­хи­манд­рит Алек­сандр уехал в Ки­ев и 30 ок­тяб­ря 1932 го­да был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Уман­ско­го, ви­ка­рия Ки­ев­ской епар­хии.
В ав­гу­сте 1933 го­да епи­скоп Алек­сандр был на­зна­чен на Вин­ниц­кую ка­фед­ру, а в мае 1937 го­да пе­ре­ве­ден в Харь­ков и воз­ве­ден в сан ар­хи­епи­ско­па.
Хра­мы в то вре­мя за­кры­ва­лись один за дру­гим, и к при­ез­ду ар­хи­епи­ско­па Алек­сандра в Харь­ков здесь остал­ся один Ни­коль­ский храм на Хо­лод­ной Го­ре; бли­жай­шие церк­ви бы­ли в Ека­те­ри­но­сла­ве и Лу­ган­ске. Об­ста­нов­ка в го­ро­де бы­ла та­ко­ва, что ни­кто из лю­дей, про­жи­вав­ших непо­да­ле­ку от хра­ма, не ре­шил­ся сдать ком­на­ту ар­хи­ерею, и вла­ды­ка сни­мал ее в дру­гом кон­це го­ро­да.
В хра­ме вла­ды­ка за­стал хо­лод­ное, не мо­лит­вен­ное, фор­маль­ное пе­ние; оно ему не по­нра­ви­лось, но он не стал сра­зу де­лать за­ме­ча­ний. В то вре­мя в Харь­ко­ве на Свет­лую сед­ми­цу слу­жи­лись пас­халь­ные служ­бы толь­ко два пер­вых дня. На вто­рой день Пас­хи ар­хи­епи­скоп об­ра­тил­ся с прось­бой к на­ро­ду и кли­ро­су – не от­хо­дить от бла­го­че­сти­во­го обы­чая слу­жить пас­халь­ные служ­бы хо­тя бы три дня. День был ра­бо­чим, но, несмот­ря на это, храм ока­зал­ся по­лон мо­ля­щих­ся. Хор по обык­но­ве­нию на­чал петь «по­ско­ру», не по­вто­ряя всех празд­нич­ных пес­но­пе­ний; то­гда ар­хи­епи­скоп по­вер­нул­ся к на­ро­ду и ска­зал: «Пой­те все!»И весь на­род стал петь хо­ро­шо из­вест­ный ему пас­халь­ный ка­нон. Пев­цы на кли­ро­се сна­ча­ла рас­те­ря­лись, а за­тем под­хва­ти­ли пе­ние и ста­ли ру­ко­во­дить им, и служ­ба про­шла с та­ким мо­лит­вен­ным подъ­емом, ка­ко­го здесь не ви­де­ли дав­но.
В 1937 го­ду вла­сти ста­ли на­ста­и­вать, чтобы ар­хи­епи­скоп Алек­сандр раз­ре­шил слу­жить в том же хра­ме жи­во­цер­ков­ни­кам, чтобы в од­но вос­кре­се­нье слу­жил ар­хи­епи­скоп Алек­сандр с пра­во­слав­ны­ми, в дру­гое – жи­во­цер­ков­ни­ки. На­род был ка­те­го­ри­че­ски про­тив и, на­стро­ен­ный весь­ма во­ин­ствен­но, го­тов был ко­лья­ми от­го­нять от хра­ма рас­коль­ни­ков – яв­ных вра­гов Церк­ви. Чтобы из­бе­жать столк­но­ве­ния, ар­хи­епи­скоп Алек­сандр пред­ло­жил на­ро­ду раз­де­лить храм: от­дать жи­во­цер­ков­ни­кам один из при­де­лов, но с усло­ви­ем, что он бу­дет от­де­лен от ос­нов­но­го хра­ма сте­ной. Вла­сти за­пре­ти­ли стро­ить сте­ну под пред­ло­гом то­го, что не вы­дер­жит фун­да­мент. Пра­во­слав­ные, од­на­ко, со­ста­ви­ли про­ект, при ко­то­ром обес­пе­чи­ва­лась без­опас­ность по­строй­ки, и за две неде­ли со­ору­ди­ли сте­ну. При­ход жи­во­цер­ков­ни­ков со­сто­ял из со­ро­ка че­ло­век, и кро­ме них, в храм ни­кто не хо­дил, хо­тя у жи­во­цер­ков­ни­ков бы­ло и ду­хо­вен­ство, и пре­крас­ный хор, и ма­те­ри­аль­но они бы­ли всем обес­пе­че­ны.
В то же вре­мя в пра­во­слав­ной ча­сти хра­ма, где слу­жил вла­ды­ка, бы­ло столь­ко на­ро­да, что при­ча­ще­ние про­дол­жа­лось по несколь­ку ча­сов. По­сле ли­тур­гии свя­щен­ни­ки со­вер­ша­ли кре­ще­ния, и кре­стить­ся при­хо­ди­ло до ста че­ло­век в день, так что по­чти сра­зу по­сле кре­ще­ний на­чи­на­лась ве­чер­няя служ­ба. Ар­хи­епи­скоп лю­бил цер­ков­ную служ­бу, цер­ков­ное пе­ние. Бы­ва­ло, по­ет хор на ек­те­нии «По­дай, Гос­по­ди», а ар­хи­епи­скоп ска­жет: «Да вы и че­ло­ве­ка не ста­не­те так про­сить, чтобы он по­дал. Раз­ве так хо­лод­но про­сят?» И, об­ра­тив­шись к на­ро­ду, го­во­рил: «Пой­те все!» И то­гда бо­лее ты­ся­чи мо­ля­щих­ся еди­ны­ми усты и еди­ным серд­цем на­чи­на­ли петь.
28 июля 1938 го­да ар­хи­епи­скоп Алек­сандр был аре­сто­ван и за­клю­чен в тюрь­му, рас­по­ло­жен­ную непо­да­ле­ку от хра­ма на Хо­лод­ной Го­ре. Сра­зу же по­сле аре­ста на­ча­лись до­про­сы. Услы­шав, в чем его об­ви­ня­ют, вла­ды­ка за­явил, что ви­нов­ным се­бя не при­зна­ет. Бы­ли за­чи­та­ны по­ка­за­ния сви­де­те­лей, а за­тем сле­до­ва­тель стал же­сто­ко из­би­вать ар­хи­епи­ско­па, тре­буя, чтобы он при­знал се­бя ви­нов­ным.
Под воз­дей­стви­ем пы­ток ар­хи­епи­скоп ска­зал, что, от­ри­ца­тель­но вос­при­няв за­кры­тие церк­вей, стал непри­ми­ри­мым вра­гом со­вет­ской вла­сти, но шпи­он­ской де­я­тель­но­стью, в ко­то­рой его об­ви­ня­ют, не за­ни­мал­ся.
15 мар­та 1939 го­да де­ло ар­хи­епи­ско­па Алек­сандра бы­ло за­слу­ша­но в за­кры­том су­деб­ном за­се­да­нии во­ен­но­го три­бу­на­ла, и здесь вла­ды­ка за­явил, что ни в ка­кой шпи­он­ской ор­га­ни­за­ции не участ­во­вал и шпи­он­ской де­я­тель­но­стью не за­ни­мал­ся, а так­же не вел сре­ди при­хо­жан ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции, и ес­ли он под­пи­сал­ся под по­ка­за­ни­я­ми на пред­ва­ри­тель­ном след­ствии, то толь­ко по­то­му, что сле­до­ва­тель бил его, – под физи­че­ским воз­дей­стви­ем он дал лож­ные по­ка­за­ния, от ко­то­рых те­перь от­ка­зы­ва­ет­ся.
В тот же день был за­чи­тан при­го­вор во­ен­но­го три­бу­на­ла Харь­ков­ско­го во­ен­но­го окру­га, ко­то­рый при­го­во­рил ар­хи­епи­ско­па Алек­сандра к де­ся­ти го­дам тю­рем­но­го за­клю­че­ния и к пя­ти го­дам ли­ше­ния прав. Вла­ды­ке бы­ло то­гда во­семь­де­сят во­семь лет.
5 ян­ва­ря 1940 го­да при­го­вор был от­ме­нен и «де­ло» бы­ло воз­вра­ще­но на до­сле­до­ва­ние. Ар­хи­епи­скоп Алек­сандр скон­чал­ся в тю­рем­ной боль­ни­це 24 мая 1940 го­да. На сле­ду­ю­щий день в го­род­ской морг был при­ве­зен из боль­ни­цы тюрь­мы № 1 труп ста­ри­ка, со­вер­шен­но раз­де­то­го, с но­ме­ром на но­ге, по фа­ми­лии Пет­ров­ский, с пред­пи­са­ни­ем по­хо­ро­нить. Вско­ре, од­на­ко, бы­ло по­лу­че­но ука­за­ние воз­вра­тить труп Пет­ров­ско­го в тюрь­му, так как он был при­слан по ошиб­ке. Слу­жа­щий при мор­ге врач, ко­то­рый был ипо­ди­а­ко­ном у ар­хи­епи­ско­па, и де­жу­рив­ший у во­рот при­врат­ник (впо­след­ствии он стал свя­щен­ни­ком), сра­зу узна­ли ар­хи­епи­ско­па. Они пе­ре­вя­за­ли но­мер с те­ла вла­ды­ки на те­ло без­род­но­го ста­ри­ка и от­пра­ви­ли его с до­ку­мен­та­ми на имя Пет­ров­ско­го в тюрь­му, а те­ло свя­ти­те­ля бы­ло вы­ве­зе­но из мор­га. Но­чью мо­на­хи и близ­кие ар­хи­епи­ско­пу лю­ди об­ла­чи­ли его в ар­хи­ерей­ские одеж­ды и бы­ло со­вер­ше­но от­пе­ва­ние. Свя­ти­тель был по­хо­ро­нен на За­лю­тин­ском клад­би­ще на окра­ине Харь­ко­ва.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Май».
Тверь. 2007. С. 62-67

При­ме­ча­ния

[1] Ныне Дуб­нов­ский рай­он Ро­вен­ской об­ла­сти, Укра­и­на.

[2] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 27, л. 5.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru/