Митрополит Агафангел (в миру Александр Лаврентьевич Преображенский) родился 27 сентября 1854 года в селе Мочилы Веневского уезда Тульской губернии в семье священника. Воспитанный родителями в послушании вере Христовой и строгом исполнении церковных обрядов, он высоко ставил служение святой Церкви в священном сане. Ребенком он любил подолгу бывать на кладбище, гулять среди могил и крестов – красноречивых свидетельств, что вся персть, вся пепел, вся сень. Здесь со слезами на глазах Александр просил Господа, чтобы Он сподобил его во время благопотребно стать служителем алтаря и приносить умилостивительную бескровную жертву за окончивших земную жизнь. Это желание было так велико, что когда по окончании училища представилась возможность поступить в привилегированное столичное учебное заведение, он ее решительно отверг. Близкие советовали не отказываться от случая получить серьезное светское образование, которое откроет ему широкие возможности в жизни. Увидев бездейственность советов, родные попытались принудить его согласиться с ними и оставить мысли о получении духовного образования, но все было напрасно. Чувствуя непреодолимую тягу к церковному служению, Александр со свойственными его характеру решимостью и настойчивостью настоял на продолжении образования в Тульской Духовной семинарии, в которую он и поступил в 1871 году.
В те годы семинарское образование в России пребывало в плачевном состоянии, в стены духовных учебных заведений беспрепятственно проникали материалистические и бездуховные науки. Под видом новых научных открытий начинали открыто утверждаться в области научных знаний социальные и естественно-научные мифы. Идеал служения на духовном поприще среди образованного общества был почти утрачен, и общество пришло в состояние духовного окостенения. Становились модными и нравственно похвальными профессии, устрояющие земную жизнь – инженера, врача и т. п. Увлечение естественными науками образованного юношества не оставило в стороне и Александра и, в конце концов, пленило его ум и сердце. Горячее желание служить Церкви Христовой в священном сане за время учения охладело, и к концу обучения он решил оставить семинарию и поступить в светское учебное заведение, чтобы стать врачом.
Он начал готовиться к поступлению. И вдруг тяжело заболел. Болезнь продолжалась около года, и не только не было сил готовиться к вступительным экзаменам, но пришлось совсем отложить учебные занятия. Оправившись от болезни, Александр не оставил намерения стать врачом, но не замедлило явиться другое испытание – умер отец-священник, надо было заботиться об осиротевшей семье, и Александр согласился стать сельским пастырем на приходе отца. Однако Промысел Божий готовил ему иной путь. Как лучший ученик семинарии он получил направление в Московскую Духовную академию для продолжения богословского образования. Здесь, в обители преподобного Сергия, вернулось к нему первое юношеское желание стать священником. Но в сане ли иерея или священноинока – Александр не знал. И часто, с благоговением склоняясь перед мощами преподобного Сергия, он молился и вопрошал: не остаться ли навсегда в стенах обители? И внутренний таинственный голос ему отвечал:
«Добро есть здесь быти, останься, останься здесь». Но, увы, не послушался он этого внутреннего голоса. Заманчивые предложения мира обольстили его, и он отказался от вступления на монашеский путь.
Блестяще окончив в 1881 году Духовную академию со степенью кандидата богословия, он был определен на должность преподавателя латинского языка в Раненбургское Духовное училище. 7 декабря 1882 года Александр Лаврентьевич был переведен на должность смотрителя Скопинского Духовного училища. Избрав образ жизни семейный, он женился, но здесь его постигло новое горе. После одиннадцатимесячной счастливой жизни он разом потерял и жену, и сына. И только тогда, убитый горем, снедаемый чувством горького сиротства и бесприютности, чувствуя себя как бы лишним на свете, выброшенным из жизни, он понял, что жизненный путь, избранный им, – не его путь; и он спросил себя: неужели же еще нужно усиливаться поймать летучие тени, гоняться за призраками обманчивых наслаждений? И вот блеснул забытый в суете жизни, заслоненный образами мира сего, но никогда не угасавший, благодатный свет Христов и осветил его думы, его чувства, страдание – и осветилось все: и душа, и жизнь. И преклонившись перед неисповедимою волею Божией, Александр на этот раз твердо решил оставить мир, взять свой крест и принять иночество.
7 марта 1885 года он принял постриг с именем Агафангел, а 10 марта рукоположен в сан иеромонаха; в следующем году он был назначен инспектором Томской Духовной семинарии с возведением в сан игумена, а в 1888 году – ректором Иркутской Духовной семинарии с возведением в сан архимандрита. По прибытии в Иркутскую семинарию о. Агафангел принялся за созидание соответствующего духовной школе доброго порядка. Самоотвержением и любовью к делу он снискал доверие и благорасположение как среди сослуживцев, так и среди воспитанников.
9 сентября 1889 года в иркутской крестовой церкви состоялось наречение архимандрита Агафангела во епископа Киренского, викария Иркутской епархии; на следующий день в Иркутском Вознесенском монастыре при огромном стечении народа состоялась его хиротония во епископа. В 1893 году епископ Агафангел был переведен на самостоятельную кафедру в Тобольск. Здесь ему пришлось трудиться не только как епархиальному архиерею, но и как миссионеру. Каждый год он предпринимал дальние и долгие путешествия по самым отдаленным уголкам епархии, не предполагая тогда, что через тридцать лет ему снова придется пройти по этим местам, но уже в качестве узника.
В 1897 году он был назначен епископом Рижским и Митавским; в 1904 году возведен в сан архиепископа; в 1910 году назначен архиепископом Виленским и Литовским. Через два года за усердное служение Христовой Церкви владыка Агафангел был награжден бриллиантовым крестом для ношения на клобуке. В постановлении о награждении писалось о нем как о святителе, отличающемся заботливостью о развитии религиозно-просветительских обществ, в отношении к духовенству и мирянам неизменной благожелательностью, соединенной в то же время с твердостью. В этот период своего служения архиепископ стяжал славу архиерея широких либеральных взглядов. После революции 1905 года, когда многие ее участники в Латвии были приговорены к расстрелу, он выступил с энергичным ходатайством об отмене смертных приговоров. Гражданская власть удовлетворила ходатайство архиерея, и таким образом многие были спасены от насильственной смерти.
В 1913 году архиепископ Агафангел получил назначение в Ярославль, а в апреле 1917 года был возведен в сан митрополита Ярославского и Ростовского. В Синоде, образованном при Патриархе Тихоне, митрополит был избран в его постоянные члены.
После октябрьской революции, со временем широко разлившейся по всему пространству России гонениями и смутами, пришли испытания, скорби от подчиненных владыке священников. После безбожной революции из Церкви ушли блудники, пьяницы и лихоимцы, волки в овечьей шкуре, чтобы образовать свою обновленческую и живоцерковническую церковь. Уходя, они причиняли Церкви многие досады.
В 1919 году священник села Никольско-Троицкого Тутаевского уезда Немиров овдовел и спустя два года вступил в гражданский брак, за что, в согласии с церковными канонами, был митрополитом Агафангелом запрещен в священнослужении. Немиров пренебрег запретом, собрал прихожан и убедил их, что в Священном Писании нигде не сказано, что вдовый священник не может жениться, и прихожане постановили – приступить Немирову к исполнению обязанностей священнослужителя. Митрополит послал благочинного, чтобы тот разъяснил прихожанам, сколь важны и обязательны для исполнения церковные каноны. Однако единомышленники Немирова пренебрегли запретом митрополита. В конце января в Тутаев прибыл епископ Вениамин (Воскресенский), которому митрополит поручил дело Немирова. В наставлении ему митрополит Агафангел писал:
«Вам... нужно туда поехать преподать прихожанам увещание, вразумление, прещения и угрозы. В заключение скажите, что... бывший священник Немиров будет отлучен от Церкви, а вместе с ним и те, кто будет молиться с ним и даже иметь какое-либо общение с ним.
По отношению к Немирову примите крайнюю осторожность. Он, может быть, окажется настолько нагл, что осмелится в облачении и с крестом встречать Вас или учинит другое кощунственное действование, с первого слова Вы все это отклоните и устраните его, приказав ему разоблачиться и уйти из церкви, не преподавайте ему даже архипастырское благословение.
Сознаю, что миссия эта для Вас трудная, но твердо уповаю, что Господь поможет Вам совершить ее без тяжелых воздыханий и благословит успехом.
Приехать Вам в Никольско-Троицкое лучше всего в праздник, предупредив прихожан о дне и часе своего приезда. Кстати, если Вы прибудете в церковь в то время, когда Немиров будет совершать богослужение или требу, прежде всего прекратите это кощунство»[2].
22 января епископ Вениамин собрал общий сход прихожан, который принял решение уволить Немирова. Но сторонники Немирова собрали свой сход, который постановил, что сход 22 января был незаконным, и решили собраться 5 марта. На сходе 5 марта епископ Вениамин снова прочитал народу указ о лишении Немирова сана, а также за неисполнение распоряжений митрополита отлучение его от Церкви. Но сколько ни старался епископ убедить прихожан согласиться с мнением митрополита и перестать поддерживать нарушителя церковных канонов, поставившего себя вне Церкви, ему не удалось убедить шумное собрание. «Если вам так нравится Немиров, – сказал владыка, – ходатайствуйте за него перед митрополитом Агафангелом, а если он откажет – перед Патриархом Тихоном».
Сторонники Немирова не стали обращаться к Патриарху, а обратились к Ленину, требуя от властей, чтобы они предали митрополита Агафангела суду за нарушение декрета о гражданском браке, а также «через подлежащие советской власти юридические органы выяснили... вопрос о праве лиц вдовьего духовенства свободно вступать в гражданский брак, и вправе ли церковная власть делать... насилия... за вступление в гражданский брак»[3]. Заявление было переслано в 5-й отдел Наркомюста, а затем в секретный отдел ГПУ Самсонову с резолюцией Красикова: «Дать срочно указание Губотделу о том, чтобы по установлении этого факта подобрали дополнительный материал на архиерея, арестовали и предали суду»[4].
13 мая Ярославское ГПУ дало распоряжение обыскать покои митрополита в Спасском монастыре на предмет поиска церковных ценностей, чтобы (если таковые найдутся) обвинить митрополита в их сокрытии. Сотрудники ГПУ перерыли все сундуки, но кроме домашнего скарба и архиерейских облачений ничего не нашли. 16 мая начальник первого секретного отдела Ярославского ГПУ приказал завести дело на митрополита и принять меры к тому, чтобы выяснить, что собой представляют взгляды и убеждения ярославского архиерея.
Но не просьбы властям отлученного от Церкви священника, не распоряжения наркома юстиции и даже не распоряжение местного ГПУ послужили причиной преследования митрополита Агафангела. Начиналось новое гонение на Православную Церковь. Открывались суды по делу об изъятии церковных ценностей в Иваново-Вознесенске и в Москве.
9 мая власти объявили Патриарху Тихону, что он привлекается к судебной ответственности в качестве обвиняемого по делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей.
12 мая 1922 года Патриарх направил председателю ВЦИК письмо: «Ввиду крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для блага Церкви поставить временно, до созыва Собора, во главе Церковного Управления или Ярославского митрополита Агафангела (Преображенского), или Петроградского Вениамина (Казанского)».
После этого обновленцы попытались узаконить свое церковное управление, добиваясь признания его митрополитами Агафангелом и Вениамином. С этого времени дальнейшая участь митрополитов оказалась в зависимости от их отношения к обновленцам. И потому, едва успев взять у Патриарха Тихона документ о передаче власти митрополиту Агафангелу, глава живоцерковников Владимир Красницкий поспешил в Ярославль к митрополиту. Владыку Агафангела он нашел в Толгском монастыре. Красницкий предъявил документ от 3 (16) мая о передаче церковного управления митрополиту Агафангелу.
По прочтении митрополитом документа Красницкий приступил к изложению цели своего визита. Он кратко объяснил, что управление Церковью идет по неправильному пути, что это путь контрреволюции. И его надо изменить. Кое-что в этом направлении уже сейчас делается. Например, в центральных газетах опубликовано воззвание группы священнослужителей.
– Церковь должна держаться вне партии и вне политики, – возразил митрополит.
– Я с вами совершенно согласен, – подхватил Красницкий. – А не могли бы вы эту свою точку зрения изложить письменно?
Эта грубая ретивость Красницкого неприятно поразила владыку и он поспешил отклонить предложение.
Вряд ли Красницкий верил, что сможет убедить митрополита поддержать ВЦУ, куда больше он надеялся на то, что ГПУ арестует митрополита за сопротивление обновленцам. Неужели же ГПУ, обладающее почти безграничной властью, не сможет организовать приход ВЦУ к управлению Православной Церковью? И Красницкий решил не утруждать себя переговорами с дипломатично-сдержанным и твердо-непреклонным митрополитом. Но имея обязательства перед ГПУ выяснить позицию митрополита, он спросил, не подпишет ли митрополит воззвание «инициативной группы духовенства», опубликованное в газетах. Митрополит отказался.
– А позвольте спросить, почему?
– Оно мне мало известно и в широких церковных кругах не обсуждалось, – ответил владыка.
На этом беседа закончилась. В тот же день Красницкий отбыл в Москву, где поставил руководство ГПУ в известность о состоявшемся разговоре. Последствия сказались незамедлительно. На следующий день начальник секретно-оперативного управления ГПУ Менжинский и начальник секретного отдела ГПУ Самсонов отправили в Ярославль шифрованную телеграмму: «Под ответственность начальника ГОГПУ с соблюдением строжайшей конспирации предлагаем провести следующее: 1) обследовать хозяйство митрополита Агафангела, осторожно намекнув на то, что оно может быть реквизировано; 2) немедленно произвести у Агафангела в его канцелярии и у ближайших его помощников самый тщательный обыск, изъяв все подозрительные документы; 3) взять с Агафангела подписку о невыезде ввиду неблагонадежности; 4) арестовать всех его приближенных, в частности, тех, кто принимал участие в беседе Агафангела с московским попом Красницким; 5) прислать на Агафангела весь компрометирующий материал. Настоящее принять к неуклонному исполнению и хранению в строжайшем секрете»[5].
Телеграмма была получена 20 мая, и в тот же день был выписан ордер на обыск, а сам митрополит приглашен в Ярославское ГПУ для допроса. Следователь интересовался, о чем митрополит говорил с Красницким и каково его отношение к обновленцам. Владыка рассказал, как было дело.
На следующий день в кельях Толгского монастыря был произведен обыск. Изъяли семнадцать писем частной переписки владыки. Осмотрев имущество и хозяйство митрополита, увидели, что мебель у него довольно скудная, а хозяйственного имущества и вовсе нет, так что отбирать по сути дела нечего.
14 июня 1922 года митрополит Агафангел был вызван в ГПУ для допроса. Первый вопрос: отношение митрополита к советской власти.
То, что в особенности отличало митрополита и что было выработано опытом всей долгой жизни, – это непременная трезвость суждений и уравновешенность. Он знал, что не совершит поступка, увлекаемый пристрастием или случайными эмоциями. Опыта юности было довольно, он давно привык подчинять свои мысли и действия воле Божией. Размеренно и взвешенно отвечал митрополит следователю:
– Против существующей власти ничего решительно не имею, все ее распоряжения я исполнял и исполнять буду. Национализации крупной промышленности и крупного землевладения я сочувствую, но признаю желательным это отчуждение компенсировать, признаю необходимым предоставление права на мелкую собственность, то же и в отношении церквей и монастырей. Против запрещения преподавать Закон Божий в школах ничего не имею, но не согласен с запрещением преподавания его лицам, не достигшим 18 лет, потому что оно противоречит декрету отделения Церкви от государства. Против изъятия церковных ценностей, имеющих второстепенное значение, если оно не нарушает существенно интересов религии, как, например, изъятие сосудов, в которых совершалось таинство, и снятие риз с особо чтимых икон, – я не протестую.
Спрашивали о церковной власти. Владыка ответил:
– Власть Патриархом передана мне. Распоряжения Высшего Церковного Управления считаю незаконными.
– С кем ведете частную переписку? – спросил следователь.
– С братом... – ответил митрополит.
Следователя интересовало, говорил ли митрополит кому-нибудь о гонении на Церковь. Гонения эти были явны, еще в 18-ом году священников в Ярославской епархии расстреливали по одному подозрению в сочувствии к участникам противобольшевистского восстания.
– Что советская власть занимается гонением на Церковь, этого я никогда не говорил, – отвечал митрополит, – но что в первое время после революции были случаи, которые давали повод так думать, я не отрицаю, но отношу это не на счет власти, а на счет местных исполнителей советских распоряжений.
– Каково ваше отношение к прогрессивному духовенству, призывающему к поддержке советской власти во всех ее начинаниях, как к власти трудящихся? – спросил следователь.
– Я готов их взгляды выслушать, – ответил митрополит, – а что мне известно об их желаниях, то во многом с ними согласен.
На следующий день митрополиту Агафангелу было объявлено, что его ответы достаточно изобличают его в антисоветской деятельности, а посему, чтобы он не скрылся от следствия и суда, он должен дать подписку о невыезде с места жительства.
Патриарх Тихон был под домашним арестом, 1 июня петроградские власти арестовали митрополита Вениамина, а 10 июня начался над ним и частью петроградского духовенства судебный процесс. Теперь и над митрополитом Агафангелом нависла угроза ареста, а это означало, что Русская Православная Церковь может лишиться законного управления. Молчать было нельзя, надо было преподать свое первосвятительское слово. Митрополит считал, что, став заместителем Святейшего Патриарха, он обязан высказать свой взгляд на происходящие события и предложить выход из создавшегося положения.
