Как праздновали Новый год до революции

В Российской империи, жившей по старому стилю, нынешняя новогодняя ночь приходилась на 17/18 декабря – разгар Рождественского поста – и не отмечалась вообще никак. Новый же год по принятому тогда юлианскому календарю наступал в тот день, который мы теперь зовем Старым Новым годом. Рождество Христово уже пришло, на дворе беспечные и радостные дни святок – так почему бы и не отпраздновать, хотя бы и просто смену лет в календаре?

Самый любимый ныне праздник, как ни странно, пришел к нам из Европы. Встречать Новый год примерно так, как празднуем его сегодня мы, начали сперва в двух столицах – Санкт-Петербурге и Москве на рубеже XIX и ХХ веков. Несколько лет спустя это обычай переняли и крупные губернские города, и городки поменьше. Однако, если сегодня Новый год считается праздником главным образом семейным и детским, то до революции он касался исключительно взрослых и считался отличным поводом для похода в ресторан или в гости (если пригласили, конечно).

«Настало 31 декабря. К ночи родители наши ушли встречать Новый год к знакомым. Мама перед уходом долго объясняла нам, что Новый год — это совершенно не детский праздник и надо лечь спать в десять часов, как всегда…», – читаем мы в повести Льва Кассиля, действие которой происходит в те самые дореволюционные годы. Впрочем, рано спать в новогоднюю ночь ложились не только дети: для большей части населения Российской империи 1 января было тогда самым обычным днем, пусть и приходившимся на святки.

Настоящим праздником был Новый год для торговых заведений, ресторанов и увеселительных садов, которые в последний день года и в новогоднюю ночь получали рекордную прибыль. Артисты готовили к празднику специальную программу, извозчики принаряжались, да потеплее, готовясь возить клиентов до утра, шампанское лилось рекой, мужчины и женщины стремились порадовать друг друга изысканными подарками... Над крышами взмывали, рассыпаясь огнями, фейерверки, в жарко натопленных домах грохотали хлопушки и шипели бенгальские свечи. Повсюду ярко горели ёлки, которые к этому времени кое-где даже обзавелись электрическими гирляндами!

Последним дореволюционным Новым годом, отмечавшимся так широко, стал 1914-й. С началом Первой Мировой войны многое изменилось. Летом вышел императорский указ о запрещении производства и продажи всех видов алкогольной продукции на территории России. В газетах появились статьи об аморальности отмечания модного европейского праздника в военное время. Гораздо уместнее, по мнению авторов таких материалов, было бы пожертвовать припасённые на Новый год средства на благотворительность, в пользу раненых бойцов и их семей. Даже новогоднее дерево, давным-давно пришедшее в Россию из Германии, теперь оказалась «под подозрением». Когда на Новый 1916 год пленные немцы в Саратове нарядили ёлку, это вызвало в русской печати негативный резонанс.

Всё это, с одной стороны, довольно нелепо – и в то же время вполне объяснимо той волной патриотизма, которая поднялась в стране с началом войны. Что говорить о новогодней ёлке, если даже столица империи, Санкт-Петербург, под влиянием антинемецких настроений в обществе официально стала именоваться Петроградом! Вот и ёлка, по мнению Священного Синода, была «вражеской, немецкой затеей, чуждой православному русскому народу». Петроградский митрополит Вениамин ставил перед светскими властями вопрос о закрытии в новогоднюю ночь увеселительных заведений по всей стране, мотивируя это тем, что «встреча Нового Года — немецкий обычай, от которого России необходимо отказаться раз навсегда». Впрочем, те, кто праздновал Новый год до войны, продолжали его праздновать, пусть и не с прежним размахом: чем сильнее Россия завязала в изматывающей, кровопролитной войне, тем хуже становилось благосостояние ее граждан, включая и далеко не самых бедных.

В преддверии наступающего 1917 года даже в столице начались перебои с хлебом и другими, как сказали бы сегодня, «социально значимыми» продуктами – какой уж тут Новый год! Как выяснилось много позднее, перебои эти были организованы искусственно: те, кто желает великих потрясений, всегда рассчитывают на недовольство общества... Сколь многое изменилось в стране всего за год! «Московские ведомости» тогда писали: «В недоумении в последний день 1917 года смотришь на календарь и удивляешься: как мало прожито, как много пережито! Неужели после конца Романовых прошло только триста дней, а не лет? Или это шутка календаря, и вместо 1917 года надо читать 2017?».

Безбожная власть, стремившаяся упразднить Рождество и другие любимые в народе праздники, Новый год (правда, уже по новому стилю) в календаре оставила – но вот отравить его своей идеологией так и не смогла. Собираясь за столом в праздничную ночь, люди подводили свои, личные и семейные, итоги года – а социалистическую демагогию, лившуюся из радиоприёмника или с голубого экрана, чаще всего пропускали мимо ушей. И сегодня, когда советская эпоха давно ушла в небытие, смысл этого торжества остается прежним: собраться вместе, вспомнить о пережитом в уходящем году, поблагодарить Бога и ближних за все лучшее, что в нем с нами было, помолиться о том, чтобы год наступающий стал для нас добрым и радостным – и, конечно же, по традиции поднять бокал под бой курантов в полночь!

 

В. Сергиенко

Поделиться:
Как праздновали Новый год до революции Как праздновали Новый год до революции В Российской империи, жившей по старому стилю, нынешняя новогодняя ночь приходилась на 17/18 декабря – разгар Рождественского поста – и не отмечалась вообще никак. Новый же год по принятому тогда юлианскому календарю наступал в тот день, который мы теперь зовем Старым Новым годом. Рождество Христово уже пришло, на дворе беспечные и радостные дни святок – так почему бы и не отпраздновать, хотя бы и просто смену лет в календаре? Самый любимый ныне праздник, как ни странно, пришел к нам из Европы. Встречать Новый год примерно так, как празднуем его сегодня мы, начали сперва в двух столицах – Санкт-Петербурге и Москве на рубеже XIX и ХХ веков. Несколько лет спустя это обычай переняли и крупные губернские города, и городки поменьше. Однако, если сегодня Новый год считается праздником главным образом семейным и детским, то до революции он касался исключительно взрослых и считался отличным поводом для похода в ресторан или в гости (если пригласили, конечно). «Настало 31 декабря. К ночи родители наши ушли встречать Новый год к знакомым. Мама перед уходом долго объясняла нам, что Новый год — это совершенно не детский праздник и надо лечь спать в десять часов, как всегда…», – читаем мы в повести Льва Кассиля, действие которой происходит в те самые дореволюционные годы. Впрочем, рано спать в новогоднюю ночь ложились не только дети: для большей части населения Российской империи 1 января было тогда самым обычным днем, пусть и приходившимся на святки. Настоящим праздником был Новый год для торговых заведений, ресторанов и увеселительных садов, которые в последний день года и в новогоднюю ночь получали рекордную прибыль. Артисты готовили к празднику специальную программу, извозчики принаряжались, да потеплее, готовясь возить клиентов до утра, шампанское лилось рекой, мужчины и женщины стремились порадовать друг друга изысканными подарками... Над крышами взмывали, рассыпаясь огнями, фейерверки, в жарко натопленных домах грохотали хлопушки и шипели бенгальские свечи. Повсюду ярко горели ёлки, которые к этому времени кое-где даже обзавелись электрическими гирляндами! Последним дореволюционным Новым годом, отмечавшимся так широко, стал 1914-й. С началом Первой Мировой войны многое изменилось. Летом вышел императорский указ о запрещении производства и продажи всех видов алкогольной продукции на территории России. В газетах появились статьи об аморальности отмечания модного европейского праздника в военное время. Гораздо уместнее, по мнению авторов таких материалов, было бы пожертвовать припасённые на Новый год средства на благотворительность, в пользу раненых бойцов и их семей. Даже новогоднее дерево, давным-давно пришедшее в Россию из Германии, теперь оказалась «под подозрением». Когда на Новый 1916 год пленные немцы в Саратове нарядили ёлку, это вызвало в русской печати негативный резонанс. Всё это, с одной стороны, довольно нелепо – и в то же время вполне объяснимо той волной патриотизма, которая поднялась в стране с началом войны. Что говорить о новогодней ёлке, если даже столица империи, Санкт-Петербург, под влиянием антинемецких настроений в обществе официально стала именоваться Петроградом! Вот и ёлка, по мнению Священного Синода, была «вражеской, немецкой затеей, чуждой православному русскому народу». Петроградский митрополит Вениамин ставил перед светскими властями вопрос о закрытии в новогоднюю ночь увеселительных заведений по всей стране, мотивируя это тем, что «встреча Нового Года — немецкий обычай, от которого России необходимо отказаться раз навсегда». Впрочем, те, кто праздновал Новый год до войны, продолжали его праздновать, пусть и не с прежним размахом: чем сильнее Россия завязала в изматывающей, кровопролитной войне, тем хуже становилось благосостояние ее граждан, включая и далеко не самых бедных. В преддверии наступающего 1917 года даже в столице начались перебои с хлебом и другими, как сказали бы сегодня, «социально значимыми» продуктами – какой уж тут Новый год! Как выяснилось много позднее, перебои эти были организованы искусственно: те, кто желает великих потрясений, всегда рассчитывают на недовольство общества... Сколь многое изменилось в стране всего за год! «Московские ведомости» тогда писали: «В недоумении в последний день 1917 года смотришь на календарь и удивляешься: как мало прожито, как много пережито! Неужели после конца Романовых прошло только триста дней, а не лет? Или это шутка календаря, и вместо 1917 года надо читать 2017?». Безбожная власть, стремившаяся упразднить Рождество и другие любимые в народе праздники, Новый год (правда, уже по новому стилю) в календаре оставила – но вот отравить его своей идеологией так и не смогла. Собираясь за столом в праздничную ночь, люди подводили свои, личные и семейные, итоги года – а социалистическую демагогию, лившуюся из радиоприёмника или с голубого экрана, чаще всего пропускали мимо ушей. И сегодня, когда советская эпоха давно ушла в небытие, смысл этого торжества остается прежним: собраться вместе, вспомнить о пережитом в уходящем году, поблагодарить Бога и ближних за все лучшее, что в нем с нами было, помолиться о том, чтобы год наступающий стал для нас добрым и радостным – и, конечно же, по традиции поднять бокал под бой курантов в полночь!   В. Сергиенко
В Российской империи, жившей по старому стилю, нынешняя новогодняя ночь приходилась на 17/18 декабря – разгар Рождественского поста – и не отмечалась вообще никак. Новый же год по принятому тогда юлианскому календарю наступал в тот день, который мы теперь зовем Старым Новым годом. Рождество Христово уже пришло, на дворе беспечные и радостные дни святок – так почему бы и не отпраздновать, хотя бы и просто смену лет в календаре? Самый любимый ныне праздник, как ни странно, пришел к нам из Европы. Встречать Новый год примерно так, как празднуем его сегодня мы, начали сперва в двух столицах – Санкт-Петербурге и Москве на рубеже XIX и ХХ веков. Несколько лет спустя это обычай переняли и крупные губернские города, и городки поменьше. Однако, если сегодня Новый год считается праздником главным образом семейным и детским, то до революции он касался исключительно взрослых и считался отличным поводом для похода в ресторан или в гости (если пригласили, конечно). «Настало 31 декабря. К ночи родители наши ушли встречать Новый год к знакомым. Мама перед уходом долго объясняла нам, что Новый год — это совершенно не детский праздник и надо лечь спать в десять часов, как всегда…», – читаем мы в повести Льва Кассиля, действие которой происходит в те самые дореволюционные годы. Впрочем, рано спать в новогоднюю ночь ложились не только дети: для большей части населения Российской империи 1 января было тогда самым обычным днем, пусть и приходившимся на святки. Настоящим праздником был Новый год для торговых заведений, ресторанов и увеселительных садов, которые в последний день года и в новогоднюю ночь получали рекордную прибыль. Артисты готовили к празднику специальную программу, извозчики принаряжались, да потеплее, готовясь возить клиентов до утра, шампанское лилось рекой, мужчины и женщины стремились порадовать друг друга изысканными подарками... Над крышами взмывали, рассыпаясь огнями, фейерверки, в жарко натопленных домах грохотали хлопушки и шипели бенгальские свечи. Повсюду ярко горели ёлки, которые к этому времени кое-где даже обзавелись электрическими гирляндами! Последним дореволюционным Новым годом, отмечавшимся так широко, стал 1914-й. С началом Первой Мировой войны многое изменилось. Летом вышел императорский указ о запрещении производства и продажи всех видов алкогольной продукции на территории России. В газетах появились статьи об аморальности отмечания модного европейского праздника в военное время. Гораздо уместнее, по мнению авторов таких материалов, было бы пожертвовать припасённые на Новый год средства на благотворительность, в пользу раненых бойцов и их семей. Даже новогоднее дерево, давным-давно пришедшее в Россию из Германии, теперь оказалась «под подозрением». Когда на Новый 1916 год пленные немцы в Саратове нарядили ёлку, это вызвало в русской печати негативный резонанс. Всё это, с одной стороны, довольно нелепо – и в то же время вполне объяснимо той волной патриотизма, которая поднялась в стране с началом войны. Что говорить о новогодней ёлке, если даже столица империи, Санкт-Петербург, под влиянием антинемецких настроений в обществе официально стала именоваться Петроградом! Вот и ёлка, по мнению Священного Синода, была «вражеской, немецкой затеей, чуждой православному русскому народу». Петроградский митрополит Вениамин ставил перед светскими властями вопрос о закрытии в новогоднюю ночь увеселительных заведений по всей стране, мотивируя это тем, что «встреча Нового Года — немецкий обычай, от которого России необходимо отказаться раз навсегда». Впрочем, те, кто праздновал Новый год до войны, продолжали его праздновать, пусть и не с прежним размахом: чем сильнее Россия завязала в изматывающей, кровопролитной войне, тем хуже становилось благосостояние ее граждан, включая и далеко не самых бедных. В преддверии наступающего 1917 года даже в столице начались перебои с хлебом и другими, как сказали бы сегодня, «социально значимыми» продуктами – какой уж тут Новый год! Как выяснилось много позднее, перебои эти были организованы искусственно: те, кто желает великих потрясений, всегда рассчитывают на недовольство общества... Сколь многое изменилось в стране всего за год! «Московские ведомости» тогда писали: «В недоумении в последний день 1917 года смотришь на календарь и удивляешься: как мало прожито, как много пережито! Неужели после конца Романовых прошло только триста дней, а не лет? Или это шутка календаря, и вместо 1917 года надо читать 2017?». Безбожная власть, стремившаяся упразднить Рождество и другие любимые в народе праздники, Новый год (правда, уже по новому стилю) в календаре оставила – но вот отравить его своей идеологией так и не смогла. Собираясь за столом в праздничную ночь, люди подводили свои, личные и семейные, итоги года – а социалистическую демагогию, лившуюся из радиоприёмника или с голубого экрана, чаще всего пропускали мимо ушей. И сегодня, когда советская эпоха давно ушла в небытие, смысл этого торжества остается прежним: собраться вместе, вспомнить о пережитом в уходящем году, поблагодарить Бога и ближних за все лучшее, что в нем с нами было, помолиться о том, чтобы год наступающий стал для нас добрым и радостным – и, конечно же, по традиции поднять бокал под бой курантов в полночь!   В. Сергиенко