Священномученик Александр Миропольский Пресвитер

Свя­щен­но­му­че­ник Алек­сандр ро­дил­ся в 1847 го­ду в се­мье диа­ко­на Сте­па­на Гу­рье­ви­ча Ми­ро­поль­ско­го, слу­жив­ше­го в По­кров­ском хра­ме в се­ле Бе­лая Го­ра Чи­сто­поль­ско­го уез­да Ка­зан­ской гу­бер­нии. На­чаль­ное об­ра­зо­ва­ние Алек­сандр по­лу­чил в ду­хов­ном учи­ли­ще, где учи­те­ля го­во­ри­ли ему, что он име­ет ис­клю­чи­тель­ные спо­соб­но­сти к изу­че­нию язы­ков, и со­ве­то­ва­ли ему по­сту­пать в уни­вер­си­тет; как спо­соб­но­му уче­ни­ку, они усерд­но пре­по­да­ва­ли ему фран­цуз­ский и немец­кий язы­ки. По окон­ча­нии учи­ли­ща Алек­сандр по­сту­пил в Ка­зан­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и, про­учив­шись в ней неко­то­рое вре­мя, при­нял твер­дое ре­ше­ние стать свя­щен­ни­ком. Учась в се­ми­на­рии, он при­смот­рел се­бе и неве­сту, пред­по­ла­гая сра­зу по вы­хо­де из се­ми­на­рии же­нить­ся.
В 1868 го­ду Алек­сандр окон­чил Ду­хов­ную се­ми­на­рию и от­пра­вил­ся до­мой. В это вре­мя ту­да же при­е­хал его брат-свя­щен­ник, слу­жив­ший в се­ле Но­во­тро­иц­ком, и при­гла­сил его к се­бе по­го­стить. Алек­сандр со­гла­сил­ся, тем бо­лее что и пред­по­ла­га­е­мая неве­ста жи­ла неда­ле­ко от тех мест. По до­ро­ге они за­еха­ли к бла­го­чин­но­му, но до­ма его не за­ста­ли; здесь хо­зяй­ство­ва­ла его сест­ра, Ев­ге­ния, так как сам бла­го­чин­ный был вдов. Брат спро­сил Алек­сандра: «Не по­сва­тать ли нам за те­бя сест­ру бла­го­чин­но­го?!» – «И вот как бы ка­кой-то ту­ман по­крыл мою го­ло­ву, – вспо­ми­нал он впо­след­ствии, – и я бес­со­зна­тель­но от­ве­чал: как хо­ти­те...»
Отец Ев­ге­нии слу­жил свя­щен­ни­ком в хра­ме в се­ле Апа­зо­ве Ка­зан­ско­го уез­да в при­хо­де, со­сто­яв­шем в ос­нов­ном из кре­ще­ных та­тар. За­ру­чив­шись его со­гла­си­ем, Алек­сандр от­пра­вил­ся к ар­хи­епи­ско­пу Ка­зан­ско­му Ан­то­нию (Ам­фи­те­ат­ро­ву) про­сить ме­сто свя­щен­ни­ка и, по­лу­чив его, же­нил­ся и был ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка ко хра­му в се­ле Алек­сан­дров­ское Чи­сто­поль­ско­го уез­да.
Но про­слу­жил он здесь недол­го. В 1871 го­ду тя­же­ло за­бо­лел его тесть, и, ко­гда отец Алек­сандр при­е­хал на­ве­стить боль­но­го, тот стал его уго­ва­ри­вать пе­рей­ти на его ме­сто, так как он со­би­ра­ет­ся ухо­дить за штат по бо­лез­ни. Отец Алек­сандр не хо­тел пе­ре­хо­дить в се­ло, где жи­ло мно­го му­суль­ман, и мно­гие уже кре­ще­ные та­та­ры сно­ва пе­ре­шли в му­суль­ман­ство. Но бы­ло труд­но от­ка­зать те­стю, ко­то­ро­го отец Алек­сандр ис­кренне лю­бил, он – со­гла­сил­ся и на­пи­сал про­ше­ние, но с боль­ши­ми ого­вор­ка­ми, так что в тот мо­мент был по­чти уве­рен, что ему от­ка­жут. Тесть, про­чи­тав про­ше­ние, встал на ко­ле­ни пе­ред ико­ной Спа­си­те­ля и мо­лил­ся пе­ред ней с та­кой ве­рой, что отец Алек­сандр, быв­ший тут же, по­нял, что Гос­подь эту мо­лит­ву услы­шит. И дей­стви­тель­но, вско­ре он был пе­ре­ве­ден в По­кров­ский храм в се­ло Апа­зо­во, где про­слу­жил боль­шую часть жиз­ни. Хо­тя отец Алек­сандр знал та­тар­ский язык в со­вер­шен­стве, мест­ные кре­ще­ные тар­та­ры с неудо­воль­стви­ем при­ня­ли его, так как в это вре­мя сре­ди них на­ча­лось дви­же­ние за на­зна­че­ние в при­хо­ды свя­щен­ни­ков из та­тар, а отец Алек­сандр был чи­сто рус­ским. В на­ча­ле сво­е­го слу­же­ния он был на­зна­чен уве­ща­те­лем от­пад­ших, а за­тем и окруж­ным мис­си­о­не­ром. Впо­след­ствии он был воз­ве­ден в сан про­то­и­е­рея.
В 1881 го­ду отец Алек­сандр ов­до­вел и, остав­шись с дву­мя ма­ло­лет­ни­ми до­черь­ми, он при­нял ре­ше­ние, при­стро­ив до­че­рей, при­нять мо­на­ше­ство, но явив­ший­ся ему во сне отец Иоанн Крон­штадт­ский по­со­ве­то­вал взять в дом де­воч­ку-си­ро­ту и про­дол­жать слу­жить в том же се­ле. Свя­щен­ник так и сде­лал, и впо­след­ствии она ста­ла боль­шой ему по­мощ­ни­цей.
«В 1881 го­ду... бо­лее двух­сот душ от­па­ло... в му­суль­ман­ство, – пи­сал отец Алек­сандр. – Я немно­го пал... ду­хом и хо­тел уй­ти в дру­гой при­ход; но пред­ва­ри­тель­но по­шел в цер­ковь, по­мо­лил­ся и о на­ме­ре­нии пи­сать про­ше­ние по­сле ли­тур­гии за­был… Я про­дол­жал слу­жить и ра­бо­тать, на­сколь­ко мог... Сла­ва Бо­гу, в 1883 го­ду мои от­ступ­ни­ки все воз­вра­ти­лись в пра­во­сла­вие, и я еще бо­лее ожил ду­хом. Од­на­ко же ме­ня ста­ла ча­ще бес­по­ко­ить мысль, по­че­му это шко­ла про­из­во­дит ма­лое вли­я­ние на ино­род­цев, ко­то­рые про­дол­жа­ют стре­мить­ся в му­суль­ман­ство. Я на­чал за­гля­ды­вать по­вни­ма­тель­нее в учеб­ни­ки и по­со­бия. Ока­зы­ва­ет­ся, учеб­ни­ки по За­ко­ну Бо­жию со­став­ле­ны пу­сто и тем­но, а еще ху­же по­со­бия... Ме­ня это по­ра­зи­ло. Я на­пи­сал об этом до­клад... что та­ко­вое со­дер­жа­ние кни­жек со­став­ля­ет се­я­ние не пше­ни­цы, а пле­вел…»[1] «В 1887 го­ду я убе­дил­ся, что мис­си­о­нер­ские кур­сы при ака­де­мии при­но­сят боль­ше вре­да, чем поль­зы, ибо там, не пре­по­да­вая необ­хо­ди­мых све­де­ний о хри­сти­ан­стве, весь­ма по­дроб­но вы­яс­ня­ли уче­ние Му­хам­ме­да, без со­по­став­ле­ния его с хри­сти­ан­ским – а от се­го кре­ще­ные ино­род­цы-кур­си­сты ота­та­ри­ва­лись. Я, как мис­си­о­нер ар­хи­епи­ско­па, на­пи­сал ему о том до­клад, ко­то­рый сдан был вла­ды­кою на рас­смот­ре­ние Со­ве­та ака­де­мии и для со­став­ле­ния но­вой про­грам­мы для кур­сов, о чем я про­сил вла­ды­ку...»[2]
В 1900 го­ду отец Алек­сандр был на­зна­чен слу­жить в Тро­иц­кий со­бор в го­ро­де Ма­ма­дыш, где в 1905 го­ду в свя­зи с ре­во­лю­ци­он­ны­ми вол­не­ни­я­ми у него на­ча­лись непри­ят­но­сти, – ма­ма­дыш­ская ин­тел­ли­ген­ция ста­ла упре­кать его в уста­ре­ло­сти и от­ста­ло­сти его взгля­дов, най­дя под­держ­ку в сво­их суж­де­ни­ях и сре­ди мест­но­го ду­хо­вен­ства; в ре­зуль­та­те со­зда­лась невоз­мож­ная для от­ца Алек­сандра об­ста­нов­ка в го­ро­де, и он по­про­сил ар­хи­ерея пе­ре­ве­сти его на ста­рое ме­сто, но ар­хи­епи­скоп Ка­зан­ский Ди­мит­рий (Сам­би­кин) пред­ло­жил ему вме­сто это­го по­сту­пить без всту­пи­тель­ных эк­за­ме­нов, как че­ло­ве­ку пен­си­он­но­го воз­рас­та, в Ка­зан­скую Ду­хов­ную ака­де­мию, ку­да отец Алек­сандр и был при­нят в 1906 го­ду.
Он имел пра­во про­слу­ши­вать все лек­ции, поль­зо­вать­ся ака­де­ми­че­ской биб­лио­те­кой, но, как не сда­вав­ший всту­пи­тель­ных эк­за­ме­нов, не имел пра­ва пи­сать се­мест­ро­вые ра­бо­ты, сда­вать эк­за­ме­ны и пе­ре­хо­дить с кур­са на курс. Од­на­ко, вы­слу­шав весь курс пре­по­да­ва­е­мых в ака­де­мии пред­ме­тов, он мог по­лу­чить удо­сто­ве­ре­ние, что в те­че­ние че­ты­рех лет про­слу­шал ака­де­ми­че­ский курс по вы­бран­но­му им от­де­ле­нию. Отец Алек­сандр вы­брал от­де­ле­ние мис­си­о­нер­ское. Он меч­тал, про­слу­шав курс ака­де­мии, во­ору­жить­ся но­вы­ми зна­ни­я­ми и по­слу­жить еще Церк­ви Хри­сто­вой на мис­си­о­нер­ском по­при­ще.
Оце­нив вполне за свою дол­гую жизнь важ­ность зна­ний, он за че­ты­ре го­да не про­пу­стил ни од­ной лек­ции, пер­вым при­хо­дил в ауди­то­рию и по­след­ним ухо­дил из нее, а все сво­бод­ное вре­мя про­во­дил в биб­лио­те­ке. Он был са­мым усерд­ным бо­го­моль­цем и свя­щен­но­слу­жи­те­лем ака­де­ми­че­ско­го хра­ма. Яв­ляя со­бой об­ра­зец ис­прав­но­сти в ис­пол­не­нии сво­е­го по­слу­ша­ния, он к то­му же при­зы­вал и сво­их од­но­курс­ни­ков, ко­то­рые по воз­рас­ту го­ди­лись ему во вну­ки. И ко­гда, бы­ва­ло, сту­ден­ты не при­го­то­вят во­вре­мя учеб­ную ра­бо­ту, про­то­и­е­рей Алек­сандр мяг­ко им за­ме­чал: «Эх, мо­ло­дые лю­ди... Вам по­гу­лять все хо­чет­ся, вот де­ло то и ста­ло... а ведь жизнь не ждет... В жиз­ни при­дет­ся во­лей-нево­лей быть ак­ку­рат­ны­ми, вот и на­до бы при­учать­ся к это­му в ака­де­мии. Ведь по­том, небось, дру­гих учить это­му бу­де­те»[3].
Окан­чи­вая ака­де­мию, он стал раз­мыш­лять, ка­кое вы­брать ме­сто слу­же­ния. Один из учив­ших­ся с ним сту­ден­тов пред­ло­жил ему по­ехать в Ека­те­рин­бург­скую епар­хию, от­ку­да сам был ро­дом, а кро­ме то­го, там про­жи­ва­ло мно­го му­суль­ман, а отец про­то­и­е­рей был из­ве­стен как опыт­ный про­ти­во­му­суль­ман­ский мис­си­о­нер.
Отец Алек­сандр по­сле­до­вал его со­ве­ту и в 1911 го­ду был на­прав­лен слу­жить в Успен­ский храм Кас­лин­ско­го за­во­да Ека­те­рин­бург­ской епар­хии. 22 де­каб­ря 1912 го­да он был на­зна­чен епар­хи­аль­ным мис­си­о­не­ром.
«В те­че­ние всей мо­ей 44-лет­ней служ­бы, – пи­сал отец Алек­сандр, – все пе­ре­дви­же­ния мои с ме­ста на ме­сто бы­ли под ру­ко­вод­ством Про­мыс­ла Бо­жия, ко­то­рый... на­прав­лял служ­бу мою на мис­си­о­нер­ское слу­же­ние ино­род­цам. Да­же су­пру­же­ство мое со­сто­я­лось не по мо­е­му вы­бо­ру, а как буд­то по слу­чай­но­сти, при­вед­шей ме­ня в се­ло Апа­зо­во. Да­же и то об­сто­я­тель­ство, что, несмот­ря на мои усерд­ные тру­ды в Ду­хов­ной ака­де­мии, мне не да­ли фор­маль­но уче­ной сте­пе­ни, по­слу­жи­ло к то­му, что я те­перь слу­жу “ино­род­цам”... Да бу­дет же свя­тая во­ля Гос­по­да Бо­га мо­е­го... до кон­ца дней мо­их…»[4]
Де­лясь с со­бра­тья­ми бо­га­тым опы­том на по­при­ще мис­си­о­нер­ской де­я­тель­но­сти, отец Алек­сандр пи­сал: «На­ша до­воль­но про­дол­жи­тель­ная, пас­тыр­ская и мис­си­о­нер­ская де­я­тель­ная прак­ти­ка да­ла нам воз­мож­ность убе­дить­ся в том, где и в чем скры­ва­ет­ся усло­вие успе­ха... Итак, лю­бовь – лю­бовь не на сло­вах, в ви­де уче­ния Хри­сто­ва, но лю­бовь – жизнь Хри­сто­ва в нас – крайне необ­хо­ди­ма для успе­хов в пас­тыр­ской и мис­си­о­нер­ской де­я­тель­но­сти. Толь­ко жизнь люб­ви в пас­ты­рях и па­со­мых мо­жет об­но­вить при­ход­скую жизнь и “вос­ста­но­вить при­ход”, раз­ди­ра­е­мый са­мо­лю­би­ем тех и дру­гих»[5].
Через несколь­ко лет по­сле при­ня­тия в 1906 го­ду за­ко­на о сво­бо­де со­ве­сти, все во­очию смог­ли на­блю­дать его от­ри­ца­тель­ное вли­я­ние на нрав­ствен­ное со­сто­я­ние об­ще­ства. «Со­весть че­ло­ве­ка есть зер­ка­ло жиз­ни его, – пи­сал отец Алек­сандр, – до­гре­хов­ная она бы­ла со­во­куп­но­стью со­вер­шенств, от­пе­ча­ток об­ра­за и по­до­бия Бо­жия – а гре­хов­ная она ста­ла от­пе­чат­ком нрав­ствен­но­го урод­ства серд­ца че­ло­ве­че­ско­го, “со­зна­ни­ем” сво­их са­мо­лю­би­вых, чув­ствен­ных стра­стей и по­ро­ков. “Сво­бо­да” та­ко­вой “со­ве­сти” долж­на быть все­мер­но огра­ни­чи­ва­е­ма и утес­ня­е­ма...