5(18) июня 1922 года он составил послание к архипастырям и всем чадам Русской Православной Церкви:
«Во имя святого послушания и по долгу моей архиерейской присяги я предположил немедленно вступить в отправление возложенного на меня служения Церкви и поспешить в Москву. Но вопреки моей воле, по обстоятельствам, от меня независящим, я лишен и доныне возможности отправиться на место служения. Между тем, как мне официально известно, явились в Москве иные люди и встали у кормила правления Церковью русскою. От кого и какие на то полномочия получили они, мне совершенно неизвестно. А потому я считаю принятую ими на себя власть и деяния их незакономерными.
Возлюбленные о Господе преосвященные архипастыри! Лишенные на время высшего руководства, вы управляйте теперь своими епархиями самостоятельно, сообразуясь с Писанием, священными канонами и обычным церковным правом, по совести и архиерейской присяге, впредь до восстановления высшей церковной власти окончательно решайте дела, по которым прежде испрашивали разрешения Святейшего Синода, а в сомнительных случаях обращайтесь к нашему смирению»[6].
Текст послания митрополит Агафангел продиктовал епископу Вениамину (Воскресенскому) и затем отдал келейнику Василию Морову, который переписал послание в четырех экземплярах; они были подписаны митрополитом и отданы начальнику канцелярии протоиерею Сергию Лилееву для размножения и рассылки. В Москву митрополит передал два экземпляра для архиепископа Астраханского Фаддея (Успенского) и протопресвитера Николая Любимова.
Послание вызвало у властей беспокойство: принявший власть митрополит твердо стоял в решимости соблюдать церковные каноны и не признавать ВЦУ. 28 июня начальник Ярославского ГПУ распорядился провести у владыки обыск в Толгском монастыре, а самого владыку заключить под домашний арест в Спасский монастырь.
Следователи ГПУ хотели знать, с какой целью митрополит написал свое воззвание. На допросе он ответил: «В целях успокоения умов верующих... я написал воззвание, в котором призывал священнослужителей и верующих не признавать образовавшегося Высшего Церковного Управления из неизвестных лиц, не имеющих канонических обоснований, это я сделал потому, что хотел успокоить верующих и священнослужителей в ожидании Собора»[7].
В поисках материала для обвинения митрополита в антигосударственной деятельности следователи ГПУ призвали в помощники запрещенного в священнослужении Андрея Немирова. 7 июля он и восемь его единомышленников обратились в Ярославское ГПУ с просьбой: предать суду митрополита Агафангела и епископа Вениамина за лишение сана Андрея Немирова и объявление единомышленных с ним прихожан сектантами. О епископе Вениамине они писали, что «это не архиерей, а палач», так как он является исполнителем воли митрополита; что «в речах своих явно и косвенно давал понять всем, что советская власть – безбожная власть».
Потянулись дни заключения – пока домашнего. К митрополиту никого не пускали, кроме келейника, который не имел права входить к владыке без сопровождения стражника. Стеснения иной раз становились неоправданно жестки. Имея нужду исповедаться и причаститься, владыка написал прошение в ГПУ, чтобы ему разрешили в один из дней недели быть к вечерне и литургии в Спасском монастыре, но получил категорический отказ.
Время было тревожное. Безбожие снова составляло план физического уничтожения Церкви. В Иванове-Вознесенске расстреляли священников Павла Светозарова, Иоанна Рождественского и певчего Петра Языкова. В Москве расстреляли четверых священников и мирянина[8]. В Петрограде митрополит Вениамин, архимандрит Сергий и двое мирян были приговорены к расстрелу.
Чем дальше, тем сильнее были обеспокоены верующие Ярославля судьбой заключенного митрополита. Многие из тех, кто любил владыку, подходили к стражникам и то упрашивали их допустить к митрополиту, то, видя их непреклонность, стыдили: «Вы не достойны стоять у дверей владыки-митрополита, не то что держать его под стражей». Когда митрополит выходил гулять в маленький внутренний садик, то на площадке второго этажа церкви собирался народ, чтобы хотя бы издали увидеть своего архипастыря. Многие во время этих прогулок пытались проникнуть в сад, но их прогоняли. Они просили разрешить хотя бы взять благословение, но стража была непреклонна, а при попытках настаивать грозилась отвести в ГПУ. Угроза была не пустая, и народ мало-помалу расходился. На Преображение, после праздничной службы, перед кельей митрополита собралась толпа – человек триста. Женщины просили, чтобы допустили к владыке взять благословение. Сотрудник секретного отдела ГПУ начальник караула Шаров отказал. Толпа потребовала, чтобы вызвали митрополита хотя бы к окну, чтобы удостовериться, что он жив. Шаров ответил:
– Если вы хотите видеть митрополита и получить от него благословение, то идите за разрешением в городской отдел ГПУ; если он разрешит, я вам его выпущу.
Несколько человек отправились в ГПУ, но там им было категорически отказано. Верующие снова стали просить, чтобы позвали митрополита к о
По вся́ дни́ умерщвля́ем бы́л еси́ Бо́га ра́ди,/ святи́телю и испове́дниче Христо́в Агафа́нгеле,/ во вре́мя безбо́жных гоне́ний лю́тых/ попече́ние о Це́ркви Ру́сской от Патриа́рха Ти́хона прия́в,/ кова́рные ко́зни слу́г диа́вола разори́л еси́/ и кора́бль церко́вный му́дре упра́вил еси́/ си́лою возлюби́вшаго тя́ Го́спода,// Его́ же моли́ дарова́ти на́м ми́р и ве́лию ми́лость.
Перевод: Каждый день был перед лицом смерти (1Кор.15:31) Бога ради, святитель и исповедник Христов Агафангел, во время жестоких гонений безбожников приняв попечение о Церкви Русской от патриарха Тихона, коварные козни слуг диавола разрушил ты и кораблем церковным мудро управлял ты силой возлюбившего тебя Господа, Его же моли даровать нам мир и великую милость.
От младе́нческих ле́т Бо́гом избра́нный,/ на служе́ние Святе́й Це́ркви при́зван бы́л еси́,/ о́вцы слове́сныя ста́да Христо́ва до́бре упа́сл еси́,/ за ве́ру Правосла́вную гоне́ние претерпе́л еси́./ Испове́дниче святи́телю Агафа́нгеле,/ моли́ о на́с Бо́га, до конца́ в ве́ре и́стинней пребыва́ти,// па́стырю на́ш до́брый.
Перевод: С младенческих лет Богом избранный, ты был призван на служение Святой Церки, овец духовных стада Христова прекрасно упас, за веру Православную гонение претерпел ты. Исповедник святитель Агафангел, моли о нас Бога до конца в вере истинной пребывать, пастырь наш добрый (Ин.10:11).
Земли́ Яросла́вския небе́сный покрови́телю,/ Це́ркве Ру́сския красото́ и сла́во,/ святи́телю Агафа́нгеле богому́дре,/ Правосла́вныя ве́ры учи́телю,/ святы́х ея́ догма́тов храни́телю,/ о па́стве росси́йстей усе́рдный попечи́телю./ Предста́ни в по́мощь на́м, пра́зднующим святу́ю па́мять твою́,/ моли́ ми́лостиваго Бо́га// Це́рковь Христо́ву в ми́ре соблюсти́ и спасти́ души́ на́ша.
Перевод: Земли Ярославской небесный покровитель, Церкви русской красота и слава, святитель Агафангел Богомудрый, Православной веры учитель, святых догматов ее хранитель, паствы российской усердный защитник. Приди на помощь к нам, празднующим святую память твою, моли милостивого Бога Церковь Христову в мире сохранить и спасти души наши.
Сто́лпе непоколеби́мый ве́ры Правосла́вныя,/ святи́телю Агафа́нгеле богому́дре,/ у́зы темни́чныя, тесноты́ и ско́рби претерпе́вый,/ от искуше́ний тя́жких па́ству охрани́л еси́,/ ми́р церко́вный соблю́л еси́.// И ны́не защити́ Це́рковь Ру́сскую от нападе́ний вра́жиих.
Перевод: Столп непоколебимый веры Православной, святитель Агафангел Богомудрый, тюремные узы, невзгоды и скорби претерпевший, от тяжелых искушений паству уберег ты, мир церковный сохранил. И сейчас защити Церковь Русскую от нападений вражеских.
Святым человеком в христианстве называют угодников Божьих смысл жизни которых заключался в несении людям света и любви от Господа. Для святого Бог стал всем через глубокое переживание и общение с Ним. Все святые, чьи жития, лики и даты поминовения мы собрали для вас в этом разделе, вели праведную духовную жизнь и обрели чистоту сердца.