Вся­кая ли “со­весть” долж­на в оди­на­ко­вой сте­пе­ни поль­зо­вать­ся “сво­бо­дою” про­яв­ле­ния сво­е­го внут­рен­не­го со­дер­жа­ния и вся­кая ли ре­ли­гия мо­жет поль­зо­вать­ся сво­бо­дою вос­пи­та­ния сво­их ис­по­вед­ни­ков? Нель­зя же срав­нить в пра­вах поль­зо­ва­ния “сво­бо­дою” хри­сти­ан­ства, про­по­ве­ду­ю­ще­го лю­бовь ко всем, и му­хам­ме­дан­ства, про­по­ве­ду­ю­ще­го нена­висть к вра­гам и убий­ство ино­вер­цев. Мож­но те­перь по­нять и то, ка­кая ве­ли­кая ошиб­ка кро­ет­ся в да­ро­ва­нии “сво­бо­ды” ве­ро­ис­по­ве­да­ний. Не сво­бо­да здесь нуж­на, а лишь ве­ро­тер­пи­мость»[6].
Но сво­бо­да для раз­ви­тия вся­ко­го ро­да гре­ха рас­ши­ря­лась, за­хва­ты­вая все боль­шие слои на­ро­да, и в кон­це кон­цов за­вер­ши­лась раз­бо­ем.
В пер­вый раз се­ми­де­ся­ти­лет­ний ста­рец был аре­сто­ван в кон­це 1917 го­да за рас­про­стра­не­ние ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ных книг на та­тар­ском язы­ке. Толь­ко по­сле удо­сто­ве­ре­ния та­тар, что в кни­гах нет ни­че­го контр­ре­во­лю­ци­он­но­го, со­вет ра­бо­чих де­пу­та­тов осво­бо­дил свя­щен­ни­ка. Вто­рич­но про­то­и­е­рей Алек­сандр был аре­сто­ван крас­но­гвар­дей­ца­ми 22 июня 1918 го­да и в ночь на 23 июня – рас­стре­лян[7]. Па­ла­чи, не удо­вле­тво­рив­шись рас­стре­лом, на­нес­ли ему несколь­ко столь силь­ных уда­ров, что ли­цо его обез­об­ра­зи­лось до неузна­ва­е­мо­сти, в бо­ку зи­я­ла страш­ная ра­на, од­на но­га бы­ла сло­ма­на и про­ко­ло­та ступ­ня, «и в кон­це кон­цов [его], свя­зан­но­го по ру­кам, бро­си­ли в яму»[8].
Те­ло пас­ты­ря-му­че­ни­ка бы­ло най­де­но по­сле ухо­да из се­ле­ния крас­но­гвар­дей­цев. 7 июля 1918 го­да в Успен­ском хра­ме Кас­лин­ско­го за­во­да со­сто­я­лось от­пе­ва­ние про­то­и­е­рея Алек­сандра Ми­ро­поль­ско­го и свя­щен­ни­ков Пет­ра Бе­ля­е­ва и Пет­ра Смо­ро­дин­це­ва и два­дца­ти се­ми ми­рян. По­стра­дав­шие от без­бож­ных вла­стей свя­щен­но­му­че­ни­ки бы­ли по­гре­бе­ны око­ло Успен­ско­го хра­ма[9].

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Июнь».
Тверь. 2008. С. 415-419

При­ме­ча­ния

[1] Ека­те­рин­бург­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 1912. № 37. С. 886-887.
[2] Там же. № 38. С. 913.
[3] Из­ве­стия Ека­те­рин­бург­ской Церк­ви. 1918. № 16. С. 309-310.
[4] Ека­те­рин­бург­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 1912. № 39. С. 943.
[5] Там же. № 48. С. 1149, 1152.
[6] Там же. № 41. С. 978-980.
[7] ОГАЧО. Ф. И-226, оп. 20, д. 291, л. 268 а.
[8] Из­ве­стия Ека­те­рин­бург­ской Церк­ви. 1918. № 16. С. 291.
[9] Там же. С. 289-294.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru/